
картинки ретрофутуризм
3 поста
3 поста
— Что это ты забыл в моём телефоне? — ядовито поинтересовалась Наташка, выходя из моей ванной в моём халате. — Шпионишь за мной? Ты забыл — между нами всё кончено?
— Не забыл, не забыл, — буркнул я, последним движением удалив диалог с Мармеладой (на всякий случай). — Просто стало любопытно, какие книжки у тебя в библиотеке на «Книгочёте». Моего романа так и нет? А почему?
— Твой роман невозможно читать, Карасёв. Я уже говорила. И вообще, бросай ты это дело! У тебя как было полтора подписчика, так навсегда и останется.
— У меня их четыре тысячи, — ответил я.
В глазах у Наташки на мгновение зажглось что-то похожее на недоверие или зависть, но тут же было потушено.
— Ну надо же, — ответила она. — Значит, уровень культуры у народа ещё ниже, чем я думала...
— Ах, ну разумеется! Куда уж нам до озабоченной бредятины ваших «Мармелад»! Те, кто читает писево автора с таким псевдонимом, вообще не имеет права судить о литературе... И, кстати, почему ты там «Фиона»? Я, что, Шрек?
— Отдай телефон, Карасёв, — Наташка уклонилась от дискуссии. — У тебя преувеличенное мнение о собственной значимости. Если я о ком и думаю, когда сочиняю ники для Интернета, то точно не о тебе! А что касается Мармелады, то признайся: тебе ведь понравилось то, что сегодня было?
С этими словами она скинула халат, кокетливо глянула на меня из-за плечика, но, не дождавшись нужной реакции, начала одеваться.
— Мне вообще нравится секс, — ответил я. — Если у женщины есть руки, ноги и голова, то я готов её трахнуть — даже если, Карасёва, это ты.
— От ответа не увиливай! Я видела, что тебе было интереснее, чем обычно! И не буду скрывать, что мне тоже. Когда ты называл меня Матильдой, это было потрясающе волнительно!
— Мы были как два идиота.
— Да нет же! Мне правда казалось, что это не я, какая-то более красивая, более сексуальная женщина.
Я думал разочаровать её, но решил не превращать наше обычное покусывание после этого дела в склоку и просто ответил:
— Да уж, Матильд у меня ещё не было.
— И не будет, — сказала Наташка. — Губу не раскатывай.
К этому времени она уже оделась до конца и переместилась в прихожую.
— Это мы ещё посмотрим, — сказал я. — Всё. Досвидос.
Когда дверь за Наташкой закрылась, я мысленно произнёс ещё несколько гадостей в её адрес, а потом принялся думать о Мармеладе. Интересно, написать ей с аккаунта ярой (судя по всему) фанатки — это была классная идея? Или всё-таки не очень? Жаль, нас быстро прервали, и я не успел выудить у горячей фантазёрки никаких секретов. Остаётся только надеяться, что моё предложение написать рассказик исключительно о сексе ей зайдёт. Может быть, я почерпну оттуда более реалистические, нежели летучий эректор, идеи для внезапного соседского перепихона? Или, к примеру, напишу свой похожий рассказ и поражу её совпадением наших фантазий... Ну, ладно, посмотрим.
Однако какова эта Наташка! Надо уже сменить замок и заставить её, по крайней мере, стучаться, когда она заявляется. А то ходит как к себе домой, пользуется моим котом и моим прибором, фантазии дурацкие свои реализует, а потом ещё хамит! Понятия не имею, как меня угораздило-то на ней жениться? Теперь и не вспомнишь уж... Ну змея, блин! «Матильды не было и не будет, не раскатывай губу, бла-бла-бла-бла». Тьфу!
Пойду писать проду.
Я слез с Кшесинской и взглянул на статы. Эх, буквально пару фрикций не хватило, получил бы новый уровень! Ну ладно. Зато харизма приросла на четыре пункта и меткость тоже. Может, сделать дело с ней ещё раз? Уровень сейчас мне был бы кстати, да и обаяние побольше прокачать перед спасением Империи не повредит...
Впрочем, ладно, не буду больше мучить прима-балерину — ей ведь после моего кавалерийского натиска ещё на сцену идти! Как-никак сегодня, после того, как я с лошади заскочил на её балкон, мы прокачивали меткость и харизму уже шесть раз. Теперь я в тайне надеялся, что Матильда успеет до революции выносить и родить наследника древнего боярского рода Попаданских, и он появится с такою же мощной магией, как и у папеньки.
Сейчас же, пока Кшесинская лежала без сил на своих белоснежных простынях, я принялся делать то, ради чего, собственно и проник в её особняк — расставлять по всем углам магические антибольшевистские ловушки. Представив, как через несколько месяцев гнусавый Ульянов заявится в этот дом и застрянет в одной из них, я довольно расхохотался. Портал, через который принудительно выкидывало попавших в мою ловушку, выходил другим концом прямиком в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Можно было бы, конечно, закинуть Ульянова и подальше, в черту оседлости... Но сейчас там были немцы и бросать туда немецкого шпиона было бы всё равно как отрравить в терновый куст Братца Кролика.
После этого я вышел на балкон и обратился к обывателям:
— Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! — выдал я. — Сейчас на австро-венгерском фронте силами войск генерала Брусилова, числом в 534 тысячи штыков и 60 тысяч сабель, 1770 легких и 168 тяжелых орудий, а также 100 самолётов, осуществляется прорыв в юго-западном направлении. Трёхдюймовые горные пушки системы «Данглиз-Шнейдер» образца 1909 года, выпущенные на Путиловском заводе, уже палят по позициям неприятеля...
Лишних знаков не бывает, а заклёпочникам — радость. Я надеюсь.
— К оружию! — продолжил я. — К оружию! Все на фронт! Сплотимся вокруг Государя! Всё для фронта, всё для победы! Наше дело правое, победа будет за нами! А вы записались в добровольцы?
Под влиянием моих слов группа мужчин, стоящих под балконом, тут же бросилась на призывной участок. Остались только женщины и дети. Дамы в длинных дореволюционных платьях восхищённо смотрели на меня своими дореволюционными глазами из-под модных дореволюционных шляпок. Румяная гимназистка подбросила чепчик. Радостный малыш на руках матери загулил и потянул ко мне белые русские ручки.
Вдруг я увидел, что из-за угла подкрадывается группировка злокозненных крючконосых большевиков.
— Эй вы, черти! — крикнул я.
И бросил файерболл в них.
Кому интересно, какой ещё бред написал ГГ и что будет дальше, заходите сюда (повесть выложена бесплатно) https://author.today/work/281537
К тому времени, когда я вышел из милиции, все продуктовые магазины уже закрылись. Честно говоря, после жизни рядом с круглосуточной «Пятёрочкой» поверить в это было немного сложно. Но делать нечего! Догрызая батон, я направил стопы домой в надежде, что там поскребу по сусекам и ужин себе как-нибудь сварганю.
Кому понравилось, вот тут выложено полностью, сейчас бесплатно https://author.today/work/222960
Первые минуты я был в шоке от того, что навсегда застрял в чужой эпохе. Потом решил: да что я, в самом деле? В самом лучшем в мире государстве, что ль, не выживу? Да выживу, конечно! И благостным «застоем» наслажусь, и Андропову помогу за дисциплину бороться! Он ведь молодец, этот Андропов-то! Не даром кэгэбэшник! Он с врагами церемониться не станет! Вот дойду до него, расскажу, что за дело проклятые Ельцин с Горбачёвым замышляют... А потом буду стоять и похохатывать, глядя как они в клетке в суде умоляют их не расстреливать. То-то бабка с дедом обломаются, когда в будущем не будет никаких джинсов! А будет там вечный Союз, мною лично спасённый!
