Стало ясно, что на утренний автобус мы опоздали и придется ехать в обед.
Мы с Серегой уже умылись и несли последнюю вахту по охране маленькой принцессы.
- Серег, кое-что хотел сказать, конечно, я не должен об этом болтать, но тебя давно считаю своим другом.
- Ну, говори…
- Мы с Марьей вчера чуть-чуть и… но… думаю, ты понял.
- Понял, я все думал, когда же это произойдет, - заулыбался Серега, - и что помешало?
- Не смейся. Женька проснулся, но думаю это и к лучшему. Сейчас я хочу не об этом с тобой поговорить. Я хочу поделиться кое-какими мыслями. Только не считай меня чокнутым, хорошо?
- Постараюсь…
-  Помнишь, когда Паша на меня чуть не наехал? Так меня кто-то толкнул, когда я спал…
- Вова, мы как приедем, обратись к врачу, мало ли какие последствия, сотрясение мозга дело нешуточное… Хочешь вместе сходим?
- Ты не перебивай меня, сейчас Марья выйдет, и ничего больше не расскажу. Ты же знаешь - я плохо слышу и если бы до меня донесся звук трактора, то это были последние минуты моей жизни, он слишком быстро летел… вспомни, мы все о судьбе спорили? Так вот, я после всего этого, что здесь произошло начал понимать: кто-то нас направляет и даже оберегает. Да и даже наказывает, бывает очень жестоко, если мы наперекор судьбе идем. Понимаешь хоть маленько?
- Не совсем…
- Вот ты приемник слушаешь в любом месте, а почему? Потому что радиоволны везде, а ты их не видишь. Это у вас шаманы объясняют: человек не может знать свою судьбу, все от умерших родственников зависит, я уже не помню толком, что ты там рассказывал. Как-то сложно и непонятно. Я считаю, что это не так совсем… она везде судьба, как вон тот туман в поле…. Всех нас пронизывает, связывает какими-то ниточками. От судьбы одного зависит и судьба другого. Все, что происходит в нашей жизни - не происходит само собой. Мне мать еще говорила все новые люди, которые появляются рядом с тобой – это не просто так, надо попытаться понять их предназначение. Ты и Марья – тоже неспроста. Судьба нас постоянно куда-то направляет, и часто предопределяет, но толком мы этого не всегда понимаем. А судьба она все - и хорошее и плохое. Для чего нас жизнь лупит порой больно, для того чтобы мы, что-то поняли.
- Ничего, Вов не пойму… закручено как-то…
- Вот когда я очутился в общаге в тот злополучный день, ты же сам сказал мне потом: судьба тебя туда послала.
- Ну да…
- Значит, в тот момент я нужен там был, раз она меня выбрала. А когда ты уже Женьку отправил, тебе как бы кто-то подсказал…
- Никто мне ничего не подсказывал, я боялся, что картошка остынет…
- Ты сам умом своим не понял, потому что тебя мама в берлоге родила. А Женька когда прибежал, я выключился уже почти полностью. Меня какой-то голос поднял. Значит, кому-то не надо было, чтобы они меня добили? Получается, я нужен кому-то для чего-то?..
- Кому?.. – с усмешкой спросил Серега.
- Не знаю…но чувствую…и с Марьей ничего не получилось – тоже, как будто специально кто-то палки в колеса вставляет. Некоторые идут напролом, назло судьбе, а потом оказывается, нельзя было так делать.
Серега задумался, потом повернулся ко мне:
- Знаешь, ты наверно верно говоришь, помнишь, я тебе про деда рассказывал? Так те трое мужиков, с кем он потом уехал, всю неделю к нам ходили, уговаривали его. Он и сам не хотел, и бабка тоже как чувствовала, все ревела: не надо – добром это не кончится. Не послушался… не надо было ехать.
Серега достал нож из чехла и вогнал его в перила.
- Меня дед из всех внуков больше всех любил, мне кажется из-за того, что у меня отец русский. Батаром это дед меня назвал, а когда в паспорте Сергей записали, долго простить не мог…
Серега вздохнул, опустил голову. Я тоже задумался и смотрел куда-то вдаль. Марья вышла, прошла на веранду, удивленно на нас посмотрела.
- Вы чего это, поссорились что ли?
Я встрепенулся и, стараясь не улыбаться.
- Да поссорились. Из-за тебя!
- Почему из-за меня?
- Я ему говорю – Марья у нас - самая красивая,  а он - нет, не самая, даже разговаривать с ним больше не хочу.
Серега шлепнул ладонью меня по спине и засмеялся.
- Марья, не слушай этого болтуна, ты у нас – самая красивая, пойдемте быстрей, агроном умотает куда-нибудь, будем еще день куковать.

Агронома, по закону подлости, на месте не оказалось, уже стали побаиваться, что не успеем и в обед. Прождали  больше часа, наконец, появился, выдал нам справки приписав туда еще две недели ссылки и подписал  остальные бумажки. Вышли на улицу и столкнулись с  входящим в контору Васькой. Деревенский красавчик выглядел неважнецки: припухшая губа и приличный фонарь под глазом.  Кто это его так, мы не знали – неужто студенты? Оказывается, он работает трактористом.
- Вась, подожди, - ласково позвал его Серега.
Но Вася останавливаться не захотел. Забежал на минуту в один из кабинетов и выскочил на улицу обратно.
- Вась, ну постой, не торопись, дай я тебя на прощанье обниму хотя бы, - начал Сергей опять.
- Слушай, езжай домой… раз собрался, - ответил Васька, быстро перебежав  через дорогу, заскочил в свой «Беларусь» и уехал, видать, на работу.
- Знаете, мне так обидно, - сказал Серега, расстроено глядя на нас, - я даже не отомстил им за вас.
- Хватит, Серега, уже, давай забудем, - ответил я.
Подошли к столовой, стали ждать автобус. Кормить нас уже никто не собирался, придется ехать голодными. Пока ждали, прибежала баба Зина, подшефная нашего тимуровца. Увидев Серегу, обрадовалась.
- Серёженька, дорогой ты мой! Хоть перед автобусом тебя поймала, целый час уже караулю тебя. Ну, ты даже попрощаться не зашел, а я тебе да твоей семье гостинец приготовила. Дай бог тебе здоровья! Вот держи, у брата взяла, - с этими словами вытащила из сумки двухлитровую банку меда.
Серега был доволен, ну еще бы - мед самый настоящий и честно заработанный.  Нам с Марьей тоже за него было приятно. Мне хочется, чтобы спустя столько лет с ним все было в порядке, а судьба мне его совсем неизвестна...

