Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Я хочу получать рассылки с лучшими постами за неделю
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
Создавая аккаунт, я соглашаюсь с правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр
Игра «История одной фермы» - увлекательное и бросающее вызов вашим серым клеточкам приключение, от которого невозможно оторваться!

История одной фермы - маджонг

Маджонг, Казуальные, Приключения

Играть

Топ прошлой недели

  • Rahlkan Rahlkan 1 пост
  • Tannhauser9 Tannhauser9 4 поста
  • alex.carrier alex.carrier 5 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая кнопку «Подписаться на рассылку», я соглашаюсь с Правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
43
saifiew
saifiew
7 лет назад

О торговле детьми в Российской империи на рубеже XIX-XX вв⁠⁠

Ещё один штрих о «России, которую мы (они) потеряли». Которую они нам хотят возвратить.
О торговле детьми в Российской империи на рубеже XIX-XX вв Не мое, История, Хруст французской булки, Россия которую потеряли, Россия, Политика, Длиннопост

*

В русских и карельских волостях в конце XIX века была популярна игра «Котя, котя, продай дитя»: «Игроки представляют, что имеют у себя каждый по ребенку, а часто даже приглашают маленьких детей и садят их перед собою. Садятся обыкновенно кружком…»



Водящий обращается к одной из пар со словами: «Котя, котя, продай дитя!» В случае отказа ему отвечают: «Сходи за реку, купи табаку!» Если игрок соглашается и говорит: «Продам», он тут же должен бежать по кругу в одну сторону, а спрашивающий — в другую. Кто раньше прибежит к «проданному» — тот садится, а опоздавший снова начинает «покупать» [1].



Это была не просто детская забава в конце XIX – начале XX века на самом деле покупали и продавали.

Даже во второй половине ХХ столетия от сельских жителей Карелии можно было услышать рассказы о том, как местные купцы помимо дров, сена, дичи поставляли в Петербург и живой товар. Они собирали малолетних детей у бедняков, обремененных большими семьями и отвозили их в столицу, где детский труд был широко востребован.



Старожил карельской деревни Пелдожа А. И. Баранцева (1895 года рождения) вспоминала коллизию, развернувшуюся в семье Мярян: «Куча детей у них родилась: Мийккул, затем Настуой, затем Анни и Мари были. Всех их родители отправили в Питер, там и жили. Видишь ли, раньше бедные родители часто продавали своих детей в прислуги к богачам в Питер. Так отправили в Питер и детей Мярян…» [2]. Традиционно ребенок считался «готовым» к отправке в город в 10 лет. Но при возможности родители предпочитали отсрочить уход мальчика из семьи до 12-13, а девочки — 13-14 лет.



На первой неделе Великого поста сотни подвод, в каждой из которых размещалось от трех до десяти детей, тянулись по крепкому насту из Олонецкой губернии в столицу. Петербургский писатель и журналист М. А. Круковский написал на основе своих впечатлений цикл очерков «Маленькие люди». Один из них — «Приключение Сеньки» — рисует историю крестьянского мальчика, отданного отцом за пять рублей в Петербург. «У крестьян Олонецкого края, — писал Круковский, — во многих прионежских деревушках существует неразумный, бессердечный обычай без особой нужды (курсив мой. — О. И.) посылать детей в Петербург и отдавать их мелким торговцам в услужение, «в обучение» как говорит народ» [3]. Публицист был не совсем прав. Именно нужда заставляла крестьянина принять непростое решение. Семья на некоторое время избавлялась от лишнего рта, надеясь в будущем получать от «бурлака» (так крестьяне называли проживающих и зарабатывающих «на стороне») денежную помощь.