… Впрочем, перед тем, как приступать к его спасению, следовало освоиться. Так, квартира у меня уже была. Причём честно унаследованная! Ключи от неё я нашёл в коридоре: замок на деревянной двери был тот же самый, вот только второй, железной, установленной в 90-е еще не было.
В комнате стоял хорошо знакомый мне мебельный гарнитур (ещё не обшарпанный) и висел хорошо знакомый мне ковёр (ещё не выцветший). Вот только на месте моего компьютерного стола находилась кадка с фикусом. «Сейчас вся наша гильдия в рейде, - внезапно мелькнуло в сознании. - В игре про огород поспела тыква... В контакте хохлов обсуждают — и всё без меня... На АТ автор книги «В постели со Сталиным» выложил проду...». Впрочем, эти мысли не подобали спасителю Родины, так что я их отогнал, как только смог.
В шкафу нашлись дедовы шмотки. Мне они были немного коротковаты, но в целом по размеру — всё лучше, чем в штанах буржуйских шляться! Я переоделся.
Потом вспомнил: бабушка рассказывала: дед ей отдавал свою получку, но, как все советские мужики, откладывал на собственные нужды, и как-то раз жена обнаружила его накопления за бачком в туалете. Я метнулся в уборную. Вот так удача! Дедова заначка была здесь! Я сделался счастливым обладателем аж целых тридцати пяти рублей. Как раз будет на первое время на жизнь... Интересно, на долго ли хватит? Начал вспоминать советские цены, прикидывать в голове... А потом решил — какого чёрта? Надо просто пойти в магазин и увидеть все цены воочию! Тем более, жрать уж охота. Гештальт с пельменями, про которые я думал перед тем, как оказаться здесь, пока что не закрыт...
Я вышел на улицу. Двор был всё тем же двором, по которому всего час или два назад я возвращался со свидания с Велемирой: серые хрущёвки, помойка возле ограды детского сада, всё те же бабульки на лавочке. В этот раз их сидело две штуки, и они проводили меня взглядами, полными подозрений. На миг мне показалось, что одна них это Людмила Васильевна — наша полоумная соседка снизу, которая несколько раз вызывала милицию из-за того мы с матерью якобы двигаем мебель посреди ночи. Говорят, что крыша у нее поехала после того, как единственному сыну Славке дали пожизненный срок за разбой... Впрочем, это я отвлёкся. Нынче время другое, и бабки, конечно, другие. Эти, небось, при царе родились-то ещё...
Проходя через двор, я заметил, что тот стал как будто просторней, пустее. Наверное, это было из-за того, что горизонт не загораживали двадцатипятиэтажки соседнего района. И машин во дворе почти не было. В чём-то эта пустота была приятной, но в чём-то, признаюсь, пугала слегка: было ощущение, что кто-то постепенно демонтирует мой мир, и вслед за машинами и небоскрёбами всё остальное исчезнет.
Обследовав пару кварталов, я набрёл на булочную, в помещении которой в будущем расположится отделение одного крупного банка. Внутри неё тоже было как-то пустовато и непривычно: вдоль стен стояли деревянные стеллажи, над которыми красовалось суровое «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ», а на одной из вертикальных перекладин болталась привязанная на веревочке рогатина. Часть стеллажей пустовала, на остальных лежали целые и располовиненные буханки серого. В уголке, у самой кассы, покоился тот самый батон по 13 копеек в единственном экземпляре — такой же одинокий, как и я.
Я потрогал батон рогатиной. Шибко свежим он, кажется, не был.
- А других батонов не осталось? - спросил я у продавщицы в белом халате и колпаке.
Та ответила, что мне следует открыть глаза или обратиться к окулисту, раз я не могу ответить на этот вопрос самостоятельно. Ответить на такое было нечего, так что я признал своё поражение, купил батон и пошёл дальше по улице, откусывая прямо от него.
Это был тот самый вкус детства!.. Ну, в смысле... Батон был на вкус как батон.
Дойдя до трамвайной остановки, где обычно садился, когда ехал в центр, я набрёл на ещё один магазин. Лаконичное одноэтажное здание со стеклянным низом, разрисованным картинками с едой, и бетонным верхом, украшенным вывеской «Универсам», обещало пиршество натуральных продуктов по социалистическим ценам.
Я зашёл.
Пельменей не было...
В стеклянных витринах, которые караулили продавщицы, стояли пустые корыта, напоминающие о мясе, и покоились горы колбасного сыра. В открытом доступе стояли пирамиды рыбных консервов, морской капусты, томатного и яблочного сока в пятилитровых банках. В большой белой ёмкости располагалась батарея стеклянных бутылок с кефиром. Для покупки сметаны был нужен бидон, коего у меня не имелось. Несколько тёток копались в большой металлической корзине, заполненной кочанами капусты, и источающий лёгонький запах гнилья (потому что без химии!). Были ещё какие-то макароны и крупы в картонных коробках. Их мне как-то пока не хотелось.
Я побродил по универсаму, наслаждаясь видом тех самых ценников, о которых так долго и мечтательно читал в Интернете. Пёс с ними, с пельменями! Сам сготовлю, если будет надо! И сникерсы с марсами сратые, и кока-кола, и чипсы — в гробу я видал их! Да, магазин здесь не такой, как я привык. Зато всё своё, родное, никакой американщины, никакого мусора пищевого! Вот сейчас сайру возьму или «завтрак туриста», поем их с батоном — и сыт. Много ль надо-то?
Я остановился возле стеллажа с консервами, приглядывая себе подходящий ужин.
«И все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! И все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он горит!» - надрывалось радио.
Я отвлёкся от консервов и задумался о том, кто это поёт.
Так задумался, что даже не заметил, как меня окружили четыре милиционера.
- Ваши документы, гражданин, - сказал один из них, представившись и назвав звание. - Почему вы в такой час не на работе?
Кому понравилось, тут выложено полностью, сейчас бесплатно https://author.today/work/222960
Сначала ничего не изменилось. Только кухня из желто-серой внезапно перекрасилась белый цвет. Отмылась, что ль, как будто… Так её, что, чистить было можно? Вроде даже обновилась. Ох, вот мамка-то обрадуется! Выходит, Велемира подарила мне волшебное средство для мойки кухонь…
Взгляд упал на стол и табуретки. Они тоже стали как-то лучше выглядеть. Краска на ободранных местах восстановилась странным образом… С часов с чайкой исчезла наклейка с банана, а большой царапины, которую эта наклейка скрывала, почему-то видно не было. Обои стали ярче, без пятен жира. Разноцветных тарелок, висевших на стенке для красоты, странным образом сделалось пять, хотя было четыре. С холодильника пропали все магниты и календарь с губернатором… Чёрт! Да холодильник-то не наш! Это ж Зил, раритет!
Я обернулся и глянул в окно. Обомлел. Машин мало, и все — «москвичи» с «запорожцами». Вместо нашей привычной «Пятёрочки» — кинотеатр «Воркута». Надпись «Союзпечать» на газетном ларьке, которого сроду не было в этом месте. И громадные буквы на крыше соседнего дома: СЛАВА КПСС!
Мне, что, это снится?!
Или я слишком много романов про попаданцев читаю?!
Сбрендил, может…
В рассуждении, куда сунуться, я по привычке полез в холодильник. Дёрнул за огромную серебристую ручку — тяжёлая дверь отворилась. Мои банки с пивом пропали. Вакуумных упаковок с сосисками, которые мать накануне купила три по цене двух, тоже почему-то не было. Может, конечно, она их и съела. Но пакет с молоком в форме пирамидки мать уж точно не могла сюда поставить! Ведь такие уж давно не продаются!
