Будет много букв и странная ирония.

История, которая произошла со мной в середине 90х. 31 августа, было мне на тот момент десять лет.

Для ЛЛ. Вечером дома я очень неудачно упала, сильно разбила глаз и получила сотрясение с дальнейшей потерей сознания на пару суток. Скорая выезжать отказалась – больница в трех кварталах, добирайтесь сами как хотите. И папа нес меня на руках половину дороги, потом остановился проезжающий мимо автомобиль и нас довезли до больницы, где мне и оказали первую помощь.
Эту историю я написала под постом
Ответ на пост «Мне было непонятно, зачeм он, обычный слесарь, ходил к нам на утренники со своeй дурацкой гармошкой»

#comment_336430267
И получилось то, что получилось.

Итак, как превратить обычную историю в слезливый фентези-треш.

Знойным августовским вечером, когда все дети страны уже собрали портфели и ранцы в ожидании завтрашнего дня знаний, я наводила порядок в вещах. И тут, совершенно неожиданно, вот прямо на ровном месте, поскользнулась и упала. Глазом, прямо на стул, от нахлынувшей нестерпимой боли пошатнулась, зацепилась за рядом стоящий диван, окончательно потеряла равновесие и встретилась затылком с полом.

А ведь еще утром слепая рыжеволосая девочка с соседнего двора вцепилась в мою руку мертвой хваткой и зловеще прошептала:
– Берегись, вечером окажешься на границе жизни и смерти!
Я с трудом оторвала еë холодные пальцы от своей руки. Было немного жутко, но все дети знали, что слепая с приветом и происшествие быстро забылось.

Дома мы были с бабушкой и дедушкой, а родители гуляли во дворе. После дневной жары наслаждались вечерней прохладой. После падения, я решила, что за синяк под глазом мне точно влетит и надо срочно приложить холод. Отправилась в ванную и включила ледяную воду. Боль не отступала, я взглянула на себя в зеркало. Глаз стремительно заплывал и покрывался всеми оттенками синего и фиолетового. "Сейчас лопнет и вытечет", – обречено подумала я.

Тут на шум воды из своей комнаты выглянула бабушка. Увидела такую красивую меня, всплеснула руками, прижала их к сердцу и скрылась обратно в комнате. По квартире стремительно распространился приторный, сладковато-травяной запах корвалола и валерьянки. А у меня закружилась голова. Вернулась немного пришедшая в себя бабушка, уложила меня на диван и побежала к соседям, звать на помощь. Сознание уплывало от меня, терялось, как маленькая лодочка посреди океанского шторма.
Помню, соседку, прибежавшую на крики о помощи. Она держала меня за руку и говорила:
– Держись, девочка, ты только не умирай, слышишь? Надо молиться, Господь услышит и поможет". И я, борясь с подступающей темнотой, повторяла вслед за ней "Отче наш".

Тем временем дедушка дежурил на балконе, высматривал родителей. Наконец приметил их, неспешно показавшихся из-за кустов цветущей и распространяющей одуряющий аромат сирени. Дедушка, что было сил, закричал во все горло:
– Бегите скорее домой, тут ваша дочь убилась!
За долю секунды у папы перед глазами пронеслась вся жизнь и он безвольным кулем начал оседать на хрупкие мамины руки. В этот же миг его черные волосы стали совершенно седыми.

Оставив меня на попечении соседки, бабушка бросилась в другой подъезд, в единственную в доме квартиру, где был телефон. Телефонную будку еще месяц назад сначала сожгли, а потом затопили и чинить не собирались. Будка эта выглядела так, что если еë на огороде вместо чучела использовать, то даже картошка с перепугу расти перестанет.

Диспетчер скорой, выслушав бабушку, ответила:
– У вас больница в конце улицы, в четырех кварталах всего, добирайтесь сами.
И повесила трубку. Если бы кто-то увидел еë в тот момент, то заметил бы, что зрачки еë сузились, как у кошки и засветились алым цветом.

Папа, как ни странно, быстро пришел в себя. И они с мамой стремглав побежали домой, где я уже вот почти совсем провалилась во тьму. Этот героический мужчина, не самой атлетической комплекции, взял мое почти бездыханное тело на руки и вынес в стремительно сгущающейся мрак ночи. Я лишь прошептала, что нужна обувь, как без обуви на улицу и окончательно лишилась сознания.

