Мрачный гений музыки, Никколо Паганини был труден характером, некрасив собой, очень болезненен, но после концертов женщины буквально вешались на него, а мужчины готовы были ему прощать популярность у дам. Это породило слухи, что он продал душу дьяволу или практикует сатанизм. Незнакомые с Паганини люди распускали сплетни, в которых он представал сущим негодяем — хотя музыкант занимался благотворительностью. Судьба скрипача была такой же сложной, как и его характер, и первое явно породило второе.
Мальчик, рождённый ради чужой мечты
В один прекрасный день Антонио Паганини, итальянский лавочник, срочно послал за доктором. Прибывший врач развёл руками: мальчик по имени Никколо был явно мёртв. Отец замучил его, запирая на долгие часы в тёмный сарай без куска хлеба — учиться играть на скрипке. Тереза Паганини, мать несчастного ребёнка, ничего не видела из-за слёз.
Купили маленький гроб. Но похоронить Никколо не похоронили: во время церемонии прощания он вдруг очнулся, сел в гробу и глядел вокруг с ужасом в глазах. Мать кинулась целовать его и поскорее накормила. Уже на следующий день отец вложил ему в руки скрипку.
В Италии музыкант мог получать очень хорошие деньги, но и играть он должен был очень хорошо: слух у зрителей был идеальный, и конкурентов хватало.
Антонио Паганини сам с юности мечтал стать знаменитым музыкантом, он обожал играть на мандолине в свободные часы и, быть может, этой мандолиной когда-то очаровал свою жену. Но карьеру в музыке сделать он не смог. Молодость проработал грузчиком, поднакопил кое-каких деньжат и открыл лавочку. Все свои амбиции перенёс на первенца — но у сына не оказалось ни проблеска музыкального таланта. Жена утешала: якобы ей был сон, что одарённым окажется следующий ребёнок. Следующим был Никколо.
Осваивал инструмент Никколо быстро и уже в раннем возрасте сочинял и исполнял довольно трудные вещи, и это вскружило голову его отцу. Он решил, что мальчика надо как-то особо муштровать, чтобы тот стал непременно знаменитым. Когда методика с сараем и голодовками показала себя не очень состоятельной — то есть, после «смерти» сына — Антонио задумался и подыскал мальчику в учители настоящего музыканта, скрипача Джованни Черветто.
Вероятно, учитель по своим методам недалеко ушёл от горе-педагога Антонио Паганини, поскольку Никколо потом всю жизнь избегал упоминать его имя и, вероятно, даже не считал за учителя. Возможно, ко взрослому возрасту отец и Черветто отбили бы у мальчика всякое желание держать в руках скрипку, но юным виртуозом заинтересовались сразу двое: композитор Франческо Ньекко и капельмейстер собора Сан Лоренцо Джакомо Коста. Они обращались с пареньком уважительно, мягко наставляли его, а Коста взял к себе в оркестр на работу.
Нельзя сказать, что одержимость отца прошла для Никколо бесследно. Всю жизнь он страдал от слабого здоровья, заложенного, вероятно, суровым обращением в детстве; его также одолевали приступы мрачности. Кроме того, он был потрясающе необразован, что для знаменитого музыканта, каким он стал со временем, было едва простительно: писал с орфографическими ошибками, «плавал» в вопросах истории, хотя нахватался кое-каких знаний, чтобы с грехом пополам поддерживать разговор. Похоже, отец не отпускал Никколо даже в школу.
Некоторые просто рождены для славы
Талант юноши, только начавшего музыкальную карьеру, тем временем, надо было развивать. Решено было отправить Паганини-младшего в обучение в Парму, к знаменитому скрипачу Алессандро Ролле. Для этого Никколо дал дебютный концерт в генуэзском театре Сант-Агостино. Денег с одного концерта не хватило, но меценат маркиз Джан Карло ди Негро организовал ещё одно выступление, во Флоренции, и Никколо, наконец, смог отъехать в Парму.
Но в Парме отец и сын Паганини столкнулись с закрытой дверью спальни: Ролла болел, собирался болеть ещё долго, никого не принимал и когда начнёт принимать, неизвестно. Ситуация была печальна. Предстояло уйти из дома Роллы несолоно хлебавши. Но Никколо медлил. Он увидел на столике скрипку и ноты; сочинение его заинтересовало, и он, взяв чужую скрипку, начал наигрывать. То были ноты авторства самого Роллы; больной сразу их узнал и поднялся с постели, чтобы увидеть таинственного музыканта. Он не смог скрыть потрясения, увидев всего-то навсего подростка. «Мне нечему учить этого молодого человека», сказал Ролла отцу Паганини.
