В преступных хрониках Туманного Альбиона есть множество странных и неординарных героев: от Фрэнсиса Дрейка, до близнецов-мафиози Реджи и Ронни Крэя. Но, пожалуй, самая комичная и при этом легендарная личность из них — это Мальчишка Джонс, подросток, который прославился тем, что регулярно воровал исподнее у самой королевы Виктории. И даже удивительнее того: он умудрился прожить почти год незамеченным в Букингемском дворце, скрываясь от прислуги и ночуя в каминах.

В 1837 году народ Англии с радостью приветствовал новую королеву, Викторию. Она обещала изменить существующий порядок, извести коррупцию и прекратить порочный круг правления жестоких, умалишенных и гадких правителей, которых так ненавидел народ. Однако не только ее благонравный характер внушал людям надежду, но и ее красота.

Каждый мужчина Великобритании, раз увидевший портрет этой прекрасной восемнадцатилетней девушки, не мог выкинуть его из головы. Некоторые мужчины были настолько без ума от нее, что безуспешно пытались предложить ей руку и сердце. Кузнец по имени Томас Флауэр всю ночь бродил по окрестностям Букингемского дворца в поисках королевы, чтобы подарить ей цветы и сделать предложение, но он так устал, что уснул в коридоре, не дойдя десяти метров до ее покоев. За эту невинную выходку его посадили в тюрьму, но друзья внесли залог и бедолагу отпустили.

Вечером 13 декабря 1838 года старший привратник Букингемского дворца Уильям Кокс провожал королеву Викторию в небольшое путешествие. Она должна была отправиться в Виндзорский замок, и портье хлопотал вокруг, следя за тем, чтобы все слуги исправно выполняли его приказания. Он усадил девушку в карету, та одарила его благодарственным взглядом и захлопнула дверцу. Погонщик ударил лошадей, и карета, тронувшись с места, выехала за ворота. Уильям Кокс облегченно вздохнул и пошел в свою комнату. Ему не спалось, несколько часов он ворочался в постели, а затем, спустившись на первый этаж, развел огонь в камине.

Зимняя ночь выдалась холодной, и ему было приятно отогреть ноги, но его покой нарушили странные звуки, похожие на шорох. Он решил, что это мыши, и продолжил наслаждаться теплом, но, когда шум повторился, Кокс настороженно огляделся. Во дворце явно кто-то был, но все слуги давно спали, да и кто станет бродить посреди ночи, разводя такой шум?

Внезапно дверь отворилась, и на пороге показался не то черт, не то очень грязный мальчуган

Его лицо было перекошено невероятно широким ртом, а мешковатая одежда, висевшая на нем, вся была покрыта грязью. Сперва привратник перепугался, но, будучи человеком в летах, он быстро взял себя в руки. Несколько секунд он смотрел в глаза мальчишке, а затем, сорвавшись с места, бросился на него. Тот кинулся наутек.

Они неслись по широким коридорам дворца, перебегая из одной комнаты в другую. К удивлению привратника, озорник как будто знал куда бежит, и не на секунду не сомневался, перед тем как свернуть за угол. «Да кто же ты? — кричал преследователь, – Трубочист?» И вот, последовав за ним в очередную комнату, Кокс, споткнувшись обо что-то, повалился на пол. Он быстро поднялся, надеясь нагнать беглеца, но было уже поздно, тот безвозвратно ушел.

Уильям Кокс оглянулся, рассматривая причину своего падения, и обнаружил на полу штаны, полные книг и драгоценных монет. Кроме того, в них лежал его собственный клинок, которым он давно не пользовался, но стоил уйму денег. Уильям забеспокоился и поспешил к себе в комнату. Присмотревшись, он понял, что несколько вещей пропали. Не теряя ни минуты, привратник разбудил слуг и велел им позвать полицейских. Его поручение было немедленно исполнено, и вот уже весь дворец освещали огни факелов в руках людей, которые искали одного грязного мальчишку.

Главный констебль, Джеймс Стоун, посмеялся над Коксом, сказав, что тому просто померещился похожий на маленького черта ребенок, но привратник не унимался и твердил свое. Он осмелился зайти в спальню королевы и обнаружил, что еще нераспечатанные письма ее величеству тоже пропали.

Чуть позже, когда сам Джеймс Стоун сперва заметил движение за колонной, а затем и самого мальчишку, он извинился перед Коксом, согласившись, что озорник и правда выглядел странно. Нарушителя схватили и отвели на кухню, где стояло больше всего свечей. Всех присутствующих там поразила отвратительная внешность подростка. Трудно было сказать, то ли грязь, смешанная с сажей, делала его лицо таким уродливым, то ли широкий рот и кривой нос.

