Я помню, как еще несколько лет назад одна знакомая рассказывала мне жуткую историю о том, чем может кончиться очередной one night stand с незнакомым парнем из бара. Обычно она звучит так: знакомая моей знакомой провела ночь с молодым человеком из клуба, а через несколько дней пошла к врачу с воспалениями, опухолями и язвами на губах. А врач, мол, констатировал, что это – реакция на трупный яд. Затем к делу подключились органы, и у того самого парня якобы обнаружили два женских трупа на балконе.

На самом деле, про эту историю слышал, пожалуй, каждый завсегдатай ночной жизни Москвы, и среди постоянно меняющейся тусовки она гуляет не первое десятилетие, так что даже найти ее корни и проверить на чистоту – дело, кажется, невозможное.

Впрочем, в столице и без того достаточно городских легенд, от которых могут побежать мурашки по коже. О них и рассказываем!

Два в одном

Ты когда-нибудь обращал внимание на отсутствие симметрии у фасада современного Four Seasons в центре Москвы? Обрати внимание: левая и правая части здания друг от друга отличаются. А дело в том, что за проектировку гостиницы (на тот момент это была «Москва») отвечал архитектор Алексей Викторович Щусев, среди других работ которого Мавзолей Ленина на Красной площади, Казанский вокзал, станция метро «Комсомольская». Легенда гласит, что он принес Иосифу Сталину два чертежа фасада на выбор, чтобы тот утвердил понравившийся, а глава СССР в итоге поставил роспись ровно посередине – между двумя разными вариантами. А А. В. Щусев не осмелился спросить, что Иосиф Виссарионович имел в виду, и построил здание так, как оно и было изображено на чертежах – в обоих вариантах.

Призрачный поезд

Если твой самый большой страх, связанный с метрополитеном – уехать в депо, то приготовься, мы принесли тебе новую фобию. Вот уже много лет ходит легенда о призрачном составе, который раз в месяц после полуночи проезжает по кольцевой линии, останавливаясь на каждой станции. Иногда даже открываются двери вагонов, но если присмотреться, то будет очевидно: пассажиров нет, а в кабине машиниста сидит человек в форме чуть ли не столетней давности. Говорят, что этот поезд – средство передвижения для всех неупокоенных душ рабочих, скончавшихся во время строительства тоннелей и навсегда привязанных к подземке. И да, заходить в такой, конечно, нельзя, иначе уже не вернешься.

Призраки «Дома на набережной»

В знаменитом жилом комплексе на Берсеневской набережной жили многие исторические деятели: Никита Хрущев, Георгий Жуков, Алексей Стаханов и другие. Но если копать в историю, то бэкграунд у этого места жуткий: еще в эпоху Ивана Грозного, например, на месте «Дома на набережной» располагался дом Малюты Скуратова с пыточным подвалом, во времена царской России здесь приводились в исполнение смертные приговоры через повешение, а в тридцатые годы XX века более трети жильцов дома репрессировали. Согласись, атмосфера мрачная? Неудивительно, что в итоге сложилась легенда: мол, призраки репрессированных и погибших тут до сих пор бродят по старинным лестницам и коридорам в поисках собственной квартиры. Например, покойный писатель и сценарист Эдуард Хруцкий рассказывал, что однажды услышал довоенное танго «В парке Чаир» в квартире сверху, которая опустела буквально накануне – его соседи уехали в Израиль. Тогда он поднялся наверх, позвонил, но музыка стихла, а дверь оказалась открыта – внутри было пусто. Уже позже писатель узнал, что в тридцатые годы там жила семья репрессированных, слушавшая то самое танго еще до ареста.

Серый экипаж на Кузнецком мосту

В XIX веке Кузнецкий мост называли «самой блестящей улицей Москвы» и «обителью роскоши» – здесь располагались дорогие магазины, банки, казино, а еще именно на этой улице появилась первая в городе световая реклама. Тогда же сложилась легенда, которая гласит, что когда неудачливый игрок выходил ночью из светских салонов или казино, то к нему подъезжал серый экипаж, и извозчик предлагал отвезти в любой конец Москвы всего за десять копеек, когда остальные экипажи обошлись бы минимум в тридцать. Правда, если человек соглашался, то пропадал навсегда. К слову, эта легенда живет до сих пор, только место экипажа заняло серое такси.

Волшебные картины Третьяковской галереи

Да, ходить в Третьяковскую галерею стоит не только поклонникам искусства, но и тем, кто во всем ищет мистический смысл. Говорят, например, что картина «Утро стрелецкой казни» Василия Сурикова стала причиной долгой тяжелой болезни дочери Павла Третьякова, а вот полотна Исаака Левитана и Николая Рериха, мол, наоборот, оказывают позитивное влияние на своих зрителей. А еще ходит легенда, что невестам опасно долго смотреть на портрет Марии Лопухиной – якобы ее отец, известный мистик и магистр масонской ложи Иван Лопухин, заточил в картине дух дочери, и призрак может расстроить будущий брак. Другая загадочная история преследует работу Ивана Крамского «Русалки»: якобы девушки, долго смотревшие на произведение, сходили с ума, а одна из них даже утопилась. Некоторые говорят, что по ночам русалки на картинах даже вздыхают. Мы проверять не будем и тебе не советуем.

