MAPCUAHUH

При наличии кокаина можно забыть об отсутствии денег на вчерашний день. При наличии друг друга можно забыть об отсутствии денег на кокаин.
- Любви не существует, - тем не менее, сказала она.
- Продолжай.
- В конечном итоге все сводится к болезненной зависимости друг от друга, и мы заперты в собственных слабостях.
- Я думал, это наши сильные стороны.
Мы сидели в ожидании войны. Такими взглядами хоть кукурузу режь.
- Свободы нет, - продолжила она, - остается эмоциональная рутина при отсутствии творчества.
- Я знал одного по-настоящему свободного человека.
- Он создал нечто прекрасное?
- Нет, он изнасиловал свою дочь, а потом перерезал ей горло.
- Наверное, он был болен.
- Да, чертова простуда.
Мне казалось, я и сам где-то подхватил этот модный насморк. Что остается делать - чай с каждым упавшим градусом ртути становится крепче на пару градусов. Быстрорастворимые дни в качестве заварки и пустые разговоры по скидочным акциям.
Мы смотрели друг другу в глаза.
- Ты веришь в любовь?
- Это достойный обман, - ответил я.
- И часто тебя обманывали?
- По графику прогнозов погоды.
- Я думала, что по-настоящему любящие люди могут все преодолеть.
- Да они даже кончить одновременно не всегда могут.
Если вообще могут. Я уже не был ни в чем уверен. Зеленого цвета травы хватает на полгода и три красивых слова. Пачки презервативов вместо любви и ватные жесты вместо стоптанных улицами признаний. Трахаться до чувства собственного удовлетворения – удовлетворительное занятие. В конечном итоге все мы остаемся лишь рваными кусками чьих-то жизней.
- Что бы мы сделали на их месте? – спросила она.
- Мы бы сели и стали смотреть друг другу в глаза до открытия метро.
- Всего лишь?
- В тот год метро бы не открылось.
Для поддержания сумасшествия постоянно нужны какие-то стимуляторы. Не всем повезло сойти с ума по-настоящему. Все попытки упираются в форму круга, а пережив все это однажды, придется переживать снова. Поворот на вечность пропущен пару страниц назад.
- Я бы хотел угостить тебя вкусным чаем, но у меня закончился кокаин, - признался я.
- Угостишь в другой раз.
- В другой раз он закончится еще раньше.
Я не переживал насчет пустоты в глазах. Ведь чем больше пустоты в глазах, тем заметнее в них искры.

В три часа ночи улица была пуста. Честно говоря, в два тоже не было особого оживления, но именно к трем появились первые признаки алкогольного отчаяния и дождь. Я остановился и стал смотреть в теплые окна кафе, где парочка пожирала друг друга, словно пирог.
Потом зашел внутрь и подозрительно посмотрел на продавщицу:
- Можно мне такой же пирог?
- Нет.
- Я заплачу за него.
- Сначала заплатите за себя. А что до пирогов, то они кончились.
- Правда?
- Да.
- Может быть, начнутся заново?
- Может быть.
Я закрыл дверь и подумал, что она тоже на исходе, как и ее пироги. Люди склонны к массовым беспорядкам у себя в голове, но когда дело доходит до честного разговора после полуночи, то все транспаранты мыслей тают, как мороженное мясо в раковине. Тем временем дождь лил все сильнее, но у меня был отличный водоотталкивающий плащ.
Жаль, я забыл его дома.
Впереди возникло здание «Общества утомленных временами года». Я постучал по дереву.
- Мы закрыты до понедельника, - ответили с той стороны.
- Это еще не скоро.
- Завтра понедельник.
- У меня – послезавтра.
- Разве такое возможно?
- Конечно, завтра он у вас, послезавтра - у меня, в среду будет у кого-нибудь другого. Понедельник – та еще шлюха.
- Звучит, как диагноз.
- Да, понедельник последней стадии.
Чем больше думаешь – тем меньше виски. Остается на дне бутылки утром. Но если проснулся утром – уже ничего не страшно. Правда те, кто не спит по ночам, редко просыпаются утром. Чаще – на дне бутылки.
- Не расстраивайтесь из-за пирога, - сказал он мне.
- А из-за чего тогда?
- Из-за чего-нибудь покрупнее, подводной лодки, например.
- Не знаю, а у вас был когда-нибудь пирог?