Приехав в Кожевниково, оказалось, что на автобусной станции билетов в Томск нет.
- Автостопом добираться придется, к вечеру бы добраться. Самое главное до Шегарки доехать, а там проще, - объявил им я, как самый опытный «автостопщик».
Уборочная закончилась, машины  ходили плохо, и к вечеру оказалось, что мы не проделали и полпути.
- Как бы ночевать в дороге не пришлось, - расстроился я и переживал за Марью: не смотря на то, что бабье лето было в самом разгаре, ночью все равно было прохладно.
- Ничего, вон сено в поле, если что, там заночуем, Марью положим посередине и согреем своими телами, - успокоил нас Серега.
Марья глянула на него и прыснула со смеху. Где-то вдалеке послышался шум мотора, когда огонек уже был близко, увидели что это мотоцикл с коляской. Увидев нас, мотоциклист остановился.
- Куда вам? - спросил совсем юный деревенский паренек.
- Нам бы до Мельниково.
- Садитесь.
Я сел в люльку, сверху Серега посадил мне Марью на колени и кое-как еще запихал мне в ноги наши сумки. Сам сел сзади за пареньком. Картина, когда здоровенный Серега держится за худенького паренька, у меня вызывала уморительную ассоциацию с цирком, где медведи катаются на мотоциклах. «Иж-Юпитер», не предназначенный для такого количества пассажиров, натужно завыл, но тронулся и, не спеша, покатил нас до следующей точки пересадки. От потока встречного воздуха мы с Марьей стали зябнуть, и я кое-как просунул руку вниз коляски, достал Серегину куртку и укутал маленькую женщину как ребенка, да так, что виднелся только один глаз.
Марья все смотрела на меня одним своим черным глазом. Я тоже смотрел на неё, из головы у меня все никак не выветривалась сегодняшняя ночь. Кажется, она догадалась, о чем я думаю, ее глаз несколько раз сощурился и закрылся, и я ощутил, как она прижалось ко мне. Мне неудержимо захотелось ее поцеловать, я наклонился, чмокнул в щеку. Марья улыбнулась, второй раз сделать то же самое не получилось. Серега ярый противник «телячьих мерзостей» довольно сильно треснул меня по спине и поднес к моему носу здоровенный кулак. Мы с Марьей засмеялись, а он нам пригрозил пальцем.
Старенький мотоцикл плохо тянул в гору, Серега пришлось соскакивать на подъемах и, держась за сиденье, бежал рядом, еще и подталкивая мотоцикл. Пока доехали, Серега устал порядочно. В Мельниково, ему пришлось вынимать меня из коляски и на руках нести до лавки. Два часа проведенных в люльке, привели к тому, что ноги полностью затекли, и самостоятельно я  выбраться не мог. Еле этому деревенскому парню всунули деньги, он брать никак у нас не хотел, по той причине, что ему было по пути.
Домой с двумя пересадками добрались в четыре утра. Мне надо было выходить раньше всех, но я сказал, пока не провожу Марью до дому, не успокоюсь.

Мы стоим у Марьиного подъезда и надо бы уже расставаться.
- Где твое окно? - спрашиваю я у нее.
- Вон оно на третьем этаже, - улыбаясь мне, показала свое местожительство.
- А муж дома?
- А что? …наверно дома, - улыбаясь еще больше.
Я стоял, теребя свою спортивную сумку, не знал, что же еще сказать.
- Давай прощаться, - сказала она и протянула мне руку.
Я взял ее ладошку в свою.
- Зачем прощаться, я же знаю, где ты работаешь, зайду, поболтаем.
- Заходи… я буду ждать.
Потом я поцеловал ее маленькие пальчики, и она тихонько засмеялась, оглянувшись на свое окно.
- Смешной ты, Вовка…
- Ну и что, пусть и смешной… Ты Ларисе сама позвони, скажешь, все в порядке. Я не буду к ней звонить.
- Ладно, иди, а то мой не дай бог увидит… пока!

Марья скрылась в подъезде, я сделал несколько шагов, обернувшись, увидел, как загорелся свет на кухне и остановился. Смотрел в окно, как она разговаривает с мужем. В глубине подъезда хлопнула дверь, и послышался звук спускающих шагов. Первая выбежала собачка, «Всё ясно, - подумал я, - собачку пошла выгуливать». Наконец и она вышла и не одна, а с мужем. Муж - белобрысый, как и я, гораздо красивее меня, но почему-то произвел на меня неприятное впечатление. Я быстро спрятался за кусты. Говорили они не очень громко, но мне в ночи было почти все видно и слышно, что они говорят.
- А ты на чем доехала?
- Да женщину муж забирал, и меня довезли.
Я улыбнулся. Думаю - вот вруша то. Кобелек тем временем бегал по всему двору, поднимал ногу то здесь, то там.
- Как вы тут без меня-то жили?
- Скучали. Я письма всё твои ждал, ну не знамо как хотел к тебе приехать туда, но подумал - не найду, да и ты писала – не надо, чтобы совсем не расстраивать…
Он обнял ее. В моем сердце что-то неприятно шевельнулось.
- Вова, а мне кажется, ты Тофика плохо выгуливал, - сказала Марья, глядя задумчиво на бегающую по двору собачку.
- Что ты сейчас сказала? – удивленно посмотрел на нее муж.
- Что?
- Какой я тебе Вова?
- Ой, извини.
- Интересно получается, жена приехала… мужа другим именем называет…
Да… вот и первый семейный скандал. Всё… теперь начнется. Тут как назло меня стоящего в кустах, обнаруживает этот чёртов Тофик. Он с интересом посмотрел на меня своими умными собачьими глазами и уже приготовился гавкнуть. Я напрягся и сделал такие умоляюще глаза, что он сразу понял. Лаять не стал. Он повернулся и убежал по своим собачьим делам. А скандал только разгорался.
- Ну, а как ты объяснишь?
- Сашенька, ты не представляешь, как там мне было страшно. У нас в общежитии был один парень - Вовой звали. Он на все был готов ради меня. Я тебе потом такое расскажу...
- И ты что с ним спала?
- Саша, да как ты можешь такое говорить? Я ни с кем там не спала.
- Знаешь, я уже начинаю сомневаться. Вовой называет… а с чего это он был готов на всё ради тебя? Значит спала.
Глядя, как она выкручивается, мне искренне стало жаль ее. Она повисла у него на шее, все доказывала, периодически переходя в атаку - как он мог на неё такое подумать? Так  они  и ушли. Дверь в подъезде захлопнулась и я вышел из-за кустов.
Совхозно-полевой роман закончился… или нет? А роман ли это был?
Да, обязательно зайду к ней работу, решил я. Только  я еще совершенно не знал, что ждет меня дома. Беременность жены, учеба в вечернем техникуме, переезд моей мастерской в другое место, куча всяких других событий, навалились всем разом и перевернули следующую страницу моей жизни, заставив почти забыть о тех днях надолго, но не насовсем. Но в эти минуты я шел быстрым шагом, изредка переходя на бег, а желтые фонари моего города такие родные и знакомые освещали мне дорогу....