В карманах его штанов полицейские нашли стаканы, украденные с кухни, письма и еще горсть монет, но когда они, удивленные объемом его штанов, сняли их, то удивились еще больше, увидев, как на пол вывалилась куча нижнего белья королевы

Кто-то прыснул со смеху, а кто-то неодобрительно посмотрел на малыша, которого ждал суд.

Узнав имя хулигана, Эдвард Коттон (сам он себя называл Эдвард Джонс), служители порядка нашли его отца. Тот был торговцем, но давно не слышал о сыне, что не было удивительно, так как от папаши несло перегаром. Добиться от него так ничего и не удалось, поэтому полицейские просто отмыли мальчишку перед тем, как представить его правосудию.

Суд напоминал скорее комедию, так как с точки зрения закона Эдвард не совершил никакого серьезного преступления, да и исполнилось ему всего 14 лет, поэтому присяжные не хотели калечить судьбу мальчишки. Однако вскрылись некоторые подробности, которые поразили всю Англию. Еще год назад, когда Эдвард работал на стройке, он не раз говорил прорабу, что когда-нибудь проникнет в Букингемский дворец, но тот лишь отмахивался от его слов.

Кроме того, оказалось, что Эдвард скрывался во дворце целых 11 месяцев

«Где же ты прятался все это время, за стулом что ли?» — спросил его судья. «Нет, не за стулом, — ответил Эдвард, — Под столом, за тумбочками, под кроватью. Иногда приходилось спать в дымоходе». «Значит, ты слышал все, что говорила королева?» — удивился судья. «Да, и еще то, о чем ее министры разговаривали тоже» — невозмутимо признался оборванец.

Позже королева Виктория писала в своем дневнике: «Ведь он мог быть в моей спальне, когда я заходила туда, как же это страшно!». Впрочем, в том, что ребенок так легко проник в главный дворец Англии, не было ничего удивительного. Королеве досталась совершенно неповоротливая, перегруженная бюрократическая машина, которая только мешала людям нести государственную службу. За одни и те же действия отвечали разные департаменты. Например, очисткой окон с внутренней стороны занимался один отдел, а мытьем стекол с внешней — другой, и это не говоря о двух разных департаментах, один из которых укладывал дрова в камине, а второй их разжигал. Охрана дворца была организована еще хуже. Ей занимались три части, каждая из которых спихивала работу на другую, поэтому через низкие стены Букингемского дворца легко перебирались захожие моряки, бродяги и пьяницы, которых нередко приходилось прогонять прислуге. Они же, кстати, и прозвали Коттона «Мальчишкой Джонсом».

Присяжные заседатели пощадили Эдварда и оправдали его, но тот вместо того, чтобы радоваться свободе, вновь направился во дворец. Перепрыгнув через ограду незамеченным, мальчишка затаился в дымоходе. Ночью, когда все обитатели дворца уснули, он выбрался наружу и прогулялся по главному холлу, вошел в тронный зал и даже поерзал на мягком стуле.

Проскользнув на кухню, он подкрепился овощами и хлебом, а затем, когда начало светать, спрятался обратно в дымоход. Через несколько дней он осмелел и уже оставался под диваном, стоящем рядом с будуаром королевы. Он лежал под ним, наблюдая за самой неотразимой девушкой Великобритании, но укрытие было слишком ненадежным, и его заметила одна из гувернанток. Женщина вскрикнула и позвала на помощь. Тут же сбежались слуги и отвели хулигана в полицию.

На этот раз на проступок мальчика служители порядка смотрели с укоризной. К декабрю 1840 года королева уже родила дочку от принца Альберта, и проникновение во дворец равнялось угрозе жизни малолетней наследнице престола. Джонса заперли в тюрьме на три месяца для того, чтобы он ощутил тяжесть наказания и прекратил свои тайные походы во дворец.

В тюрьме его навестил Чарльз Диккенс, чрезвычайно заинтригованный историей мальчишки

Писатель расспросил его о приключениях, желая написать рассказ, но так и не сделал этого из-за прыткости конкурента, который опередил его.