В надежде, что проснусь или пойму, что происходит, я взял открытый пакет и отпил. Молоко. Настоящее. Ладно… Может, мать сменила холодильник без меня, а я не знал… Может быть, «Пятёрочка» закрылась… А «Слава КПСС» это наверняка какой-то рекламный прикол… Всему этому должно быть более правдоподобное объяснение, чем то, что я перенесся в СССР…
Я попытался закрыть холодильник, но не сумел. Пришлось что есть сил хлопнуть дверцей. Сразу за грохотом холодильника в коридоре послышались чьи-то шаги. Мать бежит на шум… Или не мать?.. Хоть бы мать, а?..
— Ух, мать…! — выразился незнакомый мужик в майке-алкоголичке и растянутых трениках, вбежавший ко мне на кухню. — Ты кто такой?!
— А ты кто? — ляпнул я, не более радостный его появлению, чем он моему.
— Ты, что, ох…л?! Я живу тут! — ответил мужик. А потом закричал: — Эй, Маруся! Топор принеси!
Я хотел сказать, что тоже здесь живу, но, услыхав при топор, воздержался от этого.
— Не надо топор, — постарался сказать как я можно миролюбивее. — А какой сейчас год, а?
— Ты, что, е…тый? — спросил мужик в майке.
Я встретился с ним взглядом и внезапно осознал, что это дед мой. Точно таким я видел его на чёрно-белых фотографиях, сделанных до моего рождения. Теперь он стоял передо мной живой, сорокалетний или около того и не подозревающий, что есть реальность, в которой мёрв уже и он, и его Родина.
Через секунду за спиной деда нарисовалась бабка. Я смутно помнил её лицо, каким оно было в 90-е. Впервые вижу, чтобы люди молодели! Впрочем, сегодня со мной много что происходит впервые…
— Это кто? — спросила бабка.
— Да чёрт его знает, — ответил ей дед. — Шизанутый какой-то.
— Как вы сюда попали? — Взгляд бабки упал на кастрюльку с кипящей водой и на облако с дверцей. — А это еще что тут за туман?
— Да нехрен выяснять. Беги к соседям, пускай вызовут милицию…
— Не надо милицию. Николай Иванович, Мария Петровна! Я прибыл к вам из будущего. Я путешественник во времени. А этот облако пара — вот видите дверку? — это проход в XXI век, из которого я прибыл.
Потрясённые дед с бабкой переглянулись.
— Откуда вы знаете, как нас зовут? — спросил ставший заметно более вежливым дед.
— Из будущего он, что непонятно?! — огрызнулась баба Маня.
— Так точно, — отозвался я. — Из будущего. Мне заранее сообщили имена людей, к которым я попаду.
О том, что дед и бабка это мои дед и бабка, я решил им не рассказывать. Боюсь, им наверняка захочется узнать о судьбах близких и о своих собственных судьбах. Слово за слово, они поинтересуются, когда умерли, а я не сумею соврать убедительно. Не люблю сообщать людям плохие новости. Пусть думают, что я просто посланец человечества.
Тут на кухню зашёл парень лет пятнадцати, который ужасно напомнил мне меня самого в школьные годы: те же черты лица, тот же цвет волос, тот же взгляд исподлобья — только он был мельче и тщедушней.
— Здравствуй, Юра, — сказал я ему.
Батя выпучил глаза в недоумении.
— Он нас всех знает, — сказала баба Маня не без гордости. — Это времянавт из коммунизма.
— Чем обязаны, товарищ? — спросил дед. — С какой высокой миссией вы прибыли?
— Я прибыл, чтоб спасти СССР, — ответил я, не колебавшись ни секунды.
***
Через минуту все трое сидели на табуретках, а я возвышался над ними, как лектор перед студентами.
— Спасти-то от кого? — спросила бабка.
— Да уж ясно, от кого, — ответил дед. — От атомной войны, да? Довели-таки до ядерной зимы отцы народов? В каком году Землю взорвали?
— Нет, — сказал я. — Атомной войны не приключилось. Ну, по крайней мере, в тот миг, когда я покинул свою эпоху, её ещё не было…
— А какая эпоха-то ваша? С какого вы года?
— Из 2022-го! — ответил я, и сам проникся тем, как фантастически звучит это в XX веке.
— Это что ж, тридцать девять годков пролетели, выходит, — прикинул дед Коля.
Вот как. Ясно. Значит, мы тут при Андропове живём, сообразил я, в свою очередь. Последние нормальные годочки.
— А вы уже построили коммунизм? — спросил батя, отчего-то сразу вызвав снисходительные улыбки обоих взрослых.
— Не построили! В том-то и дело! Распался Союз! Потому и спасать его надо!
— Не мудрено, — буркнул дед.
Я не стал расспрашивать, что он имеет в виду. А бабка спросила:
— Да как он распался-то? Как он вообще мог распасться? На что? На республики, что ли?
— Так и есть: на республики! Проклятая Америка и её либерастические прихвостни устроили перестройку и развалили всё к чёртовой матери! Нет больше ни дружбы народов, ни пятнадцати сестёр, ни красного флага! А строим мы теперь капитализм!
— И как он? Строится? — поинтересовался дед с удивительным для меня равнодушием.
— Дурацкое дело не хитрое! — Я развёл руками. — Бизнесменов как говна за баней. От рекламы ступить некуда: «Купи это, купи то»… Всем одни лишь деньги и нужны! Девушки хорошей сейчас днём с огнём не найдёшь — только сучки меркантильные остались. Да и мужики измельчали. Гомосеков развелась тьма!
— А в промышленности что? — прервал дед мои размышления о гомосеках. — Планы высокие ставят?
— Да нет теперь планов! Кто, что хочет, то и производит! И промышленности нету, если в целом! Развалили всю промышленность! У нас гвозди — и то импортные!
— Интересно, какие они — импортные гвозди… — мечтательно произнёс дед.
— Да дрянные они! Всё дрянное! Еда ненатуральная! Одежда — из синтетики! Мебель — ДСП! Даром, что в магазинах её полно…
— Мебели полно? — всплеснула руками баба Маня. — Что, прямо в магазинах? Продаётся? И что, разная? И выбрать её можно? Без талонов? Ну это же, наверно, не для всех, для каких-то спецкатегорий же, да, наверно?
— Для всех. Можно выбрать, да незачем. Дрянь это всё. Вещи — дрянь! Вот общение человеческое, дружба, солидарность — это да. В ваше время это есть. А в наше все только и делают, что за вещами гоняются. Общество потребления, мать его! У иного сопливого пацана три пары кроссовок американских, так ему ещё и четвёртую подавай! Зато в голове — пустота! И то ещё хорошо, если он гомосеком не вырастет, а то развелась их тьма-тьмущая…
— Три пары кроссовок… — взволнованно прошептал батя. — А скажите, дядя, это на вас — джинсы?
И угораздило же меня залететь в андроповскую эпоху в этих проклятых буржуйских штанах! А, впрочем, я других и не ношу…
— Ну да, это джинсы… Эх, Юрка, поверь: не в них счастье!
На лице отца мелькнуло такое выражение, словно он хотел сказать: «нет, дядя, как раз в них». Секунду спустя это выражение исчезло, Юрка посерьёзнел и задал ещё один вопрос:
— А вот можно вас, товарищ времянавт, ещё спросить? Война в Афганистане скоро кончится? Кончится она до того, как мне восемнадцать будет?..
Я на миг растерялся. В глазах бати мне привиделось ужасное предчувствие. Соврать или расстроить его?.. Пока я раздумывал над этой дилеммой, включилась бабушка:
— Юра, что ты к человеку лезешь с глупостями?! Кончится, конечно! Тебе до восемнадцати три года! Войны так долго не длятся! Да вообще она уже кончается… почти что… Да, товарищ?