Семь  лет спустя…

… заглядывая в листочек со списком продуктов, составленный женой, я прогуливался по местному базару, желая побыстрее закончить этот довольно нудный процесс. И вдруг меня кто-то одергивает.
- Вова! Привет!
- Марья! Привет!
Она стояла и словно светилась, такая же красивая, как и раньше. Чуть поправилась, но это ей шло. На радостях я хотел обнять ее, но рядом с ней стояла девочка лет шести. Удивительно, но у девочки нос -  копия маминого.
- Давно тебя уже не видела.
-  А я смотрю, ты вроде подросла?
- Нет, ты меня на каблуках не видел раньше, - засмдеялась она.
- Я смотрю дочка у тебя.
- Да вот в школу на следующий год пойдет. А тебя тоже есть дети?
- Сын у меня от первого брака, тоже в школу на следующий год. Я, правда, развелся, и второй раз уже женился.
- Да, я помню, ты приходил ко мне на работу говорил, что у тебя жена ребенка ждет.  А вторая жена - кто она?
- Ну, как сказать - кто? Прекрасная  жена, красивая, моложе меня на шесть лет, что еще сказать… живем, душа в душу. Мы квартиру недавно получили, три года чужие углы снимали.
- Ну и замечательно, поздравляю! Серега-то как? Ты видел его?
- Уехал Серега, очень давно уже, через год после той поездки в совхоз. Встречал Женьку, пытался у него выяснить, почему уехал? Женя заладил как попугай: «Что-то случилось у него, что-то случилось у него». А что случилось никто и не знает. Он даже не в курсе - Серега с женой уехал или один.
- Ой, как плохо, - расстроилась Марья.
- Ну что сделаешь… ты же помнишь: ну не городской он, а охотник.
- Да, я понимаю…
- А Женя?
- Женя…  все в порядке у него. В соседнем дворе живет, между прочим - с женщиной. Выпить, правда, она любит у него, но это их личное дело. Максима и Андрея я никогда не встречал больше - не попадались.
Мы стояли и никак не могли наговориться. Решил немного огорошить:
- Представляешь, я Гришу видел у нас в городе в прошлом году, он в магазине водку покупал. Я даже поздоровался с ним, правда, руки не подавал. Поначалу подумал - обознался, шок легкий испытал от удивления. Такой же мелкий, только потолще стал и как будто  чуть пришибленный какой-то.
На лице и в глазах у нее засветился ужас.
- Гришу?!  А что он здесь делает?!
- А у него сестра родная, оказывается, здесь живет, она его к себе на юбилей завозила, и он месяц у нас в городе гостил…
- Я помню, когда они за нами вдвоем с Васькой шли, чуть умерла со страху. Я бы родила на месте, если бы Гриша ко мне сейчас подошел!
- А мне-то что его бояться? Я хотел завести его за угол и отдубасить как следует, но передумал.  К тому же он  меня не узнал. И даже тот случай никак вспомнить не мог, говорит: многих били, вы городские, потому что трусы. Помнит, только за что его посадили.
- Ну-так, давно пора.
- Они с Васькой и еще с кем-то томского шофера избили. Так сильно, что сломали три ребра, и чуть концы не отдал бедняга. Ваське четыре дали, ему три.
- Гады они последние. А ты к нему подошел!
- Да подошел… я ему благодарен.
- Что ты несешь?! У тебя наверно точно что-то с головой, после того случая… благодарен…
- Да, благодарен… если бы не он с дружками, я бы никогда не узнал тебя, и не было тех ночей, когда ты за моей спиной спала.
Она улыбнулась и поцеловала меня. Дочка её при этом недовольно посмотрела на меня. Нажалуется папе, поди…
- Ты ненормальный точно…
- Я знаю…
- А я месяца три отойти не могла от совхозной жизни, мужа не раз твоим именем называла, да еще ночью… такие скандалы были… а ты меня наверно быстро забыл? Два раза заходил, потом пропал. Мужики вы такие: ушел, а все что раньше было – по фиг… ну что ты смеешься?
- Да я бы вообще убил бы тебя из ревности – другим именем называть… - меня разбирал смех, - шучу, конечно… а к тебе я приходил гораздо позже, но ты уволилась…
Помолчав, добавил:
- А мужики не такие, неправда, я после развода с женой полгода переживал. Поначалу казалось - свобода, делай что хочешь, а как-то вышел после работы: мужики наши с работы все торопятся к женам, ждут их дома… а меня никто не ждет… даже как-то не по себе стало…

Долго еще разговаривали с ней, вспоминали, смеялись, а потом когда разошлись, пожалел – жаль, что я не писатель…


Послесловие

Но все-таки я решил написать. Вспомнить тех, кто был со мной рядом, вспомнить то совсем другое время...  Ведь в то время мы все были молодые, да и к тому же совсем другими….
Написать мне удалось только через четверть века. Писал второпях, поскольку обещал дать почитать матери. Ей нездоровилось, болезнь прогрессировала быстро, и я боялся не успеть. Когда в повести была поставлена последняя точка и я принес ей отпечатанные листы, то прочитать она уже не смогла…
Герои повести Марья и Евгений живы и здоровы. Сереге - надеюсь, он жив и все с ним в порядке - желаю здоровья и ни пуха, ни пера. У Марьи две взрослые дочери. Как мне удалось узнать – её муж в девяностых годах попал в тюрьму и все пять лет она его ждала. Вижу её изредка - она работает в одном из городских гастрономов. Мы всегда приветствуем друг друга, только я ничего у неё не покупаю, потому что она торгует колбасой и сосисками…

Конец

Сегодня после работы Серёга где-то задержался. Появился он только к вечернему чаю.
- Что я вам сейчас расскажу… - и убежал в баню умываться с таинственным видом.
Мы еле дождались его, а он все тянул резину, чай наливал и не торопился, пока не дождался удара маленьким Марьиным кулачком по спине.
- Я с Валеркой шофером разговаривал, ты помнишь его.
- Да не помню я их по именам, - пожал плечами я.
- У которого волокуша зеленая и шишками как-то раз угощал.
По таким меткам вспоминалось легко.
- Ну, вспомнил и дальше что?
- Один шофер из их общаги студентов на работу возит. Они ему рассказали, что с деревенскими подрались. Ну я сейчас мимо проходил и зашел к ним разузнать подробности. Короче, позавчера трое местных вечером к студентам в общагу пришли, но их попросили уйти и попросили больше не беспокоить. Местные обиделись, пришли потом вдесятером. Так там такая драка была, даже девки кинулись в свалку, местным волосенки выдирали. В общем, деревня бежала с позором.
- Вот это новость! - обрадовались мы с Марьей.
- Гриша наверно как футбольный мячик летал по полю, - смаковал я.
Тут Серега повернулся к нам и сказал:
- Его не было среди них! Я спрашивал. По их описанию Васька вроде как приходил, а тот малой - нет.
- А жаль... - ответил я со вздохом.


