📷 Тульская губерния в объективе фотоаппарата
#фотодня

🎞 Работники Ефремовской уездной милиции (групповой портрет). 1920-е годы.

🎨 Колоризация снимка выполнена «Т. М.»

Эволюция насилия: от салунных драк к организованной преступности

Чикаго начала XX века представлял собой довольно паршивое местечко. Еще в 1903 году один журналист охарактеризовал город как «первый по насилию, глубочайший по грязи». Местная атмосфера настолько пропиталась агрессией, что приезжие быстро усваивали привычку хвататься за оружие при малейшей угрозе — стреляй первым, иначе станешь жертвой.

Впрочем, все началось намного раньше, в 1871 году, когда разразился Великий чикагский пожар. Это было страшное бедствие – выгорело порядка 8 квадратных километров городской застройки, без крыши над головой осталась почти треть чикагцев, 90 тысяч из 300, проживавших в городе. Когда пожар потушили, встал вопрос, как дальше жить и на что все это восстанавливать. Тут же на свет Божий повылазили разнообразные проходимцы и популисты, восстановление тех или иных районов за взятки отходило к нечестным на руку конторам, ну а те пилили, пилили, пилили.

Любая стройка нуждается в рабочих руках, которые активно привлекали в город. И были это отнюдь не джентльмены с накрахмаленными манжетами. Новоприбывших нужно было где-то размещать, и так стали возникать гетто с дурной репутацией. Там постоянно пили, дрались, кого-то грабили, а кого-то – принуждали к коитусу. Например, район Левитт-стрит приобрел дурную славу еще в 1880-х годах, когда там сформировалась территория, известная как «Кровавый круг», где ежедневно происходили драки и убийства.

Однако на рубеже веков характер городского насилия претерпел значительные изменения. Если во второй половине XIX века типичное убийство в Чикаго совершалось молодым мужчиной, который в пьяном угаре убивал другого молодого человека в салуне, то к 1920-м годам ситуация кардинально изменилась. Этому способствовало несколько факторов. Большое количество неженатых молодых мужчин, не имевших иных развлечений, кроме выпивки, создавало питательную среду для конфликтов. Однако по мере того как салунная культура уступала место спортивным аренам и паркам развлечений, насилие не исчезло — оно трансформировалось и усилилось.

По данным полицейских архивов, если в 1890-х годах около 70% убийств происходило в салунах или непосредственно рядом с ними, то к 1915 году эта цифра снизилась до 30%, однако общее количество убийств при этом возросло. Открытие в 1914 году бейсбольного стадиона «Ригли Филд», вмещавшего 14 000 зрителей, создало новую арену для массовых конфликтов, когда страсти болельщиков нередко выплескивались за пределы стадиона в виде уличных потасовок.

Статистика показывает драматический рост: за период между 1900 и 1920 годами частота убийств увеличилась на 50%. Изменился и портрет типичного убийцы — они стали старше, богаче и лучше вооружены. Большинство убийств теперь можно было классифицировать как убийства с целью ограбления: людей убивали ради денег. Все чаще в криминальной хронике стали мелькать женщины, убивавшие своих мужей или сожителей во время бытовых ссор. Журналисты прозвали это «разводом посредством пуль».

Нашумевший случай Маргарет Колинз, застрелившей своего мужа Томаса в 1917 году после десяти лет побоев с его стороны, стал прецедентом в судебной практике. Присяжные оправдали женщину, признав действия «вынужденной самозащитой», несмотря на то, что выстрел был произведен, когда супруг спал. После этого дела женщины быстро переняли эту тактику. К 1921 году они составляли уже 8% от общего числа арестованных за убийства, тогда как в 1900 году этот показатель не превышал 2%.

К 1920 году в Чикаго совершалось 9,7 убийств на 100 000 жителей в год, что уже было высоким показателем. Всего пять лет спустя эта цифра подскочила до 18,8, что почти вдвое превышало среднеамериканский показатель (11,1) и было в 18 раз выше, чем в в странах Северной Европы. Для сравнения, в Нью-Йорке в тот же период фиксировалось около 5,6 убийств на 100 000 жителей, что делало Чикаго бесспорным «лидером» среди крупных американских городов по уровню насилия.