— Ага, — сказал я. — Ты, Юрка, не бойся войны! Настоящий мужик, он войны не боится! Он Родину защищает! Вот я, например…
Я хотел сказать, как круто играю в танчики и как героически поддерживаю русское воинство в Интернете. Потом решил, что объяснять предкам, что такое Интернет и компьютерные игры, будет слишком сложно.
— Вот я, например, прибыл к вам сюда именно с этой целью! Спасти нашу общую Родину! Исправить историю и сохранить страну, которую дерьмократы променяли на колбасу!
— Кто такие дерьмократы? — спросил Юра. — Это, может, демократы? Что, Белинский, Чернышевский, Добролюбов?.. Но они же уже умерли…
— Да Юрка, замолчи, не суйся с глупостями! — оборвала его мать. — Вы, товарищ, лучше про колбасу расскажите! Что у вас там при капитализме с колбасой?
— В смысле — что… — Я растерялся. — Это было образное выражение. Я хотел сказать, что либероиды обменяли величие нашей страны на западные погремушки. Вот я и говорю — за колбасу продали.
— Да-да, — сказала баба Маня. — Понимаю. Ну так мне вот интересно: за какую именно колбасу продали Родину? Варёную или копчёную? Может, докторскую? Может, сервелат? О, знаете, я слышала, что при капитализме есть тридцать сортов колбасы. Это правда? Вот девчата говорили. Я не верю. Их же столько не придумать!
— Мария Петровна, нашли про что спрашивать! — бросил я укоризненно. — У вас Отечество в опасности, понимаете? Вас Америка вот-вот поработит! А вы про колбасу чего-то спрашиваете! Ну есть эти тридцать сортов, ну и что?! Что с них проку? В любом супермаркете тридцать, и сорок, и пятьдесят…
— Пятьдесят! — бабуля ахнула. — Скажите, а что супермаркет — это, получается, такой большой магазин самообслуживания? Это где полки, полки, полки, а на них товары, товары, товары… И ты там идёшь и берёшь, и берёшь, и берёшь всё, что хочешь… И у вас такие есть, да?
— Ну есть, — буркнул я.
— О, Юрка! Слышал? — дед хлопнул отца по плечу. — Вот оно, твоё светлое будущее! Будешь в старости жить по-буржуйски! В супермаркеты будешь ходить!
— А бананы к вам завозят? — спросил Юра.
— Завозят. До жопы бананов, — сказал я, не желая сообщать ему о том, что до старости он не доживёт. — А вы, товарищи, лучше бы поинтересовались более серьёзными вещами, чем эти мелочи. Вот вы можете себе представить, чтоб мужики с мужиками как бабы жили? Чтобы красились, манерничали… И ещё говорили, что это нормально! В наше время в Америке так. И мало им своих извращенцев, они еще и стараются к нам это распространить! Гомосеков развелось уже немеряно!.. А что у хохлов сейчас — даже представить не можете…
— Плевать на хохлов, — сказал дед. — Вы, товарищ, правду нам сказали про колбасу и бананы?
— Ну естественно, правду!
— И скоро ли наступит такая жизнь?
— Да уже в девяностые!
— Долго, — вздохнул Николай.
— Вот именно! У нас еще есть время побороться! Спасти Родину! Так что же? Вы со мной?
— Ну пожалуй, что и с вами, — сказал дед. — А скажите, я правильно понял, что вот эта дверка из пара — она в ваше время?
— Да. Представьте, я встретил волшебницу, которая исполнила моё заветное желание — создала портал в восьмидесятые!
— Стало быть, он и обратно работает?
— Ну, вероятно. А что?
— Да так я, просто… А вы знаете, товарищ… Как вас там… Хотя не важно… Принесите мне, пожалуйста, отвёртку!
— Зачем?
— Я вам фокус покажу, — ответил дед. — Посмотрите фокус, а дальше начнём спасать Родину сразу. Отвёртка на балконе, балкон в комнате.
Я знал, где балкон и где с давних времен размещаются инструменты. Бегом бросился в коридор, оттуда в комнату. Бросил несколько любопытных взглядов на ретро-облик моего привычного жилища. Вышел на балкон, нашёл отвёртку.
И вернулся.
Переступив порог кухни, я сразу же понял, зачем деду Коле понадобилась отвёртка. Чтоб отвлечь меня! На моих глазах в волшебной дверке мелькнул и скрылся бабушкин халат. Бати уже не было. Дед стоял у самой дверки.
— Что же вы творите, Николай Иваныч?! — смятенно воскликнул я. — Как же вам не стыдно?! А кто же Союз спасать будет?
— Так вам надо — вы и спасайте, — ответствовал дед.
Шагнул дверку и исчез.
Кому понравилось, повесть целиком лежит тут бесплатно https://author.today/work/222960
Когда не было гостей, как в этот вечер, семейство Бланше развлекало себя игрою в карты и разговорами. Собравшись в гостиной, где через открытые настежь ставни помимо стука колес и голосов доносилось пение птиц, а воздух улицы проникал совершенно беспрепятственно, сначала легко ужинали — ибо, когда так тепло, есть обыкновенно не хочется, — затем втроем усаживались за карточный столик. Отец играл увлеченно: вначале партии он мог разделять общую беседу, но ближе к решающей стадии все его помыслы сосредотачивались на картах. Что не мешало ему почти всегда проигрывать. Впрочем, это не было важно, так как Бланше получал удовольствие от самого процесса. Жена его направляла разговор: в начале речь шла о том, как душно в городе, и о том, как жаль, что у них нет возможности отправиться провести лето в какой-нибудь деревне, как это делают Кеньяры, и укрыться от всех этих непонятных событий. Затем обсуждению подверглись некоторые общие знакомые. Анна в это время, не переставая, думала о той книге, что лежала на ее туалетном столике. Книга называлась “Год 2440-й”, и повествовалось в ней о том чудесном времени, когда человеческое общество достигнет совершеннейшей гармонии. С некоторых пор Анною стала овладевать некая ностальгия по этому мифическому году, в котором она постоянно мысленно пребывала. Поэтому, спросив разрешения, она отправилась к себе, чтобы перед сном, пока не совсем стемнело, успеть почитать о мире своей мечты.
Когда мадам Бланше стала зевать и потягиваться в своем кресле, а ее муж предложил отправиться ко сну, Анна, уже в ночной рубашке, встала со своей постели, чтобы зажечь свечи и продолжить чтение. Только почувствовав над своим ухом хлопанье крыльев мохнатых ночных бабочек, залетевших на свет, и услышав жужжание непонятных насекомых, стучавшихся о потолок, она решила прерваться, чтобы протянуть удовольствие от пребывания в чудесном будущем, которого у нее осталось двадцать страниц, до завтрашнего дня, тихонько встала, загасила свечи при помощи маленького керамического голубка и, лежа в темноте, принялась мечтать — попеременно о годе 2440-м и о замужестве.
Через несколько часов Бланше тихонько встал, чтобы попить воды. Единственным движением, помимо его шагов, являлось колыхание занавесок на незакрытых по случаю лета окнах. Пол был холодный — он чувствовал это, потому что шел босиком — но воздух так и не остыл за ночь. Но все же он стал значительно свежее. Часы не тикали. “Надо завести”, — подумал Бланше. Начинало светать. На кухне, в капле конфитюра, оставленной нерадивой служанкой, умирала муха, попавшая сюда вечером: к утру силы оставили ее.
