— Вот поэтому они уходят, — сказал Илко.

Ненец сплюнул и отошел в сторону, давая возможность рассмотреть то, ради чего мы отъехали на два километра от поселка. На земле, поросшей жухлой травой, лежал мертвый олень. Из разорванного брюха вывалились внутренности, шкура цвела глубокими ранами. Я отвел взгляд. Сырая тундра простиралась до горизонта, где смыкалась с рыхлым небом. Ветер гнал тучи. Еще пара дней — и пойдет первый снег.

— Кто это сделал? — спросил я.

Илко посмотрел на меня раскосыми глазами. Задубевшее лицо ненца рассекали морщины.

— Никто не знает, но всякое говорят, — ответил он, скривив щербатый рот.

— Что говорят? — я давно привык к манере Илко изъясняться короткими фразами, но сейчас его немногословность действовала на нервы, и в моем голосе проскользнуло раздражение.

— Уезжать вам надо, доктор, — протянул ненец и зашагал к оленьей упряжке с нартами, давая понять, что разговор окончен, и пора возвращаться в поселок.

* * *

— Уезжать?! — возмутился Гаврилов, когда я передал коллегам слова ненца. — Он с дуба рухнул? У нас только четверть населения осмотрена!

Гаврилов был прав. Он расхаживал по кабинету, недовольно качая головой. Как и все хирурги, он не любил, когда что-то шло не по плану, будь то внезапное кровотечение в операционном поле или сорванный график медосмотров.

Грязное окно сочилось серым светом. Пахло пылью, спиртом и лекарствами. Под ногами Гаврилова скрипели затертые половицы. Я расположился за столом, наблюдая за остальными. Фокин покачивался на стуле напротив меня, Зорина и Галина Ивановна сидели на кушетке у стены. Пять человек в кабинете — вот и вся наша мобильная медицинская бригада.

Четыре дня назад мы прилетели в поселок Нюртей для ежегодного осмотра коренного населения. Это была моя шестая вылазка на Ямал. Не могу сказать, что я горел желанием неделю кормить комаров, но эти экспедиции хорошо оплачивались областной администрацией, а деньги сейчас не помешали бы: Алена недавно родила, и мы едва сводили концы с концами. Я с тоской подумал, что еще не скоро увижусь с женой и сыном.

— На моей памяти такое впервые, — сказал Фокин. — Обычно местные с удовольствием идут на осмотры, отбоя нет, а в этот раз их палкой не загонишь. Алексей Петрович, в чем же причина?

Педиатр посмотрел на меня, поглаживая седую бородку. Самый старший из нас, он ездил в экспедиции на Ямал еще с советских времен и хорошо знал нравы местного населения. Детишки души в нем не чаяли и называли Айболитом — очевидно, за внешнее сходство со сказочным доктором на картинках в книжках.

— Они боятся за свои стада, — ответил я. — Илко рассказал, что за последнюю неделю погибло двадцать голов, и ненцы спешно сворачивают стойбища. Медосмотры — это последнее, что их волнует. Главное — спасти оленей.

— Справедливо, — кивнул Фокин. — Ненцы проживут с гастритом и геморроем, но без оленей они не протянут.

— Я надеюсь, они не от сибирской язвы сдохли? — мрачно ухмыльнулся Гаврилов. — Этого нам еще не хватало.

Галина Ивановна охнула. Медсестра недавно вышла на пенсию, и, как и многие женщины в этом возрасте, была склонна к излишней впечатлительности. Пару лет назад на Ямале произошла вспышка сибирской язвы. Очаг инфекции ликвидировали, но эта история по-прежнему вызывала у нас тревогу.

— Не похоже, —поспешил я успокоить коллег. — Повреждения явно травматические: распоротое брюхо, рваные раны на теле. Это либо хищник орудует, либо местные друг с другом что-то не поделили и отыгрываются на оленях.

— Все это очень увлекательно, но нам что делать? — вмешалась Зорина. Это была первая ее экспедиция на Ямал. Молодой гинеколог, только что после ординатуры, Зорина отличалась большими амбициями и аппетитными изгибами, которые стали объектом особого внимания со стороны Гаврилова.