После освобождения Мальчишка Джонс стал знаменитым. О нем уже несколько раз писали газеты, и жители мегаполиса прекрасно знали о маленьком проказнике. Самый крупный театр Лондона предложил Джонсу роль в спектакле, обещая платить четыре фунта в неделю (что примерно равно 25 тысячам рублей сегодня), но тот отказался. Его тянуло к дворцу, будто магнитом, и он ничего не мог поделать со своей страстью. Но с момента его первого проникновения многое изменилось. Королева навела порядок в рядах стражников, и те прекрасно справлялись со своими обязанностями, поэтому без труда пресекли новую попытку Джонса. Суд уже и не думал щадить почти семнадцатилетнего подростка и приговорил его к трем месяцам каторжных работ.

Никто не сомневался в том, что, отслужив наказание, Мальчишка Джонс опять вернется в Букингемский дворец, поэтому министры решили избавиться от надоедливого хулигана. По истечении трех месяцев они насильно усадили его на военный корабль и отправили в Бразилию. Однако Джонс был невероятно упорен. Он вернулся, но не успел дойти до дворца, как вновь был схвачен и усажен в трюм тюремного корабля. Юноша прослужил на нем год, после чего бросился за борт в надежде утонуть, но экипаж корабля выловил его и откачал.

Пробыв среди моряков еще пять лет, он осел в Австралии, став бездомным бродягой. Он продавал пироги, зарабатывая на очередную бутылку виски, пока не решил наконец вернуться в Англию. В 55 лет он сменил имя, чтобы избежать дурной репутации, но это не помогло. А в 1893 году он упал с моста головой вниз, поставив точку в этой истории.

7 апреля 1853 года британская королева Виктория под наркозом произвела на свет принца Леопольда. Обезболивание родов было ещё экспериментальным методом, вызывавшим вопросы религиозного плана, которые Виктория смело сняла. Она пошла на это, чтобы совладать с послеродовой депрессией. А Джон Сноу, ведущий анестезиолог Англии, принял её приглашение, потому что хотел выявить пути заражения холерой.

Джон Сноу, сын фермера из-под Йорка, в школе показал блестящие математические способности. Ему бы стать ученым, но денег на университет не было. В 14 лет, чтобы хоть чему-то учиться, Джон поступил в подмастерья к хирургу. В 18 лет он уже умел всё, что делали в местной больнице, и во время эпидемии холеры 1831-32 годов отвечал за барак на угольном руднике Киллингворт. Дела у него шли получше, чем у дипломированных врачей – многих удалось выходить – и Сноу поверил в себя.

Ему пришла в голову простая идея: холера очень сильно отличается от прочих инфекций: она поражает только желудочно-кишечный тракт, а значит, попадает в организм исключительно через рот, с едой и питьем. Установив источники холеры, можно избавить от неё Англию, а может быть, и весь мир. Сноу решил это сделать. Нужны были только образование и средства.

Чтобы поступить в столичную медицинскую школу и получить диплом, будущие врачи обычно устраивались в помощники к докторам, имевшим большую практику. На своего первого доктора Сноу год работал за еду и хорошую характеристику. Следующий врач был уже готов платить деньги. Но кабинет этого доктора напоминал авгиевы конюшни. Едва хозяин отправился обходить пациентов, Сноу засучил рукава, вымыл полы, вытер пыль, навел порядок в шкафах и ящиках.

Хозяин был совершенно очарован, и вёл прием в чудесном настроении, пока одному пациенту не потребовался вытяжной пластырь. Доктор сунул руку в ящик, где лежали пластыри. Ящик оказался пуст!

- Чёрт возьми! – воскликнул врач, - Джон, где пластыри?

- А, пластыри? Из этого ящика? Так я их сжёг, они все старые были, использованные.

- Не, дорогой, так дело не пойдет. Ты меня разоришь. Мои пациенты возвращают бывшие в употреблении пластыри. Хороший пластырь – он и шестерым послужит. Ты больше так не делай.

Сноу обещал так не делать и вскоре оставил родной Йорк. В малодоступной деревеньке Пейтли-Бридж нашелся врач, способный как лечить, так и платить помощнику. За 18 месяцев у него Сноу приобрел огромный опыт и подготовился к экзаменам в лондонской медицинской школе, куда пришел пешком. В 1838-м он получил желанный диплом, ему разрешили лечить пациентов Вестминстерского госпиталя и даже заниматься там наукой – но совершенно бесплатно.

Как член Королевской коллегии хирургов, Джон повесил на двери своей съёмной квартиры табличку «Доктор Сноу». Колокольчик звонил день и ночь, но люди, обращавшиеся за помощью, были как правило неплатежеспособны. Чтобы сводить концы с концами, Сноу как эксперт занимался судебной медициной.

