Глава пятая. Стремление к материальному благополучию.


Шло время, шло достаточно быстро, пролетало в суете незаметно, ибо его у меня на том этапе жизни часто не хватало. То я работал круглосуточно, то сдавал зачеты в училище. Покемон как-то перестал появляться в моей жизни. На работе я подружился с Игорем Николаевичем – хитреньким рабочим мужиком, который пытался косить под интеллигента, что ему иногда удавалось. К примеру, он никогда не пил на работе, сам следил за чистотой на рабочем месте, более или менее опрятно одевался, брился каждый день, говорил членораздельно, артистично, хотя частенько и смахивал на полненькую бабку сплетницу, не смотря на почти двухметровый рост.

Ушли мы с Игорем Николаевичем от Жоры со скандалом. Произошло это в солнечном апреле, когда начало теплеть, когда начали лопаться почки на деревьях. Однако мы это солнце видели не так часто, надо было работать. И чем больше мы работали, тем больше от нас требовал наш начальник, похожий на Ленина в молодые годы. Последним нашим заказом были рекламные щиты, которые надо было почему-то сделать ровно за двое суток. Явившись утром на работу, мы ушли с неё только вечером следующего дня, отработав без сна тридцать четыре часа. Правда, в качестве поощрения Жоржик принес нам пакет с продуктами и литр водки. Заказ был выполнен в срок, за что нам были обещаны выходные и деньги сразу после окончания работы.

- Денег пока нет, - изрек наш руководитель тонким голосом с завыванием. – Зачем вам деньги сейчас? Идите отсыпайтесь, а завтра утром зайдете на работу, получите бабло, и пойдете отдыхать трое суток…

Мы поверили и пошли по домам спать. Я тогда так устал, что даже уснул в трамвае стоя. Утром было трудно проснуться, но мысль о получении тридцати лат и трех выходных подкинула меня со скрипучего складного кресла. Однако, никаких денег нам не дали, а велели переодеться и работать, делать еще один срочный заказ. Игорек не очень спешил, часто курил и ругался, утверждал, что мы не роботы, и нуждаемся в зарплате и отдыхе. А я парировал, говорил, что мы в отличии от роботов можем сами найти себе топливо и не изнашиваемся. Наконец вечером Жора выдал нам по четыре лата, и велел выйти на следующий день, чтобы доделать срочный заказ, который мы в тот день не сделали.

- И скажите спасибо, что я вас сегодня в ночь не оставил. А что вы хотели, не работать и денежки получать. Чтобы отдохнуть, надо деньги заработать…

Крайне разочарованные мы отправились в бар около завода. Это был бар с дурной репутацией на углу Лачплеша и Сатеклес. Пиво там наливали в непрозрачные глиняные кружки, что возбуждало подозрения. На потолке там были какие-то сети и пластмассовые лианы, стены были отделаны лакированными бревнами, над одним из столов висела шкура кабана, на полках восседали чучела птиц. Кроме нас в тот вечер посетителей не было, потому словоохотливая барменша села за наш столик и рассказала, как ей задерживают зарплату, как недоплачивают и штрафуют, как вынуждают работать по двое суток подряд. Мы тоже рассказали ей о своей нелегкой доле, и она так растрогалась, что налила нам пиво бесплатно, когда у нас кончились деньги. Кончилось все тем, что мы выпили все пиво и принялись за чипсы и крепкие напитки. Женщина решила уйти с работы красиво, потому, чтобы к утру в баре никакого алкоголя не осталось позвала еще своего мужа. Какое-то время я там спал на раскладушке, накрывшись кабаньей шкурой, сорванной со стены. Утром приехал хозяин бара и сказал, что вызывает полицию…

Потом мы оказались в другом баре, и пили неизвестно на какие деньги, причем в компании двух молодых девиц, с которыми мы и пошли на завод за деньгами уже близко к полудню. Жора, увидев нас с девицами и пьяными, заявил, что никаких денег нам не даст, пока мы не протрезвеем. И велел идти делать кронштейны для владельца магазинов тканей. Этот владелец был еще пьянее, чем мы, и сразу начал угрожать нам кровавой расправой в том случае, если мы не сделаем ему кронштейн, дескать вызовет по телефону парней. Игорек взвыл при всем при этом, но я сказал, что сделаем через час, потому что я все еще надеялся, что-то получить от Жоры. Работа эта как-то не заладилась. Сначала мы не могли найти трубу нужного диаметра, потом нашли, но из нержавеющей стали, для которой не было специальных электродов. Явившийся владелец магазинов стоял над душой и нес всякую похабщину в наш адрес.