- Нет, что вы, я же нормальный.
Дождя так много, что он стал забираться мне вовнутрь. Сначала по капле, потом залез целиком. Вглубь. Намочил стрелки на часах, и день по привычке начался. Люди шли на работу, дни шли ко дну. Небо окрасилось в кислотные цвета.
Дождя не было.
Он остался внутри.

Я шел вдоль ночных улиц. У клуба веселились люди под вой полицейских собак. В подворотне насиловали женщин и детей.
- Не хочешь развлечься? – окликнули меня из припаркованной машины.
- Мне бы наоборот.
- Садись, это недорого.
Я продолжал стоять. Тогда он подошел сам, с коробкой из под обуви в правой руке и плохими намерениями в левой. Я не умел драться, но был достаточно пьян, чтобы испортить нам обоим завтрашнее утро.
- Знаешь, - сказал он, - все уже случилось.
- А я даже не заметил, как отдал деньги.
- Ты присмотрись.
Он приоткрыл коробку. Мне в глаза ударил яркий свет, и дальше все замешалось, как дуршлаг из радуги. Потом, сквозь размытые очертания, я увидел себя. Черты лица не разглядеть, но безысходность моя, это точно.
Я куда-то шел. Шаги были ватные, по асфальту. На перекрестке споткнулся о ее взгляд. Такой взгляд, когда ты теряешь воздух под ногами. Она странно махала руками, и мы смеялись. Кадры замелькали быстрее – вот мы уже смеемся на набережной, потом в метро, а теперь и на лестничной клетке. Перед тем, как зайти в квартиру, свет начал гаснуть, а вскоре и вовсе сжался до точки. Я снова увидел перед собой коробку из под обуви и странное лицо ее хозяина.
- Это что такое было? – спросил я.
- Сам узнаешь.
- Я и так слишком много знаю, мне бы поменьше.
- Помни – мы всегда здесь.
Он сел в машину и закрыл дверь. Я дошел до дома и открыл окно. Странно это все-таки.
По телевизору показывали Феллини, а мне хотелось стены сжать. До ужаса дико.
Наутро я вышел из дома, закрыв дверь нараспашку. Шел по улице, и без особой идеи, борясь с алкогольными последствиями и сигаретными начинаниями. На перекрестке меня кто-то схватил за руку.
- Привет, - сказала она.
- Привет, – ответил я.
- Мы нигде не встречались раньше?
- Раньше? У тебя глаза молочные.
Она улыбнулась. Своими молочными глазами.
Вот и все. Проще, чем откусить собственный локоть. Дальше - пустые разговоры с целью как можно дольше ничего не узнавать друг о друге.
- Людям никто не нужен, - сказала она, - дайте им четыре стены, и они придумают себе целый мир.
Я промолчал.
- Что ты думаешь о Чарльзе Мэнсоне? – продолжила она.
- Что у него теперь есть четыре стены.
- Мне кажется, он просто чертов ублюдок.
- Даже самому отъявленному ублюдку кто-то нужен.
День медленно перетек в вечер. Ее рука перетекла в мою.
- А ты похож на ублюдка?
- Скорее на хорошего человека.
- Скромно, а в чем разница?
- Хорошим людям везет меньше.
Мы дошли до набережной. Крыша соседнего дома доедала луну. Последние романтики все хотят забраться на крышу и смотреть на звезды. Я – сразу забраться на звезды.
- Ты умеешь варить кофе?
- Нет, а ты?
- И я нет.
- Давай не будем варить его вместе.
Это как лотерея. Мы еще помолчали за руку, а потом ко мне поехали. Пустые вагоны метро никогда не выглядели такими счастливыми.
- Вместо разговоров под луной, лучше молчание под одеялом, - сказала она, залезая на кровать.
- Просто одному под одеялом не о чем молчать.
Она снова улыбнулась, и мы сплелись. Словно наушники в кармане, только удовольствие в том, чтобы не распутать. В последний момент мне показалось, что сегодняшний день я уже где-то видел. С этими мыслями и заснул.
Проснулся от переизбытка одеяла. Ее нигде не было – ни под ним, ни в ванной. Никаких следов ночных разговоров. Я пытался куда-то звонить – но ее номера просто не существовало.
Так с ума и сходят.
- Как думаете, я похож на сумасшедшего? – спросил я у первого встречного.