Студентов я не любил. За что? Да ни за что, просто они нравились Марье. Они всегда проходили мимо нашего домика утром чуть раньше, вечером чуть позже. Шла большая толпа, всегда гитара и магнитофоны с примотанными изолентой батарейками. Завидев их из окна еще с поворота, наша пигалица соскакивала со стула, быстро натягивала свою красную куртку, попутно совала руку в карман Женькиного ватника и, вытащив горсть семечек, быстро улетала на лавочку перед домом. Закинув ногу на ногу, кидая в рот семечки, ждала, когда внушительная группа парней и девчонок поравняется с ней, и с гуенпленовской улыбкой начиналось:
- Здря-яствуйте! Здря-яствуйте!
А после разгрома студентами местных сил, «Здря-яствуйте!» стало звучать только громче. Я злился:
- Смотреть на тебя противно, растеклась как кисель по асфальту.
- Ревнуешь? Сережа, смотри, ревнует.
- Да я знаю, Марь.
- А сам-то не так давно: «Ты мне не жена»,- передразнила меня. - Приятные парни и девчонки, что тут такого?
Но однажды эта вертихвостка вернулась буквально и минуты не прошло. Видно, что чем-то очень расстроена, и сообщила очень грустно:
- Там Гриня с ними, впереди идет - кривляется - смотреть противно, я и убежала.
Мы все высунулись в окна и вправду: впереди шел Гриша рядом с самым здоровым студентом, о чем-то ему возбужденно рассказывал, при этом без конца подпрыгивал и размахивал руками. И при этом мне еще показалось - заглядывал ему прямо в глаза.
- Да… интересно… с чего это? - удивлялись мы.
Тут Серега лег, подумал и неожиданно захохотал.
- Я все понял! Они его просто-напросто приручили!
Зато Марья к моему глубочайшему удовлетворению выбегать на улицу больше не стала.

Сергей да Марья. Последние дни. гл.21

И все-таки встреча состоялась. Через день. Подойдя с на ужин к столовой, увидели, красавчика Ваську, которого как булочки облепили  пухленькие местные поварихи и мило с ним ворковали. По их лицам было видно, что они прямо млеют от него. Похоже, представитель местной хулигенции пользовался большим успехом у своих барышень.
Серега, слегка оттолкнув нас и чуть свернув с тропинки, резко направился к нему. Лицо его уже ничего хорошего не излучало, Васька это сразу понял, вскочил и приготовился к обороне. Поварихи, не сразу сообразили, что к чему и когда повернули голову, увидели быстро приближающегося бурята, забеспокоились. Мы сразу догнали его, Мария вцепилась в шею, я тоже повис на нем. Сзади за куртку вцепился Женька.
- Сереженька, не надо! - кричала Марья своим полудетским голосочком.
Васька, сжав кулаки, тоже сделал шаг вперед, они не боялись друг друга, за Васькой была деревня, а за Сергеем только мы. Но силу каждого я уже знал, и знал, если я отпущу нашего медведя на деревенского волка, то здоровеный Серега его просто убьет. Поварихи подняли душераздирающий визг, похожий на недобитого Серегой поросенка и обступили Ваську, закрывая его своими дородными телами.
Марья висела на Сереге, без конца целовала в щеку:
- Успокойся, пожалуйста!
Но где там... Сергей пёр, как трактор и  в тот миг я заметил, что у Васьки по лицу пробежала волна страха, но рядом были женщины и отступать ему было просто нельзя. Повариха, которая стояла перед Васькой раздвинула руки в сторону, так и стояла, одной удерживая Ваську, другой  уперлась в Сергея.
Не представляю, чем бы закончилась схватка медведя с волком, не вмешайся пожилая повариха Галя. Она выскочила на крики с черпаком и,  стуча им  по перилам, стала ругаться отборным матом:
- Разойдитесь ! Кобели хреновы, всё девок поделить не могут. Зае…  всех уже - дерутся и дерутся! Разойдитесь я вам говорю!
Наконец, Сергей расслабился, и злобно прорычал:
- Еще раз подойдешь, и я тебя убью!
Васька попытался что-то ответить, но повариха ловко закрыла ему рот ладошкой.

В столовой Серега сердито смотрел на нас.
- Зачем останавливали? Треснул бы ему разок, все зубы бы проглотил…
- Серег, если бы ты его в сторонку бы отвел, я ничего бы тебе не сказал, - улыбнулся я, - но зачем при женщинах бить, ты явно его в три раза сильнее.
Он разозлился еще больше, Марья перестала, есть и встревожено посматривала на нас.
- А им значит можно?! – треснул по столу кулаком, так что чуть не перевернул тарелки.
- Ну перестаньте вы… - жалобно стала просить Марья.
- Серый, знаешь, что я тебе скажу, - облокотился я локтями на стол и придвинулся к нему поближе. – Есть у меня один приятель Леха, старше меня на пять лет, бабник страшенный, женщины все от него без ума, но я не об этом. Он книги обожал про офицеров девятнадцатого века, как-то раз даже попросил меня фотомонтаж сделать - где он будет в форме белогвардейского офицера. Леха мне как-то сказал: самое ценное качество у мужчины, которое всегда будет его отличать от быдла мужского пола, это благородство. Хоть какой ты сильный, богатый, умный будешь, но если у тебя этого нет, ты – «дерьмо». Он когда-то при мне в ресторане подрался, нос парню разбил. И тот парень сидит на газоне, нос закрывает, кровь льется, он подал ему платок и говорит: «Иди в туалет холодной водой сполосни лицо». Парень платок взял, а Леха ему руку подал, поднял его и тот пошел в туалет. Вот так -  ему даже в голову не пришло его пинать лежащего. В общем парень ушел, а мы вернулись за столик.
- Ничего себе, - удивилась Марья.
- Давай Серега, не будем такими как они, так что пошли, выйдем и помахаемся с тобой? - пошутил я.
Все засмеялись.
- Рисуется твой Леха, - сказал Серега, когда вышли на улицу.
- Ничего он не рисуется! - обиделся я за своего приятеля. - Он ко мне как-то в игровой зал пришел по своим делам, пока болтали, его первая жена с ребенком в парк пришла. Они уже давно развелись и ребенка она уже во втором браке от другого родила. Он увидел ее, обрадовался, потом взял ее мальчишку и давай по всем аттракционам водить. Больше часа с ним по парку бегал, пока она со мной все это время разговаривала. Когда она ушла, мой напарник спрашивает у него, ты зачем так носишься с ним, как будто это твой. Он ему ничего не ответил, посмотрел, даже не презрительно, а так снисходительно и сказал: «Вов, я пойду, а ты объясни ему».
- Объяснил? - спросил Сергей.
- Нет… как объяснять человеку, который до его уровня никогда не дорастёт? Который, когда та девчонка больная ко мне приходила, я вам про неё рассказывал, все время кричал мне: « Иди,Вовка, к тебе трахаться пришли!».