Торговля детьми, скупка и доставка в Петербург дешевой рабочей силы становилась специализацией отдельных крестьян-промышленников, которых в быту именовали «извозчиками» или «рядчиками». «Помню хорошо, в Киндасове жил некто Патроев… Он все время набирал детей и увозил в Питер. Вася Лаурин, мой брат Степан Секон, Гриша Родин, Мария Ивановна… Мари Мярян — все они были в Питере [подручными]. Патроев отвозил их в кибитке, вот как раньше детей продавали. А потом купцы там были, мастера, они заставляли детей работать в пошивочных [и других мастерских] шили да все», — вспоминала Баранцева [4]. Во второй половине ХIХ века поставкой детей из Олонецкого уезда в Петербург успешно занимался крестьянин Федор Тавлинец, проживавший в деревне Погост Рыпушкальской волости. За 20 лет он отправил в столицу около 300 крестьянских детей. Там он устраивал их в ремесленные заведения, заключал контракт с ремесленниками на обучение и получал вознаграждение за поставку учеников. О его деятельности властям стало известно, когда «извозчик», нарушая договоренности, попытался уклониться от передачи части вырученных денег родителям [5].

Мальчиков обычно просили разместить в магазины, а девочек — в модные мастерские. Они снабжали ребенка одеждой и провизией на дорогу, паспорта же вручали промышленнику. С момента увоза судьба детей всецело зависела от случая и, прежде всего, от возницы–промышленника. «Извозчику» не платили за перевоз, он получал деньги с того человека, которому отдавал в обучение ребенка. «Понятно, что при таких условиях, — писал житель села Кузаранда Н. Матросов, — последний рыскает по столице и разыскивает место, где ему дадут побольше денег, не спрашивая, способен ли ребенок к данному ремеслу, хорошо ли ему будет жить и что выйдет впоследствии» [6].



За каждого ребенка, сданного в учение на 4-5 лет, «извозчик» получал от 5 до 10 рублей. При увеличении срока обучения цена возрастала. Она в 3-4 раза превышала сумму, отданную скупщиком родителям, и в значительной степени зависела от внешних данных, состояния здоровья и расторопности малолетнего работника. Лавочник или хозяин мастерской оформлял ребенку вид на жительство, обеспечивал его одеждой и питанием, получая взамен право всевластно им распоряжаться. В судебной практике того времени подобное явление фиксируется именно как торговля детьми. Например, хозяйка одной из ремесленных мастерских на суде объясняла, что в Петербурге принято покупать детей в учение, в результате чего покупатель приобретает право пользоваться рабочей силой ребенка [7].



Масштабы торговли детьми в конце XIX века, по мнению современников, приобретали громадные размеры. Круковский рисовал удручающую картину, наблюдавшуюся при появлении скупщика ранней весной: «Стоны, крики, плач, иной раз — ругань слышны тогда на улицах безмолвных деревень, матери с бою отдают своих сыновей, дети не хотят ехать на неизвестную чужбину» [8]. Закон признавал необходимость обязательного согласия ребенка, отдаваемого в обучение ремеслу, или «в услужение»: «Не могут быть отданы дети родителями без собственного их согласия…» [9]. На деле же интересы детей в расчет, как правило, не принимались. Чтобы закрепить свою власть над ребенком, покупатели брали от родителей долговую расписку.



Но не только бедность заставляла олонецких крестьян расставаться со своими детьми. Воздействовали и уверения, что в городе ребенок будет определен «на хорошее место». Народная молва хранила память о богатых выходцах из Карелии, сумевших разбогатеть в Петербурге. Рассказы об их капиталах будоражили мысли и чувства карельского крестьянина. Неслучайна пословица — «Miero hinnan azuw, l’innu neidižen kohendaw» — «Мир цену установит, город девушку сделает лучше» По наблюдениям чиновников, священников, учителей каждый отец, имевший нескольких детей, мечтал отправить одного из них в столицу.



Однако не все дети могли быстро привыкнуть к новым условиям жизни в городе. Карельский сказитель П. Н. Уткин рассказывал: «Увезли меня в Питер и определили на пять лет мальчиком к сапожнику. Ну, мне стало жить очень плохо. В четыре часа утра разбудят и до одиннадцати вечера на побегушках». Герой повествования решился бежать [10]. Многие по разным причинам уходили от хозяев, вынуждены были скитаться. В рапорте уездного исправника Олонецкому губернатору в конце ХIХ века было зафиксировано, что отданные в учение, а по сути дела проданные в Петербург, дети «подчас почти полунагие в зимнее время, прибывают разными путями на родину» [11].