— Через три дня нас заберет вертолет, — я раскрыл журнал со списком пациентов. — А пока занимаемся тем, для чего мы сюда приехали: осматриваем всех, кто придет на прием.

* * *

На прием никто не пришел. Мы прождали до вечера, слоняясь из кабинета в кабинет, гоняя чаи и рассказывая байки из практики. Наш медицинский пункт располагался в одноэтажном здании старой амбулатории. Большую часть времени она стояла законсервированной в ожидании выездной бригады медиков. За неделю до прилета мы связались с Илко и попросили его подготовить здание. Из года в год врачи принимали здесь пациентов, здесь же отдыхали и спали. Так было раньше, так было и в этот раз. За одним исключением: коренным жителям не было никакого дела до медосмотра.

Я вышел на крыльцо. Стемнело: солнце растворилось в облаках, бараки тонули в полумраке. На пороге одного из них сидел Илко и набивал трубку табаком. Вспыхнуло пламя. Ненец затянулся, выпустил дым. Обвел взглядом свое крошечное королевство.

Нюртей пребывал в статусе полузаброшенного поселка. Немногочисленное население покинуло ветхие дома, затерянные посреди тундры. Остался только Илко. Его жена умерла, дети осели на большой земле, и ненец решил, что смысла кочевать больше нет. Он обустроился в бараке, ходил на охоту и рыбачил, следил за порядком в поселке и пару раз в год встречал экспедиции геологов или бригады врачей.

Я спустился с крыльца и направился к ненцу. Рядом с его бараком располагался загон с четверкой оленей. Животные, свернувшись серыми комками на земле, проводили меня воловьими взглядами.

— Илко, сегодня снова никто не пришел, — начал я. — Ты можешь поговорить со своими?

Ненец неопределенно повел плечом и затянулся.

— Они не послушают меня, доктор.

— Тогда отведи меня к ним. Я сам поговорю. Мы же не просто так сюда прилетели. Если им на свое здоровье плевать, пусть подумают хотя бы о детях!

Я старался, чтобы мои слова звучали искренне и убедительно, но, похоже, на Илко они не возымели должного эффекта: ненец прищурился и едва заметно ухмыльнулся. Он прекрасно знал, что врачи приезжали в эту дыру не ради возвышенных идеалов, а за длинным рублем. Если мы провалим план медосмотров, о премии можно забыть.

— Хорошо, доктор, — протянул он. — Завтра я отвезу тебя на стойбище. Но не обещаю, что там кто-нибудь будет. Все уходят.

Я коротко кивнул и, попрощавшись с Илко, вернулся в амбулаторию.

* * *

Шаги на крыше.

Я сел в постели и вслушался. Вместе с Гавриловым и Фокиным мы спали на кушетках в подсобном помещении. Зорина и Галина Ивановна отдыхали в соседней комнате.

Помещение тонуло во мраке. Тихо сопел Гаврилов. Похрапывал Фокин. Я напряг слух… Вот он, звук сверху: топ-топ, топ-топ.

Гаврилов зашевелился. Хирург приподнялся в постели и сонным взглядом уставился на меня.

— Леха, это ты, что ли? — просипел он.

— Кто-то ходит по крыше, — я вылез из постели, натянул джинсы и свитер.

Гаврилов последовал моему примеру. Мы выбрались из подсобки и по темному коридору направились к выходу.

— Постой, — прошептал Гаврилов и скрылся в комнате.

Через мгновение он появился с ружьем в руках. У Гаврилова был охотничий билет, и в каждую экспедицию на Ямал он брал двустволку в надежде подстрелить зайца или утку, но обычно на это не хватало времени, и ружье так и лежало зачехленным.

— Вдруг медведь, — пояснил хирург, поудобнее ухватывая цевье.

— На крыше?! — я не сдержался и прыснул от смеха, но мое веселье тут же оборвалось, когда сверху раздался приглушенный топот.

Мы замерли. Шум повторился. Гаврилов коротко кивнул, и мы двинулись к двери. Открыв ржавый засов, вышли на улицу. Холодный воздух дунул в лицо. Осторожно ступая по крыльцу, я отошел подальше и задрал голову. В едкой тьме мерцало зеленым: северное сияние. Изумрудные всполохи искажали реальность, придавая всему потусторонний оттенок, словно весь мир оказался за бутылочным стеклом.