Когда уже потом в городе, я рассказал свою совхозную историю этому Витьке, он сказал, что  я получил от местных правильно - поскольку нормальные люди занимались своими делами и не лезли, куда их не просят.

Сергей да Марья. Студенты

С утра до обеда лил сильный дождь, и стало ясно: работы сегодня ни у кого не будет. Мало того по дождю никому не захотелось идти на обед, за исключением Андрея. Он поглядел на часы и собрался. Пока надевал свои сапоги, Серёга у него спросил:
- И охота тебе по дождю в такую даль?
Андрей, даже не посмотрев на Серегу в ответ, вышел и закрыл дверь за собой.
- Серёга, у меня такое ощущение, что он запрограммирован, - засмеялся я, - живет по режиму, ест тоже, даже письма маме и сумку ковыряет свою в определенное время. Где у него кнопочка находится? Ну не может человек, целый день ничего не делать. Максим, а ты случаем не знаешь, чем Андрей в городе вечерами занимается?
- Знаю! Он телевизор смотрит, - ответил Макс.
- Ну хоть, что то… - вздохнул я, и почему-то вспомнил Жанну из игрового зала в парке, которая вечно ходила за мной по пятам и совала нос во все мои дела. Как ни странно, она прекрасно считала, и обучить ее работе на кассовом аппарате хватило десяти минут. И за все время, что отбивала чеки и принимала выручку, ни разу не ошиблась…
- Марья, - спросил Серёга, - а кто лучше работает у вас на току Макс или Андрей?
- Андрей.
- Точно - робот, – сказал я и все согласились.

Спустя годы я узнал, что Андрей страдал легкой формой аутизма. В советские времена мало кто слышал о таком заболевании.
Марья достала с полки тетрадь, вырвала оттуда листок, легла на кровать и принялась строчить письмо мужу или родителям. Она их отсылала по три раза в неделю точно, в отличие от меня, отправившего всего четыре письма за все время совхозной жизни.
Закончив писать и запечатав конверт, предложила:
- Давай, Вов, на почту сходим.
- Сходите, дождь кончается, а я хоть посплю, - одобрил Серёга, разморенный полным бездельем.

Мы брели по деревне. Дорога была пустынная, моросил мелкий дождь. Никто, похоже, сегодня не работал. Шли медленно, она несла в одной руке конверт, а другой держалась  за меня.
- Кому письмо? Мужу?
- Да.
- Ты его любишь?
Кинув на меня вопросительный взгляд, утвердительно ответила:
- Да люблю,а что это плохо?
- Да нет, хорошо.
- Он совсем не похож ни на тебя, ни на Сергея, ни характером, ни внешностью. А зачем ты спрашиваешь?
- Ты ему в письмах про меня пишешь? - съехидничал я.
- Нет, конечно, он ревнивый просто ужас, я его иногда просто боюсь, - улыбнулась Марья.
- А если кто донесет?
- Плохо будет, я даже и думать не хочу пока об этом… и хватит душу травить, давай о чем-нибудь другом… ты сам-то будешь жене говорить?
- Нет. Хотя бы, потому что ей все равно будет. Меня она никогда ни к кому не ревновала, даже не знаю почему…
- Странно как-то у вас...
- Говорят, что ревность и любовь вещи несовместимые.
- Я знаю, но никогда не слышала, чтобы любили и не ревновали.

До почты нам оставалось метров тридцать. Тут буквально я звериным чутьем почувствовал чей-то взгляд. Слегка повернул голову и увидел Гришку с Васькой. Они шли быстро, а мы плелись медленно, как две барышни на прогулке. Наклонив голову поближе к Марьиному уху, я сказал:
- Слышь, Марь, сейчас, если что, беги за Сергеем со всех ног, а я их задержу.
- А кто там? - на её лице появилось выражение панического ужаса.
- Гришка с Васькой.
Она вцепилась мне в руку с такой силой, что у неё побелели пальцы.
- Спокойней и не оборачивайся, - я уже напрягся словно пружина и чувствовал, как Марья уже вся трясется.
Стояла полная тишина, только с левой стороны дороги в луже барахталась свинья. И уже был слышен топот приближающих сапог. Слегка кинув взгляд назад, видел их ехидные ухмылки. Мне уже стало казаться, что нападать они на нас не собираются. Ритм стука сапог не менялся ни на секунду, и вот они уже поравнялись с моим плечом…

