Tygda

Всем доброго! На телеграм – канале 600 подписчиков, я обещал каждые 100 раскрывать какое-то преступление. Не горжусь этим, тем более там в основном мелкие кражи. Немного погружу в контекст, почему так вообще случилось, что я стал воровать.

Я рос в обеспеченной по тем меркам семье. Папа работал в милиции, мама в билетной кассе на железной дороге. Жили мы в коттедже в новеньком свежеотстроенном микрорайоне посёлка. У меня у самого первого в классе появился свой мотоцикл «Минск» и магнитофон. Даже два, потому что второй я украл.

В 9 лет я пришёл в гости к приятелю, который жил на моей улице. Дёрнул дверь, она открылась. Дома никого не было. Тогда я впервые почувствовал адреналин в крови. Чувство опасности, и страх быть захваченным на месте преступления. Потому что я забрал магнитофон и золотые украшения – серьги, кольца, которые лежали в шкатулке.

Потом я не раз испытывал подобное чувство. Когда ты находишься в чужой квартире, то как будто проникаешь в жизнь этих людей. Мне больше было интересно, плюс это чувство дрожи в коленках, когда сердечко аж выпрыгивает.

Золото я раздал одноклассницам в школе, магнитофон спрятал. Конечно, меня спалили. Мама приятеля пришла в школу, и устроила там скандал. Мне было очень стыдно.

Ещё я боялся родителей. Поэтому решил сбежать из дома. Пока они были на работе, взял папин рюкзак, затарил его тушенкой и сгущенкой, и ушёл осуществлять свой план.

У меня был одноклассник-второгодник, который уже тогда обладал максимально криминальными наклонностями. Так вышло, что мы встретились. Я поделился своими переживаниями и желанием уехать куда-то подальше в сторону Владивостока. Он вызвался помочь.

Каким-то образом мы подбили на побег ещё пару ребят. Чуть постарше меня. Всех их сейчас нет в живых. А тогда мы дождались ночи, и вскрыли гараж родственника одного из ребят. Выкатили два мотоцикла, сели и поехали в сторону Владивостока.

По стечению обстоятельств накануне совершили побег из воинской части двое солдат с автоматами. Вся местная милиция сидела в засаде на единственной дороге, ведущей из посёлка. Мы ехали на втором мотоцикле, вдвоём, когда вдруг ослепительный свет прожекторов ударил в глаза. Первый мотоцикл сбили, а мой батя узнал меня по одежде, и не дал начальнику милиции сбить нас.

Мы проехали дальше, но заглохли. Убежали в лес и спрятались. Милиционеры прочесали лес, и нашли меня и кореша. Меня забрали, а корефану досталось. Я слышал, как его избивали. Папа меня не трогал, и отвёз домой. Всё самое вкусное мне досталось от мамы – кипятильник, угол до утра.

Родителям пришлось заплатить за золото и магнитофон 400 рублей. Это 1987 год. Папина зарплата была 200. После того случая я окончательно стал изгоем в семье.

Я вот потом читал, что если ваш ребёнок ворует – это прям ред ред ред флаг. Крик о помощи. Я ощущал себя в своей семье ненужным. Единственный мир, который я любил, и в котором прятался – мир книг. Я обожал читать.

Приключения Муфты, Полботинка и Моховой бороды, дорога из желтого кирпича по пути к мечте, метаморфозы принца и нищего в романе Твена – всё это поглощало меня полностью. Я был завсегдатаем детской библиотеки, и читал с фонариком под одеялом, когда родители выключали свет в комнате.

Чуть позже стал увлекаться собиранием марок и фотографией. Оборудовал дома в кладовке целую фотолабораторию, где подолгу экспериментировал, открывая для себя тайны фотографии.

У мамы до сих пор хранятся негативы, с тех времён. И немного оставшихся после переездов марок.

Я продолжал получать адреналин в виде краж. Забрался к соседям в двухэтажке напротив. Они спали дома. В серванте хранилась огромная коллекция сигарет. Мальборо, Кент, и всё такое, пачек 200. Я заправил футболку в штаны, и переместил коллекцию в импровизированный мешок. Кто-то спал на диване. Ещё снял со стены фотоаппарат Зенит. На нём и погорел потом.

В то время сигареты продавались по талонам, и то Прима и Опал. Я примостил коллекцию на чердаке, и покуривал по тихой. Расколол меня батя. Просто взял на понт. Сказал, что меня видели с фотоаппаратом. Я стал оправдываться. Пришлось всю коллекцию отдать отцу. Что он сделал с ней – не знаю. Подозреваю, что скурил.

