dobroe.utrom

Дракон едва сдержал ответный вой от тысяч лезвий ринувшихся от головы к каждой клеточке его тела. Боль действительно была невыносима и сознание немедленно надвинуло графитовые валуны на глаза. Тошнотворная белизна обернулась спасительной темнотой.

В темноте он вспоминал свою аллигаторшу Стеллу. Тёплым своим дыханием, тот раз, среди запахов гари и крови, она его согрела.
Вынула из ран мечи и копья. Вернула жизнь и надежду.
Тёплое, лёгкое дыхание тогда показалось ему миражом измученного болью мозга.

А сейчас?
Боль то уходила, то возвращалась. Заволакивала мутной белизной, смеялась и наслаждалась властью.
Бельма её таращились уверенностью бесконечности. Боль отбирала память и мысли. Не давала сосредоточится. Выпивала жизнь как ненасытный гном пинту эля.

- Фея, Стелла, Домовой, Ангел, Алхимик...где вы все?! Почему я один? Может меня не существует? Я противоречу законам физики и значит меня нет?  Вы ведь тоже противоречите законам физики, тогда вас тоже нет?
А может никогда и не было вас?  Или это новые пытки Боли - подвернуть сомнениям существование себя?

Дракон гигантским усилием вынимал из памяти усмешку Ангела, лукавый взгляд Алхимика и спокойный Домового. Будоражащий душу и сердце голос феи, её взгляд. Её веру в него, в противоречащего законам физики Дракона.
Ведь пока в тебя кто-то верит, ты существуешь.

Бессилие и беспамятство сменяли друг друга и рождали ненависть и ярость.  Мир, который у него украла Боль, живёт и радуется, пока он страдает от лезвий. Это не жизнь, а  медленная смерть с открытыми глазами.

Вокруг последние дни и ночи было особенно бело, а это значило, что от Боли Дракона спасёт разве что чудо.

Чудо пришло как будто вдруг.
Теплым дыханием, возней под изможденным крылом.

Боль уже несколько дней не появлялась, копила силы для новой жатвы.
Спасительная, но обманчивая передышка, - подумал обречённо Дракон.

Возня неутихала, послышался шёпот, - Да подними ты крыло, вспотели тут сидеть!
Неловкое усилие и крыло сдвинулось.

Сначала выпростались черные уши, затем показалась пасть радостно оскалившейся аллигаторши. Следом появился ворчащий Монстрик, подмигнул единственным глазом, - Я жив, пока ты веришь в чудо, не забыл?
Подкроватное чудовище из его дракончикова детства сосредоточенно зашевелил лапками и с кончиков посыпались искорки.

Лезвия внутри Дракона замедлили неумолимый свой кровавый бег по жилам, затупились, рассыпались. 
Яснеющим взглядом Дракон смотрел на свою обезумевшую от радости аллигаторшу, неистово скачущую вокруг.

Смотрел и плакал.
Драконы плачут, так бывает.

Силы возвращались, белизна сменялась красками. Жизнь смеялась над законами физики.

- Где Фея? - спросил Дракон.
- Ты с ума сошел? - проворчал Монстрик, - Женщин на войну не берут! Тем более на такую. Там она! - махнул он рукой, - Где оставил, там и ждёт!

Дракон расправлял крылья, грудь, широкую улыбку. Ему отчаянно хотелось брусничного морса, пирога с вишней и сумасбродку Фею.

Хрипящий визг позади заставил обернуться. Существо корчилось у кончика его драконьего хвоста, тянуло жадно когти. За спиной у существа нелепо болтались крылья. Драконьи крылья.

- Да что ты такое? - зарычал Дракон.
- Ааа, это то! - махнул рукой Монстрик, оглянувшись на существо - Это бывший дракон, о нём однажды все забыли и его сожрала  Боль.

Ибо пока в тебя кто-то верит, ты существуешь.

Очевидно было, что мужчина пытался добраться до людей за помощью, но умер.

Умер от нескольких травм, головы, которые получил за несколько часов до наступления смерти.  Вскрытие показало, что травм было около 5 -7, все в область головы, иных повреждений не имеется. В момент смерти был изрядно пьян. Деньги, небольшие, но при себе. Цепочка золотая тоже на месте.
Отрабатывали на совесть. Нашли, где пил – пусто. Там не били, ушёл сам. Нашли случайного свидетеля, который видел потерпевшего без каких -либо повреждений на лице, непосредственно перед парком. Значит с квартиры друзей – собутыльников ушел сам и живой – невредимый.