И тут они резко повернулись в нашу сторону, даже  вернее к Марье и, раскинув руки в стороны, громко рявкнули на всю улицу: «УУУХХХ!!!» и загоготали, как конченые идиоты. Марья от испуга резко дернулась в сторону, чуть не упав в лужу, заплакала и крикнула: «Придурки!». Я развернулся к ним, приготовившись драться насмерть.
Неожиданно для меня, Гриша начал заходить за мою спину, довольно подлейший прием, но для него из-за маленького роста это было нормально. Я  сразу повернулся к нему и в тот момент, когда он попытался схватить меня за куртку, резким выпадом руки попытался нанести удар. Гриша отскочил и в тут же с другой стороны на меня пошел Васька, но как только я развернулся к нему, он остановился, при этом зло улыбался и смотрел немигающим взглядом. И опять, со спины стараясь не попасть в поле моего зрения, сзади Гришка пошел в атаку. И мне пришлось вертеться от одного к другому, попутно пытаясь разгадать, что за игру они затеяли. Я был спокоен, после первой встречи с ними мне уже не было страшно, надеялся, что если злее буду, может и продержусь до появления Серёги. Вот только мельтешащий за моей спиной Гриша вызывал беспокойство, я никак не мог сообразить - чего он хочет? Краем глаза видел - растерянная Марья стоит на траве возле дороги с безвольно опущенными руками и белым как полотно лицом. Я на нее злился, велел же, чтобы сразу мчалась за помощью. Неудобные резиновые сапоги грозили запнуться друг об друга, тяжелая рабочая куртка, не предназначенная для таких мероприятий, очень мешала. Пришлось её скинуть и я, вертясь, как юла, стараясь не потерять из вида Гришу, выжидал удобный момент, чтобы броситься на Ваську. Все это продолжалось недолго - может пару минут, но не больше.
Стыдно говорить, но спасли меня женские слезы: Марья зачем-то сев на корточки, закрыв лицо ладонями, завыла на всю деревню. Это отрезвило деревенских придурков, они остановились и Васька злобно бросил на прощанье:
- Ладно, Гринь, пошли, пусть живут, а вас же предупреждали, чтобы одни по нашей деревне не шарахались!
Хозяева деревни развернулись, громко гогоча и топая сапогами, продолжили свой уверенный путь по собственной земле.
Я подняв куртку, подошел к плачущей Марье и сердито спросил:
- Ты почему стояла?! Я же тебе сказал - беги за Серегой!
Она разревелась еще больше.
- Я за тебя испугалась.
Я успокаивал ее, как мог, но она продолжала рыдать, косметика расплылась по лицу, и пришлось идти к колодцу умываться.
- Зачем ты так сильно красишься? - спросил я, наблюдая как она смывает тушь с глаз.
- Потому что я с кучей мужиков живу, - всхлипнула она и вяло улыбнулась.
Умывшись, да отправив письмо, пришли домой. Сергей сразу как мы открыли дверь, проснулся и спросил:
- Нагулялись?
Заплаканные девичьи глаза Сергей заметил сразу.
- Что случилось?
Я вздохнул, и пришлось рассказывать. Бурят нахмурился, видно было, как желваки заиграли на его азиатском лице.
- Это потому  что она с тобой шла. Они знали, что ты им  нормально не ответишь, - как камнем он бросил в меня.
- Я бы ответил, но драки как бы и не произошло. Ты не прав, Сергей.
Я психанул, взял сигареты и вышел на улицу. На душе было более мерзко, чем погода на улице. Курил, одну, вторую и все не мог успокоиться.
Через много лет я понял причину, того ощущения. Человек все равно животное, хоть и разумом живет, но по неписаным законам стаи. Человеческой стаи, где и людьми не всех назовешь. А законы такие же, как в дикой природе. Если он находится на своей территории и будет он даже тысячу раз не прав, всегда может найти поддержку у своих. А чужак, на его земле всегда будет никем. В своем городе мы и гаишнику нахамить можем  при желании, но подобное никогда не придет  в голову в другом городе.
Отсутствие поддержки стаи, вызывает страх даже у сильных людей. Страх, который парализует тело и волю. Хотя Серегу я считал лидером, но если б не я, готовый идти с ним хоть куда, он был бы в одиночестве. И кто знает, мог бы превратиться в одного из равнодушных людей из общаги, наблюдавших как четверо бъют одного. В эти минуты я очень жалел, что не догадался взять Серёгин нож. Хотя в жизни через несколько лет у меня возникла ситуация, когда мне качестве самообороны пришлось схватить нож, но ударить человека я им не смог…
На холодное крыльцо вышла Марья и позвала:
- Вов, иди  в комнату, простынешь, ну не злись на него. Может, нам ничего не надо было рассказывать?
Зашел в избу, на Серегу я не хотел смотреть и лег на кровать. Марья села рядом. Краем глаза видел: Серёга сидел на своей кровати, крутил свой охотничий нож и, похоже, еще не остыл. Остальные парни притихли, так что их не было видно и  не  слышно.
Сергей встал,  подошел к моей кровати, навис всем телом, еле сдерживая бешенство, стал продолжать. Я отвернулся, чувствуя при этом странное состояние, как будто бы он встал на меня.
- Вот что, Вова! Я в армии служил, и знаю, что в таких делах идут до конца! - стал топтаться на моей голове как Гриня, но только словами, - Иначе тебя просто задолбят! Надо было так и сделать - кинуться в драку на них! А ты?!.. Если бы Марья прибежала, да я бы босиком туда помчался и просто разорвал их там!
Марья зарыдала.
- Серёжа, перестань! Я  никуда бы не смогла бежать! - вскочив,  она кинулась к двери, - Это все из-за меня происходит!
Он поймал ее и сел, усадив ее к себе на колени, стал успокаивать как ребенка. Вспышка гнева сразу испарилась. Марья сидела вся поникшая, а он вполголоса сюсюкал и гладил ее по спине.
Потом, подняв голову, он громко выдохнул:
- Я обещаю всем, что этого больше не повторится!
Я на него не обижался. Может, в эти минуты он был прав. Просто когда я стал взрослым, стал понимать - мы  все в те годы были заражены одной болезнью - «юношеским максимализмом», а эта болезнь запросто могла нас кинуть в омут еще большей беды.
В конце концов, мне надоело слушать его «телячьи мерзости»,  которые он всегда сам презирал, приподнялся на кровати, подвинул кровать и уперся своими коленями в его, и перетащил предмет своего единственного очарования к себе и сказал:
- Я не трус и никогда им не был. А это не твое - не трогай.
Он не обиделся, просто положил кулак под голову, и все смотрел на нас.

Так и просидели до ужина. Молча собрались, и добрели до столовой, не произнеся ни полслова. После ужина на сытый желудок грустить никому не хотелось, настроение немного стало подниматься. Нет так чтобы весело, но уже и не печально. Возвращаясь, я обнял Марью, так и шли до самого дома.

Уже вечером, когда курил на веранде и рассматривал почти догорающий закат, ко мне подошел Серёга и задал довольно интересный вопрос:
- Вова, скажи, а как ты с Марьей все это время спишь и между вами ничего не происходит? Неужели ничего тебе не хочется, как-никак ты же мужик все-таки?
- Что, Серег, Марья колени отсидела? - посмотрел я на него с насмешкой, - Такие вопросы стал задавать.
Он сильно смутился, занервничал, как будто его уличили в чем-то довольно нехорошем.
- Перестань. Просто мне кажется, если бы она со мной спала, то рано или поздно я бы к ней полез. А тебе как будто ничего не надо. Мне непонятно - почему так?
- Эх, Серёга, деревня ты и есть деревня, привык там у себя на родине девок одну за другой на сеновал затаскивать…
- Не болтай, - сразу оборвал меня, - у нас нет такого в деревне.
Моральным обликом своей деревни сын бурятского народа очень дорожил.
- Честно говоря - хочется. Мне не семьдесят лет. А еще так скажу – она желает меня не меньше, чем я.
Серёга вытаращил на меня свои черные, такие же как у Марьи, почти без зрачков глаза и недоверчиво вполголоса спросил:
- А откуда ты знаешь?
- Откуда?..  Не знаю… но чувствую… а как, я не могу тебе объяснить. Тебе это трудно понять, но я это ощущаю каждый день и каждую ночь.
Серёга разволновался не на шутку. То сел на перила, то спрыгнул.
- Я ничего тогда не понимаю. Ерунда какая-то – оба чувствуют, а толку нет…
- Серёга, в ней может внутренний стержень есть, может причина какая-то, которая не позволяет перешагнуть через себя. Ты видишь, она еще как ребенок, и ты предлагаешь мне давить на нее? А зачем? Честно скажу, если бы она сама дала мне понять, я бы уже не смог отказаться. Раз не хочет, чтобы что-то произошло я и не настаиваю. У меня жена, по секрету скажу - первая женщина в моей жизни... и как-то… - замолчал я, и никак не мог закончить мысль.
- А почему по секрету? Мне все равно, хоть десятая…
- Да так… хочешь, я с тобой одной историей поделюсь, она мне самому непонятна, а тебе наверное тем более, но все равно расскажу?
- Рассказывай.
- В прошлом году я ездил в Чилино. С нами в общаге женщины жили. Мы с мужиками по вечерам  их к нам в комнату частенько приглашали: то чаю попить, то в карты сыграть. Одна из них, Галя, лет тридцать ей на вид, веселая такая, мне очень нравилась, да и не только мне. Был у нас Владик, он как увидел ее в первый раз,  так у него прямо какое-то маниакальное влечение  к ней проснулось. Он без конца нам твердил: «Буду не я - если Галю не уломаю». Как-то мы все пошли в клуб, а Владик куда-то запропастился. Он потом к концу кино появился, сел со мной рядом и показал мне соответствующим жестом, мол, всё, я Галю… Я не знаю как у них все это происходило, но только к нам в комнату она больше ни разу не пришла. А я Владика после этого перестал уважать. Вот так, Серёга, дружба между женщиной и мужчиной вещь тонкая. А тебе что в руки ни дашь, ты все на сеновал тащишь…
- Достал ты меня сеновалом! Ладно, пошли чай пить!
- Куда пошли? Я Марью караулю, она в бане.