Охрана детского труда законодательно распространялась лишь на крупное производство, где надзор за исполнением законов осуществляла фабричная инспекция. Ремесленные и торговые заведения оказывались вне этой сферы. Законодательно возраст вступления в ученичество не оговаривался. На практике обычно не соблюдалось и установленные «Уставом о промышленности» ограничения продолжительности рабочего дня учеников — с 6 утра до 6 вечера, и тем более, назидание мастерам: «…Учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему служению и работам» [12]. Условия жизни, в которых оказывались подростки, толкали их на преступления. Треть всех правонарушений, совершаемых малолетними в начале ХХ века (а это были в основном кражи, вызванные недоеданием), приходилась на учеников ремесленных мастерских [13].



Материалы олонецкой печати дают представление о том, как складывались судьбы проданных в Петербурге детей. Кому-то, как говорила пословица, Питер становился матерью, а кому-то — мачехой. Многие из оказавшихся в столице детей вскоре оказывались «на дне» петербургской жизни. О них инспектор народных училищ С.Лосев писал:


«В то же время, когда Великим постом в Петербург направляются из Олонецкой губернии подводы с живым товаром, из Петербурга бредут по деревням и селам пешком, побираясь Христовым именем, оборванные, с испитыми лицами и горящими глазами, нередко пьяные, смиренные при просьбе милостыни и нахальные в случае отказа в ней, молодые парни и зрелые мужчины, изведавшие петербургское «ученье» в мастерских, петербургскую жизнь…» [14].

Среди них было немало тех, кто в наказание за нищенство или другие проступки был лишен вида на жительство в столице. С детства оторванные от крестьянского труда, эти люди разлагающе воздействовали на односельчан. Пьянство, прежде не свойственное карелам, получало распространение в их среде в конце XIX — начале ХХ века, особенно среди молодежи и 15-16-летних подростков. Тот, кто стыдился своего возвращения неудачником в родную деревню, пополнял ряды «золоторотцев».



Впрочем, немало было молодых людей, которые «удержались на плаву», адаптировались к городской жизни. По мнению современников, из всех «ценностей» городской цивилизации они освоили лишь лакейские манеры и так называемую «пиджачную» культуру, состоявшую в манере одеваться по определенному шаблону. Подростки стремились вернуться в деревню в «городском» костюме, вызывавшем почет и уважение сверстников. Появление новой вещи не оставалось незамеченным близкими и знакомыми. Принято было, поздравляя с обновкой, говорить: «Аnna jumal uwdištu, tulien vuon villaštu» — «дай бог обновку, а в будущем году шерстяную». Как правило, первым делом подросток покупал галоши, которые по возвращении в деревню независимо от погоды одевал по праздникам и на беседы. Затем, если позволяли средства, приобретались лакированные сапоги, часы, пиджак, яркий шарф… Просвещенные современники смотрели на это с иронией. Один из них писал: «Сколько спеси и глупого чванства, к сожалению, приносят лакированные сапоги с собой. Человек перестает узнавать своих ближних из-за блеска сапог. Единственно утешает в сих случаях то обстоятельство, что сняв с себя галоши и сапоги, он становится прежним Васькой или Мишкой» [15].



В отличие от отходников на лесозаготовки и другие ближние промыслы, зарабатывавших на новую рубашку к Пасхе, сапоги или пиджак, «питеряки», «питербуры», то есть парни, работавшие долгое время в столице, обладали «щегольским» костюмом и составляли особо уважаемую и авторитетную группу деревенского молодежного сообщества. Вот детали одного из вариантов «изящного» костюма 13-14-летнего парня, возвратившегося в Олонецкую Карелию из Петербурга в 1908 году: пестрые брюки, котелoк, красные перчатки [16]. Также мог присутствовать зонтик и надушенный розовый носовой платок. Статусная роль одежды в карельской культуре выражена достаточно ярко. Видимо, поэтому в карельском языке слово «herrastua», наряду со значениями «щеголять», «франтить», имеет и другой смысл — «мнить себя начальником».



Наиболее удачливые и предприимчивые «выученики Петербурга», сумевшие разбогатеть и даже стать хозяевами собственных заведений, были, конечно, не многочисленны. Их визитной карточкой на родине становился большой красивый дом, в котором жили родственники и куда время от времени наезжал хозяин. Слава и капиталы этих людей являлись веским аргументом для крестьянина, отправлявшего своего ребенка в столицу.