Отработали всех местных хулиганов, тоже мимо. Восстановили его жизнь за последние сутки поминутно. По всему выходило, что что – то произошло непосредственно в лесу.

Но, если его били, то почему несколько повреждений только в области головы. Почему их практически (несколько ссадин на ладонях) не было на теле?

Ответ нашелся у эксперта, но только после отработки версии со следственным экспериментом.
Человек в состоянии сильного алкогольного опьянения и нарушенной координацией может падать. Падать и ударяться. В том числе о выступающие корни деревьев на стихийно протоптанной тропинке в лесу.

На славу погоде, дождей не было. И, на удивление всех, нашли таки корни деревьев, опачканые засохшей кровью.
Судя по всему, мужчина в сумерках, будучи изрядно пьян, несколько раз споткнулся и ударился головой. Отек – набухание вещества головного мозга, приводящее к образованию гематом, кровозлияний под оболочку головного мозга и последующей смерти, происходит не одномоментно. Чаще всего для этого требуется время.

Время для него закончилось в чужом огороде под испуганным взглядом хозяйки, наблюдавшей агонию.

В целом такие случаи не редки.

В практике был случай, когда на мужчину упал шкаф. Он жил один и на помощь ему прийти было некому. Так и умер от травмы головы, не сумев выбраться.

Другой случай при падении с лестницы в подъезде.
Потерпевший собрал головой и ступени, и батареи отопления.
Учитывая некоторое ускорение при падении тела вниз, при ударе о бетон и чугун, шансов почти не было. В этом эпизоде был свидетель падения – первоклассник, вышедший в школу из квартиры.

А не имей мы свидетеля падения, очевидно бы искали ответ на вопрос, – А не толкнули ли его в спину?

В целом, такие вот наблюдения трагических случайностей, само собой, оказывают влияние на собственное сознание.

Будучи молодой мамой, не уследила за дитятком своим, и он уронил на себя довольно - таки тяжелый предмет. От врачей приемного покоя я долго не отставала, пока мне убедительно не доказали, что последствием удара оказалась только раскроенная кожа.

Традиционное Пысы. кому удобно в телеге то дубли историй есть и тут https://t.me/strashnyye_istorii23

Это люди думают, что у собак память короткая и они себя детьми не помнят.
Не правда!  Они, верно, по себе меряют, по своим бесконечным годам.
Пёс сердито покачал головой этим мыслям, - Само собой же понятно, что жизнь у пса такая короткая, по сравнению с этими людьми. Куда им столько помнить в их сравнительно небольшие головы? А нам, псам, приходится сразу всё запомнить!

Пёс когда -то и кажется совсем вчера, также слепо тыкался в Её ладонь маленьким своим носом.
Тогда он запомнил Её запах навсегда и сердце в крошечной груди перестало заполошно колотиться.

Эти странные люди, видимо, не знают, что любовь — это облегчение.

Пёс помнил, что с затихающим, заполошным ритмом страха, пришёл покой и оно – облегчение. Поверил он в запах теплых рук, понял, что предан ему и сомнений больше нет.
Пёс тогда только от младенческой слепоты отошёл, а к запаху вдруг добавились Её ореховые глаза и безвозвратное осознание, что его стая это Она.

Пёс привычно обошёл вокруг, проверяя на опасность округу и улегся в ногах, воркующей найденышу хозяйки.
Он смотрел на свои лапы. Они слабели уже какую луну и внушали страх, который, в когда - то поджаром животе, ворочался липкой дрожью. Заглядывая в такие зеркальные раньше лужи, он удивлялся тому, как они потускнели, смаргивал слезящимися глазами.
Её рука который день, чуть крепче чем обычно, обнимала его шею, словно не желая отпускать навстречу неотвратимому.

И пёс боролся.
Он знал, что не мог пообещать Ей и дальше быть рядом.
Она же была с ним всегда.

И когда, смеясь, бросала резиновый мячик в толпу несносных мальчишек, разбегавшихся с визгом при виде его оскала в попытке прикусить резиновый шарик. Тем летом они вдруг сразу перестали дергать её за косички.

Когда однажды замерла над ней занесенная для удара рука.  Она зажмурилась и сжалась, а он, напротив, не сводил своих странно желтых глаз с кулака и готовился убивать.

Она была с ним рядом, когда скулила, уткнувшись в его шею. Пёс тогда подумал, что чего - то не знает о людях.
Наверное, они тоже немного псы, раз могут так выть в лунном свете, и он растерянно не шевелился, пока с шерсти не закапала вода. Люди называют это слёзы, а теперь они появились и у него.