Гаврилов встал напротив крыльца и нацелил ружье на крышу. Мы вслушивались и всматривались.

Порывы ветра. Мерцающий свет. И больше ничего.

Сзади дома бухнуло: кто-то спрыгнул с крыши на землю? Мы переглянулись, и, прижимаясь к стене, поспешили к противоположной стороне барака. Гаврилов шел впереди с ружьем на изготовку. Завернув за угол, мы увидели привычную картину: груды металлолома, ржавые бочки, разломанные ящики и прочий хлам.

Я вгляделся во мрак. Между двух заброшенных бараков, расположенных метрах в ста от нас, удалялся человек. Он шел быстро, но как-то неловко — то и дело пошатываясь и прихрамывая. Мне не хватило мгновения, чтобы получше его рассмотреть: тьма поглотила фигуру.

— Ты видел? — прошептал я.

— Может, Илко пьяный шарахается? — предположил Гаврилов, опуская ружье.

* * *

Но Илко не пил и по крышам не лазил. Именно так он сказал утром, когда мы осторожно поинтересовались про ночной инцидент.

— Если не ты, тогда кто это был? — не унимался Гаврилов. — Местный со стойбища?

— Нга приходил, — бросил Илко, поправляя сбрую на олене.

Мы ежились возле барака ненца. Попыхивая трубкой, Илко готовил к поездке упряжку из четырех оленей. Моросил дождь. Я посмотрел на Фокина, который с задумчивым видом застыл возле нарт. Педиатр разбирался в местном фольклоре, поэтому я ждал от него пояснений, прекрасно понимая, что от Илко я их точно не получу.

— В мифологии ненцев Нга — это одновременно название злого божества и общий термин для страны мертвых, — Фокин забрался в нарты и похлопал по пустующему рядом месту. — Поехали, Алексей Петрович. Хочу к обеду вернуться.

Я кивнул на прощание Зориной и Галине Ивановне, которые наблюдали за нами с крыльца амбулатории, и, оставив Гаврилова за главного, уселся в нарты рядом с Фокиным. С утра я решил, что поеду на стойбище вместе с педиатром. Ненцы уважали бывалого врача, не один год лечившего их детишек. Долгое время он был начальником выездных медицинских бригад, но бумажная волокита и стрессы, связанные с организацией экспедиций, настолько ему надоели под старость лет, что в этот раз бразды правления достались мне — терапевту.

Илко стукнул шестом по оленю-вожаку, и мы тронулись, оставляя позади Нюртей. Дорога по тундре заняла два часа. Однообразие пейзажа саднило глаза: бурые просторы, поросшие мхом и ягелем, убегали в бесконечную даль и сливались с набрякшими тучами. Мысли стелились за горизонт: я думал о том, как вернусь домой и обниму Алену с сынишкой, почувствую их тепло и увижу улыбки…

Нарты подпрыгнули на кочке. Впереди показалась остроконечная верхушка чума, рядом чернели кривые бревна загона для оленей. Он пустовал — как и все стойбище ненцев: ни души вокруг.

— Где все? — поинтересовался Фокин.

Илко пожал плечами и остановил упряжку. Мы выбрались из нарт и осмотрелись. В предыдущие экспедиции я несколько раз бывал на стойбищах в окрестностях Нюртея и хорошо помнил, что временные поселения ненцев состояли из десятка чумов и пары-тройки загонов, до отказа набитых оленями, рядом с которыми неспешно возились местные. Сейчас же посреди обширного пространства высился лишь один-единственный чум. Поблизости от него еще виднелись круги из слежавшейся травы — участки, где раньше стояли другие чумы.

— Все ушли, — подытожил Илко.

— А зачем оставили чум? — удивился я.

Ненец не нашелся, что ответить: почесал затылок и направился к жилищу из оленьих шкур.

— Хозяин? — позвал Илко, приподняв полог чума. Он скрылся внутри, и мы с Фокиными, переглянувшись, последовали за ненцем.