А тут, ко всему прочему, в 1920 году в США ввели Сухой закон. Власти думали, что американский народ станет меньше пить, а в итоге получили прямо противоположный результат. Запрет на производство и продажу алкоголя мгновенно создал «параллельную» криминальную экономику с оборотом в миллионы долларов. Только в 1923 году в Чикаго, по оценкам полиции, действовало более 7000 нелегальных баров — почти вдвое больше, чем до введения Сухого закона. Чтобы войти в такой бар, нужно было знать пароль или иметь связи. Внутри играл джаз, танцевали модный тогда чарльстон, а бармены разливали контрабандный виски и самогон, который часто был низкого качества и мог вызвать отравление или даже слепоту.

Старожилы города возлагали вину за растущее насилие на иммигрантов. Бедные переселенцы из «варварских» стран, таких как Италия и Ирландия, действительно составляли несоразмерно большую долю среди жертв насилия. Распространенным было мнение, что новоприбывшие продолжали жить по законам Старого Света с его устаревшими представлениями о чести, где ни землевладельцы, ни крестьяне не уважали букву закона, а действовали в соответствии с древней логикой вендетты. Вместо того чтобы заявить о преступнике в полицию, объявлялась кровная месть. Поэтому на иммигрантов смотрели как на понаехавших бандитов, которые только и заняты тем, что воруют и убивают.

Разумеется, между теми или иными этническими группами существовали различия — «беспокойные» итальянцы имели в 30 раз более высокий уровень убийств, чем немцы или скандинавы. Единственным «достойным уважения» аспектом итальянской школы насилия было то, что оно крайне редко затрагивало женщин и детей; среди иммигрантов из Сицилии и Неаполя убийства оставались делом мужчин, в то время как жены занимались домом и детьми.

Ярким примером такого кодекса чести стало убийство Джеймса Колозимо в 1920 году. Этот «король чикагского полусвета», владелец сети борделей и ресторанов, был застрелен при входе в собственное заведение. Когда начался передел его «наследства», люди из окружения Колозимо оставили его жену и детей за рамками разборок, по традиции «улаживая» все вопросу в кругу мужчин. К слову, среди тех, кого подозревали в убийстве, фигурировало имя Альфонсо Капоне, который только пару лет как перебрался в Чикаго из Нью-Йорка. Там вообще много кого подозревали, но так никого и не посадили.

Расовая ненависть как катализатор насилия

Расовая напряженность стала еще одним фактором, повышающим градус насилия в городе. Особенно заметно это проявилось в 1919 году, после того как многочисленные потомки африканских рабов осели в Чикаго во время Первой мировой войны. Для работодателей чернокожие новоприбывшие были желанными работниками, поскольку их охотно использовали в качестве штрейкбрехеров – людей, которые соглашаются выйти на работу во время забастовки. И пока местные белые работники бастовали, пытаясь выторговать у владельца фабрики лучшие условия труда, он просто нанимал пришлых негров, и предприятие работало. Да, их квалификация была ощутимо ниже, но и платить им можно было существенно меньше. И, что самое главное, они срывали забастовки. По мнению местных работяг эти «вонючие ниггеры» попросту крали их хлеб.

«Красное лето» 1919 года стало апогеем расового насилия в Чикаго. Беспорядки начались 27 июля после инцидента на пляже озера Мичиган, когда чернокожий подросток Юджин Уильямс случайно пересек невидимую «расовую границу», разделявшую зоны купания белых и чернокожих. Белые пловцы начали бросать в него камни, что привело к гибели мальчика. Отказ полицейского арестовать виновных спровоцировал массовые столкновения, продолжавшиеся пять дней. Итогом стали 38 погибших (23 чернокожих и 15 белых), более 500 раненых и около 1000 семей, оставшихся без крова из-за поджогов.

Географическая сегрегация в Чикаго после этих событий усилилась. Черные могил жить только в определенных районах, известных как «Черный пояс». В соседних районах действовали так называемые «ассоциации улучшения собственности», члены которых заключали неофициальные соглашения не продавать и не сдавать недвижимость чернокожим. Нарушение этих соглашений нередко приводило к насилию: в период с 1917 по 1921 год было зафиксировано 58 случаев бомбовых атак на дома чернокожих, купивших недвижимость в «белых» районах.