Пёс сморгнул еще раз, чтобы чётче увидеть Её янтарные глаза, разглядывающие ворчащий комочек таким знакомым взглядом. Они, люди, не меняются, разве только самую чуточку. Её вид все также свеж, улыбка яркая, зубы крепкие, кожа гладкая.
- Это хорошо, - подумал пёс,  - Значит они живут вечно и время не властно над ними. Так и должно быть.

А в груди, как и много лет назад, вдруг бешено заколотилось сердце.
Пёс подполз ближе, Её рука опустилась, и он ткнулся своим волчьим носом в ладонь, смиряясь и ожидая, когда ритм сердца затихнет навсегда.

Точно также, как и его предшественник, который однажды, умирая, нашёл его - маленького волчонка и принес к Её ногам.

Разве, что искры наковален брызгали огнем. Мертвым, железным огнем, но удивительным образом превращавшим куски подземной руды в совершенное волшебство. Изделия из - под молотов адских наковален выходили будто живые.

А Люциферу хотелось летать. Как Ангелу. А он и был ангелом, только бескрылым.

Люсик вспомнил, как однажды разъяренно выговаривал Алхимику о не справедливости беспросветной бездны и парящего света.
Отец тогда лишь грустно качнул головой.

-А знаешь, - продолжил Ангел, - Однажды я потерял способность летать. Черные драконы искалечили мне крылья. Бескрылый Ангел! Вот насмешка то!
- Как ты смог взлететь? – оживился вдруг Люсик, - Расскажи!
- А я спрыгнул со скалы. – отрезал Ангел и посмотрел вниз, - У каждого своя бездна на краю прыжка, понимаешь?
Ангел вдруг расправил крылья, разогнав стайку дымчатых бабочек, вспорхнул и вскоре остался едва лишь заметной искоркой вдали.

Люсик подобрал с камня оставшееся ангельское перо, покрутил его в лучах солнца, разглядывая затейливые прожилки, потом заботливо зажал в худеньком кулачке и побрёл прочь в своё адское подземелье.

Идея, пришедшая ему в голову, была безумной, отчаянной и поэтому вполне себе реальной.
Люцифер хотел крылья любой ценой.
Он много трудился. Он творил колдовство, мастеря себе крылья из адской железной руды.
И настал тот день, когда тощее, смуглое тельце обняли тончайшие, изумительной красоты железные крылья. Рассветные лучи согрели узоры и Люцифер почувствовал тепло.
– Как будто живые! – воскликнул он в небо. На мгновение ему показалось, что облака хмуро шевельнулись седой бородой Алхимика, но он зло и раздраженно отмахнулся и шагнул со скалы в пустоту - навстречу мечте.

Полет был высок, движения точны, да только музыки небесных сфер не было и нотки. За спиной свистели лезвия. Люсик смеялся потокам воздуха и перепуганным птицам, он был ангелом подземелья, покорившим небо.
Первые капли ливня показались слезами отчаяния разорвавшими душу ангела преисподней. Свист лезвий сменился лязганьем мечей разрубающими мечту, а земля стремительно понеслась навстречу.

Люсик всхлипнул и зажмурился. Не то, что бы он боялся смерти, он с ней был рождён.  Только впервые он чувствовал каково умирать мечте.

Теплые крылья обняли его как -то сильно и жалостливо одновременно.  Люсик открыл глаза.
- Полетели к отцу. Он простит, ты же знаешь! - шепнул ему Ангел.

Алхимик наблюдал за своими, такими разными мальчишками, а за окном привычно бесновались разнуздалые чайки. 
Люцифер не выдержал первым,
- Я ангел, я хочу летать! Почему мне бездна, смерть и тьма. Мне демоны и страхи!  А ему свобода парить у кромки облаков?! 
Ангел вдруг кивнул согласно, - А мне зачем благостная доброта?! Ни капли страсти! Ни крохи! Я курить даже начал, а толку то!? Как был ангельской натуры так остался!  Спасаю, жалею, люблю людей.

Четыре вопрошающих глаза уставились на своего создателя.
- Вы хотите поровну добра и зла? - спросил Алхимик, - Любящее сердце и темных демонов внутри? Благородство и жестокость? Боль и страсть?
Летать у солнца и страшиться отражения своей темной ипостаси в зеркале луны?  Терзаться неверием в любовь и отчаянно бежать от одиночества?

Ангел и Люцифер кивнули.
Алхимик обнял своих детей, - Тогда придется стать Драконом.