Сквозь отверстие наверху падал тусклый свет, которого едва хватало на то, чтобы рассмотреть обстановку. Типичный быт кочевников, я видел его не раз: дощатый пол с разложенными по бокам цветастыми матрасами, печка-буржуйка в центре, рукомойник рядом, по углам — небольшой столик, баки с водой и ящики. Странность заключалась в том, что по всему помещению были разбросаны одежда, тряпье и посуда — алюминиевые кружки, ложки, кастрюли, — а у наших ног валялся перевернутый на бок чугунный котел. В воздухе застыл тяжелый запах: железистый, резкий, хорошо мне знакомый по прозекторской в районной больнице — запах крови.

Я опустил взгляд: на досках, сквозь которые виднелись земля и чахлая трава, подсыхали алые лужицы.

— Что здесь произошло? — спросил я Илко.

— Оленя варили, — как обычно сухо ответил ненец.

— А где хозяин чума? — вмешался Фокин.

— Его нет, — Илко вышел на улицу, оставив нас в замешательстве.

Фокин еще раз оглядел бардак в помещении, а затем посмотрел на меня. Его глаза, всегда слезившиеся в ветреную погоду, выражали беспокойство.

— Что-то здесь нечисто, Алексей Петрович, — покачал он головой.

— Получается, ненцы собрались всем стойбищем и уехали, оставив один чум? — уточнил я.

— Получается, так, — согласился Фокин. — Но это очень странно. Ненец никогда не будет каслать без своего чума. И гляньте на этот беспорядок: собирались как будто в спешке, все бросили и ушли.

— Может, драка была? — я кивнул на следы крови на полу.

Фокин развел руками и поджал губы.

— Местные, когда напьются, могут быть агрессивными, но я не вижу здесь ни одной бутылки водки, — размышлял он вслух.

Я понял, что несколько последних минут едва дышал — настолько плотным и тошнотворным был воздух. Пора уходить.

Мы вышли из чума. Илко, покуривая трубку, дожидался нас возле упряжки. Олени понуро щипали траву. С севера тянуло холодом, а небо стало густым и темным, предвещая первый снег. Я поежился и, поглубже натянув вязаную шапку, направился к нартам.

* * *

Мы вернулись в Нюртей: бараки поскрипывали от порывов ветра, сумрак закрался между ветхих построек. Илко остановил упряжку возле амбулатории. В тот же миг на крыльцо выскочила Зорина, на ходу застегивая куртку.

— Вы не видели Галину Ивановну? — ее голос дрожал от тревоги.

— Нет, а что случилось? — я спрыгнул с нарт.

— Пропала куда-то, — возле соседнего барака показался Гаврилов с ружьем. — Как только вы уехали, она сказала, что пойдет ягоды собирать. И до сих пор не вернулась. Я уже дважды вокруг поселка обошел — нигде ее нет.

— У озера смотрели? — спросил Илко.

Гаврилов отрицательно покачал головой. Озеро располагалось в двух сотнях метров от Нюртея. Илко натаскивал из него воду для своего домика и амбулатории. Путь к водоему лежал через топкие участки тундры, поэтому наша бригада если и ходила к озеру, то лишь для того, чтобы сделать снимки на память. Впрочем, Галина Ивановна уже успела сфотографироваться по приезду, поэтому с трудом представлялось, зачем бы она сегодня потащилась к воде. Но это было единственное место в окрестностях Нюртея, которое не проверил Гаврилов.

Фокин и Зорина остались в амбулатории, а мы втроем направились к озеру. Резиновые сапоги чавкали по влажному мху. Вскоре впереди блеснула стальная вода.

На берегу распласталась Галина Ивановна. Она лежала на спине, раскинув руки, при этом голова женщины почему-то уткнулась лицом в землю: ее крашеные в рыжий цвет волосы контрастировали с бурой землей.

Лишь подойдя ближе, я понял, что было не так: голова, отделенная от туловища, лежала чуть выше шеи, из которой в рванине мышц и сухожилий белел позвонок.

Гаврилов шумно выдохнул. Илко застыл на месте. Я дрожал от озноба: вспомнилось, как Галина Ивановна приводила ко мне на прием мужа и дочь, переживала за их здоровье. Они остались в Салехарде, и Галина Ивановна к ним больше не вернется.

