Уверен, это был один из последних подобных балаганчиков на Земле. Старообразный, как из кино про фрик-шоу, он застрял на нейтральной полосе Балканского полуострова. И ни взад ни вперёд - везде горячие точки 90-х годов XX века.

Мы с отцом добрались до этого шапито благодаря Красному Кресту. Хотели вывезти деда, на котором цирковые (и бродячие) корни нашей семьи оборвались.

Отец ненавидел балаган с его кочевьями до скрипа зубов - провел в нем часть детства. Но теперь "Феерию странников" (имя с историей!) составляли сплошь старики - и наш дед был в их числе. Мы увидели живые трупы в цветных лохмотьях, лопнувшие шатер и палатки, пару вагончиков с тряпьем и умаявшимися животными. Сцены военных действий шокировали меня меньше...

Труппа собралась в шатре по звуку раковины - проводить своего. Но дед никуда не собирался. Он оказался раковым больным, уже морфинистом. Дабы "приносить доход", год работал урода. Ел живых ужей, кур на потеху толпе за отдельную плату. И накачивался морфином..

Но все принялись уговаривать его поехать с родными. Он возражал, что умрет в семье, а его семья - тут. Отец от ужаса и жутких запахов сидел с нашатырем и молчал. Я вообще был вне реальности - всё надеялся, что сейчас скажут "снято"... Такая вокруг меня была иллюзия из евреев, цыган, поляков, шотландцев, басков, русских (космополиты-гастролеры 65+), что я выдумал спасительный пузырь для психики.

И вдруг полифония голосов смолкла. Многонациональный коллектив артистов смотрел на полотно шатра. Относительно целая его часть попала в солнечный спектр и проявила изображение поверх вытертой красной ткани. Как бы белую маску плачущего героя, довольно исковерканную. Они смотрели на метровую маску с благоговением и восклицаниями. Потом все засуетились, начали укладываться и поехали с нами в расположение миссии. Дед тоже умолк и больше не спорил.

В дороге мне рассказали, что оммаж Шута-основателя является как предупреждение. Место надо покидать. В каком-то достопамятном году Великий Шут погиб "за смех и истину" от подлого удара в спину наемниками, но успел пробежать ярмарочную площадь и скончался в шатре. С той поры его маска плача - оберег старинной труппы.

Я нашел похожее "явление шута" совсем недавно, в дивном документальном фильме про паранормальщину в театрах и цирках, действующих чуть не со Средневековья. Кадр оттуда и мою историю отдаю на ваш суд, дорогие читатели.

Необычный патефон обнаружился при описи добра, завещанного одним собирателем музею родного города. Предмет исторической ценности имел "сопроводительный документ", выкупленный коллекционером за пять марок. (Весь комплект на мюнхенской барахолке достался ему немногим дороже.)

В документе, составленном, по всей вероятности, в эмиграции неведомой барышней, перечислены случаи рокового воздействия этого патефона на жизнь его владельцев. Исполненный на заказ, роскошный, исходно он принадлежал оперному басу (чуть не Шаляпину, судя по намёкам темпераментной авторши), который его проклял "силой голоса". То есть, перепел свою же запись вживую, показав несовершенство звука на пластинке, и "изрёк, что всякий слушатель этого патефона заразится страхом перед правдой". Ибо правда "есть субстанция могущественная и сим убийственная".

Далее имеются примеры "правды", весьма романные и туманные. Офицер начитался Бунина, заподозрил жену в измене, выследил её с любовником и застрелился сразу из двух пистолетов. Или частный ростовщик, занимавший нищим эмигрантам, всё боялся своего Раскольникова. Ставил двери да запоры. Но с топориком из мясной лавки явилась девица-коммунистка и напала на ростовщика не за идею, а за принуждение её расплатиться по долгам натурой. (Этот процентщик, описанный барышней сладострастно, был сборищем пороков, просто Гоморра какая-то!)

Примечательно же здесь, при всей книжности стиля "документа", общее звено. Все обозначенные господа точно владели патефоном — его постоянно перепродавали наследники через товарные лавки. Квитанции об этих сделках преотлично сохранились и лежали тут же, в кофре с аппаратом.

Постигая тайны патефона и отделяя выдумки из документа от истины, сотрудники музея даже соревновались в опровержении или подтверждении сведений. И один сотрудник, особенно увлечённый историческим детективом, засел в архивах накрепко. Встал позвонить домой и, стоя у телефона, ощутил сильный укол в ногу. (Он давно снял ботинки и сидел в носках.) Нагнулся, поискал на ковролине, но ничего не заметил. Вспомнил отчего-то, как бабушка-швея всё его детство долдонила: не бегай босиком, иголка в пятку вопьётся — до сердца доберётся.. Он рассказал это воспоминание супруге в разговоре.

И скоропостижно скончался после, за считанные минуты. От проникновения ржавой иглы через пятку... Патефон он включал последним, это не запрещалось — аппарат вполне работоспособен.

Однако коробочка со сменными патефонными иглами, найденная музейщиками на своём месте в упаковке, была пуста.