И они погибли...
Последним, что слышал ясновельможный пан Качиньский - был страшный треск, с котороым ломались крылья русского самолёта. Потом наступила тьма.
Очнулся он в каком-то странном помещении. Он сидел на неудобном стуле. Напротив него расхаживал высокий, худой ангел. Самый настоящий ангел, с крыльями, и недельной минимум небритостью. Но ангел был какой-то неправильный... В зубах у ангела дымилась толстая папироса, в горьком дыме которой бывший президент Польши узнал ненавистный запах "Беломорканала". Крылья имели нездоровый желтовытый оттенок, и висели тяжёлыми кучами перьев на спине. На плечи ангела был накинут горчичного цвета бушлат со шпалами старшего лейтенанта госбезопасности. Качиньский вытаращился на эти знаки различия. Да, именно те шпалы, которые некогда носили сотрудники НКВД. Качиньский помотал головой и постарался прогнать наваждение. Наваждение никуда исчезать не собиралось, и дальше шуршало бумагами. А ещё в помещении было холодно. Ветер врывался внутрь через разбитое, и кое-как заклеенное старой газетой окно. За окном шумел мрачный, вековой таёжный лес.
- П-п-простите...
- А. Прибыли. Товарищ Судоплатов предупреждал. А где все остальные? - ангел взял трубку старого, доисторического телефона, и завертел диск.
- Алло, центральная! Тут ко мне делегацию привести должны были, а в наличии только осуждённый №00023445546745-ар436 Качиньский. Да. Да. На фильтрации? Да кого там... А, пилоты... Хорошо, буду ждать.
- Так, осуждённый, пока разберёмся с вами.
- Но где я? Это не похоже на рай...
- Задавать вопросы здесь буду я! - ангел медленно подошёл к поляку, и с каким-то мстительным удовольствием съездил ему по зубам - пока я не спросил - молчать. Всё понятно?
Лех только стонал, схватившись за рассечённую скулу. Против всех обещаний ксендзов, щека болела также как и ТАМ. И вообще, это не было похоже на рай. Скорее уж, на ад. Тут его согнул пополам пинок в живот. Ангел раздельно повторил:
- Я спросил, понятно?
- Так точно, товарищ старший лейтенант - против воли вырвалось у Качиньского на чистом русском. Вслед за этим последовал ещё один удар, но не столь сильный.
- Гражданин старший лейтенант государственной безопасности - почти ласково поправил его ангел.
- Вы Лех Качиньский, до недавнего прошлого президент Польской Республики?
- Да.
- Вы ответственны за разжигание межнациональной ненависти между русским и польским народами путём насаждёния лживой и Б-гопротивной легенды о расстрелах польских офицеров в Катыни, несмотря на то, что прекрасно знали, чьих рук это дело?
- Но простите, ведь это политика...
- ХРЯССЬ - удар телескопической дубинки вышиб из Качиньского все мысли, кроме боли в сломанной руке.
- Отвечать на поставленный вопрос! - и ангел продолжил допрос...
Спустя десять минут ангел отложил бумаги в сторону.
- Ну, тут всё понятно. Антисоветская пропаганда, мелкобуржуазный национализм, измена Родине, контрреволюционная деятельность.Статья 58, пункты 1а, и с третьего по десятый. То же самое ко всем ваших попутчикам относится.
- А суд! - возопил несчастный поляк.
- А что суд? Вас таких прибывает много. Мне вот сейчас после вас шестерых уголовников принимать. А это публика... у-у-й - покачал головой ангел - без суда разберёмся. Сейчас приглашу товарищей, и тройкой решим, что с вами делать.
Ангел опять снял трубку, и набрал короткий номер:
- Эй, Изекиил, найди Уриила, и мухой ко мне. Сейчас надо разобраться с польской делегацией, потом шеф вызывает.
В кабинет, буквально через пару секунд ввалились два ангела - чуть более небритые, со шпалами старших сержантов, а от одного распространялся удушливый запах коньяка. Старший лейтенант вопросительно изогнул брови. Тот виновато улыбнулся, и пояснил:
- Это Даладье и его бригада шлифовальщиков подмазать пытались...
- Ладно. Хрен с вами. Вот, смотрите...
- А что тут смотреть, Михаил? Качиньский? Так его уже давно в ассенизационной команде ждут.
- А срок? Это ведь не Солженицын, вечность ему давать нельзя.
- Ну, пару миллионов лет в ассенизаторах лагерной канализации, а потом посмотрим.
- Осуждённый, всё понятно? Рабочая неделя - семь дней, рабочий день - двенадцать часов. Лагерь у нас огромный, на шестнадцать миллионов душ рассчитан. Работы у вас будет полно. Подьём в шесть утра, завтрак, в час - перерыв на обед. Ужин в двадцать один час. В случае травмы - лазарет, встречи с родственниками, если они к вам не попадут, раз в пятилетку. Повеситься не пытайтесь - эта остановка конечная.
И Качиньский тоскливо завыл...