Я присел возле отделенной от туловища головы и осторожно ее перевернул. Лицо женщины превратилось в месиво из разодранной кожи, багрового мяса и налипших травинок. Пустые глазницы сочились кровью.

Что-то изменилось вокруг: стало тише, будто тундра — и без того немногословная — задержала дыхание. Я поднял голову и ощутил холодные касания на коже: падал снег.

* * *

Мы уложили тело на кушетку в смотровом кабинете. Голову, убранную в пакет, разместили рядом — возле шеи. Фокин и Зорина в оцепенении наблюдали за нашими действиями.

— Кто это сделал? — выдавила гинеколог.

— Мы не знаем, но, наверное, медведь или волк, — стараясь сохранять самообладание, ответил я, хотя прекрасно понимал, как фальшиво и неуверенно прозвучали мои слова. — Какой-то крупный хищник.

Илко хмыкнул и покачал головой. Вчетвером мы уставились на него.

— Ты что-то знаешь? — нахмурился Гаврилов. — Это ночной визитер сделал, да? Кто это был?

Ненец пристально посмотрел на хирурга и тихо сказал:

— Надо уезжать. Я вызову вертолет по радио.

Илко вышел из смотровой: по коридору удалялись его шаги. Гаврилов схватил ружье и выскочил следом.

— Стой! — крикнул он. — Со мной пойдешь!

Когда они ушли, я плюхнулся на стул и потер лицо. Глаза щипало от ртутного света ламп, носоглотку саднил запах крови. Фокин подошел к трупу Галины Ивановны.

— Одежда целая, — сказал он, осматривая тело. — Если это был зверь, он наверняка бы разодрал куртку.

— То есть, это сделал человек? — голос Зориной сорвался. — Но кто на такое способен? Здесь что, маньяк ходит?!

Девушку била крупная дрожь, губы дрожали, лицо побледнело. Еще чуть-чуть, и паника накрыла бы ее с головой.

— Света, собирай вещи, — как можно спокойнее сказал я. — Мы уезжаем. Илко вызовет вертолет со спасателями, они будут здесь через несколько часов.

Зорина обхватила себя руками и, кивая головой, направилась к выходу.

В то же мгновение снаружи раздался истошный вопль. Еще секунда — и прогремели два выстрела.

Мы застыли в испуге. Первым очнулся Фокин:

— Это Илко кричал? — спросил он.

Я подбежал к окну. Вгляделся в сумрак: шел мелкий снег, и за его завесой с трудом просматривались темные бараки на другой стороне улицы. Фокин встал рядом со мной, часто и шумно дыша.

— Я их не вижу, — прошептал я.

— Что с ними случилось? — дрожащим голосом спросила Зорина.

Я отошел от окна.

— Очевидно, на них кто-то напал, и Гаврилов открыл огонь.

— Крик и выстрелы раздались со стороны домика Илко, — Фокин кивнул на барак через дорогу, чуть правее от нас.

— Пойду проверю, — я надел куртку. — Оставайтесь здесь и ждите нас.

Фокин и Зорина переглянулись.

— А вдруг на вас тоже нападут? — в глазах девушки блеснули слезы.

— Света, и что ты предлагаешь делать? Сидеть здесь? — я раскрыл дверь и вышел в коридор. — А вдруг Гаврилову и Илко нужна помощь? Галину Ивановну мы уже потеряли.

Я покопался в ящиках, расставленных у стены, и вытащил топор: мы кололи им дрова для печки. Теперь он станет моим оружием.

Продолжение здесь

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks

Минус существующих измерителей в том, что их корпуса изготавливают из стальных труб. Сталь хорошо проводит тепло, поэтому может передавать его из атмосферы в грунт и снижать точность данных. Для решения проблемы ученые предложили использовать композитный материал — стеклопластик, который имеет хорошие термоизолирующие свойства. Разработанное устройство собрано из трубок, соединенных стальными муфтами со встроенными датчиками. За счет муфты, которая контактирует с грунтом, датчики точно измеряют его температуру. Композитные сегменты исключают контакты между муфтами и случайные перетоки тепла — это позволяет точно измерить температуру в конкретной точке.

Мы планируем доработать конструкцию, чтобы можно было извлекать датчики для проверки. Пока конструкция трубки этого не предусматривает, и ею можно пользоваться только два года.

