Интересный фактологический материал о причинах и последствиях падения дисциплины и разложения организационной структуры армии накануне февральской революции.
Достаточно хорошо показано, что причины разложения и распада имели системный характер, но до поры до времени армейская дисциплина удерживала армию в относительном порядке. Но после февральской революции весь груз накапливающихся в армии противоречий проявился во всей красе, а приказ №1 последовавший вскоре после Февраля способствовал тому, чтобы нижеописанное приобрело системный характер (например, пьяные погромы имели место быть как после Февральской, так и после Октябрьской революции) и привело в числе прочих причин к полному распаду старой армии в течении года. Дополнительную ценность материалу придают отличные фотографии (в том числе и раскрашенные).
Разложение армии и общества. Последствия. 1914-1917 г.
Сенявская Е.С. "Историческая психология и социология истории" Том 6.
Из дневника прапорщика Бакулина; "9 ноября 1914 года. Солдаты обыскали немецкие ранцы, хлеба не было, было сало фунтов 5, у некоторых консервы, какая-то мазь в баночках, которую солдаты пробовали на язык, сначала мазнув пальцем по мази, а потом палец на язык, оказалась несъедобная, а противная, как мне говорили некоторые из солдат.
Во флягах была водка, которую "землячки" тоже попробовали, тоже не одобрили, "больно крепка, да очень сладка, так, что противно".
25 марта 1916 года. Карточная игра и пьянство в войсках процветают... Игры, понятно, азартные. Пьют коньяк, так как с разными ухищрениями его достать сложно, достают по рецептам военных докторов, по высокой цене у торговцев.
Также теперь стал в большом ходу спирт, который легче достать, чем коньяк. Иногда приходится доставлять водку казенную и теперь, кто ее пьет, заявляет, что она слаба и ее тоже сдабривает спиртом, чтоб была крепче.
14 июня 1916 года. Один из наших полков 50-й дивизии отбил 20 бочек рому. Вообще, в Луцке было оставлено вина много, но как явился интендант, то все было конфисковано, и он уже продавал всем желающим офицерам коньяк и ром по 5 руб. за бутылку, и, так как спрос был велик, то цену увеличил до 10 руб., а теперь совсем не продает. Вырученные за вино деньги якобы пошли в государственный доход. Вряд ли все, а так, крохи в доход попадут.
23 ноября 1916 года. В Луцке одеколон можно покупать с разрешения коменданта. Корпусной врач, большой специалист по спирту, возмущен тем, что теперь спирт доставляется в лазареты госпиталя с примесью эфира. "Черт знает што, - восклицает врач, - сами выпивают, и чтоб погасить убыль, подливают эфир - даже пить нельзя"
26 марта 1917 года. Сегодня еще разбили погреб с вином, вино выпустили на землю и тут черпали прямо с грязью. Мой взвод весь перепился.
Одним словом, все солдаты пьянствуют и дебоширят. Разыскивают у жителей вино и прямо увозят, а жители, у которых тащат вино, указывают на других, у кого еще вино есть - так беспрерывно и идет...
Сентябрь 1915 года в Полесье рисует военный врач Войтоловский: "Варынки, Васюки, Гарасюки... В воздухе пахнет сивушным маслом и спиртом. Кругом винокуренные заводы.
Миллионами ведер водку выпускают в пруды и канавы. Солдаты черпают из канав эту грязную жижу и фильтруют ее на масках противогазов. Или, припав к грязной луже, пьют до озверения, до смерти.
Земля вся пропитана спиртом. Во многих местах достаточно сделать ямку, копнуть каблуком в песке, чтобы она наполнилась спиртом. Пьяные полки и дивизии превращаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и погромы.
Особенно буйствуют казаки. Не щадя ни пола, ни возраста, они обирают до нитки все деревни и превращают в развалины еврейские местечки. Пьяный разгул принимает дикие размеры.
Пьянствуют все - от солдата до штабного генерала. Офицерам спирт отпускают целыми ведрами. Каждая часть придумывает всевозможные предлоги для устройства официальных попоек.
В одном месте батарея 49-й бригады вспомнила о своем батарейном празднике и остановилась в лесу, в стороне от дороги. На высоких соснах кое-как примостили наблюдательные пункты.