Бланше на цыпочках пробежал обратно, остановился у комнаты дочери, прислушался — не столько из заботливости, сколько из любопытства; затем, добравшись до своей спальни, скользнул под одеяло и ворочался под ним еще около двух минут.
Спокойствие царило до половины девятого.
Перепуганная служанка поспешила открыть дверь, поскольку стук был очень настойчивым, даже будто бы нервным. Господин Шампоно, чьи глаза лучились счастьем, бросился с порога ей на шею, обнял, расцеловал, так что бедная женщина чуть не лишилась чувств от испуга. Пока хозяева, которых нескромный визитер приказал поднять с постели, одевались, он метался по гостиной, счастливый и взволнованный, словно молодой отец, чья жена разрешается от бремени в соседней комнате. К Бланше, появившемуся скоро в своем красном халате и ночном колпаке, Шампоно кинулся с тысячами извинений и братскими объятиями.
— Ах, сударь, нижайше прошу вас простить мне столь ранний визит! Я не мог быть дома после того, как узнал о великих событиях, свершившихся нынешней ночью! Уверен, что вы извините меня, как только узнаете!
— Да что же случилось? — вопрошал Бланше, с трудом держа глаза открытыми. — Уж не вернулся ли Христос на нашу землю?
— О, нет, месье, но несомненно он теперь взирает на нее с гораздо большей радостью, чем прежде! Взгляните в окно! — обратился юноша к матери и дочери Бланше, вышедшим из своих комнат. — Взгляните на этот мир, любезные дамы, и знайте, что сегодня он чист и свеж, как в первый день творения! Ибо началась новая эра! О, друзья мои, как счастлив я разделить с вами это блаженство — присутствовать при рождении новой, светлой эпохи! Как я жаждал этого! Присядьте же, присядьте! И не смотрите так испуганно! Нынче ночью, покуда мы все спали, наше Учредительное собрание — да, да, бывшие Генеральные штаты! — работало не покладая рук и начало писать новую страницу в истории Франции! Они отменили весь прежний порядок, все феодальные права! Вы понимаете, что это значит?!
— Понимать ли это так, любезный Шампоно, что дворяне будут ограничены в своих претензиях?
— Гораздо больше, сударь! Если отныне кто-либо будет именовать себя маркизом или графом и претендовать на звание сеньора, мы скажем ему, что он на это не имеет никакого права!
— Ах, не могу поверить! Так ли вы все поняли, господин Шампоно?
— Как нельзя верней, мадам! В семь часов утра примчался наш домохозяин, который сам присутствовал при заседании собрания! Он поднял всех жильцов и объявил нам радостную весть. Отныне нет сеньоров и вассалов, все мы граждане!
— Вы слышите, маменька! О, какое же счастье! Мне кажется, что благодаря этому господину, нынешний день будет самым счастливым в моей жизни!
— Да, и в моей, мадемуазель!
Тотчас велели послать за всеми друзьями и знакомыми, чтоб вместе отпраздновать счастливое начало новой Франции.
— Как будут счастливы месье Кеньяр и месье Кеньяр-младший! А аббат де Брион! Ах, он будет на седьмом небе, я уверена, если только он уже не танцует от счастья у себя дома! Не так ли, месье Шампоно?
— Уверен, уверен, мадемуазель! — подтвердил Шампоно, ни мало не смущаясь тем фактом, что его крестный и есть один из тех людей, чьи привилегии отныне ликвидируются.
За завтраком, к которому его, конечно, пригласили, Антуан восторженно описывал подробности принятого Собранием решения. Он не читал закона и в точности не знал, каким образом тот будет действовать, но чувствовал, что совершилось нечто необыкновенное, волшебное, такое, о чем год назад и грезить было невозможно. Подумать только — депутаты, сами по большей части выходцы из привилегированных сословий, выходят на трибуну и бросают на алтарь Отчества свои прерогативы, свои льготы, свои источники доходов! Совершенно нереальное событие, оно казалось вместе с тем до того правильным, до того согласным с естественным и Божеским законом, что впору было удивляться, почему этого раньше не произошло. В самом деле, вот уж где действовала столь хорошо знакомая Шампоно фраза: “Верую, ибо невозможно”!
— Неужто мы вернулись во времена Перикла? — спрашивала трепещущая от радости Анна.
— Да, мадемуазель! Я полагаю, что в эту ночь свершилась революция, когда французы полностью восстановили справедливый порядок отцов.
Кажется, сама природа радовалась подвигу французского народа. В каждой частице мира, в каждом солнечном луче, в каждом камне мостовой, в фигуре любого пешехода, спешащего, должно быть, чтоб сообщить радостную новость своим близким, Антуану чудилось необыкновенное ощущение счастья, особой энергии. Стук лошадиных копыт за окном был уже не тем, что вчера, нет! Это были иные лошади, они тянули иные экипажи, ими правили иные кучера — кучера обновленного мира, где нет места злоупотреблениям, неравенству, продаже должностей! И разве не стал вкуснее этот кофе и этот сыр, который подают в доме Бланше оттого, что теперь аристократы будут платить налоги так же, как и бедные пахари?
Кому понравилось, полный роман лежит тут бесплатно
Я закрыл шестой том книги «Бей жида-большевика». Герой-попаданец, обычный русский менеджер по продажам какой-то дряни, перенёсся в начало XX века и, движимый целью предотвратить революцию, уже почти дошёл до Николая II. Думаю, в седьмом томе он наконец доберется до царя и надоумит его повесить Ульянова-Ленина. Это действительно было бы классно, ведь без революции мы не потеряли бы Россию-Которую-Мы-Потеряли. До сих пор бы на балы в каретах ездили и хлебом всю Европу кормили, если бы эти смутьяны не постарались… Правда, пока продолжения автор не написал, так что я решил взяться за новый роман. Называется «Брежнев наносит ответный удар». Судя по аннотации, его главный герой, простой русский охранник магазина по продаже какой-то дряни, неожиданно попал в СССР и задался целью спасти его: уничтожить Горбачёва с Ельциным, пока они не сделали своё чёрное дело. Книга обещала быть очень интересной, ведь распад Союза был как-никак крупнейшей геополитической катастрофой! До сих пор мороженое по 18 копеек было бы, а варёная колбаса — по 2-20! Эх! Вечно нам кто-нибудь жить не даёт, вот же свинство!
Да, про СССР, наверное, даже интереснее будет. Уж очень я люблю эту страну. Думаю, если бы был Союз цел, то и моя жизнь была бы намного лучше. На работу бы меня распределили: при социализме ведь не было безработицы! Друзей бы было много: ведь в то время люди-то были душевные, в гости друг к другу ходили, не то, что сейчас! Может, даже девушку завёл бы: ведь известно, что в Союзе девушки были самые красивые, скромные и работящие. Не то, что нынешние вертихвостки с надувными губищами и сисищами! Ну что, разве неправда? Ни по телевизору, ни в интернете ни разу не видел нормальных девушек.
Кстати, о девушках! Я отложил книгу и сел за компьютер. Открыл сайт знакомств. Паршивый, конечно, сайтец. Ни с кем путным тут не познакомишься. Лично мне всегда попадались одни корыстные сучки: как только узнавали, что я живу с мамой в однушке, тотчас же сливались. Всем им олигархов подавай! А ещё нос воротят, когда узнают, что я не работаю и что образования у меня три курса техникума. Можно подумать, в наше время куда-нибудь можно устроиться не по блату! И что наше так называемое высшее образование никому ничего не даёт и получать его вообще смысла нету, им всем невдомёк. Вот в Союзе, там учили, это да! А что сейчас?..