Зато в Вестминстере существовало научное медицинское общество, где можно было слушать доклады и выступать. Сноу постоянно сообщал что-то новое. Первые несколько лет его никто не слушал. Коллеги переспросили, как его зовут, когда молодой доктор предъявил методику искусственной вентиляции лёгких у новорожденных посредством двухцилиндрового воздушного компрессора.

Ни семьи, ни особых перспектив не было: каждый заработанный в суде лишний пенни уходил на книги и опыты, а свободное время – на библиотеку вестминстерского общества. Джон надеялся однажды прочесть там сообщение, которое проложит ему путь в науке. Час пробил осенью 1846 года, когда американский стоматолог Мортон сообщил об открытии эфирного наркоза. Сноу на улице столкнулся со знакомым аптекарем. Тот нёс под мышкой огромную маску с трубкой.

- Доброе утро, доктор! Очень спешу, даю эфир здесь и там, у меня огромная эфирная практика.

- Интересно, - подумал Сноу. – Аптекарь даёт наркоз. А что он знает о дыхании? Этим должен заниматься врач.

После ряда опытов на животных и себе Сноу сделал маску для наркоза собственной конструкции, и предложил услуги больнице Сент-Джордж. Сначала ему выдали наименее тяжёлых пациентов – в стоматологической амбулатории. Но очень скоро Листон, ведущий хирург больницы, положил на Сноу глаз и стал звать его на каждую операцию.

Джон скрупулезно заносил в дневник ход операции и дозы, отслеживал все новости обезболивания. Наркоз вызвал у врачей энтузиазм, и они пробовали на себе все летучие вещества подряд. В ноябре 1847 года акушер Джеймс Янг Симпсон попробовал хлороформ, уснул крепким сном и едва проснулся. Если бы он умер, хлороформ сочли бы просто ядом, а так его стали применять широко благодаря быстрому и надёжному усыплению. Как сказал об этом Сноу ,«эфир безопаснее хлороформа, но я предпочту хлороформ, как мы предпочитаем кремню с огнивом фосфорные спички, пусть даже они ядовиты и загораются в кармане».

Сноу был первый анестезиолог, который всерьёз задумался, почему хлороформ вообще действует. Должно быть, летучие вещества угнетают способность тканей поглощать кислород. Сноу наглядно показал это, помещая тонкую свечу в бутылку, через которую пропускались пары хлороформа. Пламя уменьшалось на глазах и в случае сгущения паров, и при долгом горении в атмосфере с постоянной концентрацией. Это наблюдение Сноу считал самым удачным в жизни: «Вот как работает наркоз: угнетение процессов окисления происходит и при подъёме дозы, и при длительном вдыхании разбавленных паров».

Сноу не знал только, что его статью прочёл принц-консорт Альберт, муж царствующей королевы Виктории. Он изучал проблему обезболивания в акушерстве: его семейную жизнь отравляли приступы ярости, которые наступали у королевы после каждых родов.

Судя по дневникам Виктории, то был действительно счастливый брак. Например, когда королева сокрушалась об уходящей юности, то писала не о себе: «Подумать только, моему любимому скоро 32!» Чтобы насладиться обществом мужа, Виктория специально переселилась в малодоступный замок Балморал в горах Шотландии. Вечерами они вдвоем уплывали на вёсельной лодке ловить форель до самого восхода луны, при свете которой возвращались в замок. По воскресеньям водили детей на службу в деревенской церкви безо всякой охраны, только у входа в Балморал стоял один-единственный полисмен. С детьми Виктория переживала всё, чего не было в её одиноком детстве: жмурки, лиса и гуси, прятки, школьные уроки с мамой и тысячи разных шалостей.

Идиллию нарушал неведомый тогда недуг – послеродовая депрессия. К 1853 году Виктория произвела на свет уже семерых детей и вынашивала восьмого. Альберт ожидал, что она опять перестанет контролировать себя. Это началось после первых же родов. Сначала спор о том, как лечить ребёнка, потом упрёки на пустом месте. Если муж доказывал королеве всю безосновательность её придирок, она говорила, что он поднимает её на смех. Пропускать мимо ушей не получалось – «я требую, чтобы меня выслушали». Не удавалась и контратака: «Ты слишком занята собой, держи себя в руках»: королева принималась плакать, потому что как раз держать себя в руках она и не могла. Запереться от жены Альберт не пробовал, поскольку не выносил, когда любимая женщина рыдает за дверью. А сделать на следующий день вид, что никакой ссоры не было, не мог, потому что Виктория тут же напоминала о вчерашнем: «Тебе всё равно. В тебе живут два разных человека – один любит меня, а другому наплевать. Кто из них дежурит сегодня?»