Раскинулись пикником на травке. Мобилизовали всех поваров. Вытащили спирт. Вдруг обстрел. Кто-то из офицеров залез под зарядный ящик. Снарядом ящик зажгло. Все растерялись.
Фейерверкер по имени Новак, рискуя собственной головой, откатил ящик и вытащил офицера. Батарея спешно передвинулась на другое место.
Когда послали за спиртом, спирта не оказалось. По постановлению офицеров всех поваров пороли, но спирта так и не нашли.
Пьяные солдаты совершенно вышли из повиновения. Самые солидные из наших артиллеристов ходят пошатываясь. Щеголеватый Блинов попался мне на днях на глаза в ужасном виде: весь грязный и с большим синяком под глазом.
- И вам не стыдно, Блинов? - упрекнул я его.
- Виноват! - ответил он заплетающимся языком. - Водка рот вяжет, а душу тешит..."
Прапорщик Д. Оськин: "Радзивиллов быстро разрушается. Почти каждый день то в одном, то в другом конце города случаются пожары от неосторожного обращения наших солдат с печами, в которых они приготовляют пищу, не довольствуясь обедами из походной кухни...
В подвалах солдаты находят водку и вина. Пока об этом неизвестно офицерам, солдаты напиваются сами, но по мере обнаружения вино и водка забираются в офицерское собрание.
Наш полк к семи часам утра вошел в город. Потери колоссальные... Единственной наградой оставшимся в живых была масса захваченных в Бродах наливок, настоек, ликеров. Три-четыре дня стояния в резерве все офицеры полка были пьяны. Пили, пока не уничтожили всего запаса".
рапорщик Бакулин отмечал в своем дневнике: "В приказе начальника Западного фронта говорится: "Доктора, несмотря на свое высокое призвание, держат себя не так, как им подобает, предаются пьянству и развращают сестер милосердия, что и ставится им на вид и предлагают им исправиться".
13 мая 1916 года он пишет: "Венерические болезни свирепствуют не только между военными, но также, как это ни прискорбно, между сестрами милосердия, и не их награждают болезнями, а они.
Недавно со ст. Молодечно было отправлено на излечение сто сестер; по словам одного врача, в Варшаве лежало в госпитале до 300 сестер и несколько священников.
Больные военные также не эвакуируются на излечение, эвакуируются только, у которых тяжелая форма болезни. Когда эвакуировали всех заболевших, то было замечено, что некоторые заражались намеренно, чтобы эвакуироваться. В Польше даже жиды предлагали товар с вопросом: "Для удовольствия или эвакуации?".
Прапорщик Оськин: "На фронте сифилис даже называют "сестритом", а символику Красного Креста над учреждениями военно-санитарных организаций сравнивают с "красным фонарем" "Блядовать не перестаю, стараюсь употреблять, не считаясь с половыми болезнями", - бахвалился в письме один из наших офицеров".
20 ноября 1914 года артиллерийский прапорщик Ф. А. Степун (будущий известный философ) писал жене из Галиции: "Над всем городом стоит вой оставшихся жителей. Происходит необходимая реквизиция керосина, сена, овса, скота.
У уличного фонаря дерутся из-за керосина две руссинских женщины. Их, восстановляя порядок, разгоняют казаки. У каждого под седлом бархатная скатерть или вместо седла шитая шелками диванная подушка. У многих в поводу по второй, по третьей лошади. Лихая публика.
Какие они вояки, щадят или не щадят они себя в бою, об этом мнения расходятся, я своего мнения пока еще не имею, но о том, что они профессиональные мародеры, и никого и ни за что не пощадят - об этом двух мнений быть не может.
Впрочем, разница между казаками и солдатами заключается в этом отношении лишь в том, что казаки с чистой совестью тащат все: нужное и ненужное; а солдаты, испытывая все же некоторые угрызения совести, берут лишь нужные им вещи.
Очень строго к этому я совершенно не могу относиться. Человек, который отдает свою жизнь, не может щадить благополучия галичанина и жизни его телки и курицы.
Человек, испытывающий над собою величайшее насилие, не может не стать насильником. Кутузов это понимал, и когда к нему приходили с жалобами на мародерство, он, бывало, говаривал “лес рубят, щепки летят”.
