Senior55

Начали с индукции: расслабление, дыхание, внимание к телу. Я лег на кушетку и вскоре почувствовал, что всё уходит вглубь — не провал, не транс, просто как будто привычный шум в голове выключили, и появился фокус.

— Почувствуй это место. Где именно щекотка?
— Чуть ниже груди. Внутри.
— Какого цвета?
— Тёмно-синий, с металлическим отблеском.
— Текстура?
— Как шарик с усиками. Похож на одуванчик из проволоки.
— Пахнет?
— Озоном. Или чем-то электрическим.

Он замолчал на секунду. А потом спросил:

— Если бы у этого было сознание — что бы оно сказало?

Я не думал. Фраза пришла сама, как будто ждали, когда я спрошу:
«Не двигайся. Мы наблюдаем».

Я сразу открыл глаза.
— Это что за фигня?
Он спокойно сказал:
— Всё хорошо. Это может быть что угодно. Давай узнаем — кто это.

Мы вернулись в состояние. Он начал мягко задавать вопросы. Ответы приходили не мыслями, а ощущениями, как будто я слушал не уши, а воздух вокруг.

— Кто поставил тебя?
→ Наблюдатели.
— С какой целью?
→ Сбор сигнала. Эмоциональные всплески.
— Какие?
→ Гнев. Боль. Возбуждение. Страх. Уровень отклонений.

Мне стало не по себе. Как будто кто-то смотрел кино про мою жизнь в режиме прямой трансляции с биометрикой.

— Я не давал согласия, — сказал я. — Я не хочу, чтобы меня считывали.
→ Ты осознал. Этого достаточно.
— Что будет теперь?
→ Уходим.

И в этот момент в теле что-то… свернулось. Не как боль, а как плотная энергия, уходящая вверх — к позвоночнику. Ощущение странное: как будто из тебя вытащили иголку, которой ты уже привык пользоваться.

Когда я открыл глаза, у меня тряслись пальцы. Но внутри было — впервые за долгое время — тихо.

На следующий день я ждал, что оно вернётся. Щекотки не было. Ни боли, ни страха. Просто — покой. Тот редкий момент, когда ты один в своём теле. И оно — только твоё.

Прошло уже две недели. Всё спокойно. Но иногда, когда сижу в тишине, вдруг ловлю себя на мысли:

«А если теперь они поставили другой зонд — поумнее?»

Он кивнул и продолжил спокойно, будто мы не ерундой маемся, а действительно что-то копаем:

— Если бы у этой штуки был голос, каким бы он был?

Я подумал.
— Шершавым. Низким. Как у отца, когда он злился.
— И если бы он мог говорить — что бы он сказал?

Тут я замер. Потому что фраза пришла сразу, будто кто-то заранее заготовил:

— «Ты ещё не готов. Сядь. Сиди. Не рыпайся».

Он молчал. Я тоже. Было немного стрёмно.

— Это не ты, — сказал гипнотерапевт. — Это не твоё.
— Я знаю.
— Он что-то хочет. Обычно такие сущности приходят с задачей. Чему он тебя учит?

Я с трудом сформулировал. Но понял — он учит меня терпению. Смирению. Не спешить. Всё время тормозит, потому что в прошлом я, похоже, хватался за всё, сгорал и бросал.

— То есть он тебя останавливал, чтобы ты научился доводить до конца? —
— Наверное, да.
— И ты понял?
— Да. Мне больше не нужно, чтобы он сидел внутри.

Гипнотерапевт сказал:
— Тогда отпусти. Поблагодари — и пусть уходит.

Я мысленно сказал: спасибо. Иди.

И вот тут — не знаю, как это объяснить — но я почувствовал, как грудная клетка становится пустой. Не холодной, не больной — просто как комната после переезда. Ещё осталась пыль, но коробки уже увезли.

С того дня мне стало легче. Не резко. Но как будто кто-то перестал всё время дёргать за тормоз внутри.

Иногда я ловлю себя на мысли: а вдруг он вернётся? Но потом понимаю — задача выполнена. Контракт закрыт. А я наконец иду. Сам.

— Куда опоздал? — спросил я.