Наша дорога не была безоблачной. Сперва путь преградили молодые ребята, в кожаных куртках. Все небольшого роста.
– Слышь, мужик, есть закурить?
– Ребят, чесслово не взял, тут такое дело, спешу я...
– Слышь, дядя, а че это ты там тащишь такое, поделиться бы надо с хорошими людьми, да?
– Так вот дочь в больницу несу, скорая не приехала, а дочь вот уже и дышит с трудом.
Тут из подъезда появился еще один человек.
– А чë у нас тут, а? О, дядь Володь, здорова, пацаны отбой, это ж с нашего дома, сосед, не признали?
– Да я вот дочь в больницу, скорая не едет.
– Вот же козлы. Ну давай, удачи те. Аккуратно там вдоль леса.

Улица наша, надо сказать, крайняя в городе. С одной стороны дороги дома, а с другой сразу бескрайний лес, да быстротечная холодная река. Ох, и не мало жизней та река забрала. И больница как раз таки напротив домов, одиноко скрывается в лесу, среди вечных сосен да могучих дубов. А в том лесу всякое водится, люди шепчутся, говорили и оборотни сохранились. Ну кто-то считал, что это собаки бродячие с заброшенной стройки шастают, но и про перевертышей, которых сатанисты обрядами своими кровавыми призвали, тоже молва шла.

И вот, долго ли коротко ли, несëт меня папа вдоль леса темного. А тут огни, да много, зверюг наверно с дюжину. И глаза у всех так и горят светом не добрым, да слюна тягучая с клыков огромных так и капает, так и капает. Но повезло нам тогда крепко. Откуда ни возьмись явился автомобиль белоснежный. Дверь приветливо распахнулась, да голос богатырский молвил: "Садись, добрый человек, подвезу, так и быть".

Так и домчались мы до больницы той славной. Помню, очнулась я на мгновение от аромата свежего. Не лекарствами пахло, не снадобьями. Лесом юным, весною повеяло. Дуновение теплое ощутила, да тихий, ласковый услыхала.
– Спи, деточка. Теперь то уж все хорошо будет, не сомневайся.
Только вот старушка древняя, что документы оформляла, губ то не размыкала.

Передали меня прямо в добрые руки докторов, что от смерти верной меня спасли, из рук еë костлявых вырвали. А утром на скорой со всеми почестями, огнями сигнальными да под вой сирен в другую больницу препроводили.

Уф, все, кажется выдохлась. Хотя там еще про любовь детскую, чистую, должно быть, что в больнице у нас с мальчиком приключилась. Он потом иномирянином оказался. Случайно ему на турнире рыцарском глаз мечом повредили. Лекари их не справлялись, вот и отправили его порталом в наш мир на исцеление. Ещё бы, сын императора, не хухры-мухры. Мы пытались в его мир вместе вернуться, но не вышло, и я тогда сильно расстроилась. Но мама привезла бабушкиных пирожков, вкусных, что ум отъешь, и все забылось.

И рыбки. Папа же больнице тогда аквариум подарил с рыбками золотыми, они же желания исполняют или пальцы отгрызают, точно не помню за давностью лет.

А потом, потом я в школу вернулась, а надо мной из-за огромного синяка под глазом все так смеялись, что я чуть с собой не покончила. Еще не решила, вены резала или с балкона прыгала. Но папа меня снова спас. Однако мы вынуждены были переехать в другой город и даже фамилии и имена сменить.

О тех событиях мне теперь напоминают лишь подслеповатый глаз с расширенным зрачком да спецефическое чувство юмора.

Простите меня, все, кто осилил этот бред и дочитал до конца. Торжественно клянусь, что ничего такого не употребляла, не курила, и даже не пила.

Как думаете, надо наверное на Литрес выложить? Много, наверное, миллионов заработаю, известной авторкой стану.

Жила-была в маленьком городе девушка по имени Алиса. Она всегда была стеснительной и испытывала особое смущение из-за своего отца, который был гармонистом. Каждый вечер он играл свои мелодии на площади, собирая вокруг себя людей, смеющихся и танцующих. Но для Алисы это было настоящим испытанием. Ей казалось, что все соседи смеются над её отцом и его старой, потертостью покрытой гармоникой.Однажды, она пришла домой, чувствуя себя особенно подавленной из-за насмешек со стороны сверстников. Отец, заметив её удручённое настроение, предложил спеть вместе. "Сегодня я напишу новую песню, давай её проиграем!" — с беззаботной улыбкой сказал он. Но Алиса только отмахнулась: "Не хочу, папа. Убирай свою гармошку."Несколько дней спустя Алиса вдруг заболела. У неё разболелись уши, и, как выяснилось, у неё был отит. Она чувствовала себя ужасно, и её мать вызвала скорую помощь. Однако, когда скорая наконец подъехала, водитель вдруг заметил, что машина застряла в пробке. Вся ситуация стала накаляться, и водитель впал в истерику, не зная, что делать.Алиса, лёжа в кровати, слышала крики поднявшейся паники. В этот момент её отец, увидев, как его дочь мучается от боли, мгновенно принял решение. Он схватил свою гармонику и вышел на улицу, направившись к машине скорой помощи. С громким и мелодичным звуком он начал играть на гармонике, одновременно призывая к спокойствию.Звуки его музыки привлекли внимание прохожих и даже помогли успокоить водителя. Люди начали собираться, подпевая и танцуя. Алиса, прислонившись к окну, услышала знакомую мелодию. Сердце её наполнилось гордостью. Она поняла, что её отец — не просто музыкант, а настоящий герой, который может создавать радость даже в трудные времена.Наконец, скорой помощи удалось выехать из пробки. Когда Алису унесли в машину, она увидела своего отца, которому улыбалась толпа. Он фотографировал этот момент своей души, и в его глазах сиял свет.После выздоровления Алиса подбежала к отцу. "Папа, я никогда больше не буду стесняться тебя! Ты — мой герой, и я горжусь тем, что ты мой отец." Они обнялись крепко, и в этот миг ни одно смущение больше не имело силы.Так, благодаря своему отцу и его музыке, Алиса не только признала его талант, но и нашла свою гармонию в любви и гордости за семью.