У нас был двухквартирный коттедж. На второй половине жила мамина начальница. В нашем посёлке принято было иметь подпол. Так называли погреб под полом, где хранилась картошка, соленья и консервы. Тогда покупали всё коробками – ящик сгущёнки, ящик тушёнки, и т.д.

Мне пришла мысль прокопать подкоп к соседям. Через подпол я проникал в их квартиру, и хозяйничал там, пока они были на работе. Соседи ставили брагу, я активно её пробовал. Сигареты, алкоголь – всё это становилось моей добычей. Иногда я навещал их ночью. Однажды хозяйка проснулась и услышала странные звуки на кухне. Пошла туда, но я успел шмыгнуть под крышку подпола. Она подумала, что в доме завелась барабашка – тогда много про них говорили по телеку. Вроде даже священника приглашала, чтобы освятил.

Потом стала думать на своего сына, он помладше меня на пару лет. Помню его крики, когда мамка порола ремнём бедолагу, а я стоял на улице и курил украденный у них Беломор.

Меня всё-таки вычислили. Мама заставила идти к соседям извиняться. Это было неимоверно стыдно, я часа полтора стоял на улице, прежде чем решился. С соседями отношения тоже испортились.

Я продолжал пакостить. Очень сильно боялся отца, его реакции и наказания. Поэтому в критических ситуациях предпочитал уходить из дома. Кантовался сначала по друзьям. Потом, когда родители предупредили всех родителей моих друзей, жил неделями в подвале. Голод и холод стали моими спутниками. Чтобы поесть , помыться и переодеться, вычислял, когда родители на работе, и проникал к себе домой. Мама знала об этом, и всегда оставляла еду на кухне.

Чем старше я становился, тем был неуправляемей. Ментальное одиночество, чувство собственной ущербности, неважности и ненужности были со мной всегда. Я не знал, как жить правильно, со мной никогда не общались не в контексте нравоучений, у меня не было друзей. Родители запрещали общаться со мной. Я был тем плохим парнем.

Вот, рассказал про три кражи. Если интересно, на 700 подписчиков расскажу дальше.

Всем добра

Ссылка на телегу, там больше инфы про меня https://t.me/dvastula

Расскажу, как я докатился до такой жизни – разбирать вагоны в Кропоткине.

Про службу в армии я уже писал. Апрель, 1998 год. Я вернулся из армии, со службы по контракту, без документов и копейки денег.

Весну и лето занимался сбором алюминия. Нашёл в лесу старую линию электропередачи, и разбирал её потихонечку. Ходил каждый день, как на работу – 15 километров в одну сторону, 15 в другую.

Так прошла весна и лето. Однажды я зашёл в магазин и оторопел – цены выросли в 4 раза. Августовский кризис подкосил очень жёстко.

Не буду вспоминать, как мы пережили зиму 1999. Это была самая ужасная пора в моей жизни. Не было еды, не было надежды. Мои знакомые ставили в своём огороде петли на бездомных собак. Я ел с ними это мясо. Похоже на изюбрятину.

Тогда я получил свою первую судимость, залез к соседям на дачу, и украл продукты. Дома из еды был мешок перловки, её варили на воде. Младший брат ходил в школу, его подкармливала бабушка. Сейчас перловку на дух не переношу, это вкус безысходности и постоянного голода.

Папа съездил в Сковородино за документами. За них начальник штаба требовал с меня выкуп – миллион. Не знаю, что батя им сказал, но он умел быть убедительным.

Я устроился в местный ДК руководителем музыкальных вечеров – иначе ди-джеем. Сельские дискотеки с рекой самогона и драками стали моим миром. Я старался, искал хорошие песни, делал светомузыку, мне нравилось создавать  атмосферу радости, когда люди кайфовали от песен и работы ди-джея.

Однажды я не поставил песню по запросу местных авторитетов. Они встретили меня после дискотеки. Ударили в живот. Мне резко стало плохо, я вышел на улицу и упал.

Оказалось, у меня была язва. При ударе желудок порвался, и его содержимое вылилось в кишки. В основном это был самогон.

Прибежала мама, она была у подруги. Вызвали скорую. И тут я увидел её. Карие глаза и тёмные прямые волосы – я влюбился с первого взгляда. Забыл, что умираю, и спросил, кто это?

Да племянница, приехала в гости – ответила мамина подруга.

Меня увезли в райцентр и зашили дырку в желудке. Батя нашёл тех блатных, и они оплачивали моё лечение. А я ждал выписки, чтобы увидеть ту девушку. Её звали Диана.

У ней заканчивался отпуск, и я уболтал врача, чтобы выписал пораньше. Еле передвигаясь, с огромным шрамом на пузе, я приехал домой. И сразу к ней.

Это было счастливое время. Мы гуляли, катались на мотоцикле ,смеялись и целовались. На мне всё заживало как на собаке, любовь и правда исцеляет)

Пришло время, Диана уехала. Я пришел домой после поезда, и рыдал в подушку полдня, под песню Отпетых «Люби меня ,люби»

Продолжал вести дискотеку. У меня нашли ещё одну язву. Положили в больницу.  После капельниц я шёл в клуб и проводил дискач. Писал письма Диане. Но ни одного ответа не получил.

Потом выяснилось, что письма приходили на адрес её маме. А она просто их мне не отдавала.ещё закинули сплетню, что Диана вышла замуж.  Я очень переживал. Боль немного прошла, я начал встречаться с другой.

Однажды мы сидели с новой девчонкой у меня наверху, в кандейке, где стояла аппаратура, и было окошечко, чтоб видеть зал. На подоконнике сидел подвыпивший кент, с которым росли вместе. В кандейку зашли два местных авторитета, предводителей одной из поселковых группировок. Наш поселок тоже делился на районы – нефтебаза, нижняя Фёдоровка, лесники, - штук десять, наверное.

На предыдущей дискотеке ребята из группировки повздорили с мужиками, работающими на золотодобывающем прииске. Рядом с нашим поселком находится второе по запасам месторождение золота в России. Забили стрелку на следующую субботу. Местные пришли в полном составе, поддатые, раззадоренные, жаждущие крови.

Мужики не пришли.

И вот эти ребята запёрлись ко мне. Что-то спросили. Обычно у меня брали дежурные рюмахи для самогона, хотя многие пили из горла, не заморачивались. Слово за слово, что-то они с кентом зацепились, и вышли в коридор. Я ворковал с девочкой, и пропустил этот момент. Выйдя в коридор, я увидел, как эти типы прессуют кента на подоконнике. Они были здоровые, я б не вывез с ними махаться. Конечно, что-то сказал им, но типам было все равно.

Вернулся в кандейку, и взял покоившийся на пульте большой молоток. Перевернул плашмя и разбил бошки этим беспредельщикам. Типы полетели вниз по лестнице. Забрал кента и закрылся.

Не прошло и минуты, как в мою дверь ломилась вся бригада. Хорошо, я незадолго перед этим поставил новую дверь, и она открывалась наружу.

«Ярослав, открывай!» - услышал я голос заведующей клубом. Я открыл. Тип с пробитой башкой кинулся на меня. Мы завалились под стол. Он вцепился мне в щёку зубами, и держал. Пока прибежавший начальник милиции с пистолетом не угомонил толпу.

А у меня до сих пор остался шрам на щеке. Сейчас его уже меньше видно, но долгое время он, как печать, красовался на лице.

Мне после этого сказали, что убьют. Моя бабушка жила в их районе. Я ходил к ней. Опасался, конечно. Но меня больше никто не тронул. Хотя в нашей деревне убийства на дискотеке и на улице были не редкость. Драки так вообще каждый дискач.

Мой младший брат с характером и задиристый. Каждый раз, когда он махался с кем-то, шпана прибегала и звала меня. Я был уверен в братишке, что он загасит. Но толпой могли запинать, вот что плохо. Я брал с собой топор, и шёл наблюдать, как брат разбивает лицо тоже чьему-то брату. Всё по чесноку.

Были ещё битвы район на район, я был мал и не участвовал тогда. Ещё дрались посёлок на посёлок. Между станциями района ходил пригородный поезд. Толпа садилась и ехала к соседям. Дрались до обратного поезда, загружали раненых и ехали домой.

Продолжение следует

ЖИЗНЬ В ТЮРЬМЕ

Проходил день за днём. Я понемногу освоился, и стал участвовать в общественной жизни камеры.

Сначала мне поручили получать хлеб утром, на всю камеру. Выдавали полбулки чёрного хлеба на человека. Кстати, очень вкусного. После лагерей не воспринимаю никакой кроме чёрного.

Нужно было принять булки через форточку в двери, называемую «кормушкой» . Пересчитать сразу, чтобы всем хватило. И убрать в специальный мешок. Так как часть арестантов всегда отдыхали, то нужно было раздавать хлеб проснувшимся.

Так как хата была транзитная, то передачек, естественно, почти не было. Соответственно, питались одной баландой. Баланда – это тюремная еда. Очень отвратительного качества.

Часто давали кислую капусту – по вкусу она напоминала ангидрид. В чистом виде кушать такое было невозможно. Её промывали, добавляли бульонные кубики, репчатый лук, если он был, и сооружали салатики.

Другой вид баланды – гороховая похлёбка со свиными потрохами. Это уже было сытно, поэтому она пользовалась популярностью даже у ребят с неправославной религиозной ориентацией, потому что под крышей Бог не видит. Не осуждаю, потому что голод не тётка. Жрать хотелось.

Можно было ещё купить продукты у баландёров, за наличные. Баландёры – это осужденные, которые развозили баланду. Отношение к таким было крайне презрительное. Продукты были, скорее всего, из столовой. Я думаю, что просто разворовывался общий котел, из которого должны были питаться арестанты нормальной пищей. И им же перепродавался. Такое я встречал даже на некоторых лагерях.

Бывало, что баландёры брали деньги или сигареты, и обманывали – ничего не приносили. Тогда их наказывали. Через «кормушку» выливали литровую кружку с кипятком им в лицо. Это называлось «кипятнуть».

В главе про КПЗ я рассказывал, что друг передал мне деньги, через милиционера. Авторитет, с которым я находился в камере, помог свернуть их в тонкую трубочку и запаять в целлофановый пакет. Перед этапом я «кабурился» - засовывал деньги в прямую кишку. По приезду вытаскивал, и прятал в подкладку куртки. Но в камере деньги я решил не тратить. И это было верным решением, они потом очень сильно пригодились.

Постепенно знакомился с обитателями камеры. Они постоянно менялись, каждый день кого – то приводили и забирали. Но были и те, кто находился там уже долго. Время делало своё. Мы варили чифир, гоняли его по кругу с конфетками, общались. Жизнь есть везде.

Была много иностранцев. В камере напротив сидел югослав. Тогда ещё была Югославия, прикиньте?) Я работал с югами на стройке в Красной Поляне, и знал из их языка только маты. Их я ему и орал через кормушку и коридор. Он был очень рад, лопотал что-то на своём, но я мало понимал. Сидел вроде за контрабанду.

На пальме обитали четверо афганцев. Пальма – это второй ярус кроватей, обычно это сплошное пространство. Они там молились целыми днями. По русски не понимали, и не ели баланду со свининой. Им дали по полтора – два года за незаконное пересечение границы.

Со следующим иностранцем мы прям сдружились. Он звал в гости к себе после освобождения. В моём блокноте долго хранились имя и адрес: Ахмад, Дамаск, Сирия. Улицу уже не помню.

Ахмад работал инженером программистом. Ему предложили поработать в Сочи. Хороший контракт, шикарные условия. Единственное  -  нужно было приступить к работе в минимально короткие сроки, дедлайны умели гореть и в 2002 году). У Ахмада не было загранника, официальное оформление занимало немало времени. И тогда ему подсказали гениальное решение.

Вот чем сирийцы, наверное, похожи на русских. Прям родственные души. Авантюрной жилкой. Ахмад пошёл к ихним местным блатным. Они ему пообещали загранпаспорт прям на следующий день. Базару зиро. Только паспорт оказался поддельным. И вот бедолага Ахмад вместо красочного Сочи ждёт этапа на русскую зону в компании уголовников.

Мы много общались на смеси английского и русского, я прям помогал Ахмаду адаптироваться, чем мог. Очень хороший парень. Думаю, он неплохо провёл год на зоне, и вернулся на родину.

Отмечу ещё одного, не совсем иностранца, конечно. Брата по СНГ, киргиза. Он познакомился с какой-то женщиной в Сочи. Очаровал её узким взглядом на их шикарное будущее. Подрезал 10 тысяч долларов , одной бумажной котлетой. Тогда если и хранили деньги в банках, то только в трёхлитровых. Как и в наше время в Можайске) Так вот, с этой котлетой он собирался чухнуть в Турцию, на теплоходе, по китайскому паспорту.

Он прям поверил, что для наших все азиаты – на одно лицо. Паспорт киргиз купил тоже где-то в переходе. Баксы у него забрали менты, больше он их не увидел.

Вот с такими персонажами приходилось коротать время. Был ещё напёрсточник из Одессы, который рассказывал много историй о гастролях организованной бригады мошенников по черноморскому побережью. От него я узнал, что никогда не надо говорить: ОдЭсса. Только через Е.

Я подружился с пареньком моего возраста, Ромой. Он стоял на «дороге» . Чуть позже на дороге оказался и я. «Дорога» - это тюремный вай-фай, одно из самых важных изобретений в тюрьме.

Об этом в следующей главе. Всем добра