Уже вечерело, когда мы, сделав кронштейн, протрезвев разошлись по домам без денег, решив уволиться. Я жутко нервничал по этому поводу. Первое увольнение было для меня таким же волнительным моментом, как первый секс или первый развод. Наутро, когда меня начал мучить похмельный синдром, мне даже руки на себя наложить захотелось или же извиниться перед Жорой и продолжить работать у него, и то, и другое было для меня в тот момент, в сущности, равнозначно. Но я взял себя за волосы и поволок на завод. Начальничек заулыбался, увидев меня.

- Ну, что? Осознал свою вину? Иди переодевайся…

- Я пришел за деньгами и забрать свои вещи.

- Какие вещи? Нет тут ничего твоего! И денег я тебе не должен! Я тебя оштрафовал на ту сумму, что ты наработал…

Дальше слушать его блеяние я не стал, развернулся и пошел к проходной, пробурчав, что все мне с ним ясно. А он еще крикнул мне вслед, что я через неделю на брюхе приползу, но он меня на работу больше никогда не возьмет. Вечером я зашел к Покемону, узнал, что в его бригаде нужны подсобные рабочие и на следующий день уже мчался на электричке в Юрмалу, вместе с сотнями строителей возводить виллы для богатеев.

Отработал я там недолго, две недели, потом надо было идти сдавать экзамены в училище. Денег я за те две недели не получил нисколько, потому что их получил вместо меня хитроумный Покемон. Эти деньги мы вместе пропивали по вечерам, после работы. Он якобы меня угощал. А когда я сказал начальнику, что ухожу и хотел бы получить свои деньги, тот сказал, что отдал их моему другу. Деньги мне были нужны для получения водительских прав. Хотя водил я плохо, слишком мало часов наездил в училище, потому что работал у Жоры. Решив отложить сдачу на водительские права на следующий год, я зачем-то долго говорил Покемону то, что я о нем думаю и решив больше никогда с ним не общаться, пошел сдавать экзамены.

Прямо после экзаменов меня и Лёху, того самого, который когда-то помогал мне есть в детском саду, пригласили работать в первое рижское вагонное депо. Первый месяц мы были учениками и работали за сорок лат, но потом мы получили и удостоверения железнодорожников, с которыми можно было бесплатно ездить по всем железным дорогам Латвии, нам выдали красивую форму, каждую неделю мы получали талоны на молоко, за которые можно было поесть в специальной столовой. Зарплата была официальной, потому у меня появилась книжка налоговая и книжка трудовая. За переработки давали отгулы, можно было пойти в отпуск, а в случае его неиспользования получить компенсацию. Работа была физически тяжелой и весьма грязной, в том случае, если мы работали не на кранах, но нас все устраивало. В конце концов в депо после работы можно было принять душ, и даже давали каждый месяц два куска мыла. У Жоры и холодной воды для мытья рук на всех не хватало.

Народ в депо, конечно, работал простой и незатейливый в большинстве своем потомственные железнодорожники. Там не было бывших актеров, художников, музыкантов, как у Жоры, хотя и в депо пили много и страшно. Спиртом торговали бригадиры прямо на рабочем месте. У них были тетради с записями о том, кто сколько должен за спирт. В день зарплаты они стояли у кассы и взыскивали с народа по счетам. Накопив отгулов, мы ушли в  недельный отпуск, в который бесплатно катались по стране на поездах. С радостью мы вступили в железнодорожный профсоюз, который защищал нас от произвола начальства и давал возможность бесплатно съездить на вещевой рынок в Вильнюсе, где цены были в два раза ниже, чем на рынке в Риге. Появилась так же перспектива получить служебную квартиру с правом её приватизировать.