Наконец, еще один вопрос, который следует затронуть, - острая неприязнь фронтовиков к "тыловым и штабным крысам", которых в солдатской массе окрестили "внутренним врагом".
"Кроме своего трагического облика война явила мне и свой отвратительный лик, - писал 14 октября 1914 года Ф. Степун. - Угнетающая забитость серых солдатских масс, что уныло поют в скотских вагонах.
Бесконечное хамство некоторых "благородий", блистательная глупость блестящих генералов, врачи стратеги и сестры кокотессы…...Впрочем, все это исключения, общий дух безусловно чист, хорош и бодр".
Между тем забитые серые солдатские массы уже искали виновников своих бед и находили их отнюдь не во вражеских окопах.
Неслучайно 4 января 1915 года, ругая в дневнике высокое начальство, прапорщик Бакулин писал: "Вообще здесь люди нипочем, ибо они ничего не стоят, а вот какая-нибудь грошевая казенная вещь - та ценится, и очень высоко, людей теряй, сколько хочешь, под суд не попадешь, а за вещь казенную, которой грош цена, под суд угодишь и не оберешься неприятностей"
В. Арамилев писал: "В окопах меняются радикально или частично представления о многом. В Петрограде учили, что "внутренний враг" это те, которые... А на фронте стихийно вырастает в немудром солдатском мозгу совсем другое представление о "внутреннем враге".
В длинные скучные осенние вечера или сидя в землянке под впечатлением адской симфонии полевых и горных пушек мы иногда занимаемся "словесностью".
Кто-нибудь из рядовых явочным порядком присваивает себе звание взводного и задает вопросы. На вопрос, кто наш внутренний враг, каждый солдат без запинки отвечает: - Унутренних врагов у нас четыре: штабист, интендант, каптен-армус и вошь.
Социалисты, анархисты и всякие другие "исты" - это для большинства солдатской массы - фигуры людей, которые идут против начальства, хотят не того, что хочет начальство.
А офицер, интендант, каптер и вошь - это повседневность, быт, реальность. Этих внутренних врагов солдат видит, чувствует, "познает" ежедневно...".
В "Русских ведомостях" была помещена корреспонденция Осоргина из Рима, вызванная статьей московского корреспондента одной итальянской газеты.
Итальянец прямо поражен равнодушием Москвы к войне, широкой жаждой наслаждений и т. п. Осоргин спрашивал, неужели это правда? Ну, редакция, конечно, говорит, что обобщать нельзя, что Москва как никто работает на войну, но что следует все-таки признать...
В Англии - классической стране скачек - их нет теперь, во Франции почти нет театров - а у нас "пир во время чумы".
В старину купцы мазали физиономии "человиков" горчицей и платили. Теперь у нас с аукциона покупается за 400 р. последний бокал шампанского, и серьезные газеты считают своим священным долгом оповестить об этом всю Россию с упоминаниями имени патриота-жертвователя.
Конечно, знаешь, что не этими любителями зрелищ и тонких аукционов - исчерпывается Россия, но все же обидно и горько за "верхи", за "цвет" нашей страны.
А простой народ продолжает свое дело. Я думаю, что глубокий инстинкт сидит в нем, что надо воевать, что им принадлежит в будущем Россия, и ее судьбы".
Война ломала многие стереотипы сознания, крушила духовные ценности и моральные нормы, готовя народ к еще более страшным потрясениям, зарождающимся в ходе ее самой.
В 1917 году после Февральской революции и падения монархии в России в условиях продолжающейся войны сначала рухнули основы воинской дисциплины, а затем и сама армия.
27 марта 1917 года М. Исаев с горечью писал своим детям о ситуации в войсках: "Плохо стало теперь воевать... солдаты уже не те стали. Хотели сделать солдат гражданами, а они ими не сделались, и солдатами настоящими быть перестали.
Солдату теперь лучше живется, чем офицеру. Ни за что не отвечает, начальства не боится. Какие это воины, каждый думает о своей шкуре, а об отечестве, об России только на словах говорит. Солдат рабочие пожалели, а нас офицеров не пожалели, а что армия без офицеров сделает?.."
Впереди были Октябрь 1917 года и братоубийственная Гражданская война.