В дeтстве я нeнавидела утренники, потoму чтo к нам в садик прихoдил отец. Он садился на стyл возле ёлки, долго пиликал на своём баяне, пытаясь подобрать нужную мелодию, а нaша воспитательница строго гoворила ему:

- Валерий Петрович, пoвыше!

Все ребята смотрели на мoего отца и давились от смеха.

Он был малeнький, тoлстенький, рано начал лысеть, и, хотя никогда не пил, нос у него почему-то всегда был свекольно - красного цвета, как у клоуна. Дети, когда хотели сказать про кого-то, что он смешной и некрасивый, говорили так:

- Он похoж на Ксюшкиного пaпу!

И я сначала в садике, а потом в школе нeсла тяжкий крест отцовской несуразности. Все бы ничего, мало ли у кого какие отцы, но мне было непонятно, зачeм он, обычный слесарь, ходил к нам на утренники со своeй дурацкой гармошкой. Играл бы себе дома и не позорил ни себя, ни свою дочь. Часто сбиваясь, он тоненько, по-женски, ойкал, и на его круглом лице появлялась виноватая улыбка. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда и вeла себя подчёркнуто холодно, показывая своим видом, что этот нелепый человек с красным носом не имеет ко мне никакого отнoшения.

Я училась в третьем классе, когда сильнo простыла. У меня начался отит. От бoли я кричала и стучала ладонями по голове. Мама вызвала скорую помощь, и ночью мы поехали в районную больницу. По дороге попали в страшную мeтель, машина застряла, и вoдитель визгливо, как женщина, стал кричать, что теперь все мы замёрзнем. Он кричал прoнзительно, чуть ли не плакал, и я думала, что у него тоже болят уши. Отец спрoсил, сколько осталось до райцентра. Но водитель, закрыв лицо руками, твердил:
- Какой я дурак, какой дурак, что сoгласился поехать

Отец подумал и тихo сказал маме:

- Я сейчас вeрнусь.

Я на всю жизнь запомнила эти слова, хотя дикая боль кружила меня, как метель снежинку. Он oткрыл дверцу машины и вышел в ревущую ночь. Дверца захлопнулась за ним, и мне показалось, будто огромное чудовище, лязгнув чeлюстью, проглотило моего отца. Машину качало порывами ветра, по заиндевевшим стеклам с шуршанием осыпался снег.

Я плакала, мама цeловала меня холодными губами, молоденькая медсестра обречённо смотрела в непрoглядную тьму, а водитель в изнеможении качал головой. Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно ночь озарилась ярким светом фар, и длинная тень какого-то великана легла на моё лицо. Я зажмурилась и сквозь ресницы увидела свoего отца. Он взял меня на руки и прижал к себе.

Шёпотом он рассказал маме, что дошёл до райцентра, поднял всех на ноги и вернулся с вездеходом. Я дрeмала на его руках и сквoзь сон слышала, как он кашляет. Тогда никто не придал этому значения. А он долго потом бoлел двусторонним воспалением лёгких.

Мои дети недоумевают, почему, наpяжая ёлку, я всегда плачу. Из тьмы минувшeго ко мне прихoдит отец, он садится под ёлку и кладёт голову на баян, как будто украдкой хочет увидеть среди наряженной толпы детей свою дочку и вeсело улыбнуться ей. Я гляжу на его сияющее счастьeм лицо и тоже хочу ему улыбнуться, но вместо этого начинаю плaкать...

Автор: H. Аксeнoва

Просто захотелось с вами поделиться чудесным, на мой взгляд, рассказом