— К себе, — ответил он и как-то сочувственно пожал плечами.

Он кивнул в сторону зеркала, висящего в воздухе. Я подошёл ближе. Там была не комната — а какая-то монтажная лента с кадрами моей жизни, но она шла не вперёд, а вбок. И почему-то пахло мокрой глиной и детством.

— Ты всегда так делаешь, — сказал он. — Лезешь туда, куда не готов.

— Кто ты? —

— Я — ты, если бы не ты. Пробная сборка.

Он усмехнулся. Я хотел что-то возразить, но в этот момент зеркало дрогнуло и превратилось в дверь. Я потянулся — и вспомнил про кружку кофе.

Которую держал в руке. И которой, очевидно, не было.

Вместо неё был маленький тёмный куб, как в играх на «Сегe». На нём было написано: «Не открывать до обновления сознания».

Я моргнул — и всё исчезло.

Я проснулся дома, на полу. Спина затекла. Сосед всё ещё сверлил, на плите шумела вода. Вроде бы ничего не произошло.

Только на зеркале в ванной, отпечатком пальца на запотевшем стекле, кто-то написал:

«Мы ещё увидимся. Не забудь чашку».

Теперь, когда я слышу сверло — каждый раз немного сжимаюсь. Мало ли, вдруг снова.

Пан и БМВ: о войне, мемах и реальности

Они сидели в полузасыпанной воронке, между сломанным деревом и вывороченным корнем, который напоминал лапу дохлого гиганта. Над головой висела паутина из камуфлированной сетки, с вшитыми кусками полиэтилена и обгоревшими листьями. Дождь не лил, но капли стекали с веток с таким постоянством, будто кто-то направленно плевался с неба.

Буря где-то справа ел что-то из банки. Снег проверял оптику. Влад — как всегда — молчал, и его молчание сейчас звучало громче, чем шорох квадрокоптеров в небе.

Пан и БМВ сидели рядом, оба на корточках. БМВ держал в руке сигарету, но не курил — просто вращал её между пальцами, будто это был какой-то девайс, требующий подзарядки. Пан что-то набрасывал на обёртке от сухпая, используя уголок от коробки как линейку.

— Воняет, как в старом чате, — сказал БМВ, не поднимая головы. — Прям как в комментах к новости о мобилизации. Токсичность зашкаливает.

Пан не ответил.

— Слушай, а если бы мы были мемом, ты бы кем был? Я — явно с пёселем. «Так тик-так. Much war. Very drone.»

Пан медленно повернул к нему лицо.

— Славик, ты сейчас говоришь как человек, которого вырастил и воспитал Телеграм-бот.

— А ты — как редактор из журнала "Костёр" 2043 года. Чётко, грустно, бесполезно.

Пауза.

В небе щёлкнуло. Звук дрона, но далеко.

— Если нас сейчас накроет, — сказал Пан, — то эта беседа станет самой бесполезной в моей жизни.

— Неправда, — ответил БМВ. — Ты хотя бы умрёшь в контексте.

— Ты когда-нибудь думал, что мы уже умерли? — спросил БМВ, глядя в сетку над головой. — Просто нет сигнала, и апдейт не прошёл.

Пан продолжал чертить квадраты на фантике.

— В смысле — умерли?

— В смысле — это загрузка. Типа как в игре. Момент перед респауном. Всё замедлилось, туман, капает сверху. Промежуточная локация между смертью и следующим матчем. Мы просто зависли.

Пан поднял глаза:

— То есть, по-твоему, ад — это зона ожидания под дронами?

— Ну а что. В аду же должно быть повторяющееся, унылое, липкое. Как у нас.
Пот, страх, сгущёнка, мемы.
— "Добро пожаловать в ад. Подпишись на канал! -  Бонусная инкарнация с выбором локации, года рождения и материального достатка семьи в подарок"

Пан усмехнулся — почти незаметно.

— А если не ад?

— Тогда баг. Глюк матрицы. Или трафик кончился.
— "Ваша реальность приостановлена из-за нехватки средств на счету сознания. Воспользуйтесь опцией «осознанность» для подключения обещанного платежа".

