In einem Bächlein helle,
Da schoß in froher Eil
Die launische Forelle
Vorüber, wie ein Pfeil:
Ich stand an dem Gestade,
Und sah' in süsser Ruh
Des muntern Fisches Bade
Im klaren Bächlein zu.
(Лучи так ярко грели, вода ясна, тепла…
Причудницы форели в ней мчатся, как стрела.
Я сел на берег зыбкий и в сладком забытье
Следил за резвой рыбкой, купавшейся в ручье.)

Ein Fischer mit der Ruthe
Wol an dem Ufer stand,
Und sah's mit kaltem Blute
Wie sich das Fischlein wand.
So lang dem Wasser Helle,
So dacht' ich, nicht gebricht,
So fängt er die Forelle
Mit seiner Angel nicht.
(А тут же с длинной, гибкой лесой рыбак сидел,
И с злобною улыбкой на рыбок он смотрел.
"Покуда светел, ясен ручей, – подумал я, –
Твой труд, рыбак, напрасен, – видна леса твоя!")

Doch endlich ward dem Diebe
Die Zeit zu lang; er macht
Das Bächlein tückisch trübe:
Und eh' ich es gedacht,
So zuckte seine Ruthe;
Das Fischlein zappelt dran;
Und ich, mit regem Blute,
Sah die Betrogne an.
(Но скучно стало плуту так долго ждать, –
Ручей взмутил он в ту ж минуту:
Уж дрогнул поплавок!
Он дёрнул прут свой гибкий, а рыбка...
А рыбка бьётся там;
Он снял её с улыбкой, я волю дал слезам.)

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er fasst ihn sicher, er hält ihn warm.
(Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.)

"Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?"
"Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlkönig mit Kron und Schweif?"
"Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif."
(— Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;
Он в тёмной короне, с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.)

"Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand;
Meine Mutter hat manch gülden Gewand."
(«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Весёлого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».)

"Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?"
"Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;
In dürren Blättern säuselt der Wind."
(— Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит.
— О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы.)

"Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn
Und wiegen und tanzen und singen dich ein."
(«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».)

"Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Töchter am düstern Ort?"
"Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau:
Es scheinen die alten Weiden so grau."
(— Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из тёмных ветвей.
— О нет, всё спокойно в ночной глубине:
То вётлы седые стоят в стороне.)

"Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewalt."
"Mein Vater, mein Vater, jetzt fasst er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan!"
(«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
— Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать.)

Dem Vater grauset's er reitet geschwind,
Er hält in Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.
(Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мёртвый младенец лежал.)

Im trüben Licht verschwinden schon die Berge,
Es schwebt das Schiff auf glatten Meereswogen,
Worauf die Königinn mit ihrem Zwerge.
(На горы спускается сумрак ночи.
По морской глади плывёт лодка,
А в лодке - Королева со своим придворным Карликом.)

Sie schaut empor zum hochgewölbten Bogen,
Hinauf zur lichtdurchwirkten blauen Ferne,
Die mit der Milch des Himmels blaß durchzogen.
(Она смотрит вверх, на небосвод,
На наполненную светом голубую даль,
Подернутую бледно-молочными прожилками.)

Nie habt ihr mir gelogen noch, ihr Sterne,
So ruft sie aus, bald werd' ich nun entschwinden,
Ihr sagt es mir, doch sterb' ich wahrlich gerne.
("Никогда прежде вы не обманывали меня", - обращается она к звёздам.
"Вы говорите, что скоро меня не станет.
Но расстанусь с жизнью я с большой охотой.")

Da tritt der Zwerg zur Königinn, mag binden
Um ihren Hals die Schnur von rother Seide,
Und weint, als wollt' er schnell vor Gram erblinden.
(Тут к Королеве приближается Карлик,
Повязывает ей вокруг шеи ленту красного шёлка
И разражается таким горьким рыданием, словно желает ослепнуть от слёз.)

Er spricht: Du selbst bist schuld an diesem Leide,
Weil um den König du mich hast verlassen:
Jetzt weckt dein Sterben einzig mir noch Freude.
(И говорит ей: "Сама виновата. Променяла меня на Короля.
Так что теперь твоя смерть меня только обрадует.")

Zwar werd' ich ewiglich mich selber hassen,
Der dir mit dieser Hand den Tod gegeben,
Doch mußt zum frühen Grab du nun erblassen.
("Хоть я и буду до конца дней моих ненавидеть себя за то,
Что погубил тебя своими собственными руками,
Но пробил час, когда ты должна безвременно проститься с жизнью.")

Sie legt die Hand auf's Herz voll jungem Leben,
Und aus dem Aug die schweren Thränen rinnen,
Das sie zum Himmel bethend will erheben.
(Она кладёт руку себе на сердце, полное молодой жизни,
И горькие слёзы струятся из её очей,
Которые она в мольбе возводит к небесам:)

Mögst du nicht Schmerz durch meinen Tod gewinnen!
Sie sagt's, da küßt der Zwerg die bleichen Wangen,
D'rauf alsobald vergehen ihr die Sinnen.
("Да не причинит тебе боли моя смерть!", - говорит она;
Тут Карлик покрывает поцелуями её побледневшие щёки,
И в этот миг её душа навеки покидает её.)

Der Zwerg schaut an die Frau, vom Tod befangen,
Er senkt sie tief in's Meer mit eig'nen Handen,
Ihm brennt nach ihr das Herz so voll Verlangen, -
An keiner Küste wird er je mehr landen.
(Карлик, раздавленный её кончиной, бросает на возлюбленную последний взгляд.
Он собственными руками погружает её тело в морскую пучину.
Его сердце обжигает тоска по ней.
Он больше никогда не высадится ни на каком побережье.)