— Андрей Бояринцев. Старший преподаватель кафедры геотехники Санкт-Петербургского государственного архитектурно-строительного университета.

На устройство получили патент. В университете планируют поставить термотрубки на испытания организациям, которые ведут геотехнический мониторинг на Крайнем Севере.

Больше новостей об энергетике читайте на сайте журнала Энергия+: https://e-plus.media/news/

«Доктор Губерман, какого черта вы откопали там внизу?» — возглас из зала прервал доклад российского ученого на заседании ЮНЕСКО в Австралии. Почти за месяц до этого, в апреле 1995 года, по всему миру прокатилась волна сообщений о таинственной аварии на Кольской сверхглубокой скважине. Якобы на подходе к 13-му километру приборы зафиксировали странный шум, доносящийся из недр Земли, — множество газет в один голос уверяли, что так звучать могут только вопли грешников из преисподней. Самая глубокая на Земле скважина, глубиной более 12 километров находится на Кольском полуострове. Именно там были записаны эти страшные звуки. До сих пор неизвестно: подлинная эта запись или нет, однако звучит это ужасно и реально напоминает крики людей. На сегодняшний день, Кольская скважина законсервирована. И какие тайны там прячутся, мы сможем узнать только в случае возможного возобновления работ по бурению.

Рекорд этот не побит до сих пор, но мировую известность она получила не только благодаря своим размерам, но и потому, что в западных странах стала известна как «колодец в ад». С конца 80-х годов вокруг скважины сложилась своя собственная мифология, получившая большое распространение в мире.

Во имя науки

В отличие от большинства других, Кольская скважина изначально создавалась исключительно для научных исследований и была важной имиджевой историей. Для исследований было создано несколько специализированных НИИ, статьи о бурении и исследовании подземных недр регулярно публиковались в советских и западных научных журналах.

Бурение скважины продолжалось без малого четверть века. Работы начались в 1970 году, а окончательно прекратились только в 1994-м (фактически активное бурение прекратилось в 1991 году). За это время глубина скважины достигла 12 261 метра, что сделало её самой глубокой в мире. Это звание она сохраняет до сих пор. После распада СССР финансирование проекта прекратилось, скважина была законсервирована.

«Колодец в ад»

Согласно наиболее популярной версии городской легенды, в 1989 году на шахте произошло чрезвычайное происшествие. Достигнув глубины около 14 километров, бурильщики обнаружили огромную полость. На этой глубине температура превышала тысячу градусов по Цельсию, поэтому решено было опустить в скважину уникальный термоустойчивый микрофон.
Из-за очень высокой температуры он проработал всего несколько секунд, но за это время успел записать ужасающие звуки — стоны и вопли проклятых душ, низвергнутых в ад. После этого большинство рабочих бежали, а руководитель работ Дмитрий Аззаков категорически отказался продолжать бурение. В итоге скважину было решено законсервировать, а запись засекретить.
В другой вариации легенды, когда микрофон, записавший ужасающие звуки, прекратил работать, из скважины вырвалось нечто — крылатый адский демон, похожий на летучую мышь, который воспарил в небеса на глазах десятков рабочих и улетел.

Раскрутка легенды

Впервые эта история была опубликована в малотиражной газете финских христиан-пятидесятников в конце 1989 года. Авторы статьи в общих чертах были осведомлены о Кольской скважине (информация о ней часто публиковалась в европейских изданиях), но совершили несколько ошибок. Так, скважина была названа «сибирскими воротами в ад», хотя в действительности была пробурена не в Сибири, а в Мурманской области.
Кроме того, в статье утверждалось, что глубина скважины достигла 14 километров, тогда как на самом деле бурение было прекращено на отметке 12,2 километра. Вдобавок не существовало микрофонов, способных работать при таких экстремальных температурах. Да и сами по себе температуры были куда менее экстремальны. На глубине 12 километров датчики фиксировали 220 градусов, а вовсе не тысячу. А бессменным руководителем работ на скважине был не мифический Дмитрий Аззаков, а известный советский геолог Давид Губерман.
Впрочем, такие ошибки и неточности стали далеко не главным недостатком этой увлекательной истории. Главной проблемой было то, что записи «адских стонов» авторы легенды так и не смогли предоставить, сославшись на то, что она есть, но засекречена в СССР.