Он ушел, а Марья, похоже, там замылась. Мне вдруг срочно захотелось над ней пошутить.
- Марья? - позвал ее через дверь, - Можно я к тебе зайду?
- Заходи! – прозвучал неожиданный ответ из-за двери и я даже растерялся.
Медленно открыл дверь и осторожно заглянул в предбанник. Марья уже полностью одетая стояла перед зеркалом и причесывала мокрые волосы.
- Чего крадешься? Входи и дверь закрой. Что хотел?
- Ну… ты… это… ты помылась? – спросил я, не зная что сказать.
- Нет, еще моюсь - не видишь что ли? – повернулась ко мне со смеющимися глазами, – О чем вы там с Серегой говорили на веранде?
- Да так… Я ему сказал, что ты самая красивая… и косметика тебе совсем не нужна.
- А это не тебе решать, нужна или не нужна… пакет возьми мой и выходи…
Я встал у порога и не двигался.
- Не пущу…
Она неожиданно стала грустной и обняла меня. Запах свежих яблок шел от ее мокрых волос, я вздыхал этот нежный аромат, и возникло ощущение, будто мы вместе были всегда.
- Ну не пускай…
Затем она резко вскинула голову, тихо и испуганно сообщила:
- Ты знаешь… сегодня, когда возле почты Гришка за твоей спиной прыгал, мне показалось у него в руке что-то было… может померещилось… я не уверена… но в этот миг я так испугалась, и вдруг ощутила такую резкую боль в животе и даже стоять не могла... я и закричала так - от боли и страха.

Я тоже обнял ее и крепко прижал к себе.
- Вот гаденыш! Серёга меня предупреждал – от него всего можно ожидать. Расслабились мы тут, Марья… - посмотрел я в глаза, ставшему в этот миг совсем родному человечку.
- Ты будешь это Сереге говорить?
- Нет… это не его дело… и ты ничего не говори… до конца недолго осталось. А хочешь, я с агрономом поговорю и ты домой поедешь завтра? Справку дадут, отгулов может и не будет - они тем, кто раньше уезжает не дают, зато в городе спокойней будет.
Внезапно Марья толкнула меня так, что я чуть не упал.
- Издеваешься?! Я столько времени здесь пробыла и без отгулов?! После всех неприятностей даже недельки не отдохну? Нетушки! С вами была – с вами и вернусь! А тебе очень хочется, чтобы я уехала?
- Нет.
- Зачем глупости говоришь тогда? И пошли в дом, а то простыну.

Ночью Марья неожиданно обхватила мою шею двумя руками, и в таком неудобном положении я заснул только часа через два. А еще через час я осторожно выполз из объятий, и до сих пор не понимаю, как женщины могут всю ночь спать в обнимку.

продолжение следует

Сергей да Марья. Сосиски. гл.16

Мы вышли из столовой, до конца обеда время еще позволяло расслабляться. Прошли на задний двор, Серега развалился на лавке, а мы просто подставили свои морды для обогрева последнему теплу, скупо дарившему нам солнышку. Марья трепалась в столовой с какой-то девушкой, потом вышла, встала напротив крыльца, навалилась спиной на забор, о чем-то задумалась. Так и стояла, без конца щелкая семечки, при этом просто смотрела вниз. Напротив, на ступеньках крыльца сидели, тоже отдыхая, обладатель красивого голубого «Москвича» . Геннадий Петрович и яркий представитель женоненавистников Дед-Палыч. Палыч что-то тихо говорил, показывая Петровичу в сторону Марии пальцем. И потом произнес очень громко и отчетливо, обращаясь к Марье:
- Марья - проститутка!
Все растерялись, нависла тишина. Геннадий Петрович, не ожидавший такой выходки, удивленно смотрел на Палыча.
Марья вскинула голову, оторвалась от забора, не спеша подошла к крыльцу,  поставила ногу на ступеньку рядом с Палычем и наклонилась, глядя ему прямо в лицо.
- Повтори, что ты сказал, - сказала она, смотря на него немигающим взглядом и при этом яростно закидывая семечки в рот.
- Марья - проститутка! - повторил, щерясь своими прокуренными зубами Палыч.
В следующее мгновение лицо Палыча покрылось нажеванной шелухой, да так что глаз не видно.
Геннадий Петрович захохотал на весь двор, ну и мы вслед за ним, и даже почти никогда неулыбающийся  Андрей.
- Так тебе и надо, старый дурак! - утирая слезы, еле промолвил Петрович.
Она, грациозно опустив ногу и также грациозно виляя задницей, дошла до калитки и сделала нам  приглашающий жест рукой. Мы прошествовали, мимо злого как черт, стирающего с лица шелуху Деда. Дернуться на нее он побоялся.
Неожиданно идущий сзади Максим остановился и плюнул Палычу на еще не утертую рожу, окончательно поставив точку в этом конфликте, и побежал догонять нас. Геннадия Петровича стали бить неимоверные судороги и он сполз по ступенькам.
Я не удивился поступку Максима, всегда догадывался, что Макс относится к ней с какой-то чуть ли не с благовейной симпатией.