Ролла передал Никколо композитору Фернанду Паэру, Паэр, в свою очередь, Гаспару Гиретти, и под руководством Гиретти Никколо достиг совершенства и как скрипач, и как композитор. По крайней мере, тогда казалось, что лучше уже некуда. После Гиретти Паганини стал очевидной и неоспоримой звездой. Он колесил сначала по городам, потом по странам. Многие возмущались ценой на билеты на его концерты; он в ответ поднимал цены ещё выше. Те, кто всё же приходил, убеждались, что этот скрипач отличается от любого другого. Его руки стоили больше, чем он выручал за концерты: они были бесценны…
Конечно же, со славой пришло и женское внимание. Никколо всегда окружали почитательницы, он легко заводил любовниц. Самой известной из них стала певица Антония Бьянки. Пара сложилась такая странная, что о ней все судачили. Паганини считался некрасивым, Бьянки — наоборот. Оба открыто изменяли друг другу: Антония объясняла, что бесконечные болезни мужа (кашель, ревматизм, приступы лихорадки и кишечных колик) оставляют ему мало сил на то, чтобы её удовлетворять. Однако удивительным образом этих сил хватало на других женщин.
В конце концов Бьянки родила сына, которого назвали Ахиллом. В отцовстве сомневались буквально все, кроме самого Паганини. Он о ребёнке мечтал давно и в отцовство погрузился с головой. Когда Ахиллу исполнилось три, его родители разошлись в разные стороны; Никколо добился опеки над мальчиком и дал ему свою фамилию (конечно же, отношения с Антонией были незарегистрированы). Чтобы обеспечить мальчика и его будущее, Паганини работал, как проклятый.
Жадина и сатанист
Гастрольные чёсы и дорогие билеты — все вокруг упрекали Никколо в жадности. А жадный Никколо раздавал половину билетов бесплатно — студентам-музыкантам, а часть вырученных денег высылал родственникам и отдавал на благотворительность. Чтобы не тратить лишнего на себя (а значит, больше отдать другим), одежду он покупал у старьёвщиков. Обвиняли Паганини и в грехе потяжелее — в том, что он, якобы, некогда убил человека и на каторге продал душу дьяволу за то, чтобы тот сделал его гениальным скрипачом. Так впечатляли зрителей сочетание неповторимой по искусности игры (а многие зрители понимали толк в скрипичной музыке), болезненной внешности и мрачного характера.
Слухов добавляла и эксцентричная манера музыканта работать корпусом и руками. Он разработал собственные позы и движения, которые давали ему особый простор работы со скрипкой. В результате многие уверяли, что на их глазах скелет скрипача искривлялся и менял форму, локоть руки выворачивался в противоположную сторону, кисть отделялась от остальной руки и ходила по скрипке сама по себе. Впрочем, сейчас есть гипотеза, что Паганини страдал болезнью Марфана, которая действительно делает суставы немного слишком свободными, и от неё и умер, потому что она вызывает аневризму аорты.
Чтобы понять всё мастерство Паганини, стоит знать о нём два факта. Однажды на спор он проиграл мелодию на шёлковом шнурке от лорнета; в другой раз недоброжелатели перерезали ему все струны на скрипке, оставив, по счастью, одну целой — и он отыграл весь концерт на этой струне так, что зал ничего не заметил. Ещё на одном выступлении опоздавший скрипач схватил инструмент, не проверив настройки. Во время самой игры оказалось, что скрипка с роялем аккомпаниатора серьёзно расходятся; но этот факт успел заметить только аккомпаниатор. Николо так быстро перерассчитал аппликатуру скрипки, каждое своё движение под каждую ноту, что зал опять ничего не заметил.
Паганини умер от туберкулёза в неполные пятьдесят семь лет. Последние месяцы болезни он не выходил из дома и почти не вставал, целыми днями просто полулежал и перебирал пальцами струны скрипки. Гроб с его останками закапывали несколько раз — и выкапывали из-за угроз местных жителей, чтобы перевезти труп Паганини дальше и попытаться закопать снова. Буквально все в Европе были уверены, что Никколо — сатанист, и, казалось, бедному скрипачу уже не найти покоя — ни один город не соглашался осквернить его останками свою землю. Ахилл Паганини измучился, пока сумел похоронить отца.
Согласно завещанию скупого, нелюдимого, всех, казалось, ненавидящего желчного старикана Никколо все его скрипки — замечательные, дорогие музыкальные инструменты — отошли нескольким талантливым студентам и… его недругам, тем музыкантам, с которыми они ругали друг друга в глаза и за глаза, но чьё мастерство не вызывало у Никколо, видимо, сомнений. Любимую скрипку он подарил родному городу, Генуе; она получила прозвище «вдовы Паганини». В завещании Никколо также запретил сыну как-либо тратить деньги на похороны: делать их пышными, заказывать реквием… Он всегда предпочитал тратить на других, а не на себя.
Кофе из 60 зёрен, омлет из 10 яиц и другие причуды Бетховена – гениального композитора, который не слышал музыку, наводят на мысль, что, пожалуй, все выдающиеся музыканты волей-неволей удивляют людей и в быту.
Текст: Лилит Мазикина