Влияние города на жизнь подростка в конце XIX — начале ХХ века было неоднозначным. Современники не могли не отметить позитивное воздействие — интеллектуальное развитие юношей и девушек, расширение их кругозора. В большей мере это относилось к тем, кто проработал на фабриках или заводах Петербурга. Вернувшись в деревню, эта немногочисленная часть молодежи уже не расставалась с книгой.


И все же принудительная отправка детей в город вызывала озабоченность прогрессивной части общества. Крестьянин-карел В. Андреев из деревни Сямозеро писал:

«Увезенные в город и помещенные в мастерские — они [дети. — О.И.], принужденные жить в помещениях хуже собачьих конур, питаемые отбросами и разной бурдой, постоянно избиваемые хозяевами и мастерами — большинство хиреет, и гостьей всех этих мастерских — скоротечной чахоткой уносится в могилу. Меньшинство же, перенесшее каким-то чудом все эти мытарства, достигало звания мастера, но, живя в пьяной и развратной компании несколько лет, само заражалось этими пороками и преждевременно сходило в могилу или пополняло ряды преступников. Дельных и работящих мастеров считалось и считается весьма мало».


Ему вторил крестьянин П. Коренной: «Выходят в люди десятки, сотни гибнут. Их душит городская жизнь, отравляет организм, портит нравственно, возвращая деревне людей болезненных, с испорченной нравственностью» [17].

Примечания.



1. Олонецкие губернские ведомости. 1897. 10 сентября.


2. Баранцев А. П. Образцы людиковской речи. Образцы корпуса людиковского идиолекта. Петрозаводск. 1978. С. 112.


3. Круковский М. А. Маленькие люди. М. 1907. С. 57.


4. Баранцев А. П. Указ. соч. С. 130.


5. Национальный архив Республики Карелия (далее — НА РК). Ф. 1. Оп. 1. Д. 49/98. Л. 4—5.


6. Матросов Н. Село Кузаранда Петрозаводского уезда//Вестник Олонецкого губернского земства (далее — ВОГЗ). 1908. № 20. С. 15.


7. Труды I Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщин и его причинами, происходившего в СПб. С 21 по 25 апреля 1910 г. СПб. 1911. С. 104.


8. Круковский М. А. Олонецкий край. Путевые очерки. СПб. 1904. С. 247.


9. Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч. 1. Ст. 2202—2203.


10. Конкка У. О собирании и некоторых особенностях карельских сказок//Карельские народные сказки. М.; Л. 1963. С. 50.


11. НА РК. Ф. 1. Оп.1. Д. 49/98. Л. 4—5.


12. Законы о детях. Сост. Я. А. Канторович. СПб. 1899. С. 177.


13. Окунев Н. А. Особый суд по делам о малолетних: Отчет Санкт-Петербургского столичного мирового судьи за 1910 г. СПб. 1911. С. 37.


14. Холодная В. Г. Символика и атрибутика праздничного костюма парня в русской деревне с 40-х годов XIX по 20-е годы ХХ в.//Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. М. 2001. С. 136.


15. И. М. Стекольный промысел в Ладвинской волости Петрозаводского уезда//ВОГЗ. 1909. № 13. С. 20.


16. Лосев С. Наброски и заметки//ВОГЗ. 1909. № 2. С. 9.


17. Андреев В. К открытию в Сямозерской волости двухклассного училища//ВОГЗ. 1908. № 24. С. 20; Коренной П. О нашем сельском хозяйстве//ВОГЗ. 1910. № 15. С. 33


***


Источник:


«КОТЯ, КОТЯ, ПРОДАЙ ДИТЯ»


ИЛЮХА ОЛЬГА1


1 Институт языка, литературы и истории Карельского НЦ РАН, сектор истории, 185910, Республика Карелия, г.Петрозаводск, ул. Пушкинская, 11


Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский


Номер: 11 Год: 2004 Страницы: 79-82


https://elibrary.ru/item.asp?id=17940835



Какая «лепота», не находите? