Мы поднялись по лестнице на третий этаж, где находились две квартиры и, вдобавок, наша в самом конце холла. Наша была самой роскошной. Перед дверью в квартиру 3А стояли мистер и миссис Беркетт, и я сразу понял, что что-то произошло, потому что мистер Беркетт курил сигарету. Я ни разу не видел его с сигаретой, да и курение в доме было запрещено. Его глаза были красными, а седые волосы всклокочены и торчали в разные стороны. Я всегда называл его мистер, но на самом деле он был Профессор Беркетт и преподавал что-то заумное в Университете Нью-Йорка. Как я позже выяснил, Английский язык и Европейскую Литературу. Миссис Беркетт была в ночном халате и босиком. Халат был тонким, и почти ничего не скрывал.
"Что случилось, Марти?" - сказала мама.
Прежде чем он успел ответить, я показал ему индейку. Он выглядел расстроенным, и мне хотелось его подбодрить, а кроме того, я ею очень гордился. "Смотрите, мистер Беркетт! Я нарисовал индейку! Смотрите, миссис Беркетт!" Я держал рисунок перед лицом, чтобы она не подумала, что я пялюсь на её женские штуки.
Мистер Беркетт не обратил на меня никакого внимания. Не думаю, что он вообще услышал меня. "Тиа, у меня ужасные новости. Мона умерла сегодня утром".
Мама уронила к ногам сумку с рукописью и прижала ладонь ко рту. "Боже мой! Умоляю, скажите, что это не так!"
Он заплакал. "Она встала ночью и сказала, что хочет пить. Я снова заснул, а утром увидел, что она лежит, натянув одеяло до подбородка. И я пошёл на кухню сварить кофе, я подумал, что приятный запах её разб-б-будит... разбудит..."
Он зашёлся в рыданиях. Мама обняла его так же, как обнимала меня, когда мне было больно, несмотря на то, что мистеру Беркетту было уже лет сто (позже я узнал, что семьдесят четыре).
Вот тогда-то миссис Беркетт и заговорила со мной. Я с трудом слышал её, но не с таким трудом, как некоторых других, потому что она умерла совсем недавно. Она сказала: "Не бывает зелёных индеек, Джеймс".
"У меня бывают", - ответил я.
Мама по-прежнему обнимала мистера Беркетта и словно убаюкивала его. Её они не слышали, потому что не могли слышать покойников, а меня - потому что занимались своими взрослыми делами: Мистер Беркетт причитал, а мама утешала его.
Мистер Беркетт сказал: "Я позвонил доктору Аллену, и он сказал, что у неё, вероятно, был удар". По крайней мере, мне показалось, что он так сказал, хотя я и не понимал, кто кого ударил. "Он позвонил в похоронную службу. И они забрали её. Не знаю, что я буду делать без неё".
Миссис Беркетт сказала: "Мой муж сейчас подпалит твоей маме волосы своей сигаретой".
Разумеется, так и произошло. Я почувствовал запах жжёных волос, который у меня вызывал мысли о салонах красоты. Мама была слишком вежливой, чтобы жаловаться, но она выпустила его из объятий, а затем взяла из его пальцев сигарету, бросила её на пол и раздавила. Я подумал, что так мусорить очень неряшливо, но не сказал ни слова. Я понимал, что это особый случай.
Ещё я понимал, что если вновь начну разговаривать с миссис Беркетт, то разозлю его. И маму тоже. Даже ребёнок, если у него не совсем пусто на чердаке, знает очевидные вещи. Всегда говори спасибо и пожалуйста, не свети своим стручком при посторонних, не жуй с открытым ртом и не общайся с мертвецами в присутствии живых людей, которые их оплакивают. Я просто хотел сказать в свою защиту, что не знал, что она мертва, когда увидел её.
Позже я научился отличать живых от мёртвых, но тогда я только учился. Сама она не была прозрачной, а только её халат. Мертвецы выглядят совсем, как живые, вот только они всегда носят одежду, в которой умерли.
Тем временем мистер Беркетт начал пересказывать произошедшее. Он рассказал маме, как сидел и держал свою жену за руку, пока не приехал доктор, а потом вновь держал, пока её не увёз гробовщик. На самом деле он сказал "транспортировал тело", но я не понимал, о чём он, пока мама мне не объяснила. Ещё я не знал, кто такой гробовщик, и решил, что это как-то тоже связано с салонами красоты, вероятно, всё из-за того же запаха тлеющих волос. Его плач, почти прекратившийся, снова стал громким. "Её кольца пропали, - сказал он сквозь слёзы, - И свадебное, и обручальное, с большим бриллиантом. Я посмотрел на ночном столике с её стороны кровати. Обычно она клала их туда, когда мазала руки этим мерзким кремом от артрита..."
"Он и впрямь воняет, - сказала миссис Беркетт, - Ланолин это, по сути, воск, получаемый из овечьих шкур, но он помогает"
Я кивнул в знак того, что понял, но не сказал ни слова.
"...и на раковине в ванной, потому что иногда она оставляет их там... я везде посмотрел".
"Найдутся, - успокоила его мама, и, поскольку теперь её волосам ничего не угрожало, снова обняла его. - Они найдутся, Марти. Не беспокойтесь".
"Мне так её не хватает! Мне уже её не хватает!"
Миссис Беркетт покрутила рукой возле лица. "Уверена, что через полтора месяца он уже начнёт звать Долорес МакГоуэн пообедать с ним"
Мисер Беркетт рыдал навзрыд, а мама утешала его, как меня, когда я поцарапал коленку или, желая приготовить для неё чай, облился горячей водой. Короче, они сильно шумели, и я решился тихо спросить.
"Где ваши кольца, миссис Беркетт? Вы знаете?"
Мёртвые всегда говорят правду. В шесть лет я этого ещё не знал; я просто считал, что взрослые - и живые, и мёртвые - никогда не врут. Конечно, в то время я верил и в то, что Златовласка существует на самом деле. Назовите меня дураком, если хотите. По крайней мере, я не верил в то, что три медведя и вправду говорили.
"На верхней полке шкафа в коридоре, - сказала она, - у самой задней стенки, за блокнотами"
"Почему там?" - спросил я, и мама странно посмотрела на меня. Ей казалось, что я разговариваю с пустым коридором... хотя она знала, что я не похож на других детей. После того случая в Центральном Парке, неприятного случая - я о нём ещё расскажу - я как-то подслушал, как она в разговоре с редактором сказала, что я "чудик". Меня это напугало, потому что я решил, что она надумала поменять моё имя на Чудик, которое казалось мне дурацким.
"Не имею ни малейшего понятия, - сказала миссис Беркетт, - Наверное, у меня уже случился удар. Мои мысли уже, вероятно, тонули в крови".
Мысли, тонущие в крови. Я так и не смог об этом забыть.
Мама спросила, не хочет ли мистер Беркетт зайти к нам и выпить чашку чая ("или чего покрепче"), но он сказал, что собирается ещё раз поискать пропавшие кольца своей жены. Мама предложила занести ему еды из китайского ресторана, которую она планировала заказать на ужин, и он ответил, что это было бы замечательно, спасибо, Тиа.
Мама сказала "не за что" (ещё одно из ещё любимых выражений, наравне с "да-да-да" и "верно-верно") и добавила, что мы занесём ему еду в шесть вечера, если только он не захочет поужинать с нами, чему мы будем только рады. Он ответил, нет, ему хотелось бы поужинать в его собственной квартире, но он будет рад, если мы к нему присоединимся. Вот только он сказал "в нашей квартире", словно миссис Беркетт всё ещё была жива. Она была мертва, хотя так полностью и не ушла.
К тому времени уже и кольца найдутся, - сказала мама. Она взяла меня за руку, - Пойдём, Джейми. Мы увидимся с мистером Беркеттом позднее, а сейчас ему надо побыть одному".
Миссис Беркетт сказала: "Зелёных индеек не бывает, Джейми, а эта так вообще и на индейку не похожа. Она выглядит, как клякса, из которой растут пальцы. Да, до Рембрандта тебе далеко".
Мертвецы могут говорить только правду, но это годится лишь в том случае, когда ты хочешь знать ответ, но как я уже сказал, иногда правда может быть полным отстоем. Я начинал злиться на неё, но вдруг она расплакалась и моя злость исчезла. Она повернулась к мистеру Беркетту и сказала: "Кто теперь проследит, чтобы он продел ремень во всё шлёвки на брюках? Долорес МакГоуэн? Да чёрта с два!" Она поцеловала его в щёку... или поцеловала то место, где была его щека, я не мог точно сказать. "Я всегда любила тебя, Марти. И до сих пор люблю".
Мистер Беркетт поднял руку и поскрёб то место, которого она коснулась губами, словно у него был зуд. Я решил, что именно так он и подумал.
