
Любимая работа
3 поста
3 поста
2 поста
Я люблю.
Я люблю своих детей. Банально, да? Но это действительно так. Мне очень нравится, что генетика разложилась так: они умные и целеустремлённые в мужа и милые в меня.
Я люблю с ними разговаривать. Возвращались мы с дочей из Серебряного Бора и обсуждали какого цвета тень на стене ЖК Континенталь. И вдруг она резко меняет тему разговора.
- Мам, а тебе действительно нравится со мной разговаривать, тебе это интересно?
- Понимаешь, доча. Мир взрослого в реальности маленький и вертится между домом и работой. А ещё, он с возрастом сереет и теряет свои краски. И только разговоры с вами, тобой и Васей, способны вернуть в него цвета и расширить горизонты...
Я люблю водить автомобиль. Так что бы дороги было часов на пятнадцать или двадцать, а ещё лучше дня на два. И что бы никого рядом, допускаю наличие детей и мужа, но все таки, лучше одной. Что бы гнать машину вперёд, орать под магнитолу песни, ругаться с навигатором, останавливаться на заправках, где пока заливается бензин, выпить очередной двойной эспрессо. Гнать машину по шоссе, и курить.
Я люблю крепкий табак. Курю с десяти лет и с десяти лет шифруюсь. Сначала от воспитатилей, потом, после удочерения, от родителей, потом от мужей, теперь от детей. Когда участвовала в спелеоэкспедициях, курила трубку. Потом пришлось бросить трубку и перейти на красный честер. А потом главврач распорядился, что на работе либо бросаем курить, либо курим айкос или ему подобную фигню.
Я люблю сочетание зелёного и синего. Августовской темно-зелёной листвы на фоне темно-синего неба. Лежать под деревом и смотреть на листву и небо, просто лежать и впитывать в себя сочетание зелёного на синем.
Я люблю лето. Летом никакого дресс-кода. Летом: сандалии, шорты, футболка, очки, шляпа. Лето - я тебя люблю. Но больше лета, я люблю весну.
Я люблю весну. Весну с последних дней апреля и до конца мая. То время как это описал Розенбаум.
"Баловалась вечером гитарой тишина.
Сумерки мерцали огоньками сигарет.
Было это в мае, когда маялась весна
Песнями в моём дворе"
Однажды сын задал мне вопрос: "тяжело ли жить в интернате?".
Я не скрывала от детей, что выросла в интернате, не считаю это каким-то тёмным пятном своей биографии. Но и никогда не акцентировала на этом внимание по типу, что мне было труднее и хуже, чем им сейчас. Ну знаете, как это часто говорят "вот мы в ваши годы...".
Первое, что я осознала, это то, что я никому не нужна. Нет детство не закончилось в тот миг осознания, наоборот только начиналось.
Самый первый мой большой страх я испытала через полгода пребывания в интернате. Сначала я цеплялась за мысль, что за мной приедет тетка и она заберёт меня обратно к себе и брат будет рядом. Но от тёти Оли не было никаких вестей. Придумала себе, что брат вырастет, он же старше меня, и заберёт меня к себе. Я ещё не знала, что его уже нет в интернате. Наслушавшись счастливых историй об удочерении, бегала на первый этаж и видела в каждом взрослом потенциального приёмного родителя. А по ночам плакала, что ещё один день прошёл, а я все ещё здесь, чем бесила соседок по комнате и заслужила свое первое прозвище - Плакса.
А перед Новым Годом я увидела по телевизору репортаж из дома для престарелых. Где также в ряд, как и у нас в комнате, стояди такие же железные кровати. И все, как мне показалось, было такое же, окрашеные в такой же коричневый цвет стены, деревянные окна с щелями закалённые газетами, одеяла, покрывала, стулья. Только на кроватях лежали старушки со сморщенными лицами, не понимавшие кто они и где они.
