Назначенные классики

Сама идея введения в программу современных авторов разумна. Но, добавляя новые имена, должно учитывать три важных условия. Первое: в школе надо изучать классику. В отличие от Рубцова или Астафьева Маканин и Гладилин с большой натяжкой могут назваться классиками! Не говоря уже про Эппеля, которого даже в Доме литераторов мало кто знает.

Второе: проблематика книг должна соответствовать возрасту учащихся. Не думаю, что тема расширения сознания с помощью мухоморов, волнующая Виктора Пелевина, актуальна для старшеклассников. Лучше расширить их кругозор с помощью «Лада» Василия Белова.

Третье: не все произведения, даже талантливо написанные, обладают воспитательными качествами. Есть, например, хорошая книга об алкоголике – «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева. Или поэма Баркова про Луку М., которая серьезно повлияла на нашу новую поэзию. Но это не повод изучать их в школе. Однако тексты Пелевина, насыщенные матерщиной, приказано «проходить»! Зачем? Как? Классом, что ли, матюги скандировать?

В нынешних новациях я вижу две «засады». Большинство современных классиков, вбитых в программу, лет через десять, думаю, читать не будут из-за бедного языка, профессиональной неряшливости и лютого антисоветизма, уже сейчас неактуального. Далее: вопросы, которые их волнуют, не соответствует школьному возрасту. Готовы ли старшеклассники разделить озабоченность Улицкой проблемой абортов, ее иудео-христианские метания? Я сам люблю Юрия Домбровского. Но постичь трагический фатализм сталинской эпохи не под силу даже таким гигантам мысли, как Николай Сванидзе. Что же говорить о подростках! «Программные» авторы через одного больны проблемой эмиграции, иные, там побывав, так и остались людьми с несколькими паспортами. Мы кого будем воспитывать на уроках литературы – граждан России или чемоданных страдальцев, соображающих куда выгоднее отвалить из Отечества? Так и хочется спросить, господин Ливанов, вы это специально или нарочно?

А тот факт, что часы для «назначенных классиков» освобождают за счет Лескова, Куприна, Алексея Толстого, – это, по-моему, самое настоящее гуманитарное преступление. Скажу как бывший учитель: по «Гранатовому браслету» Куприна я могу провести урок о жертвенной любви, по «Левше» Лескова – о русском национальном характере. «Хождение по мукам» – лучшая книга о революции и гражданской войне для юношества. А какой урок можно дать по Улицкой, Аксенову, Гладилину? О том, как документы для выезда на ПМЖ оформлять? Конечно, я утрирую, но урок литературы в 10-м классе это не семинар на филфаке, и подростки не сильны в понимании мук авторской самоидентификации.

Между тем писатели, выброшенные из программы, – как раз яркие носители русского духа, патриотической темы. Наша словесность, как вся страна, многонациональна, но русская литература остается русской. Лесков, Куприн, Толстой – образцы этой русскости. Не по крови, конечно, а по духу: тот же Куприн, как и Карамзин, из обрусевших татар. Именно через такую литературу в сознание подростка приходит уважение к традициям. Очень хорошо, что будут изучать Искандера, Рытхеу, Бондарева – хранителей национальных ценностей. Но зачем-то литераторы эмигрантской «сплотки» (словцо Солженицына) явно преобладают. Тема России как духовной родины, увы, не слишком заботит Улицкую, Аксенова, Пелевина, Эппеля, Рыбакова, Гладилина. Такое впечатление, что комиссары общечеловеческих ценностей из Минобра поставили перед собой цель перекодировать сознание молодых людей с помощью книг писателей, равнодушных к самой идее патриотизма и суверенитета России. В этом я вижу отражение давней политической, точнее цивилизационной, борьбы в нашей стране. Такое уже было в 20-е годы ХХ века. Тогда коммунисты-интернационалисты хотели «заточить» традиционного человека на Мировую революцию. Из школьной программы повылетали Толстой, Достоевский, Пушкин… На их место ставили в лучшем случае Демьяна Бедного, а то и попросту каких-то пролеткультовских графоманов. Помните булгаковского Ивана Бездомного? Это еще – цветочек! Тогда, к счастью, вовремя одумались, а то ведь бойцы, не знающие Пушкина и Толстого, вряд ли выиграли бы Сталинградскую битву. Сейчас наших детей и внуков снова хотят переформатировать – теперь в граждан мира, чтобы, видимо, не так было обидно, когда цивилизованные, но проголодавшиеся нации придут за нашими сырьевыми и территориальными ресурсами. Однако у себя дома они поступают совершенно иначе: во Франции, Германии, Британии и особенно в Америке даже легкая амбивалентность в отношении национальных ценностей не допускается. И особенно в школе!