После пары месяцев работы в депо, я решил бросить пить, зачитался буддийской литературой, и постоянно писал длинные письма Вере в Прейли. В ответ получал нечто краткое, однообразное неуклюжее, но гревшее мне душу, побуждавшее работать больше и усерднее и экономить деньги. Первым делом я оплатил установку счетчиков за воду, без которых за квартиру приходили слишком большие счета. Потом я накопил на сертификаты, которых нашей семье не хватало для приватизации квартиры, официальным владельцем которой я и стал.

Мама тоже нашла приличную работу в фирме занимавшейся сборкой и установкой жалюзи, так же оптовой торговлей одноразовой посудой. А вскоре там освободилось место сборщика и эту работу предложили мне. Директор фирмы мне не понравился как-то сразу, еще на собеседовании. Я не задумывался над тем, чем именно он мне не нравится, просто почувствовал к нему интуитивную неприязнь, которую постарался тут же задавить, ибо условия, которые мне предлагались были заманчивыми. Налоги государству он предлагал платить от минимальной зарплаты, а на руки мне предлагалась зарплата от метража собранных жалюзи. Из офиса он привел меня в мастерские, попросил работников, чтобы мне показали процесс сборки. Работа была физически не тяжелой и такой чистой, что руки надо было мыть перед работой, чтобы не заляпать дорогие материалы. Я попробовал собрать одно изделие, тут же посчитал, сколько я заработал и пришел в полный восторг. График работы был свободный – можно было уходить домой, когда хотелось, главное, чтобы все заказы были выполнены. Маленький коллектив показался мне культурным и доброжелательным.

Не колеблясь, я принял решение уйти из депо, хотя до собеседования увольняться с железной дороги совсем не хотелось. Там у меня были прекрасные отношения с начальником цеха, стабильная зарплата разные льготы, да и железная дорога казалось надежным крупным, государственным предприятием, по сравнению с какой-то маленькой частной фирмой. Из депо меня отпускать не хотел начальник цеха, а директор фирмы сказал, что ждать меня может дня три. По закону я должен был месяц отработать после подачи заявления. Однако, Николай Николаевич оказался понимающим человеком, и отпустил меня с миром, обещав взять обратно, если на новом месте у меня что-то не получится.

Так я и начал прилично по тем временам зарабатывать. Вместо ста лат на руки в депо, у меня начало выходить то двести пятьдесят, то триста восемьдесят. Конечно, иногда приходилось оставаться и до полуночи, но иногда заказов не было, и можно было убежать домой после обеда. С коллективом тоже начались небольшие трения. Никто особенно не хотел мне ничего рассказывать и показывать, а когда я ошибался по незнанию некоторые коллеги злорадствовали. Да и директор убедительно попросил меня писать о проступках коллег и кидать доносы под дверь его кабинета, что показалось мне какой-то дикостью. Везде, где я до этого работал, к доносчикам относились достаточно недоброжелательно, а иногда и жестоко, а тут стукачество процветало открыто. Писать я ничего не стал, ибо считал это смертным грехом, да и не видел я ничего такого, что могло бы вдохновить на написание анонимки руководителю.

Как бы мне ни было неуютно в новой обстановке, я готов был стерпеть очень многое, ради осуществления своей заветной мечты – домика на взморье или на берегу реки хотя бы. Из депо я ушел в начале лета, отработав ровно год, а осенью, когда у меня в кубышке было около восьми сотен лат, я начал просматривать объявления о продаже земельных участков, но за ту сумму не видел ничего подходящего. И мог бы работать дальше, копить деньги, строить дом, сдавать на водительские права, получив их устроиться по специальности автокрановщиком и зарабатывать еще больше при меньших усилиях, но я сделал то, что привело к тому, что вся моя жизнь пошла под откос.