Отсутствие каких-либо доказательств не смутило американскую христианскую телекомпанию TBN, посвятившую этой истории несколько эфиров. Американцы сослались на финскую газету, назвав её «уважаемым научным изданием». Для понимания масштабов раскрутки легенды надо сказать, что TBN является крупнейшей религиозной телесетью в мире.
В финском оригинале сообщалось только про запись адских звуков, вырвавшийся из ада демон появился значительно позднее, уже в начале 90-х годов. Затем в США на этой базе возникла параллельная легенда. Действие было перенесено на Аляску, а вырвавшийся из ада демон не только бесследно исчезал в ночном небе, но и убивал перед этим нескольких буровиков.

Нечеловеческие стоны

История о сибирском колодце в ад несколько лет циркулировала по миру в различных сборниках городских легенд и рубриках тематических газет. Вторая волна её популярности пришла с появлением Интернета почти десятилетие спустя.
В 2002 году ведущий одной из региональных американских радиостанций после эфира, посвящённого «адской скважине», получил электронное письмо от одного из слушателей. В письме сообщалось, что его дядя был страстным исследователем паранормального и собрал огромную коллекцию, в которой нашлась и та самая запись адских звуков. По словам автора, его родственник недавно умер, но успел рассказать, что запись ему передал приятель, работавший корреспондентом Би-би-си, а тот в начале 90-х получил её от русских.
К письму прилагалась аудиозапись, которую радиоведущий воспроизвёл на следующем шоу. Её появление вдохнуло в слегка позабытую городскую легенду вторую жизнь. Она появилась на всех тематических сайтах, сделав «адский колодец» одной из самых популярных городских легенд в западных странах. С тематических сайтов она перекочевала и в крупные таблоиды, благодаря чему и попала в Россию, где до этого была не очень широко известна.

Разрушители легенд

По мотивам легенды было создано несколько художественных произведений, в том числе фильм «Ужас на глубине 9 миль», главную роль в котором сыграл Эдриан Пол (известный по сериалу «Горец»).

История стала настолько популярной, что ею не могли не заинтересоваться разного рода разрушители легенд и разоблачители паранормальных историй. Они провели полномасштабное детективное исследование, в ходе которого удалось отследить, как зародилась одна из самых популярных городских легенд современности.
Первая публикация истории состоялась в 1989 году в малотиражной финской газете, посвящённой мистике и паранормальным явлениям. В газете существовала специальная рубрика, в которой размещались истории, присланные читателями. При этом они не подвергались никакой проверке.
Из этой газеты она попала в издание финских христиан-пятидесятников, также выходившее небольшим тиражом. И уже после публикации в нём оказалась на американском ТВ. Один из корреспондентов TBN наткнулся на неё, читая подборку европейских христианских изданий.
По ТВ эту историю увидел находившийся в Америке норвежский учитель. Он был поражён легковерием американцев и шутки ради дополнил легенду, добавив в неё сюжет о вырвавшемся из ада демоне и рассказ о Дмитрии Аззакове. Прислав свои дополнения на TBN и для достоверности заручившись поддержкой приятеля-пастора, он отправил на ТВ и фото Аззакова (на самом деле это была фотография норвежского строителя, вырезанная из газеты).
Энтузиастам удалось даже установить первоисточник «адских воплей» из аудиозаписи. Им оказался старый итальянский фильм ужасов «Кровавый барон», из которого неизвестный шутник вырезал несколько звуковых эффектов и после обработки свёл их в единую запись.
Руководитель работ на Кольской сверхглубокой скважине Давид Губерман с начала 90-х годов практически в каждом интервью вынужден был отвечать на вопросы об «адских воплях» и вырвавшемся на свободу демоне из преисподней. Разумеется, всё это он категорически отрицал. Губерман скончался в 2011 году. В последнем интервью, вышедшем за полтора месяца до его смерти, он сетовал на то, что до сих пор вынужден отвечать на «дурацкие вопросы» про чертей и преисподнюю.
Впрочем, несмотря на все расследования и опровержения, история про сибирский колодец в ад до сих пор остаётся одной из самых популярных городских легенд современности