Когда через несколько месяцев это проходило, они обсуждали, что же здесь не так. Виктория просила прощения и кляла свою невоспитанность. Альберт склонялся к тому, что всё от боли при родах. Считая их виновником себя, он тоже каялся и наживал хронические заболевания. Сообщение о родах под наркозом вселило в него надежду.

Правда, оба были верующие и хорошо знали библейскую Книгу Бытия, где Господь за то, что Ева накормила Адама запретным плодом, наказывает её именно родовыми муками и зависимостью от мужа: «…умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою». Вот только «господствовать» Альберт не хотел, он просто любил Викторию, а она никакой власти над собой и не терпела. Как говорила королева, «я читаю и подписываю бумаги, Альберт их промокает». Эта семья жила уже не по Библии, так что решилась посягнуть и на родовые муки.

Сноу позвали в Букингемский дворец как ведущего анестезиолога Англии, который успешно обезболивал роды уже 28 раз. Он не слишком охотно принимал такие предложения: роды тянулись дольше тогдашних операций, а хлопот не оберешься. Но платили хорошо, так что можно было заняться наконец холерой, и Сноу согласился.

Чтобы королева ни на секунду не потеряла сознания, он выбрал самый острожный способ: свернул воронкой носовой платок, капнул в него половину чайной ложки хлороформа и поднес платок раструбом вниз ко рту и носу Виктории. Раз в десять минут наливалась ещё половина чайной ложки.

Через 53 минуты благополучно родился принц Леопольд, первый герцог Олбани. На сей раз послеродовая депрессия была особенно сильной, потому что выяснилось, что мальчик болен гемофилией. Это был удар для Виктории, которая очень гордилась своей наследственностью и уверенно заявляла, что «в нашем королевском роду этого нет». А теперь оказалось, что она передаст своим потомкам (и среди них русскому цесаревичу Алексею) это проклятие.

Но и принц Альберт нашёл наконец средство: он сказал королеве, что будет её внимательно слушать, пока она не выскажет все свои упрёки, и просил только не молчать. Затеяли полную перестройку Балморала и путешествие в горы, детей одели в новый придуманный Альбертом тартан, лишь бы отвлечь Викторию.

Хлороформ произвёл на неё хорошее впечатление, она записала, что его действие «успокаивающее, смягчающее и восхитительное чрезвычайно». Через четыре года Сноу успешно повторил наркоз, когда Виктория рожала своего последнего, девятого ребёнка – принцессу Беатрису.

Доктор Сноу стал нарасхват в английском высшем свете. Раз против слова Библии пошёл сам монарх, глава англиканской церкви, чей титул «Защитник веры», значит, это дозволено. Каждая вельможная роженица желала знать, как прошли роды у королевы. Ответ был всегда один: «Её Величество – образцовый пациент». Самая любопытная дама, когда раскрытие у неё уже началось, заявила, что не сделает больше ни одного вдоха, пока доктор не скажет, что было в Букингемском дворце. Сноу ответил на это: «Её Величество – образцовый пациент – начала задавать вопросы гораздо позже, чем Вы. И если Вы последуете её примеру, я Вам потом всё расскажу». Тут он добавил хлороформа, чтобы дама отключилась. А пришла она в себя, когда ребёнок уже родился, а доктор получил гонорар и уехал обедать.

Скопив так 200 фунтов – цену небольшого дома – Сноу стал дожидаться холеры. Она пришла в Лондон на следующий же год, в 1854-м. Такой паники столица Англии не видела лет 200. Жители района Сохо, где квартировал Сноу, бежали куда глаза глядят, бросая имущество, забывая запереть дома. Наняв за свой счет квалифицированный медперсонал, королевский анестезиолог стал лечить всех заболевших бесплатно, фиксируя, где и когда они ощутили первые симптомы. Нанося каждый случай на карту, Сноу заметил, как заболеваемость падает по мере от удаления от определённого центра. Этим центром оказалась колонка на Брод-стрит, где брали воду те, кому не по карману водопровод.