Du holde Kunst, in wieviel grauen Stunden,
Wo mich des Lebens wilder Kreis umstrickt,
Hast du mein Herz zu warmer Lieb' entzunden,
Hast mich in eine beßre Welt entrückt,
In eine beßre Welt entrückt!
(Бесценный дар! Как часто в дни печали
Ты, исцеляя боль сердечных мук,
Уносишь мысль в заоблачные дали,
Лишь твой заслышу сердцу милый звук,
Лишь твой заслышу волшебный звук.)

Oft hat ein Seufzer, deiner Harf' entflossen,
Ein süßer, heiliger Akkord von dir,
Den Himmel beßrer Zeiten mir erschlossen,
Du holde Kunst, ich danke dir dafür,
Du holde Kunst, ich danke dir!
(И, часто внемля вздохам арфы нежной,
Я, восхищенный, в облаках парю.
За этот дар, за этот дар бесценный,
О, музыка, тебя благодарю,
За этот дар благодарю!)

Die Scheibe friert, der Wind ist rauh,
Der nächt'ge Himmel rein und blau:
Ich sitz' in meinem Kämmerlein
Und schau in's reine Blau hinein!
(Окно замёрзло, ветер суров,
Ночное небо ясно и прозрачно.
Я сижу в своей маленькой комнатке
И гляжу в небесную синь.)

Mir fehlt etwas, das fühl' ich gut,
Mir fehlt mein Lieb, das treue Blut:
Und will ich in die Sterne sehn,
Muß stets das Aug mir übergehn!
(Чего-то не хватает, я это очень остро ощущаю.
Не хватает моей возлюбленной, моей родной кровинушки.
И при взгляде на небеса
Глаза невольно наполняются слезами.)

Mein Lieb, wo weilst du nur so fern,
Mein schöner Stern, mein Augenstern?!
Du weißt, dich lieb' und brauch' ich ja, -
Die Thräne tritt mir wieder nah.
(Любовь моя, где-то ты сейчас,
Звёздочка моя ясная, свет моих очей.
Ты же знаешь, как я люблю тебя и как нуждаюсь в тебе.
Слёзы вновь подступают к горлу.)

Es war einmal ein König
Der hatt' einen großen Floh
Den liebt' er gar nicht wenig
Als wie seinen eig'nen Sohn.
Da rief er seinen Scheider,
Der Schneider kam heran;
"Da, miß dem Junker Kleider
Und miß ihm Hosen an!"
(Жил-был король когда-то,
Имел блоху-дружка;
Берёг блоху, как злато,
Лелеял, как сынка.
Вот шлёт король к портному, —
Портной пришёл сейчас.
«Сшей плащ дружку родному
Да брюки в самый раз».)

In Sammet und in Seide
War er nun angetan,
Hatte Bänder auf dem Kleide,
Hatt' auch ein Kreuz daran,
Und war sogleich Minister,
Und hatt einen großen Stern.
Da wurden seine Geschwister
Bei Hof auch große Herrn.
(И в шёлк и в бархат чудный
Блоха наряжена
И носит крест нагрудный,
На ленте ордена.
Блоха министром стала.
Блестит на ней звезда!
Родня её попала
В большие господа.)

Und Herrn and Frau'n am Hofe,
Die waren sehr geplagt,
Die Königin und die Zofe
Gestochen und genagt,
Und durften sie nicht knicken,
Und weg sie jucken nicht,
Wir knicken und ersticken
Doch gleich, wenn einer sticht.
(Блоха, дав волю гневу,
Всех жалит с этих пор:
Вельмож, и королеву,
И фрейлин, и весь двор.
Никто не смей чесаться,
Хоть жалит всех наглец!
А мы — посмей кусаться, —
Прищёлкнем — и конец!)

"Es war einmal ein König..." ("Жил был король когда-то...") — песня немецкого композитора Людвига ван Бетховена для голоса в сопровождении фортепиано, №3 бетховенского Op. 75.

Также известна под названиями "Песня Мефистофеля о блохе" ("Mephistos Flohlied"), "Песня Мефистофеля в погребке Ауэрбаха" или "Из «Фауста» Гёте" ("Aus Goethes Faust").

Deh, non parlare al misero
Del suo perduto bene.
(Прошу, не напоминай своему несчастному отцу
О его почившей возлюбленной.)
Ella sentia, quell'angelo,
Pietà delle mie pene.
Solo, difforme, povero,
Per compassion mi amò.
(Она, этот ангел,
Проявила сострадание к моей незавидной участи.
Я был одинок, уродлив, нищ,
Она пожалела меня и полюбила.)
Moria... le zolle coprano
Lievi quel capo amato.
Sola or tu resti al misero...
O Dio, sii ringraziato!
(Но вот её не стало...
Пусть земля ей будет пухом.
Теперь ты одна и осталось у меня, несчастного...
Боже, благодарю тебя за это!)

Риголе́тто (итал. Rigoletto) — опера в трёх актах Джузеппе Верди, написанная в 1850—1851 годах.

Опера была задумана по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется» (1832). Пьеса была запрещена цензурой как подрывающая авторитет королевского двора. Итальянское либретто было написано Франческо Мария Пьяве, сотрудничавшим с Джузеппе Верди много лет. По требованию цензуры исторический король был заменён неким герцогом, а безобразный шут Трибуле — Риголетто. Поначалу шута предполагалось сделать традиционным оперным красавцем.

Премьера оперы состоялась 11 марта 1851 года в Фениче, Венеция.