- Пять минут первого, - ответил он.
К вечеру добрался до человека с коробкой.
- Я знал, что ты вернешься.
- Я – нет.
- Это не бесплатно.
- Конечно.
Я отдал деньги, и он вылез из машины.
- Ты забавный парень, но последние романтики кончают первыми.
- Считай меня предпоследним.
Он открыл коробку.
Я снова куда-то шел. Просто от одного края квартиры до другого. Пока все сходилось. Вдруг, я подошел к двери. Открыл. На пороге стояла все та же девчушка – если бы свидетели Иеговы действительно знали смысл жизни, то присылали бы таких же.
Все было как в прошлый раз – бессмысленно просто, и от того так прекрасно. Мы катались на высоких аттракционах и слушали, как шевелятся обои в хороших песнях. Но за шаг до моей квартиры свет опять начал гаснуть, и перед моим лицом оказалась эта коробка.
- Ну как?
- Неплохо, - ответил я.
- Жду тебя послезавтра.
Он был тот еще романтик. Романтики умирают по статистике чаще, а рождаются чаще статисты. Но это не повод вообще не рождаться.
Завтрашнее утро началось со звонка в дверь.
- Привет, - сказала она.
- Привет, - ответил я.
- У меня впечатление, что мы уже встречались.
- Да, только не по-настоящему.
Ее глаза испуганно забегали. Как будто искали выход, которого нет.
- Мне не по себе, - продолжила она, - скажи, что это неправда.
- Это неправда.
- И ты мне не врешь?
- Вру.
Она тихо завыла. Я прижал ее к себе.
- Все не настоящее, просто надо иногда заставлять себя верить в иллюзию.
- А если нет?
- То все исчезнет.
Я заварил нам чай, и мы выпили пару стаканов виски. Утренний виски способствует скорейшему наступлению темноты, поэтому его и хранят в темном месте. Здесь весь день кажется лишь вырванным куском суток, а вечер – как спасительный спичечный коробок в кармане.
- Покажи мне, где эти звезды.
- Да вот же, наверху, - сказал я.
- И из-за них столько соплей?
- Нет, это от сквозняков.
- Ты понимаешь, о чем я говорю.
- Ты тоже.
Мы гуляли вдоль и поперек, а мосты казались лишь изогнутыми спинами волн. После, поехали обратно ко мне, и валяясь в ванне, не думали ни о чем.
- У меня предчувствие, что нехорошее что-то случится.
- Самое страшное, что может случиться – это завтрашний день.
Наверное, надо спешить - иначе проснемся утром, а окажется, что мы уже просыпались этим утром вчера. В комнате с переключателем в одном положении – "вкл". За ним – асфальтированные толпами улицы, где ты всегда лишний.
На следующий день я снова не нашел переключателя.
- Рад тебя видеть, - сказал человек с коробкой, когда я пришел к нему.
- Разумеется.
Он странно улыбался.
- Готов?
- Разве можно быть готовым вообще к чему-то?
Он открыл коробку.
Я шел по тем же ребрам асфальта, но девчушки не появлялось. Все шел, и шел – как заводной апельсин. В коробочном мире наступил вечер, и мои ноги постепенно привели к знакомой машине. Я видел себя, этого человека и коробку. Человек также странно улыбался, и затем открыл ее. Я смотрел, как белый свет привычно ударил в лицо, а в это время сзади ко мне подошел кто-то еще. В руках у незнакомца был нож. Черт, неужели он меня зарезать хочет? Небось, на мелкие кусочки разрежет, и съест, я знаю таких.
Но он разрезал коробку.
Теперь мы все вместе куда-то шли. Это я все еще в коробке вижу или без нее? Что-то запутался в их инсинуациях. Привели в какую-то комнату. Слишком квадратную, как будто она и сама была коробкой. Привязывают меня. Нет, я хочу обратно, как же право на телефонный звонок или чай с цианидом?
Ушли. Глаза постепенно привыкли к темноте. Я осмотрелся - рядом со мной были привязаны сотни людей, и вид у них был ужасный, конечно. Усталый, изможденный. Им бы врачу показаться. Напротив меня сидела та самая девчушка. Она выглядела хуже всех, и казалось, что ей осталось совсем немного.
При виде меня она слабо улыбнулась своими молочными глазами.
- Мы нигде не встречались?