Коррумпированные, но эффективные политики, такие как мэр города Уильям Хейл «Большой Билл» Томпсон, открыто поддерживали афроамериканцев, например, позволяя им вступать в полицию, поскольку видели в них — совершенно справедливо — политический ресурс. Во многом благодаря их голосам Томпсон мог быть переизбран без особых проблем. Во время своего первого срока на посту мэра (1915-1923) он увеличил число чернокожих полицейских с 18 до 122 человек и назначил нескольких негров на значимые административные должности. Нужно ли говорить, что это лишь подливало масла в огонь?

Впрочем, ксенофобия в тогдашнем Чикаго, как по всей остальной Америке, не было строго черно-белой. Она была многогранной. Коренные американцы смотрели свысока на иммигрантов, белые презирали чернокожих, одни иммигранты ненавидели других. Например, сицилийцы проявляли высокомерие ко всем несицилийцам, в том числе – и к уроженцам материковой Италии. Внутри самой сицилийской диаспоры также был раскол – выходцы из Палермо отказывались иметь дело с сицилийцами из Агридженто, несмотря на то, что эти города разделяло всего 140 километров. Аналогичная вражда существовала и между различными регионами Италии. Все презирали всех.

Уроженцы севера Италии называли южан «африканцами», а люди из окрестностей Неаполя именовали жителей южного острова «сумасшедшими сицилийцами». Ирландцы, поляки, немцы, шведы и большинство других считали всех иммигрантов из Италии лжецами и отпетым ворьем.

Эта разобщенность создавала благодатную почву для формирования изолированных преступных сообществ, основанных на этнической принадлежности, что в свою очередь способствовало усилению межгрупповых конфликтов. К 1920-м годам в Чикаго сформировалось более 1000 уличных банд, большинство из которых строились по этническому принципу. Существовали четкие криминальные «территории»: район «Маленькая Италия» контролировали сицилийские группировки, Уэст-Сайд был поделен между ирландскими и еврейскими бандами, а польские группировки доминировали в районе Бактаун.

Повседневная реальность гангстерского Чикаго

Во второй половине 20-х гангстеров достигла пика, и грабители банков могли нападать на свои цели среди бела дня, даже не утруждая себя ношением масок. Сотни ограблений регистрировались каждые сутки, автомобили угонялись прямо на улицах. Почти никого не арестовывали, не предъявляли обвинений и не осуждали.

Просто для понимания: в 1925 году Чикаго зафиксировал 13 846 вооруженных ограблений — в среднем 38 каждый день. Только на Стейт-стрит произошло более 2000 краж автомобилей. Районы, ранее считавшиеся безопасными, такие как Золотой берег или бульвар Мичиган, также стали мишенями для дерзких преступлений. В сентябре 1925 года знаменитый отель «Дрейк» был ограблен дважды за одну неделю, причем второе ограбление произошло во время благотворительного бала с участием городской элиты.

Полицейская коррупция достигла беспрецедентных масштабов. По оценкам журналистских расследований, до 60% полицейских Чикаго получали регулярные выплаты от преступных группировок. Зафиксированы случаи, когда патрульные офицеры непосредственно участвовали в охране нелегальных винокурен или даже складов с украденными товарами. Некоторые истории иначе как трагикомичными не назвать. В 1924 году масштабный рейд на склад контрабандного алкоголя провалился из-за того, что 23 из 30 участвовавших в операции полицейских предупредили гангстеров заранее.

