Я зашёл в тамбур-шлюз лаборатории, нехотя натянул шуршащий защитный комбинезон, герметично пристегнул капюшон к маске с очками и респиратором, натянул вторые перчатки. Из зеркала на меня смотрел смешной зелёный космонавтик из детских мультиков. Только космонавты из мультиков не пытают крыс вирусами в поисках самого злого и смертоносного. А мы – да.
Включился стерилизующий душ из газов. Я задержал дыхание, хотя знал, что скафандр защищает и от биологических агентов, и от санобработки. Тело под плотной тканью зудело. То ли самовнушение, то ли просто грязь. Впереди десять часов в душной лаборатории под тремя слоями халатов и защитного костюма.
Нужно закончить как можно быстрее. Враг уже захватил треть территории и подобрался к столице. Отступать некуда, наступать нечем. Теперь нас спасёт только чудо – божественная дизентерия, срезающая чужих солдат беспощадной косой кровавого поноса.
Прошёл через виварий, стуча по стеклу. В каждой клетке десяток крыс, в одной вшит наш генетический код. В девяти других – вражеский. Маленькие участки-маркеры, определяющие этнические различия. С тех пор, как учёные секретных военных объектов смогли определить эти фрагменты ДНК, у нас появился шанс.
Меня как ведущего вирусолога пригласили давно. За несколько недель до начала войны. Сначала это не было оружием. Я работал над созданием модельных линий животных. Тех самых подопытных крыс с нашими генами. Чтобы тестировать лекарства. Я занимался миром, а не войной. Тогда согласился, чтобы подарить жене и дочкам красивую жизнь. А теперь – чтобы подарить им просто жизнь.
Военное положение – вещь неприятная. Никакой связи. Два месяца назад снова урезали электричество. Теперь я чищу зубы в темноте и не читаю перед сном. Месяц назад стали планово отключать воду. После рабочей смены у меня есть пять минут, чтобы помыться – иногда я не успеваю, как вчера. Теперь хожу в стерильном костюме, а под ним всё зудит от застывшего пота. Спина моментально намокает в духоте, глаза под очками заволакивает туман.
Странная вещь эта биологическая война. Вся передовая – десяток «космонавтов» в душной стерильной коробке и пара сотен крыс, обречённых на жуткую смерть.
Изо дня в день мы проводим селекцию вирусов, вытачивая и формируя новую частицу, которая будет гипервирулентна к врагу и безвредна для нас. Мы конструируем и нарабатываем новые образцы вируса, вводим одной крысе из десятка и… Пока ничего.
Мы добились смерти опытного объекта спустя пять суток после заражения. Симптомы у остальных крыс появлялись через трое суток после подселения больной. Но контрольная крыса умирала. Мы всё ещё не обезопасили себя. Оружие не готово.
Страшно представить, что будет, если они решат его применить…
Новости с каждым днём звучали всё страшнее. Счётчик километров до столицы сокращался, и нервные полковники тяжёлыми злыми глазами глядели на нас, когда мы вылезали из скафандров и, шатаясь, брели по кубрикам. Мы должны были победить. Любой ценой.
***
На следующей неделе воду почти отключат. Будут давать раз в три дня на десять минут. Туалет давно на улице, а вот как мыться... Пытался жаловаться, но этим квадратноголовым плевать. Они знают одно – наши скафандры стерильны. То, что под ними – неважно.
Я терся полотенцем, соскабливая с себя катышки грязи, чесался об кровать, как кабан о бревно. В волосах будто что-то шевелилось, старался не замечать.
Намечался прорыв.
– Я смоделировал структуру этого капсида… – захлёбывался восторженным рапортом структурный биолог. – Он не должен связываться с рецепторами… гм, нашими. Тут одна из отобранных частиц, только нужно внести пару мутаций в…
Он показал на схеме фрагменты ДНК, которые нужно поменять, чтобы получить невирулентную для нас самих частицу. Если сработает, через неделю оно будет готово. Останется только наработать побольше.
– Молодчина, Синий, – я улыбался под респиратором. Перед глазами плыли лица дочек в дрожащем мареве лабораторной духоты.
Нам запретили обращаться друг к другу по именам. Мера безопасности. Когда всё закончится, историю перепишут победители, но до поры – лучше людям не знать имён разработчиков биологической бомбы. Так что мы с удовольствием играли в бандитов из старого фильма.
– Спасибо, Зелёный, – почёсываясь ответил структурный, бликуя герметичными очками.
…Мы переработали частицу, нацелили мутацию, пересобрали заново. На всё ушла ещё неделя. Когда остался лишь финальный тест, нас вызвали к командиру части.
– Обстановка серьёзная, – чеканил он, двигая каменным подбородком. – Ресурсов почти не осталось. Всё уходит на поддержание вашей лаборатории. Враг критически близко подошёл к столице, и нашей военной мощи уже не хватает, чтобы отбросить его.
Холодный липкий ком встал в горле, когда я увидел на экране снимки с ракетами, летящими в пригород столицы. Мой район совсем рядом… Когда они снесут дом, где живут мои девочки? Завтра, послезавтра? Вчера?
Пошатнулся Рыжий. Бурый подхватил его за плечо. Мы уставились на генерала, потеряв дар речи. Тот закончил:
– Нам некогда ждать, пока вы тут яйца чешете. Нам нужно победить. Работать будете посменно, ночевать – прямо в лаборатории.
Он нажал кнопку коммутатора:
– Выдать новые комбинезоны учёным. – Кивнул сопровождающим: –Отведите их.
Мы так и не проронили ни слова, хотя у половины текли слёзы: от боли, духоты, страха, усталости.
***
Новые костюмы отличались тем, что в них были встроены резервуары для воды, жидкой еды (теперь уж точно космонавты) и фильтры для туалета. «Перезаряжать» нас должны были раз в неделю. Но мы рассчитывали закончить раньше, работая с перекрытием смен по восемнадцать часов в сутки.
Ели и пили, не отрываясь от работы. Нарабатывали финальный вариант вируса в огромных объёмах, параллельно тестируя. По истечении пяти дней в клетках остались только контрольные крысы. Вскрытие показало у них отсутствие патологий, в то время как в умерших от вируса… нет, это не описать вне протокола.
Мы были на пределе. Рыжий то и дело что-то напевал, Бурый маялся бессонницей. Белый часто выходил в шлюз вопреки запретам, не реагировал на обращения, ошибался в процедурах и постоянно дрожал. Мы терпели – всем было плохо, но у кого-то первого могли сдать нервы.
Остальные, не сговариваясь, следили за Белым, чтобы он во время вскрытия крыс не воткнул никому скальпель в шею. Потом вообще отстранили его от работы. Но лучше Белому не стало. В один момент он, невзирая на предупреждения охранников, выбежал из лаборатории и исчез на двое суток.
А вернулся другим. Буквально. Это был не тот Белый.
Новый Белый был шире в плечах и ниже, голос у него был сипловатым, а глаза под очками – другого цвета. Не помню, какие были у прошлого… серые или зелёные?.. Но точно не карие.
Мы инструктировали нового и объясняли, в чём дело. Только кивал, слушая. Казалось, что он немой. Увидев отчёты по тестам, Белый наконец закричал. Он истошно вопил, не затыкаясь, схватившись за голову. Мы с Синим скрутили его и вытолкнули в тамбур-шлюз.
– Ты чего орёшь, психованный? – прошипел Синий. – Или ты правда больной? Приступ какой? Предупреждать надо!
– Её нет! – прорыдал Белый, обмякнув. – Вы убийцы! Психопаты! Конченные…
– Что ты несёшь? Чего нет?
– Войны! – проорал он, сверкая очками. – Вы поверили, что танки у столицы? Что страну бомбят? Да они нарисовали вам мультики и промыли мозги! Нет никаких военных преступлений, беженцев, сражений… Есть только их ложь!
– Но полковник вчера орал…
– Полковник орал?! – Белый нервно захохотал. – А собака кусалась! Удивил! Да поймите, идиоты, вы создали оружие! Для нападения! На мирных людей!
– П-подожди, – перебил Синий. – Почему тебя к нам пустили? Они же не думали, что ты будешь им подыгрывать?
– Меня шантажировали, – горько просипел Белый. – Сказали, что следят за моей семьей. Я должен тут работать. Но увидев это… – он качнул головой, – я понял, что пожертвую ими, чтобы спасти миллионы. Мы должны это предотвратить.
В шлюз вошёл охранник, положив ладонь на кобуру.
– У вас всё нормально? – хмуро бросил он.
– Нет, – обернулся Синий. – Скажи: это правда, что нет никакой войны, и вы обманом заставили нас создать биологическое оружие?
Охранник замешкался, мыча. У меня похолодело в темечке от ужаса. Белый сказал правду.
– Да вы бы видели, чего в мире творится! – нашёлся охранник. – Там же всё на волоске повисло – скоро начнётся! Не мы так они, не ты так тебя! Вот мы и… сыграли на опережение.
Я почти слышал, как ползёт пот по спине под тремя слоями стерильного скафандра. Мы должны были это предотвратить.
***
Я захлёбывался лесным воздухом, так не похожим на стерильный дух лаборатории. Мозг пел и пьянел от кислорода, но истощённое духотой и бессонницей тело вопило. Последние крохи адреналина гнали меня вперёд, а в мозгу топором палача стучала мысль: что будет, когда они кончатся?
Позади слышался лай собак, отдалённое эхо взрывов. Мы сделали это. База пылала.
…Мы рассказали правду остальным и разработали план действий. Собрав все канистры с горючими реактивами, мы сняли ненавистные скафандры, оставшись в халатах, и стали громить этот филиал ада. Пришлось сжечь виварий, бесценное оборудование, реактивы и материалы…
Счёт шёл на минуты. Мы вооружились пластиковыми пульверизаторами с кислотой – нужно было успеть сбежать, пока их не разъест. Первых охранников застали врасплох, кислота обожгла им лица и руки. У нас появилось оружие.
Синий погиб – он замкнул провода, чтобы зажечь разлитый по всей лаборатории изопропанол. Сказал, что близких у него нет, и возвращаться незачем. Вскоре тонкий писк горящих заживо крыс заглушило его неистовым криком. А мы бежали.
Чёрного и Рыжего застрелили у ворот. Белого схватили. Остальные прорвались. Кислота проела пластик, патроны кончились. Мы бежали от сирен, выстрелов и собачьего лая, продираясь сквозь лес, безоружные, уставшие и смертельно испуганные.
Нужна была река.
Лай слышался всё ближе. Я летел, исцарапав лицо о ветки, сбив ноги, изодрав остатки халата. Грохали выстрелы, свистели пули, кроша сосны. Мы метались как зайцы, уходя с линии огня, и понимали, что долго не выдержим. Нам нужна вода.
И она появилась. Мы слишком поздно заметили обрыв и кубарем покатились в широкую реку, что пенилась и бурлила внизу. Чудом не переломав кости, я рухнул в ледяной поток, фыркая и отплёвываясь. Старался держать голову под водой, но обезумевшие от бега лёгкие требовали воздуха.
Я выныривал, чтобы вдохнуть, слышал свист пуль и тут же погружался обратно. Выстрелы и лай затихали. Нужно было уплыть подальше и идти через лес, избегая дорог. Мы бежали не для того, чтобы спастись. А чтобы спасти правду. И военные охотились за ней, а не за нами.
***
Утонул Фиолетовый. Молчаливый серьёзный дядя, вдвое старше меня. Возраст взял своё. Осталось четверо. Я, Бурый, Серый и Жёлтый. Пробираясь сквозь лес, голодные, продрогшие, еле живые от страха и усталости, мы молчали. Смыв грязь, накопившуюся под скафандрами, мы насобирали новой, волочась по лесам и ночуя на корнях деревьев.
На второй день, умирая от голода, мы вышли к деревушке. Прошли огородами, стащили морковки с картошкой. Жрали сырыми, сполоснув в ближайшем ручье.
Потом была железная дорога и полуразбитая станция умирающего городка. Мы сориентировались, ночью залезли в товарный поезд, идущий через границу, и отрубились. Спустя сутки громыхания колёс, мы были на месте. В так называемом стане врага. Столице страны, которая, по словам охранника, вот-вот должна была напасть.