Юрий Михайлович Поляков, советский писатель, Главред «Литературной газеты»

АИФ, февраль 2013 г.

Самый известный немецкий летчик-ас, с позывным «Карайа», сбил с 5 ноября 1942 года по 8 мая 1945 года 352 самолета, из них 347 краснозвездных машин.

За маленький рост и природную инфантильность товарищи прозвали Эриха Хартманна сначала «Мальчонкой», а потом «Чёртом».

Хартманн научился пилотировать самолет в летной школе матери Элизы Хартманн. В 14 лет он получил летное удостоверение, а в 15 стал инструктором-планеристом, сколотив группу из товарищей по «Гитлерюгенду».

В 1942 году на высших курсах воздушной стрельбы в том самом Глейвице из-за «инцидента», в котором официально началась II мировая война, он поразил преподавателей своей меткостью. На полигоне Хартманн выпустил по авиамишени 50 зарядов и 24 поразили цель.

По большому счету Хартманн выжил на Восточном фронте по одной простой причине, он был непревзойденным «воздушным шакалом».

В 80% случаях это псевдоас предпочитал иметь дело с отбившимися, или неопытными пилотами, и всегда атаковал, внезапно используя преимущества «Мессершмитт Bf.109G». Он наставлял молодых пилотов, что гораздо лучше наверняка «приземлить» один самолет противника, чем полчаса гонять в воздушной карусели, расстрелять весь боекомплект и не сбить ни одного самолета.

Вся тактика этого недоаса состояла из нескольких простых пунктов:
Начать атаку снизу, или сверху из слепой зоны, приблизиться к противнику на 70 метров и экономя патроны, несколькими точным очередями расстрелять его самолет в упор.

Перед началом занятий с пилотами на грифельной доске он записывал свой девиз:

«Увидел – Подкрался – Атаковал – Оторвался от преследования».

Бой на близкой дистанции имел только один недостаток, иногда летчиков сбивали обломки уничтоженных ими самолетов.

19 августа 1943 года в бою над Донецкой областью Хартманн сбил два наших истребителя и попал под осколки «Як-9».

На земле увидев приближающихся к его машине советских пехотинцев сбитый летчик схватившись за живот симулировал ушиб внутренних органов при падении. С единственным зеленым новобранцем «раненого» немца на полуторке отправили в штаб дивизии.

Улучив момент больной, внезапно ожил, ударом кулака в висок вырубил нашего солдата, перемахнул через борт и был таков. Переходя линию фронта его, едва не пристрелил немецкий часовой, думая, что к первой линии окопов нагло ползет русская группа разведчиков.

Последний советский самолет Хартманн сбил 8 мая 1945 года. Немцы, конечно, капитулировали в Реймсе, но только перед Западом, а не перед СССР думал Хартманн, ловя в перекрестье, истребитель Як-7.

Сбив один из двух наших истребителей, Хартманн бросился наутек.

В этот же день он получил звание майора и приказ: «Граф и Хартманн должны немедленно вылететь в Дортмунд и сдаться там британским войскам. Оставшийся персонал JG52 сдается советским войскам у Дойче-Брода. Зейдеманн, GOC Luftwaffen-Kommandos 8.»

Хартманн увел свое первое звено и сдался в плен янки из 90-й пехотной дивизии, но тут его ждал облом, американцы, наплевав на его «Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами» выдали немецких летунов представителям советского командования.

Нацист до мозга костей Хартманн, позже вспоминал, что был потрясен как ведут себя вчерашние немецкие офицеры в советском плену. Майоры и полковники воровали у своих же, стучали на товарищей, становясь сексотами НКВД.

После возвращения в Германию Хартманн говорил, что находясь в красном лагере, научился заглядывать в человека гораздо глубже, чем предполагает его парадный фасад.

Кстати он сидел в лагере для привилегированных старших офицеров.

Для «Колей из Уренгоя» расскажу, что в лагере был госпиталь, разрешались футбольные матчи между заключенными, купание в речке и посещение местного КАФЕ. Жрали эти пленные твари лучше, чем большинство советских граждан поднимавших страну из руин.

В 1955 году Хартманна и еще 14 000 военнопленных немцев вернули домой по просьбе канцлера ФРГ Конрада Аденауэра.

После возвращения офицер полковник ВВС ФРГ Хартманн неоднократно выезжал в США тренировать американских летчиков воздушным боям против «комми».