Лига плохих шуток

– Во имя Ирины Хакамады! – заорал я и выбил заднюю стенку холодильника кулаком.

В суматохе бурятского спора никто не обратил на меня внимания. Я тихонько забрался в холодильник, снося полки и кастрюльки. За холодильником было окно кухни. Я протискивал в него свое, внезапно располневшее от засунутых за пазуху и по карманам сосисок, котлет и прочих припасов, тело.

Я бы назвал это «Побег из Шаолиня», но название этой главы должно начинаться на «Л».

Я бежал, натыкаясь в темноте на предметы неопределённых очертаний, и попутно пытался угадать, на что же я наткнулся.

– Ведро? – спросил я, наткнувшись на подойник.

– Курица? – спросил я, наткнувшись на квочку.

– Забор что ли? – а это оказался частокол.

– Бревно? – споткнулся я об валежник.

– Медведь?

– Рроар! – отозвался косолапый.

Как вы поняли, в тот вечер у меня не ладилось с синонимами. А ещё вы догадались, исходя из перечисленных предметов, что я удалялся от особняка и углублялся в какой-то лес. Наверное, это все-таки Нарния, думал я. Наверное, это какой-то наркоман, думал лесник, который слышал, как я бьюсь головой о деревья.

– Подожди! – послышался голос позади.

– Чего тебе, голос позади? – ответил я. – Я опаздываю на поезд, который уже ушел.

Если уже опоздал, то зачем спешить? Но каждый обыватель, проспал он или застрял в пробке, нервничает, как самец богомола перед брачной ночью.

***

Людям везёт. Они часто женятся по залёту. Но мы другие, мы – богомолы, испытываем непреодолимое чувство любви. Нами овладевает ненасытная страсть и похоть, будто мы сладострастные насекомые. Голос разума шепчет: «ты совершаешь ошибку», но инстинкт его перекрикивает: «СМОТРИ НА ЕЁ УСИКИ».

– Дорогой, это была очень романтичная свадьба. Спасибо тебе, я так счастлива, что мы теперь муж и жена.

– Я рад, дорогая, только вот твой кузенчик-кузнечик ужрался до огуречного состояния и стал приставать к моей одногруппнице-стрекозе.

– Это пустяки. – Её голос стал ниже и в нём появились манящие вибрации.

– Т-т-точно, пустяки.

– Ложись скорее рядышком.

– Да я ещё не устал. К тому же надо пойти вымыть г-г-г… голову.

– Верно, она у тебя грязная. Используй тот шампунь с запахом майонеза, пожалуйста, который я подарила тебе на День защитника  кузнечества.

– Лааадно.

Через десять минут он уже снова стоял перед супружеским ложем.

– Ну что же ты не ложишься?

– Постель мокрая. Это что слюни?

– Ну не говори глупостей. Какие слюни? Ложись скорее, ведь теперь мы муж и жена.

Он сел на краешек кровати, и ложе затряслось.

– Неужели это твой первый раз? – хрипло спросила она и сглотнула слюну.

– В нашем роду у всех мужчин бывал только первый раз.

– Это тебе отец рассказывал?

– Мама. Отец бросил нас, когда я был ещё… Когда меня ещё не было. – Он задумался. – Постойте-ка.

Он вскочил с кровати, но лапки-крючья уже обняли его, и инстинкты завладели им.

***

– Я пойду с тобой. Я сбежал из дома, – сказал Кеша, догнав меня, застрявшего между веток ясеня. Добавил: – Это не ясень, это клён.

– Ты хочешь, чтобы я пошутил, типа «Ну, ясен клён»?  – от такой отвратной шутки у меня заныли зубы.

– Нет, я просто хочу, чтобы ты взял меня с собой. Не могу там больше оставаться.

Я посмотрел на Кешу, он был похож на темноту. Ночью я вообще-то очень плохо вижу.

– Так, Иннокентий, нам необходимо вернуться в Н-скую губернию. Там нам помогут. Ты знаешь, куда топать?

Темнота утвердительно кивнула головой.

– Вытаскивай меня от суда, и побежали, – сказал я.

– Хорошо, я уже слышу звуки погони.

И он стал вытаскивать меня из развилки. Отдуваясь и пыхтя, я помогал ему всем, чем только мог. Даже попить принес один раз. И вот, спустя пять минут мы отдыхали возле этого проклятого клёна. А погоня настигала нас.

– Усталость забыта? – спросил я, когда мы отдышались?

– Да, а что-то вон там колышется? – поинтересовался мой спутник.

– Это чад. Ой, вот уже копыта, стучат.

– Как мое сердце.

И нет нам покоя. Горим, но живем. Погоня, мать её, в горячей крови.

В общем, мы побежали, и начался второй куплет.

– У тебя пули в нагане есть? – спросил маленький бурят на бегу.

Да и нагана то у меня не было, но я ответил: – Есть. Надо только до губернии успеть.

– А как же сразиться с этими? Которые враги, – воинственно напрягся Кеша.

– Погоди, дай песню допеть.

И нет нам покоя. Горим, но живем. Погоня, погоня, погоня… и дело с концом.

– Это из другого куплета, – окрикнул меня Иннокентий.

– Да это все ветер, который в лицо.

Вот так, рассказывая текст песни «Погоня», мы скрылись от погони.

Тем временем в пустыне подскочили цены на бензин. Не, братцы, сорокет за литр – это перебор.

А в нашей Нарнии наступило утро. Когда сумерки отступили, я огляделся вокруг. Чудесная природа обступила нас. Зелень искрилась на солнышке, а вместе с зеленью  – широкоскулое лицо моего спутника. Проходим зелень и лицо, не задерживаемся, после экскурсии можно будет повторно рассмотреть экспонаты. Справа открывается прекрасный вид на ласку, дожирающую петуха. Теперь посмотрите направо, чудный пейзаж перекрывают железнодорожные пути, на которых валяются нечистоты, выбрасываемые из поездов.

– Вот, вдоль неё пойдем и вернемся в губернию. Правильно? – сказал я Иннокентию.

Тот неопределенно повел плечами. Присутствие экскурсовода в этой глуши его смутило.

– Кушать хочется, – сказал он после паузы.

Я знал, что так и будет, но надеялся сбагрить пацана до этого момента. Знаете, вовремя выполнения пике есть точка, после которой вывести из падения машину невозможно. Точка пройдена, катапультируемся!

– Я за сигаретами, – крикнул я, и припустил вдоль путей.

А что? Беспроигрышный вариант. Мой батя всегда так делает. Правда, возвращается через десять минут. Вы помните мою маму. От неё так просто не скроешься. Осуждаете меня? Думаете, кинул мальчугана посреди леса, не ответил за базар, который приручил? Справедливо. Меня тоже стала мучить совесть, или сомнения – в ту ли сторону я пошел. Вернулся.

– Уже купил сигарет? А покушать купил? А ты будешь моей мамой? – накинулся на меня недониндзя.

Надо было разжиться едой. Я пошарил в карманах. Там были… блин, что же там у меня в кармане?

– У него там руки? Нож? Веревка? Или вообще ничего? – отозвался малец, выловил сырую рыбу прямо из лужи и стал бить головой о камень, приговаривая «вкусно и славно…»

Хм. Конечно, это вам что-то напомнило, а если не напомнило, то ладно. Я отобрал у него рыбу. Развел костерок, стал готовить рыбу.

– Что ты делаешь? Дай её нам сырой, трепыхающейся!

– Кеша, ведь тебя так звали? Ты был таким же, как мы – европейцем.

Ладно-ладно, хватит толкинизма. Мы подкрепили силы, и пошли вдоль рельсов в сторону города. По дороге мы не встретили ни одного фавна, ни одного Аслана, ни одной королевы. Повезло, в общем.

– Кешью, – обратился я к попутчику. – Я оставлю тебя в городе, там есть ребята, которые о тебе позаботятся. А мне надо ехать в Москву.

– Они не будут отговаривать меня поступать в художественную школу?

– Нет, они за свободу, настоящие революционеры.

Мы благополучно добрались до станции «Н-ская губерния – 1». На вокзале я нашел своего старинного волшебного помощника таксиста ибн Хаттаба (вообще-то Замига оглы Залбегова, ну да не важно). Мы стали договариваться, о проезде. Таксист ни в какую не хотел принимать за проезд «по старой дружбе» за километр, и даже «постоянный клиент» за час.

Черт с ним, таксистом. Мы прошли квартал пешком. Встали возле шашлычной и стали насыщаться ароматом жарящегося мяса, жадно пожирая его ноздрями.

Рядом с этим замечательным рестораном стояли не столь замечательные лица кавказской национальности, а рядом стаяла их машина. Она нам нужна, подумал я.

– У меня есть план, – сказал я своему маленькому спутнику. – Но ты должен полностью довериться мне.

– У меня плохое предчувствие.

– Не напрасно, мой юный друг, не напрасно, – сказал я, и подошел к самому здоровому из монобровой братии.

– Монобровое братство приветствует тебя, – сказали ребята. – Зачэм пожаловал, дарагой?

– Я хочу заключить пари-шмари, – гордо произнес я.

– Чего-шмево? – удивились соотечественники с гор.

– Спор-шмор хочу.

– А я Ларису Ивановну, – отозвался один из них.

– Вот-вот, – похоже диалог-шмеалог завязался и дело пройдет без сучка без задоринки-шмадоринки. – Давайте поспорим. Если вот он победит в армрестлинге одного из вас, то вы отдаете нам автомобиль-шмавтомобиль.

– А если он проиграет-шмовыграет?

– Он станет вашей Ларисой Ивановной.

Они дружно загалдели, стали танцевать лезгинку-шмезгинку. А Кеша судорожно сглотнул слюну-шмюну.

– Дмитрий, зря я тебе доверился-шмоверился, – сказал он, подключаясь к разговору.

Конечно, мне его тоже было жалко. Но из уст маленького бурята слово «шмоверился» звучало слишком неестественно, и суровая решительность укрепилась во мне ещё больше.

План заключался в моем умении мыслить логично и на грани абсурда. Ладно, скорее, за гранью фола. В общем, страх анального изнасилования должен был накачать мышцы парнишки адреналином. Конечно, он их победит, если стресс внутри него достигнет пиковой точки.

Я просчитался, он был спокоен, как мертвый ленивец, и запах похожий источал. Даром, что я сам стал паниковать. Его ниндзя тренировки были не напрасны, спасибо Момо-сэнсею. Кешью пробил столешницу волосатой конечностью (не знаю, нога это была или ещё что-то, просто из кучи волос торчала непонятная штука) одного из кавказцев, когда началась борьба.

Мы сели в трофейный авто, и покатили в сторону заката, как обычно, несмотря на то, что был полдень.

«Бьют свинцовые ливни,

Нам пророчат беду,

Мы на плечи взвалили…»

Вы, наверное, считаете, что я ничего не смотрел кроме «Неуловимых» и «Властелина колец»? Да мне параллельно ноге, что вы там считаете, это хорошие фильмы.

– Ты рад, что все хорошо закончилось? – спросил я, вцепившись в руль.

– Это ты о тех, кого мы победили, или о том, как ты сейчас чуть не врезался в дом?

– Да ты не бурят, а еврей какой-то. Иными словами, ты рад только какому-то одному из успешно сложившихся  событий.

– Нет-нет, обоим сразу.

– Хорошо, другое дело. Давай послушаем, что у них за музяка что ли?

– «Черные глаза» какие-нибудь, – вздохнул он. – И ты в каком веке живешь? Кто в наше время говорит «музяка».

– Ну посмотрим что у них там. Мне они показались неплохими парнями. Значит и вкус у них должен быть.

Мы включили радио и там запела Ротару свою «Ааааааааа блин, белая зима! Я решу сама, отвалите от меняааа».

– Как тебе? – начал я проверять сосочки на языке моего спутника (вкус его тестировать, то бишь).

Он неопределенно мотнул головой, я подумал, что у него приступ эпилепсии и нажал по тормозам. Когда Иннокентий отбился от моих попыток положить его набок и схватить за язык, песня закончилась. Включилась группа Любэ и их «Охота, брат, охота на охоту».

– Да они молодцы, надо бы вернуть им машину, как знак доброй воли.

– Что это за песня?

Я снова вдавил педаль тормоза. Сначала, конечно, отпустил Кешу, залез в машину, завел её, тронулся и сразу – по тормозам. А что вы хотите? Я так выражаю эмоцию негодования!

Ладно, он же маленький ещё, ему простительно. Я листал трэклист в магнитоле. Там были Дискотека Авария, Маршал, The smiths,  Песенка мамонтенка, Речь Хрущева с 20–ого съезда КПСС. Все это вызывало смешанные чувства, но вот я нашел сингл Григория Лепса о Калифорнии, и вспомнил, что в нем нет ни одного слова о ней, и назывался-то он «Самый лучший день». Тем не менее, я вдруг вспомнил, что тороплюсь в Калифорнию, чтобы потом с гордостью сказать «ЛУЧШИЙ ДЕНЬ ЗАХОДИЛ ВЧЕРА».