Палыча не стало через пять лет, квартиру он получил, жил в ней один. Один и умер. Только на пятые сутки соседи  позвонили в милицию и сообщили о странном запахе…. Это мне Геннадий Петрович потом рассказал лет через шесть, все спрашивал - как там «огонь-девка» поживает. Рассказал, что после того случая Палыч за эти семечки ее на весь город грозился ославить, глупый… кому мы нужны? Прошло уже столько лет, я изучал психологию, видел разных людей, но так и не понял, за что он тогда на неё так взъелся…

Сергей да Марья. Прогулка на почту. гл.18

Я уже почти поел, этот процесс всегда раньше всех заканчивал. Перед едой у нас всегда был один и тот же обряд: Марья, ломая ложкой котлету, тщательно проверяла её на наличие инородных биологических вкраплений, если таковые находились, то меняла свою тарелку на мою.
Обратил внимание, как Максим поглядывая на меня, тоже торопится и чуть не давится.
- Макс, не подавись, все равно не догонишь. У меня горло совершенно другое после одного случая,  - пошутил я.
- После, какого случая? - сразу заинтересовалась Марья, уже подозревая какую-нибудь невероятную историю.  Ведь со мной постоянно что-то приключается.
- Ну тогда слушайте, но только не смейтесь, - строго попросил я, хотя знал, что это невозможно.
- Работал я когда-то в ремцехе, холодильники ремонтировал в магазинах. Отправили меня как-то в магазин «Спутник» в колбасный отдел - камера там стала плохо морозить. Зашел в камеру, а запах колбас стоит такой  чудесный, что прямо желудок свело и голова закружилась. Я достал инструмент и уже хотел открутить фильтр на испарителе, но передумал. Решил все-таки для начала сосисочку съесть, ну хотя бы одну. Ну не обеднеет магазин без одной сосиски. Воровать, конечно, не хорошо, но соблазн был так велик. Да и организм молодой, ему ведь белки нужны. Я оторвал от цепочки самую симпатичную на мой взгляд сосиску, пошире раскрыл рот и приготовился смаковать. В этот момент открывается дверь. Дверь открывалась быстро, а колбасное изделие уже было во рту, и я даже не успел приступить к жеванию продукта. В голове сразу вспыхнул недавний случай - один работник попался с яблоком. Я как самый главный комсомолец из «Комсомольского прожектора» сфотографировал бедолагу, поместил статью «Позор несунам!» в газету и повесил ее на проходной. Наш художник еще его изобразил в карикатуре - как он выходит с магазина с полными карманами наворованных яблок. И при этом газета висела месяца три.
Беднягу распилили на части на комсомольском собрании, где парторг орал и громко топал ногами. А несчастный даже рыдал и всем клялся, что такого больше не повторится. Дело для него закончилось довольно неприятным образом и премию сняли, и выговор, и отпуск зимой. Это все за какую-то микросекунду отобразилось в моем мозгу, но теперь в главной роли должен быть я. Без премии, без отпуска и с карикатурой -  с длинным шлейфом сосисок за собой. На начале второй микросекунды, я как настоящий шпагоглотатель отправил сосиску без разжёвывания вглубь подальше. Но сосиска по пищеводу двигалась плохо, и я бы даже сказал - очень больно. В результате у меня полились слезы. Зашедшая продавщица сразу обратила внимание на плачущего холодильщика и спросила:
- Вам плохо?
Я ничего не мог ответить, стоял и плакал. Но, в конце концов, сосиска все-таки проскочила и упала, только тогда я смог проговорить:
- Фреон потек, глаза просто режет.
На Марью было жалко смотреть, сначала она дернулась, задев спиной сидящего за соседним столом Палыча. Палыч, пролив половину компота, с ненавистью посмотрел на Марью, и что-то зло пробормотал. Но она его не слушала, с размаху упала на стол и еле всхлипывала. Остальные  закрыли лица ладонями и хохотали. Не смеялся только я. Я никогда не смеюсь когда рассказываю смешные истории.
Дальше я уже знал по какому сценарию все будет развиваться, сколько бы лет не прошло, но реакция на эту историю у всех всегда одинаковая. Идя на зерноток у Марьи проснулось все юмористическое красноречие на какое была способна.
- Вова! А ты только сосиски глотать умеешь? Наврал, поди… сарделька может быть была?
Я сделал вид, что уже обижаюсь и прошёл вперёд. Она шла сзади, кидала в меня репейник и продолжала:
- У меня продавщица знакомая в колбасном отделе работает - хочешь познакомлю? А всю цепочку мог бы проглотить?
Потом подбежала и, сделав серьёзный, но довольно ехидный вид, спросила:
- А она вышла или еще нет?
Я, сделав шутливо-сердитый вид, рявкнул:
- Нет!
- Ну тогда катай меня! - запрыгнула мне на спину, - чтобы вышла!
Пришлось катать, ну как я ей откажу. Потом она сказала, что катаю я плохо, перепрыгнула на спину Серёге. Сергей обрадовался и скакал с ней до самой работы. На весовой нас встретила Нина и долго смеялась:
- Ну, Марья, я смотрю ты здорово рысаков объезжаешь.
Мы повернулись, пошли дальше, но Марья догнала меня, чмокнула в щеку и шепнула:
- Домой приедем, обязательно позову в гости - на сосиски.
Я не ответил, я только вздохнул. Еще долго, пока таскали волокуши, Серега с Женькой на меня смотрели с нескрываемым интересом, без конца прыская со смеху. Ну что ж поделаешь, бывают и такие истории. Да и много разных курьёзов было, но только забывать уже про них начал.

На следующий день Марья заявила, что она больше не хочет, чтобы нас сопровождал «разбойник с большой дороги» Сергей, имея ввиду уже порядочно отпущенную бороду.
- Иди, садись я подровняю и подбрею, но в таком виде я не хочу, чтобы ты ходил с нами.
Серега попытался упрямиться, но мы с Женькой надавили на него, и бородач, вздохнув сел на табуретку. Мне пришлось принести все свои одноразовые станки, которые уже давно изношены. А в сельпо импортных не продавали. Один раз я побрился Женькиной «Невой», потом выглядел так, как будто меня через малинник протащили. Пришлось также Марье объяснять, как можно бриться мылом, а не пеной.
Серёга морщился, чёрная щетина у него была пожестче, чем у меня, и станки с трудом рвали  волосы на его щеках. Скоро  пошли в ход ножницы и стало заметно приближение нового облика. Некоторая непривычность нового лица заставила взять меня сигарету и выйти на улицу, чтобы не смущать друга своей улыбкой.
- Вов, иди, смотри на Серёгу, - спустя десять минут вышел из-за дверей Женька и позвал меня.
Больше разбойника не существовало. Серёга крайне нервничал и смотрел на себя в зеркало. Борода стала раза в четыре короче и приобрела совершенно другие формы. Теперь его смело можно было записывать в покорители женских сердец.
- И как я теперь ходить буду? Я никогда так не брился…
- Серег, - я показал ему большой палец. - Нормально!
- Нормально… - передразнила меня Марья, - никогда не похвалят… не нормально, а отлично!
- Точно? - почему-то спросил он у меня, как будто я великий знаток мужской красоты.
- Все девки твои, Серёг! Пойдёмте на работу, а то опоздаем - еще раз показав ему большой палец, стал торопить команду.

Сергей да Марья. Семечки. гл.17