Из «Солянки» в Кремль

Современное поколение вряд ли помнит, но в нулевые центром притяжения московской тусовки от выходных к выходным становилась культовая «Солянка». С клубом же связана и одна из городских легенд: говорят, что бывшие помещения соляных складов, принадлежавшие купцам Демидовым (именно на этом месте стояла «Солянка»), доходят до самого Кремля и представляют собой полноценный подземный город, по которому можно путешествовать и без пробок и прочих неудобств попадать практически в любую часть столицы. Эту историю, кстати, в книге «Любовник смерти» обыгрывал Борис Акунин: помнишь момент, когда мальчик находит клад в подземелье? Так вот, некогда в районе Хитровской площади был монетный двор, и якобы подвалы, которые тянутся от Солянки, уходят даже туда.

Рейвы в заброшенной больнице

Ховринская заброшенная больница часто становится местом действия мистических историй, и одна из самых популярных из них – легенда о том, что в девяностые недостроенные больничные палаты были любимым местом столичных рейверов. На самом деле, до конца так и не ясно, насколько эти ходящие из уст в уста разговоры правдивы – у «знакомых знакомого» до сих пор находится условный дядя Вася, который «еще в 1995-м устраивал в Ховринке тусовки».  

Источник

В июле 1946-го в Любавичи вернулись почти все, кто ушёл когда-то защищать Родину. Те, на кого не пришла похоронка, те, кого не считали без вести пропавшим. Возвратились солдаты, призванные в ряды Красной Армии и те, кто ушёл с партизанами.
Вернулся и Колька Ермолин, лучший друг Василия Дегтярёва. Колька аккуратно изменил в метрике 5 на 3, прибавив тем самым пару лет к своим 16-ти, и в декабре 41-го ушёл на фронт. Уходил мальчишкой с едва пробившимися усиками. И вот спустя пять лет мать обнял мужчина двадцати одного года с сединой, со шрамами на худом теле, с лёгкой хромотой и вековой усталостью в глазах.
Каждого солдата встречали всей деревней. Вездесущая ребятня разносила молву в считанные минуты и к «счастливому дому» стекались людские ручейки. Чтобы обнять, увидеть своими глазами, а порой и расспросить о своём близком, которому повезло меньше.
Васька Дегтярёв окучивал картошку, когда прибежала сестрёнка:
— Колька! Колька Ермолин вернулся! Вася, слышишь, что говорю?!
Васька бросил мотыгу, обтёр рукавом пот со лба и быстрым шагом пошёл к дому друга детства. К другу, с которым пацанами по оврагам лазили, с кем и дрались, и ругались, но чаще были как братья не разлей вода.
— Коля, с возвращением!
— Васька, чертяка ты деревенская, здоро́во! — хрипло приветствовал его друг.
Обнялись, утёрли слёзы, а Василия уже оттеснили: все хотят фронтовика обнять.
— Ты заходи, Коля, дорогу поди помнишь.
— Зайду, зайду.
— Я баню через два дня топить буду, приходи, попарю тебя, вшей фронтовых погоняю.
— В баню тем более приду. Глядишь и портки найду, в которых на войну уходил.
— Маланью пришлю, когда топить буду.
— Добро.
Знал Василий, что у Ермолиных баня совсем непригодная стала, а мужиков нет никого: на отца похоронка пришла, а дед еле ноги передвигает, одни бабы у них остались. Вот сейчас Колька вернулся, вздохнут полегче, хоть один да мужик. Они в деревне сейчас на вес золота.
Как и обещал, через два дня натопил Василий баню, запарил венчиков свежих, из погреба банку кваса вытащил, да в таз с холодной водой поставил. И бутылку, того что покрепче кваса будет, достал. Это раньше они мальцами были, а сейчас ему уже 20, а Кольке 21. Мужики. Закалила всех война.
Отправил Маланью за другом, сам огурцов набрал с грядки, хлеба маленько. Вот она нехитрая деревенская закуска: здесь главное, с кем выпивать, а ни чем закусывать.
Друг ждать не заставил.
Васька товарища парит, сам шрамы на худом теле подмечает. Колька рычит от удовольствия, кряхтит. Шутка ли, за пять лет впервые в нормальной баньке париться?!
Смеркаться начало, притомились товарищи, в предбанник перебрались. Колька байки о войне травит, вроде смешные, а глаза серьёзные. Васька о работе в колхозе рассказывает, о деревенских девушках, о том, как фрицы и к ним захаживали.
Что тому причиной послужило неясно, может, самогонка, может баня, а может, просто душу облегчить захотел Вася, возьми да и скажи:
— Стыдно мне, Колька, по земле ходить. Не заслужил я!
— Чего это? — вскинул брови товарищ.
— Трус я! — выпалил Вася — Трус! Ты вот не побоялся на фронт уйти, родину защищал, мать и сестёр защищал. А я что? Сидел тут в тылу, и даже когда 18 исполнилось, меня не призвали, а сам я не пошёл. Стыдно мне, Коля, ой как стыдно.
— А чего тут стыдиться? Умирать всем страшно.
— Тебе не страшно, отцу твоему не страшно было, да сколько вас из деревни ушло? Не побоялись! А меня два раза партизаны звали, а я не пошёл. Потому как морда я трусливая, сам себе сейчас противен.
— А чего не пошёл-то?
— Дык как представлял, что мать здесь без меня останется, так вот тут сжималось всё, — он постучал кулаком по груди — Я ведь самый старший, отца, сам помнишь, в ноябре 41-го убили. Не мог я их бросить, понимаешь? Мужиков в деревне совсем не осталось, одни старики и малышня. А с колхоза, знаешь, как норму трясли, чтоб на фронт отправлять? И самим кормится надо и норму давать, а как её давать, ежели и техники не осталось вовсе?
— Дела-а-а...
— Вот и говорю: трус я! Если дружить со мной откажешься — пойму, — свесил голову на грудь Василий.
Посидели немного молча, домой засобирался Николай. Сморил беспокойный сон и Василия.
На следующий день, ближе к обеду прихромал Коля к Василию:
— Садись, дружище, рядом, покурим.
Сели на крыльцо, Коля закуривать не торопится. Достал из гимнастёрки письма, треугольником сложенные. Наугад одно развернул, говорит:
— Это мне от матери пришло, слухай чего пишет:
«А зимой нам тяжко было, Коленька, я захворала, сил встать не было. Ладно, хоть Вася Дегтярёв помог. Он и воды нам натаскал, и дров наколол, и картошки принёс, мы хоть поели. А через три дня полегчало мне, если б не Вася, не знаю что с малышами бы было. Он и сейчас нам помогает, вон вчерась на лошади огород вспахал. Без него совсем худо было бы, Коля».
Сложил фронтовик письмо треугольником, достал следующее:
— Это от Лиды, сестры старшей. Вон что она пишет:
«Ой, Коля, когда же вы прогоните эту немчуру? Страшно-то как. Второй раз они к нам приходят. Слава богу, что не зимой. А то бы всех девок попортили! А друг твой, Васька, землянку придумал в овраге. За бабы Глашиным огородом тропка есть, как узнаем что немцы близко, все девки старше 10 лет по той тропе в землянку бегут. Тесно нам, зато знаем, что немец не найдёт. А если найдёт всем вместе погибать и не так страшно. Спасибо Ваське, умный, хоть и малой совсем».
Отложил письмо Николай, скрутил папироску, задымил.
— Вот ещё одно, Васька. Это бабка говорила, а мать с её слов записывала, хотела бабуля чтоб у меня и её письма были. Вот чего она пишет:
«Нынче лето холодное, внучек. Как ты там? Не мёрзнешь? Боялась я, что сена не успеем запасти, дожди пойдут. А Васюта Дегтярёв, так ладно всё устроил. Всех наших ребят собрал, в отряды разделил, всем задания дал. Успели сено заготовить, ни один двор без него не остался. И в колхоз заготовили. Из Васюты председатель выйдет толковый. Соображает он хорошо. У баб если вопрос какой к нему бегут, а он уж с председателем гутарит, защищает их».
Как ждали этих треугольников на войне! Как ждали ответов дома!
Опустил Василий голову, на свои ладони смотрит, на друга взгляд полный слёз поднять стесняется. А Коля добавляет:
— Какой же ты трус, Вася? Да без тебя погибла бы деревня. В письме ясно не всё писали, но мать рассказала, как всех в колхоз гнали, а ты по очереди прикрывал их перед председателем, давал отдохнуть. Рассказала, как схрон вы сделали, что когда совсем невмоготу стало, в каждый дом по горстке еды да перепадало.
Как помогал, ежели кому совсем худо было. Какой же ты трус? — повторил он свой вопрос — Помирать всем страшно, Вася. Но там, на войне ты сам за себя и не отвечаешь, куда послали туда и идёшь.
А тут вся деревня на тебе держалась. Главное, чтоб на своём месте был человек, понимаешь? Надеюсь, я своё дело хорошо сделал, не мне судить.
Но кабы не ты, мне, может, и вернуться-то некуда было бы. Защитил ты свою деревню, Вася. Мою мать, сестёр моих защитил, ребятишек малых, да стариков наших. Какой же ты после этого трус, Вася?

Айгуль_Шарипова