В общем, несмотря на весь этот неприятный опыт, я решил всё-таки дать этому сайту еще один шанс. Зашёл в свой аккаунт. Оказалось, что за то долгое время, что я тут не был, мне накопилось целых восемь сообщений. Восемь дамочек жаждут со мной познакомиться! Что ж, ладно, поглядим ваши анкеты…
Через десять минут я отсеял жирух, некрасивых, очкастых, с детьми и нерусских. В итоге осталась одна. Симпатичная стройная девушка с русой косой и волнующей строчкой в анкете: «Я исполню твои самые заветные желания». Звали её Велимира. Хорошее имя. Славянское, наше, родное! Ну что ж, Велимира, попробуй!
«Привет, Велимира! Ты любишь современную русскую патриотическую фантастику?»
— написал ей я.
Ответ пришёл тут же:
«Ещё бы! Я сама её пишу!»
Оказалось, что она пишет про ведьму, которая умеет переносить людей назад во времени, чтобы давать им возможность исправлять свои ошибки прошлого.
«Пусть Горбачёва перенесёт, — написал я в ответ. — Чтоб он Перестройку не начал. А лучше застрелился в утробе матери».
Велемира успела ответить улыбающимся смайликом, прежде, чем я сообразил, что Горбач-то и так уже умер.
«Или Рыжкова», — написал я вдогонку.
«Хотел бы сохранить Советский союз?»
«А кто из нормальных людей не хотел бы?»
«Ну да»
В общем, мы разговорились. Велимира согласилась со мной в том, что раньше нас все боялись, была стабильность и батон за 13 копеек, а теперь вокруг одни бездельники, проклятые либералы и гомосеки. Надеюсь, что упоминание гомосеков в одном ряду с другими отрицательными лицами убедило её в моей непреклонной мужественности.
Встретиться она предложила прямо сегодня вечером. Для солидности я написал, что вообще-то сегодня мой вечер уже расписан, но так и быть уж, часок для неё смогу выкроить. Сговорились быть у станции метро к семи часам.
Времени оставалось немного, так что собираться надо было уже сейчас. Я написал ребятам из гильдии, что не смогу быть в сегодняшнем рейде. Поставил чайник. Пока он закипал, побрился быстренько: всё-таки надо прийти к Велимире во всей красе! Потом заварил «Доширак»: кто его знает, как долго продлится свидание, вдруг есть захочется, не тратиться же на кафе, в самом деле. Джинсы были недавно пострираны, носки почти без дырок тоже нашлись, а вот чистых футболок не обнаружилось. Пришлось надеть наименее вонючую из тех, что имелись. С мыслью о том, что вечером надо будет сказать матери, чтобы постирала, я залез в её заначку и забрал остатки пенсии — на случай, если на свидании придётся купить цветы или что-нибудь в этом роде. Ничего, завтра новая пенсия. Правда, с этих денег мы планировали соседу долг отдать… Ну да ничего. Обойдётся сосед, перетопчется. Человек человеку волк, звериный оскал капитализма, ничё не поделаешь. Небось, не при социализме живём, когда все были дружные и бескорыстные, а мире наживы и чистогана. Так что, хочешь жить — умей вертеться.
***
Фотки Велимиры оказались настоящими. Она действительно оказалась красивой девушкой с длинными, даже на удивление длинными волосами и странно пронизывающим взглядом. Признаться, я даже удивился, что она не обманула меня. Потом, правда, быстро пришёл в себя и, решив, не показывать ей своей слабости, сразу же заявил, что ходить по кафе и кинотеатрам — это убожество, выкачка денег из населения и обслуживание грязных интересов капитала. Велимира спросила, куда же мы пойдём в таком случае, и я ответил, что посидим на скамейке, как делали пары в те добрые времена, когда пионерские булочки стоили 9 копеек. Велимира согласилась. Мы пошли в ближайший двор и там уселись.
Общаться с ней оказалось довольно приятно. Разговор душевный вышел. Я рассказал Велимире про то, что мать вечно готовит мне борщ, а освоить другие рецепты не хочет; про то, что у работодателей сейчас какие-то непомерные требования; про то, что молодёжь не хочет заниматься ничем полезным, а только и умеет залипать в своих компьютерах; про то, как хорошо было бы бросить атомную бомбу на Америку; про то, наконец, что мы, 35-летние, оказались последним поколением, заставшим СССР, и вследствие этого более-менее что-то соображающим. Девушка всё слушала, кивала. Этим, если честно, она очень мне понравилась. Почувствовав рядом с собой родственную душу, я разоткровенничался и поделился с ней тем, о чём думал особенно часто:
— Вот если б вернуться в Союз!.. Ведь какие там люди-то были! Фашизм победили! Летали в космос! Дружба народов была… А не то, как сейчас, что везде черножопые шляются… И главное, люди были душевные! Все друг другу помогали, за наживой не гонялись, Родину берегли… А потом что? Дерьмократы развалили всё, променяли великую державу на колбасу!
— А ты сам готовить любишь? — неожиданно спросила Велимира.
— А что?.. Да так, не очень…
— Есть один рецептик… Я уверена, тебе должно понравиться, — в руке у Велимиры появился маленький блестящий шарик, напоминающий потерявшуюся деталь от футуристического космолёта. — Вот, возьми. Вскипяти дома кастрюльку с водой и брось этот шарик туда.
— И что будет?
— Увидишь. Только помни: три туда и три обратно.
***
Я пришёл домой заинтригованный. «Три туда и три обратно» звучало как описание каких-то фрикций, хотя вряд ли речь шла именно о них… Впрочем, я б не отказался! Мать в комнате смотрела телевизор и даже не услышала того, что я вернулся. Ну и ладно. Я немедленно отправился на кухню, налил кастрюльку и принялся ждать. Пока суть да дело, пошарился по кухне в поисках съестного, но ничего интересного, кроме вчерашнего супа, не отыскалось.
Кстати, кухня у нас была старая, старше меня. Простой такой, без всяких наворотов гарнитур серо-желтого цвета. Его ещё бабка моя покупала. При Брежневе, вроде. Вот, как вещи делали в Союзе! На века! А что сейчас?..
Посуда, кастрюли, сервизы там всякие разные — тоже от бабки. Из современного у меня только кружка с надписью «Денег нет, но вы держитесь»: на работе подарили, ну, когда ещё работал. Думал выкинуть, да жалко, денег стоит.
Я вообще люблю старые вещи — качественные, советские, сделанные по ГОСТу. В общем-то, такие меня по большей части и окружают. Например, вот этот стол и табуретки — даже понятия не имею, сколько лет им. Или вон, часы висят в деревянном корпусе с чайкой и прилепленной наклейкой от банана. Думаю, они отсчитывали время ещё тогда, когда все нас боялись, а мы были счастливы…
Вообще, эту квартиру дали 76-м году моему деду. Кстати, дед был настоящий человек! Такой, как надо! Работяга! Коммунист! Партийный был! Дорос до начальника цеха. План давал всегда неукоснительно! Летом рыбачить любил, на природе гулять. Мальдивы ему всякие и даром не нужны были! Жаль, помер он ещё при Горбачёве. Хотя, может, даже лучше, что и помер-то. Позора не увидел. Как страну всю пиндосам распродали чёртовы либерасты.
Бабка моя тоже была одна из тех людей, на ком держался Союз. Теперь таких достойных женщин днём с огнём не сыщешь. Всю жизнь в монтажном техникуме проработала, историю партии и научный коммунизм преподавала. Шить умела, вязать, всю семью одевала! Масло делала домашнее, умела! Чудо-бабка!