Этот репортаж произвёл на меня такое впечатление, что я пришла в свою пустую комнату и поняла, что я осталась одна и я никому не нужна, ни тётке, ни брату, ни мифическим добрым взрослым, ищущим для удочерения красивую маленькую девочку. И это было даже страшнее, чем "никому не нужна", одно дело, когда про тебя знают и ты никому не нужна. А другое, что за пределами этой комнаты, этого здания, не было никого, кто бы знал и думал обо мне. Я поняла, что никогда не выберусь от сюда, что я и есть одна из этих старушек.
И в этот самый страшный вечер я и познакомилась с Сарой.
Яндекс говорит, что это шрофобия, если вы знаете правильное название, подскажите.
До сих пор осталась детская травма - боязнь мокрого пола. Даже сейчас, будучи взрослой, на секунду или две застываю, боясь ступить на только что вымытый и ещё мокрый пол в офисе или торговом центре, в ожидании неминуемого наказания от уборщицы.
Техничек заглаза называли Мойрами (и как у древних греков у нас их было три, по одной на этаж) - Старая Мойра, просто Мойра и Молодая Мойра.
Сколько проработала Старая Мойра было неизвестно. Звали её Валентина Степановна, она была седая, хромая, неулыбчивая, её боялись и уважали. Знала всех в лицо, по именам, фамилиям и кличкам. При её появлении прекращались драки, потому что разгоняла она драчунов и зрителей мокрой половой тряпкой. Она отвечала за первый этаж, куда входила уборка в самом денежном месте - холле с раздевалкой. Вечером в пятницу, после того как за городскими детьми приезжали родители, по углам, под низкими скамейками, да за батареями, можно было насобирать достаточно много монеток мелочи.
Просто Мойра - убиралась на втором этаже и была тихой алкашкой. Часто напивалась в рабочее время и засыпала в процессе уборки. Тогда с неё можно было поживиться недопитым алкоголем и сигаретами, а также сделать дублекат ключа от черного хода.
Молодая Мойра - было переходящее прозвище. Почему-то уборщицы третьего этажа редко работали больше полугода, и часто менялись. В "межуборщицкие" промежутки, мыть полы приходилось нам самим.
У каждой уборщицы была связка ключей (ходили сказки, что это ключи от тайных комнат) с брелокоми из мягкой игрушки - зайца, медвежонка и собачки. Не дай Бог, было наступить или пройти по только что вымытому полу, грозный окрик "Куда по мытомы!" и в преступницу летел увесистый снаряд. После получения довольно чувствительного удара, нужно было поднять ключи и с извинениями вернуть Мойре. Особым везением и мастерством считалось увернуться от грозного снаряда. Потом можно было неделю рассказывать всем о своём подвиге и о том, что "Акелла промахнулся". На что слушательницы, обычно, многозначительно говорили: "да, стареет Мойра, даже в такую корову с трех метров попасть не смогла..."
Когда у меня спрашивают кем я работаю, то честно отвечаю:
- Я работаю кошкой.
- Аниматором?
- Нет, кошкой. Вот послушай, ветклиника начинает работать в десять утра и заканчивает в девять вечера. Я могу прийти позже и уйти раньше. На работе есть моё кресло, это не значит, что в него никто не имеет права садиться, просто все знают, что оно моё. И когда я появляюсь, то мне его уступают. Даже, рабочее время, я могу в нем спать, читать книги, сидеть в соцсетях, что-нибудь мурлыкать на гитаре, и меня за это не выгонят и не уволят, могу уйти по своим делам. Коллеги и клиенты меня любят, часто подкармливают чем-нибудь вкусненьким, разговаривают со мной и я отвечаю им тем же. Конечно, как у любой кошки у меня есть хозяин (ну, то есть работодатель в лице главврача) который периодически меня пинает идти "ловить мышей", то есть ставит в смену. Тут уж ничего не поделаешь - иду работать.
А учитывая, что моё руководство регулярно отправляет меня на выставки и семинары - я породистая кошка.
- И кто ты по породе?
- Думаю, что мейн-кун. Крупная, трусоватая, привередливая, с осторожностью воспринимаю новых людей...
- И работаешь за еду? :)
- Нет, отчего же. Работа в клинике, освобождает меня от нахождения в офисе, где я получаю основную зарплату.