7 сентября Сноу пришел в приход Сент-Джеймс, выполнявший роль районной управы, и убедил приходской совет отвинтить ручку от этой колонки, чтобы ей нельзя было пользоваться. Едва это сделали, эпидемия закончилась. Обосновал Сноу своё предложение тем, что в воду со стоками попали особые клетки – носители яда. Эти клетки вполне материальны, и однажды их откроют, верил он. Пытливые прихожане спросили, а откуда же взялась первая холерная клетка. «Я вам скажу, откуда, но мне нужен образец. Скажите сначала, откуда взялся первый тигр и первый анчар. Или нет, откуда взялись вы сами. Если скажете, я вам объясню про холеру».

До публикации теории Дарвина Сноу не дожил всего год. Ему было 45, когда он дописывал трактат об анестезии, собираясь потом заняться поиском «холерной клетки», а также причинами возникновения рака. Внезапно работе над книгой стали мешать приступы головокружения, потом кровавая рвота.

Утром 9 июня 1858 года Сноу упал со стула и не смог на него взобраться, потому что парализовало левую половину тела. 14-го рвота прошла, но пульс и дыхание стали необыкновенно частыми. Доктор не верил, что умирает: он ободрял коллег, говорил, что не похоже ни на инфекцию, ни на известные ему хронические болезни. 16-го он потерял сознание, и через 4 часа наступила смерть. Вскрытие показало заметное только под микроскопом размягчение некоторых областей мозга и желудочное кровотечение. Обе почки сморщились, были усыпаны кистами, а правая вообще превратилась в сплошную кисту. То были результаты хронического отравления хлороформом и другими анестетиками, которые Сноу испытывал на себе.

Британская королева Виктория (1819-1901, на троне с 1837 г.) и её муж, принц-консорт Великобритании Альберт (1819-1861) в 1854 году.
К этому времени Виктория 8 раз перенесла роды с последующей депрессией, ей предстоит ещё родить девятого ребёнка.

Слева: сэр Джеймс Янг Симпсон (1811-1870), хирург и акушер из Эдинбурга, первооткрыватель хлороформенного наркоза, после серии экспериментов на себе применивший его для обезболивания родов в ноябре 1847 года. Первой пациенткой была жена врача, которая в восторге от обезболивания называла новорожденную девочку необычно – Анестезия (имя Анастасия в Британии редкость).

Справа: Джон Сноу (1813-1858), ведущий анестезиолог Великобритании, автор первой теории наркоза. Выдающийся эпидемиолог. Показал на опыте, что холера передаётся через еду и питьё, и можно прекратить распространение этой инфекции, обеззараживая источники воды. Успешно провел обезболивание родов хлороформом королеве Виктории 7 апреля 1853 года при рождении принца Леопольда и 14 апреля 1857 года, когда появилась на свет принцесса Беатриса.

Вверху слева: тартан Балморал – орнамент, который принц-консорт Альберт разработал в 1853 году для украшения перестроенного королевского замка Балморал, чтобы отвлечь свою жену Викторию и помочь ей совладать с послеродовой депрессией. Сейчас этот узор – реликвия королевского дома. Носить одежду с таким орнаментом позволяется только с личного разрешения британского монарха.

Вверху справа: обновленный Балморал, фото 1854 года.

Внизу слева: дети Альберта и Виктории, принцы Леопольд (1853-1884, слева) и Артур (1850-1942) в мае 1860 года, когда им уже исполнилось 7 и 10 лет соответственно.
Фото: Джон Мейолл.
Больной гемофилией Леопольд – первый ребенок в королевской семье, при рождении которого применили обезболивание. Были планы пригласить анестезиолога Джона Сноу ещё 1 мая 1850 года, когда родился Артур, но в тогда его отец, принц-консорт Альберт, не решился на такой эксперимент.

Внизу справа: королева Виктория, принц-консорт Альберт и 8 их детей в саду Букингемского дворца 22 мая 1854 года. Рожденный с применением обезболивания хлороформом принц Леопольд слева, в коляске.

Фото: Роджер Фентон.

Слева: карикатура «Аптека смерти» из журнала «Фан», 1866 год. Обыгрывается история с колонкой, из которой жители лондонского района Сохо брали зараженную холерой воду. Подпись внизу гласит: «Открыто для бедных, бесплатно, с дозволения прихода».

Художник Джордж Пинвелл.

Справа: Памятник доктору Джону Сноу на том самом месте Брод-стрит в Сохо, где находилась злополучная колонка. На её скульптурном изображении отсутствует ручка, которую 7 сентября 1854 года сняли по предложению Сноу, после чего отбор воды там прекратился и эпидемия закончилась.

Фото: Адам Боуи.

Источник.

оригинал фото