Чикагский журналист Герберт Эсбери, автор вышедшей в 1940 году книги «Жемчужина прерий: Неформальная история криминального мира Чикаго», так описывал атмосферу города:

«Чикаго был наполнен гангстерами — гангстерами, убивающими гангстеров; гангстерами, убитыми полицией, 160 за четыре года; гангстерами, которые ради забавы открывали беспорядочную стрельбу в барах; гангстерами, бросающими бомбы; гангстерами, тренирующими свою меткость с автоматами в малонаселенных районах за городом; гангстерами, превышающими скорость на своих больших автомобилях и нарушающими все мыслимые правила дорожного движения; гангстерами, расхаживающими по Лупу, даже не утруждаясь скрывать пистолет в кобуре; гангстерами, отдающими приказы полиции, судьям и прокурорам, всем тем, кто поклялся поддерживать закон и порядок; гангстерами, обедающими в дорогих ресторанах и шикарных кафе; гангстерами в смокингах, посещающими оперу или театр со своими женами или любовницами в норковых шубах; гангстерами, устраивающими для политиков и городских чиновников крупные банкеты, которые могли стоить до 25 000 долларов; гангстерами, дающими вечеринки, где гости весело поливали друг друга шампанским по 20 долларов за бутылку, и где за один вечер откупоривали тысячу бутылок; гангстерами, сопровождающими конвои с пивом, вооруженными дробовиками и автоматами; гангстерами повсюду — кроме тюрем. И все они носили толстые пачки банкнот, гангстер с менее чем 5 000 долларов в кармане был редкостью».

Экономические масштабы «теневой» экономики Чикаго были колоссальными. По оценкам Бюро внутренних расследований, в 1927 году только продажа нелегального алкоголя приносила чикагским преступным группировкам около 100 миллионов долларов в год (примерно 1,5 миллиарда по нынешнему курсу). Синдикат Капоне контролировал несколько тысяч «спикизи» (подпольных баров) по всему городу и его пригородам. Империя ирландца Диона О'Бэниона, конкурента Капоне, включала 20 крупных пивоварен и около 500 оптовых складов с контрабандным спиртным.

Гангстерские войны разворачивались в ресторанах, парикмахерских, на улицах и дорогах, где передвигались грузовики с пивом и контрабандным спиртным. Кроме, разве что, похорон. В 1920-х годах сформировался негласный «кодекс» — даже самые заклятые враги не совершали нападений во время погребальных церемоний. Убийство Диона О'Бэниона в его цветочном магазине в 1924 году привело к самым пышным похоронам, которые когда-либо видел преступный мир Чикаго. В процессии участвовало более 10 000 человек, включая многих конкурентов и врагов покойного, а стоимость цветочных композиций превысила 50 000 долларов.

Позже, в 1920-х годах, когда полиция перешла в наступление и тоже начала стрелять, ситуация стала еще хуже. Попытки властей противостоять гангстерам нередко приводили к гибели мирных жителей. В ходе крупной полицейской операции по захвату нелегального склада оружия в 1927 году были убиты три случайных прохожих, что вызвало общественное возмущение и привело к отставке комиссара полиции Моргана Коллинза.

Гонка вооружений: от ножей до «томми-ганов»

Гангстерские войны породили настоящую гонку вооружений. В начале века преступники ограничивались ножами, револьверами и кастетами, но в 1910-х и 1920-х годах арсенал значительно модернизировался. Револьверы уступили место автоматическим пистолетам и обрезам дробовиков, чего было вполне достаточно, чтобы нагнать страху как на правоохранительные органы, так и на общественность.

В период с 1915 по 1920 год в Чикаго наблюдался резкий рост популярности самозарядных пистолетов Colt M1911, изначально разработанных для армии. Мощный .45 калибр обеспечивал гарантированное поражение цели с первого выстрела, что сделало эту модель излюбленным оружием профессиональных киллеров. Обрезы дробовиков, чаще всего переделанные из охотничьих ружей Remington Model 10 или Winchester Model 1897, стали символом рэкета — их нередко использовали для запугивания владельцев бизнеса.

Однако пистолеты и ружья имели свои недостатки. Они не могли похвастаться высокой скорострельностью и большой емкостью магазинов, такое оружие имело ограниченную дальность, и не всегда дробь могла пробить автомобильный кузов. Поэтому преступники искали новое, более мощное вооружение.

