Она была дочерью истеричной энергичной шляхетной красавицы и алкоголика. В июльское воскресенье, полное пыли и солнца, утром прошел дождь, теплый как алкоголь и свежий как хлорка. Пыль улеглась, прибилась, листья сирени помылись и жирно лоснились на ветках, воробьи мылись в грязных лужах, коты презрительно смотрели на дуроватых мокрых воробьев в грязи, не понимая нахрена их жрать, солнце щекотало ноздри рожениц и родильниц, они чихали от пыли, обиды на соленые огурцы и клубнику с песком, но больше на свекруху с бульоном и тупого вонючего алкаша, который хорошо если руки от солярки помоет забирая из ротдома. В палате, обильно замазанной снизу до половины лидской масляной краской того редкого омерзительного цвета, когда кровь на стенах только украшает, а сверху грязной известью, в углу висел паук Толик. Он смотрел сверху на происходящее с презрением, поскольку плевать ленился - не было должной мотивации. Мухи были истреблены запахом тела санитарки Юзефы. Она веровала свято и искренне в силу хозяйственного мыла, но созданный кумир периодически давал сбой, подтверждая Писание. Юзефу когда-то в молодости один офицер называл "благоухающей Жозефиной", но у него был сифилис и он умер, так традиция и не прижилась. С тех пор Юзя никогда не слушала офицеров, то ли чтоб не заразиться болезнями, то ли чтоб не заразиться интеллектом. И то и другое, она точно знала, клинически неизлечимо. Так вот Юзя, разгоняя запах, гонялась за Толиком со шваброй, Толик привычно и нехотя уворачивался. Из радио, помимо художественного шипения, доносились нежные "я люблю вас, я люблю вас, Ольга, как одна влюбленная душа поэта..." Ольга рожала. Она прилагала такие усилия, что сдавила ребенку всё, что можно было сдавить, у дитяти на шее повылазили вены, оно уже родилося, а Ольга дальше свирепо тужилась согласно методике, затягивая пуповину. Ребенок был обвязан пуповиной и социальными стандартами. С этих самых пор девочке нужно было всю жизнь выкручиваться из того и другого с изрядной силой, приблизительно равной антигравитации. Стабильный выкрут с периодичностью до постоянства стал тем необходимым условием выживания, когда нужно выжить даже вырвав из себя кусок тела самостоятельно и выбросив в унитаз. Акушерка вырвала первенство борьбы с ребенком и открутила пуповину. Девочка не кричала долго. Но фундаментальный шлепок вырвал воздух из легких и пришлось поорать, несмотря на то, что сил не было. Когда долг по удовлетворению всех окружающих ором был выполнен, девочка получила сиську в рот и полное понимание, что она вынужденный ребенок. Мать не задумываясь оповестила благодарную публику о том, что этот ребенок родился лишь потому, что она сама чуть не умерла от мастита и вынуждена была родить только из чувства самосохранения. Выдавая бирку неудобного и лишнего ребенка с момента рождения, она ни одной минуты не сомневалась, что смешно пошутила. Некоторые мамашки криво улыбнулись, силясь предположить что тот, кого они мечтали родить и дышать на него боялись без марли, может настолько мешать. Странно, что забивая подобные мысли в голову человеческого существа ежедневно, добавляя про морду шкафом и жопу ящиком, шляхетная красавица удивлялась, что девочка так не уверена в себе и постоянно горбится, стараясь уйти под землю, чтоб уже таки никому не мешать. Папа-алкоголик, который всё еще на тот момент жил с мамой, вовсе не был алкоголиком. Он был большим партийным и министерским чиновником, способным поздним вечером добыть столько роз, чтобы усыпать двор их дома, отправив за цветами в большой город за 300 км вечнозеленого водителя, поскольку нагрешил ей своим уже одним существованием в свете белом. Но нужно же было как-то ей бедной, называя его алкоголиком и честным идиотом, оправдывать то, что он на 15 лет старше, что ей бы уже поменять стиль состоятельной обеспеченной дамы на пыл юношеской страсти, меняющий спермацетовым способом днк и кожу, что сиять бы ей бедной в огромном городе, а она фыркнула и не переехала, когда ему предложили, и теперь ненавидела его, что он не доказал ей всю значимость её отказа с точки зрения метафизики. Ребенок вынужденно родился, вынужденно выжил, поел и заснул. И вынужден был жить. Гори оно всё гаром, допишу завтра.