Да что там говорить, в нашей семье все были достойные люди и настоящие патриоты! Вот батя мой, опять же, деда с бабкой сын — в Афгане интернациональный долг выполнил, родину защищал! Правда, нервы у него там не выдержали, так что запил сильно он, когда вернулся, да и помер. Я его почти не помню. Да и деда с бабкой едва-едва застал. А вот были бы они живы, так, глядишь, и всё бы по-другому было! А если бы все были, как они, тогда не распался бы наш Союз ни за что на свете! Не смогли бы враги к нам пробраться и всё развалить! Была бы Эстония наша. И Туркмения. И Латвия. И Грузия. И Польша. И Германия Восточная. И все.
… Тем временем, вода, наконец, закипела. Я бросил туда шарик, тут же подумав, что когда он поболтается в кипятке, а я пойму, что это всё фуфло, и извлеку его, неплохо было бы сварить в этой же воде несколько пельменей, кажется, завалявшихся в морозильнике… Впрочем, уже через пару секунд мне стало не до пельменей.
Сначала вода забурлила, как будто кипение стало сильнее от шарика. Потом белая пена поднялась до самого края кастрюльки. Я подумал, что сейчас пойдёт наружу, хотел выключить, но отпрянул, увидев огромное облако пара, поднимающееся навстречу мне. За пару секунд это облако достигло человеческого роста, а затем и стало во всю кухню, с пола до потолка. А потом случилось нечто уж совсем необъяснимое. В центре облака обрисовалось нечто, чрезвычайно напоминающее дверь. А потом это нечто открылось, как будто меня приглашая…
Ну и что мне оставалось? Я вошёл.
Кому интересно, что было дальше, повесть выложена тут бесплатно. https://author.today/work/222960
1.
Природа, она так умиротворяет, не правда ли?
В городе у меня просто крыша ехала от всех этих безумных новостей: там наводнения, там пожары, здесь талибы, тут куар-коды поганые вводятся, без которых и шагу теперь не ступить... Чипировать опять же норовят народ простой: со всеми этот фокус им, конечно, не удастся провернуть: кто поумнее (наподобие меня) на укол этой дряни (прививки так называемой) не соглашаются. Хотя уворачиваться от недремлющей руки Билла Гейтса становится всё труднее, мы пока держимся...
Впрочем, это всё там, далеко, не на даче! Здесь всей это гадости не существует. Здесь есть только озеро, зелёные просторы вокруг, пышная листва покрывающих берега деревьев, издали крякающие утки и я с удочкой. Всё натуральное, русское. Всё без прививок. Свободное. Наше. Своё. Настоящее.
За последние восемьдесят лет здесь, наверное, ничего и не изменилось. При Сталине смотрелось точно так же. Ну вода была, конечно, чище, жиже, да трава позеленее немножко – тогда её всякой отравой пока что не посыпали... Но в целом пейзаж был такой же.
Можно даже представить, как будто бы в СССР я и нахожусь. Скажем, год сейчас... Ну... Тридцать первый, положим. Пятилетка выполняется досрочно. Днепрогэс строится ударными темпами. Вредителей повсюду изничтожают. В Америке депрессия и голод, а у нас рекорды бьют и перелёты беспосадочные. И спорт. И ОСОАВИХАИМ. И парады физкультурников. И прививками дурацкими здоровье не калечат советским людям!
Я подумал, что для большего погружения в эпоху и сладких мечтаний хорошо было бы включить какую-нибудь советскую песню на телефоне. Уже потянулся за ним, но увидел: клюёт! Задёргался, засуетился и вскоре почувствовал: эх, сорвалась...
Ладно, в конце концов, я здесь не ради рыбы, а ради отдыха. Всё равно готовить рыбу так, как мать умела, больше некому. А мать умерла от ковида минувшей зимой. Проклятые пендосы, по сути дела, извели её при помощи своей засланной заразы, хотя лука и чеснока за весь прошлый год мы с ней съели раза в три больше обычного. Ух... Как подумаю, в горле першить начинает.
Ну ладно.
Я опять закинул удочку. Расслабился. Вдохнул полной грудью чистый деревенский воздух и стал думать о том, что могло бы быть, если бы Сталин своевременно расстрелял Хрущёва и его шайку. Внутри разливались приятный покой, отрешённость от суеты и чувство неминуемой победы над Пендостаном. Мне стало так хорошо и я так расслабился, что даже чуть было не и заснул прямо там. К счастью, рыба не дала спать: снова клюнула!
Я с удовлетворением проследил, как поплавок скрылся под воду, дёрнул в сторону, с восторгом ощутил сопротивление и принялся вытаскивать...
И тут случилось нечто.
В момент, когда рыба, как мне казалось, должна была перейти из озёрной стихии в воздушную, раздался странный звук, напоминающий звон какого-то колокола, а я чуть не ослеп от непонятного сияния. Золотистый свет бил во все стороны с такой силой, что я не мог смотреть на воду. Казалось, будто из озера вынырнуло ко мне ещё одно солнце. Пришлось отвернуться. Но удочку всё ж из руки я не выпустил.
— Не губи меня, Иван! — вдруг прозвучало у меня из-за спины. — Отпусти по добру, по здорову!
— Ты кто? — опешил я.
— Я Рыбка Золотая, — отвечал чудесный голос. — Отпусти, а я желание исполню!
— Что, любое? — я от удивления аж закашлялся.
— Любое. Хочешь, кашель вылечу?
— Я не болею, — сказал я и снова закашлялся. — Это просто так, от неожиданности. Что, ты правда можешь исполнить моё желание? Даже если я попрошу что-то нереальное?
— Могу, — сказала Рыбка. — Ты только отпусти меня, Ванюша, поскорее!
Я не стал тянуть резину, спрашивать, откуда она знает, как меня звать, и тратить время на другую ерунду. Просто сразу сказал:
— Сделай так, чтобы я попал в прошлое, к Сталину!
— Точно этого хочешь? — спросила рыбёшка. Её голос был немного удивлённым.
— Точно, точно!
— Я могу сделать так, чтобы кончилась пандемия.
— Не надо. Пандемий не существует. Давай к Сталину.
— Я могу воскресить твою мать.
— С этим я сам разберусь, если буду у Сталина, — ответил я.
— Могу мир во всём мире...
— Ерунды не предлагай! — Я начал злиться. — Я тебя изжарю, если будешь умничать.
— Ну, к Сталину, так к Сталину, — ответила владычица морская. — Куда тебя? В Кремль? В сорок первый?
— Нет, там меня пожалуй что мгновенно арестуют... Слушать точно не будут. В то время товарищу Сталину не до меня будет.
— Хочешь в Смольный, в семнадцать год, в октябре? Нарком по делам национальностей это не такая уж важная шишка, послушать может, — предложила Рыбка, демонстрируя обширные познания в истории.
— Нет, — сказал я. — Суета там. Бардак. Не послушают. И вообще я ненавижу революции, особенно устроенные на деньги всяких Парвусов и им подобных.
— Решай, Иван, скорей! Я высыхаю!
— Хорошо. Отнеси меня, Рыбка, в село Курейка Туруханского края в тысяча девятьсот шестнадцатый год...
— Ты чокнутый, — послышалось мне.
— Что?
— Да так. Два часа у тебя там на всё, про всё будет. Так что время не теряй.
— А что потом?
— Сюда вернёшься. Ясно?
— Да. Понятно.
— Отпускай уже!
Я, щурясь, повернулся, смотал леску. На ощупь, зажмурив глаза, снял с крючка Золотую и бросил обратно.
В тот же миг, как я услышал плеск, сияние смеркло и неведомая сила подняла меня над полем, над деревней, над страной, над всей планетой, закружила...
Я выронил удочку и отключился.
2.