Сейчас трудно припомнить более популярный символ эпохи, чем пистолет-пулемет, также называемый автоматом, который был разработан американским генералом Джоном Т. Томпсоном. Первоначально оружие предназначалось не для использования в американских городах, а для окопов Первой мировой войны. Солдаты, вооруженные новыми пистолетами-пулеметами, могли проникать в эти тесные, ограниченные пространства и «выметать» врагов — одно из прозвищ оружия было «окопная метла» (trench broom). У немцев уже было подобное оружие, и оно было жутко эффективным. К сожалению, разработка заняла слишком много времени, и американское оружие не было готово к использованию до окончания войны. Первая серийная модель была произведена в 1921 году и получила название M1921.

Разработка «томми-гана» обошлась генералу Томпсону и его компании «Auto-Ordnance Corporation» в астрономическую по тем временам сумму — 200 000 долларов. Первые прототипы, изготовленные в 1919 году, имели множество технических проблем, включая тенденцию к перегреву и заклиниванию после продолжительной стрельбы. К 1921 году эти недостатки были устранены, и началось серийное производство. Оружие отличалось надежностью, но высокая цена — 200 долларов за единицу, эквивалент примерно 3000 современных долларов — делала его недоступным для большинства потенциальных покупателей.

Ирония судьбы заключалась еще и в том, что те службы, для которых Томпсон изначально проектировал свое оружие, встретили новинку без особого энтузиазма. Ни армия США, ни полиция не спешили массово заказывать новые автоматы, сочтя их избыточно дорогими. А вот мафиози, у которых деньжата водились, оценили новинку по достоинству. Когда в 1923 году американское правительство отказалось закупать крупную партию «томми-ганов», компания «Auto-Ordnance» оказалась на грани банкротства и была вынуждена искать новые рынки сбыта. Поскольку оружие могло быть приобретено даже гражданскими лицами примерно за 200 долларов, любой, у кого были деньги, мог заполучить экземпляр.

В последующие годы конструкцию «томми-гана» улучшали, делая более совершенной, и это лишь повышало спрос. Модель 1928 года отличалась улучшенной эргономикой и меньшим весом — 4,9 кг против 5,6 кг у более ранних версий. Была также добавлена возможность установки вертикальной передней рукоятки, что значительно улучшало контроль при стрельбе.

Обладая скорострельностью в сто выстрелов за десять секунд, «томми» идеально подходил для городских разборок. В конце концов, какая разница – траншея или узкий переулок? Кроме того, оружие было удобным. Снаряженный барабанным магазином на 100 патронов, он весил всего несколько килограммов, и его при желании можно было спрятать под пальто и носить прямо на улице. Оружие стало настолько известным, что получило множество прозвищ, таких как «томми-ган», «уличная метла», «чикагская пишущая машинка» и «чикагское пианино».

Настоящий бум продаж случился в 1926 и 1927 годах. Например, один спортивный магазин в центре Чикаго только за осень-весну продал более 50 единиц автомата. В следующем году полицейский департамент города с тревогой сообщал, что в Чикаго в свободном обращении находились около 500 пистолетов-пулеметов Томпсона.

Легендарное событие, закрепившее репутацию «томми-гана» как символа гангстерской эпохи, произошло 14 февраля 1929 года — знаменитая «Бойня в День святого Валентина». Четверо убийц, предположительно связанных с Аль Капоне, расстреляли семь членов конкурирующей банды Багса Морана из пистолетов-пулеметов Томпсона. На месте преступления полицией было обнаружено более 70 стреляных гильз калибра .45, а стены гаража, где произошло убийство, были буквально изрешечены пулями. Бойня настолько возмутила общественность, что власти были просто вынуждены начать уже что-то делать, так что триумф «томми-гана» можно в какой-то мере назвать и поворотной точкой в истории криминального мира Чикаго.

А «что-то делать» было нужно, потому что на улицах сложилась крайне неприятная ситуация – банды были вооружены существенно лучше полиции, и при прямом столкновении у «законников» было крайне мало шансов. Помимо дороговизны, еще одной причиной, почему полиция долгое время не спешила переходить на автоматическое оружие, были опасения, что при таком разлете пуль и скорострельности можно было «зацепить» гражданских. А гангстеров такие тонкости не волновали.

Ситуация начала меняться только в 1929 году, когда чикагскому полицейскому департаменту были выделены специальные средства для закупки 25 пистолетов-пулеметов Томпсона и обучения офицеров обращению с ним. К 1931 году полиция Чикаго располагала уже 100 единицами этого оружия, хотя это все еще было значительно меньше, чем у криминальных группировок города.