Оборванные, грязные, тощие – естественно, мы сразу привлекли внимание. Полиция, специальные органы, СМИ – нас взяли в охапку и не выпускали. Маховик событий раскрутился с бешеной силой.
До меня запоздало дошло, что мы лишь ускорили события. Оказалось, о пожаре на военном объекте трубят на каждом углу, гадая, что это за объект и что произошло. А тут мы в своих лохмотьях, в которых ещё угадывались очертания лабораторных халатов.
Оказавшись перед десятком объективов, я почувствовал себя крысой. Лабораторной крысой, за которой наблюдают, чтобы узнать, как она себя поведёт после воздействия шока. Будет ли биться в истерике или впадёт в апатию? Будет петь, потеряет ли сон, начнёт ли ошибаться?
От моих слов зависела судьба миллионов, и мои слова были сказаны. Третий день мотаясь по студиям, глядя на толпу репортёров и в горящие гневом глаза ведущих, встречая министров и генералов, я думал, правильно ли поступил. Не лучше ли было последовать примеру Синего и попросту сгореть, уничтожив проклятое оружие?
Но на третий день всё изменилось. Вопросы отпали, как хвост у ящерицы.
После конференции ведущая ушла в уборную, и к нам подошёл один из репортёров. Без микрофона. Походка его мне кого-то напомнила.
– Вы довольны эффектом? – снисходительно улыбаясь, спросил он.
– О чём вы? – ледяным тоном бросил Бурый.
– О шумихе. Толпе людей. Важных государственных чинах, что жмут вам руки. О десятках репортёров, что суют вам под нос микрофоны, а потом разъезжают по студиям…
Я начал узнавать.
–…приезжают домой, обнимают жён и детей…
Я начал понимать.
– …которые идут в магазины, кафе и кино…
Он вытащил из пиджака очки и надел их. Совершенно неуместные в тёплом свете студии лабораторные очки, герметично прилегающие к коже.
Под ними сверкнули карие глаза Белого. Второго Белого, который толкнул нас на побег и был схвачен у самых ворот базы.
– Так ты был… крысой? – прошипел я сквозь зубы.
– Нет, – осклабился он. – Крысами стали вы. Выращенными для них чумными крысами. Думаете, вам позволили бы сбежать, если бы всё было по-настоящему? Ха!
– Но как…
В студию вошла ведущая. Я вспомнил, что мы работали с ней уже третий день. Пристальный осмотр сказал мне всё. Ни грим, ни свет уже не могли скрыть бледно-зелёного цвета её лица. Она пошатнулась на каблуках.
– Мы взяли ваш финальный образец. Наработали его в другой лаборатории и стали вводить вам. Помните скафандры с питательной смесью? – он рассмеялся. – Предыдущий Белый был носителем гена. Его ненадолго хватило.
Я вспомнил, как шатало и трясло первого Белого. Неужели…
Ведущая оступилась и рухнула на пол. К ней побежали на помощь, но она вывернулась и согнулась в конвульсиях. Её вырвало. Я в оцепенении смотрел, как из уголка рта красивой девушки в деловом костюме стекает струйка крови.
Поднялась паника. А мы, четверо беглецов – невольных диверсантов – стояли в оцепенении и глядели, как растворяется в толпе лже-Белый. Теперь-то я понял, каково было нашим подопытным крысам. Мы точно также не владели своей судьбой, запертые в клетках чужой волей…
Люди вокруг толкались, пихали и роняли друг друга, топтали и начинали драться. В другом углу студии ещё кого-то вырвало кровью.
…Запутавшиеся в сетях двойного обмана, желавшие мира и спасения, мы оказались омерзительным орудием убийства. Слепыми проводниками чьей-то ненависти. Они отравили нас не вирусом. Они отравили нас ложью, обманули истиной. Лишили способности отличать правду от обмана, добро от зла.
Мы четверо, как всадники Апокалипсиса, стояли перед лицом обезумевшей толпы и глядели, как ворвавшиеся в зал агенты спецслужб поднимают оружие.
Но было слишком поздно.
Автор: Александр Сордо
Оригинальная публикация ВК