Курейка оказалась типичной унылой деревней, состоящей едва ли ни из одной-единственной улицы. Я поёжился: то ли из-за того, какую тоску наводил ряд однотипных почерневших изб, то ли из-за холода, мгновенно забравшегося ко мне под одежду. По ощущениям было около плюс пятнадцати. Судя по виду деревьев, Рыбка отправила меня в лето или весну — и на том спасибо!
За два часа мы с товарищем Сталиным, конечно, успели бы обговорить все способы спасения СССР, да вот беда — где мне его искать? Возникло опасение, как бы не потратить всё время на его поиски. Да в самом ли деле он здесь? Тот ли год? Тот ли посёлок? Не ошибся ли я, не ошиблась ли Рыбка, не обманула ли?..
Впрочем, выбора не было. Я двинулся вдоль по улице в поисках каких-нибудь подсказок и довольно вскоре встретился взглядами с мужиком, сидевшим на заваленке у одного из домов. Судя по красно-морщинистому лицу, лет ему было примерно от тридцати до шестидесяти. Стрижка под горшок, клочковатая борода, заношенная поддёвка, порты в заплатках и лапти на грязных онучах наводили на мысль, что я то ли в этнографическом парке, то ли в России-Которую-Мы-Потеряли. Мужик жевал какой-то чёрный хлеб. Судя по всему, французские булки в Туруханском крае предпочитали делать из ржаной муки.
— Вы чей будете, барин? — поинтересовался представитель глубинного народа. — Что-то я вас раньше тут не видел.
— Я журналист. Из Америки, — ляпнул я сам не особенно зная, зачем.
— Уу! — сказал мужик. — Вы птица важная. А позвольте спросить, барин: в вашей Америки все эти самые... жоралисты... Али это вы такой один?
— Только я, — ответил я, сообразив, что слова «журналист» он не понимает. — А теперь вы мне за это ответьте: есть у вас тут грузин ссыльный?
— Да у нас тут ссыльных как собак, — охотно поделился мой собеседник. — Есть и грузин, да.
— А где мне его отыскать?
— Ну если ты про Осипа, то вон, у Перепрыгиных в прирубе, — и мужик ленинским жестом указал на домик в конце улицы. К нему был вроде как приклеен ещё домик, но поменьше.
— Спасибо, милчеловек. Америка тебя не забудет, — сказал я и двинулся в указанном направлении.
Осип... Неужели он и правда здесь? Неужели всё не вымысел, не бред, я его увижу?! Ох, лишь бы оправдался расчёт на то, что в ссылке Сталину так скучно, что он будет готов от нечего делать выслушивать любые бредни любых попаданцев из любого будущего! Поверить не могу: с утра пошёл на рыбалку, а днём я уже спасаю СССР!
Но, блин, холодно тут до чего! Мало того, что я одет не по нынешней моде (хе-хе), но ещё и не по сезону. Вроде, летом в Сибири должна быть жара? Или нет? Наверно, ещё апрель месяц... Ещё не хватало мне простудиться в процессе подвига... Прямо чувствую, как продувает! И горло вот-вот заболит. Сейчас кашлять начну, ё-моё...
Ладно, мы, герои, перед мелкими простудами не дрейфим!
Вот он, домик Перепрыгиных.
Эх! Страшно. И волнительно. И радостно! И нервно, чёрт возьми!
Я постучался.
Открыла какая-то женщина.
— Я к Осипу. Можно его?
Кому интересно, что было дальше, читайте здесь (бесплатно) https://author.today/work/252731
(Оглавление - рассказ #4 "мы с товарищем Сталиным")
В воскресенье мы с бабушкой снова пошли гулять, но быстро вернулись обратно: пошёл дождь, а зонтов у нас не было. Я, в общем-то, не сахарный, да ещё в болоньевой куртке был, мог бы ещё погулять. Но бабушка сказала, что дождь наверняка кислотный, и от него я могу облысеть, а то что и похуже. Пришлось возвращаться. И мне даже в лужи ступать нельзя было обратной дорогой: ведь кто знает, как действуют на ребёнка и на с трудом добытые ботинки из ГДР кислотные лужи?..
Потом к нам пришёл дядя Гена Осинцев – друг дедушки. Он работал на приборостроительном заводе и поделился с моими предками секретом о том, что планирует открыть кооператив по торговле счётчиками Гейгера. Дело обещало быть прибыльным: за своё короткое пребывание в XX веке я успел уже раз пять услышать или прочесть где-нибудь слова вроде «ликвидаторы», «ядерный загар» и «период полураспада». Первая партия счётчиков была у дяди Гены уже на руках: правда, откуда взялась, он умалчивал. Как я понял, явился к нам кооператор не просто так: кажется, его интересовали знакомства моих деда и бабки, могущие быть полезными для подыскания покупателей. В общем, он пришёл пиарить свой товар: приволок нам счётчик Гейгера и принялся измерять им уровень радиации в нашей ванной, в сортире, в кровати, у телека – всюду.
Деда с бабкой эта рекламная акция увлекла не на шутку. Кажется, они сами не знали, как жили раньше, не зная, сколько микрорентген в их ковре, сколько в серванте, сколько в радиоприёмнике. Больше всего, как оказалось, фонили мои гэдээровские ботинки: бабушка сразу же сделала вывод, что кислота, выпадающая с дождём, радиоактивна. Ещё у кочана капусты, заготовленного для борща, уровень излучения почему-то оказался выше, чем свёклины, лежащей с той же целью. Тут дело, по общему мнению, было в нитритах и нитратах, которыми с недавних пор отравлены все плоды земли-матушки. Впрочем, избавляться от капусты не решились, это было расточительно. Просто вымыли с мылом кочан. Мои ботинки от интенсивного взаимодействия с водой наверняка бы испортились, так что бабушка просто протёрла их водкой. И с продажей счётчиков дяде Гене дед тоже помочь обещал за вознаграждение: несмотря на всё то, что вчера я слыхал от него о кооператорах.
Потом мы вместе пили чай, а дядя Гена хвастался своим сыном Пашей, который с освобождённого комсорга при университете уже вырос до секретаря райкома.
Глядишь, и на съезд ВЛКСМ скоро поедет! – Сказала бабушка восхищённо.
А потом и до генсека дорастёт, да, Генка? – Дед довольно рассмеялся своей шутке, а потом велел мне брать пример с этого Пашки, очевидно, достойного человека и патриота.
А когда дядя Гена ушёл, мы уселись смотреть Кашпировского.
Я был прав: именного его сеанс бабушка так настойчиво велела рекомендовать маме во время нашего первого в этой реальности телефонного разговора. Судя по репликам предков и по вопросам, которые они с любопытством адресовали друг другу, я попал на премьеру.
Не стану пересказывать, как Кашпировский таращился в камеру, бормотал сонным голосом разные очевидные вещи, у кого что рассосалось, у кого стал расти волос, у кого включился внутренний будильник... Мне, если коротко, всё это действо напомнило выпуск с Ютуба одного из тех ораторов, кому я и верить не верю, но слушаю, чтобы уснуть. Кашпировский подействовал так же: от скуки и монотонного голоса я очень быстро свернулся клубочком на кресле и отрубился.
…Разбудили меня крики бабки с дедом: что именно они кричат, я спросонья не понял, но среагировал на интонацию. Она была странной: одновременно и радостной, и испуганной, и возбуждённый, и нервной. Кашпировский уже кончился, и голоса предков звучали с кухни. Я отравился туда.
Увидев меня, бабушка бросилась навстречу и принялась расцеловывать:
– Андрюшенька! Родненький наш вундеркинд! Тебя бог к нам послал, не иначе! Зойка говорит, что по гроб жизни благодарна тебе будет! Ты провидец!
...
Кому понравилось, заходите сюда https://author.today/work/309031