Смертоносные «ананасы»: бомбы как инструмент террора

Другим следствием гонки вооружений стали бомбы. В 1920-х годах такой крупный город, как Чикаго, подвергался сотне бомбовых атак в год, иногда значительно больше. Бомба, на городском сленге называемая «ананасом», обычно использовалась в сочетании с автомобилем. Бандиты просто подъезжали, открывали дверь или окно и бросали бомбу в предполагаемую цель, после чего быстро уезжали, чтобы избежать взрыва.

1924 год стал рекордным по количеству бомбовых атак в Чикаго — было зафиксировано 167 взрывов, из которых только 29 привели к арестам. Типичный «ананас» представлял собой самодельное устройство, состоящее из динамита, упакованного в металлический контейнер, часто использовался корпус от консервной банки большого размера. В качестве поражающих элементов добавлялись металлические обрезки, гвозди или мелкие металлические детали. Взрыватель обычно был простым — горящий шнур, дававший подрывнику около 30 секунд на то, чтобы скрыться.

Бомбовые атаки использовались не только для устранения конкурентов, но и как инструмент рэкета. В 1927 году в Чикаго действовала так называемая «бомбовая страховка» — владельцы ресторанов и магазинов платили определенным группировкам за гарантию того, что их заведения не станут мишенью для взрывов. Отказ от уплаты такой «страховки" часто приводил к немедленному «страховому случаю» — взрыву небольшой бомбы у входа в заведение как демонстрации серьезности намерений рэкетиров.

Городские журналисты называли такую тактику трусливой, но даже последний идиот не стал бы отрицать ее эффективность, ведь она позволяла минимизировать риски для злоумышленника. Кроме того, полиции было практически невозможно схватить бомбистов — мало того, что они сразу же покидали место происшествия на автомобилях, так еще и свидетелей было исключительно мало. Все, кто находился рядом с бомбой, или погибали, или получали тяжелые увечья, а остальные обычно стояли слишком далеко и не могли в точности разглядеть, кто именно угостил заведение «ананасом».

Один из самых известных случаев произошел 11 сентября 1928 года, когда группа неизвестных бросила несколько бомб в дом судьи Джона Х. Лайла, который вел процесс против ключевых фигур банды Капоне. Судья чудом остался жив, но его дом был практически полностью разрушен. Несмотря на масштабное расследование, ни один подозреваемый не был задержан. Этот случай стал показательным примером бессилия правоохранительных органов перед лицом гангстерского террора.

Несмотря на все эти опасности, некоторым крупным фигурам преступного мира, таким как Роджер Туи и Аль Капоне, удавалось избегать насильственной смерти, по крайней мере, в разгар гангстерской эры. Туи был застрелен только в 1959 году, на долгие годы пережив большинство своих былых соратников и противников. Капоне заболел сифилисом, был досрочно освобожден из Алькатраса и мирно умер на своей роскошной вилле в Майами в 1947 году. В 1920-х годах у них хватало ума держаться подальше, когда становилось жарко, они научились избегать опасностей и пользоваться подвернувшейся удачей. Другим повезло меньше. Большинству.

Личная безопасность Капоне обеспечивалась целым комплексом мер. Его бронированный кадиллак весом более 3,5 тонн имел пуленепробиваемые стекла толщиной в дюйм и бронированные панели, способные выдержать очередь из «томми-гана». Альфонсо, или Аль никогда не появлялся на публике без сопровождения как минимум трех телохранителей, а его ближайший круг состоял из проверенных людей, многие из которых были его земляками. В отличие от многих конкурентов, он редко посещал свои заведения без предварительной проверки безопасности и практически никогда не придерживался предсказуемого расписания.

Чикаго 1920-х годов представлял собой гремучую смесь этнических конфликтов, безудержного насилия и технологической гонки вооружений, где правоохранительные органы не успевали за изобретательностью и беспощадностью преступного мира. Город, где «гангстеры были повсюду — кроме тюрем», стал символом темной стороны американской мечты, где погоня за богатством принимала самые уродливые формы.