Они помолчали. Где-то вдали раздался одинокий хлопок — будто кто-то уронил ящик с неудобной правдой.

БМВ снова повернулся к Пану.

— Ты веришь, что мы здесь по-настоящему?

— Тело верит. Особенно когда сидишь жопой на глине.

— Не-не, я про… это. Место. Сюжет. Конфликт. Мы — кто? Воины? Примеры для будущих учебников? Или просто контент?

— Ты всё ещё смотришь на жизнь как на канал с кнопкой «лайк».
А я — как на анекдот, который уже не смешной, но рассказывать надо.

БМВ вытащил из-за пазухи маленький медиатор и начал щёлкать им по каске, наигрывая «Кукушку» Цоя.

— А ведь раньше война была про знамёна, про отечество. А теперь — про «переслать другу».

Пан тихо:

— А теперь — про «задержи дыхание на видео, пока бежишь по минному полю».

— А теперь — про «умри красиво, чтоб хайпануло».

Молчание.

— Я тут подумал, — сказал БМВ, оторвав взгляд от неба. — Если бы меня убили на камеру, меня бы показали в TikTok. И там кто-то точно написал бы типа: «ну, нормально он так ушёл, мужик».
И кто-то бы лайкнул. И всё. Жизни — минус. Репутации — плюс. И интересно еще, репутация в этом разрезе как-то соотносится с кармой или нет. А если да, то какой примерно обменный курс и какая на этой паре волатильность? Можно ли торговать с плечом и ставить лимитные заявки?

Пан пожал плечами:

— Возможно, это и есть единственная форма бессмертия сейчас. Да и на карму как-то влиять должно.

БМВ задумался.

— Тебе не кажется, что раньше люди хотя бы пытались умереть за что-то?
А сейчас — просто за кадр.
— «Погиб за три секунды экранного времени.»

— А ещё за статистику. За отчётность. За хештег.

БМВ помолчал. Потом чуть тише:

— А ты... вообще знаешь, зачем мы здесь?

Пан посмотрел в сторону, где сидел Влад. Он был неподвижен, как тень от дерева.

— Нет, — ответил Пан. — Но я знаю, зачем мы не там.

— Где?

— В тех, кто сбежал. Кто стал умнее, хитрее, мягче, рациональней. Кто продаёт консультации по безопасности, сидя в подвале в Лейпциге.
Мы — не там. Потому что мы не умеем стать ничем.
Мы либо живые, либо мёртвые. А они — между.

БМВ перевёл дыхание:

— А может, мы просто те, кто остались в старом патче?

Пан улыбнулся:

— Зато мы не зависим от обновлений. У нас оффлайн-режим.

— И баги — навсегда.
— И честь — тоже.

Снова повисла тишина.
Не театральная — честная. Та, что приходит между людьми, которые всё сказали.

Где-то выше снова пролетел дрон. Ни один из них не поднял головы.

— Знаешь, — сказал Пан, поднимая голову. — Иногда мне кажется, что война — это просто способ заставить время снова идти.

— Почему?

— Потому что в мире, где всё уже произошло, только кровь имеет вес.

БМВ замер.
Смотрел на сигарету в пальцах — она всё ещё не была зажжена.

— Тогда получается… — сказал он медленно, — мы не воюем. Мы… отмеряем.
Каждый шаг — как секундомер.
Каждый выстрел — как точка на шкале.
Каждая смерть — как будильник, чтобы кто-то проснулся.

— Только просыпаются не они, — ответил Пан. — А мы.

БМВ кивнул.
А потом, будто сам себе:

— Жаль только, что просыпаемся в том же сне.

Пан задумчиво посмотрел и произнес:
—Те, кто умер, тоже просыпается, но только уже по-настоящему. Возможно, и не навсегда, но надолго. И просыпаются там, откуда сюда заснули. Самое интересное, что просыпается каждый в свое время, но редко кто хочет проснуться по-настоящему. Все хотят поспать подольше.

Они замолчали.
Воронка снова стала просто ямой.
Сетчатая ткань наверху тихо шевелилась, как лёгкое.
Вдалеке хлопнуло.

И ничего.