Несколько историй о тридесятом - 7
13. Долгий день – короткая ночь
Между тем в тридесятом этот долгий, богатый на события день заканчивался и наступило уже то время, которое большие и маленькие писатели любят называть словом, в устной речи уже не употребляемым никем.
Не стану и я нарушать традиции и начну эту главу заново именно с него. Смеркалось.
- А не пора ли тебе, батюшка, на покой? – учтиво, но не подобострастно обратился к молодому Кощею бородатый дядька Черномор.
- А и точно, пора, - подхватил сметливый отрок. – Да и мне тоже пора. Только где ж тут укладаться-то? – и он с тоской оглядел пустынную степь, волны песка за ней, волны воды за ними – в общем печальный и бедный пейзаж места, которое окрестная нечисть называла Лукоморьем. – Али в кладовочке (простим отроку, что он назвал богатейшее казначейство тридесятого кладовочкой) где на лавочке пристроюся?
- Да, пора спать, вы правы, - Кощей потянулся, скинул с плеч скатку, развернул ее… И вовсе оттуда не выпрыгнул и не принялся расти, как на дрожжах, расписной терем. В скатке лежали какие-то длинные прутья. Из прутьев этих великий маг соорудил небольшой шалашик, обтянул его все тем же обтерханным плащом, скинул кафтан, свернул его в небольшую подушечку, еще раз потянулся, сказал, - Хорошо! – залез в шалашик и заснул.
Черномор крякнул, оставил пару богатырей сторожить, да и удалился с остальными восвояси. Покинутый же всеми отрок с отчаяния не знавший, что делать – ведь в «кладовочку», защищенную колючей изгородью, чугунными запорами да мощными охранными заклятиями, он точно попасть не мог, - учелся тощим задом на траву, запрокинул голову и принялся считать звёзды.
Потихоньку совсем устал, свалился ничком и задремал. И снилось отроку всякое. Поначалу снилась ему тарелка каши с мясом – горячая, духмяная и сытная (был он голоден, как бывает голоден всякий трудящийся юноша в пубертатном периоде). Потом ему снилась постель – не богатая ( о богатых постелях он и слыхом не слыхивал) – так, лавка, покрытая пёстро тканным ковром, да со стеганным одеялком, стоявшая в уютном углу рядом с печью. Печь была диковинная – блестящая и вся разрисованная голубыми петухами да деревьями со странными оранжевыми яблоками, и печь эта все росла в ширь и ввысь, пока не понял отрок, что это уже и не печь, а прекрасный собой терем, построенный не на русский манер – с большими окнами да плоскими потолками, со столбами каменными да стёклами цветными, со всякими прелестями и забавами.
А под конец, уж наверняка приснилась отроку красная девка с высокой грудью и голубыми бесстыжими глазами. Тут он и проснулся. Проснулся на удобной лавке, крытой ковром, рядом с тёплой печью посреди иноземного терема – точь-в-точь, как он ему снился. «А, может, я тоже колдун, да посильнее Кощея?» - мелькнула в его сметливой голове глупая мысль. Мелькнула и пропала.
Отрок выбежал во двор, подивился на роскошные резные дубовые ворота, которые сами перед ним открылись и выпустили его в наступающий рассвет. Властелин тридесятого уже не спал. Он разбирал шалаш и аккуратно складывал прутья на плащ, чтобы потом свернуть скатку.
14. Источники доходов
Скатав плащ и совершенно не обращая внимания на возникшие за ночь хоромы, молодой Кощей, к удивлению глазевших богатырей и отрока, снова раскатал его и достал оттуда лопату. Хорошую такую лопату, сделанную по всем правилам саперного искусства.
- А что, молодцы, - обратился он к глазевшим, - копать из вас никто не обучен? – Глазевшие тут же перестали глазеть и сделали вид, что чрезвычайно заняты.
- Понятно, - сказал Кощей. – Придется рыть самому, - закинул за плечо скатку, на скатку уложил лопату и пошел, присвистывая, куда-то, в одном ему известном направлении.
Богатыри и отрок поспешили за повелителем тридесятого. Тот шел споро, напевал что-то на иноземном языке и время от времени, прекращая петь, принюхивался. Наконец остановился у какого-то холма и принялся копать. Все были поражены – они-то ожидали, что волшебная лопата сама взрыхлит землю, сама воткнется в глубь и сама начнет выбрасывать комья почвы, потом песок, потом глину, в общем, сама выроет яму. Но яму рыл Кощей, и преглубокую. Даже не яму, а словно бы подкоп под основание холма. Потом остановился, подумал с минуту, и засунул в этот подкоп руку по локоть. Земля содрогнулась. Холм взлетел чуть не на сажень и осыпался вниз.
Богатырей накрыло, сметливый отрок исчез под грудой земли. Совершенно невредимый и чистенький Кощей чихнул. На месте холма стояли длинные, окованные медью лари. Еще там лежали кости, но кости никого не интересовали.
Впрочем, нет. Великого мага кости все-таки взволновали. В глазах его промелькнуло какое-то давнее воспоминание, он вздохнул:
- Красавица была! Пусть покоится в мире, – и взмахнул рукой. Кости тут же исчезли. Кости исчезли, лари открылись. В ларях оказалось золото, много. При виде такого богатства у всех перехватило дыхание.
- А вот я интересуюсь, - раздался знакомый уже Кощею голос (оказывается, дыхание перехватило не у всех). – Как делить будем?
Великий маг смерил бабку холодным взглядом и просто ответил:
- Никак. Я купил земли тридесятого, со всем, что находится на них, в них и над ними.
- Включая, стало быть, и ступу с помелом? – съехидничала Яга.
- Включая возможность, - Кощей выделил это слово голосом , - запретить полёты неестественных предметов над землями тридесятого.
- Ясно, - сказала бабка, после чего сделала вид, что прошептала: - И вить ничего у него не лопнет, у ирода!
- Для ясности, - продолжал Кощей, нисколько не обидевшись на ирода, - более я рыть не намерен. Просто все клады, бывшие и будущие, сколько их ни на есть на принадлежащих мне территориях, будут перемещаться в казну.
Все погрустнели. И они погрустнели бы еще больше, если бы поняли, что это означает не только экспроприацию, но и невозможность сховать что-либо от государственного ока на долгие-долгие-долгие годы.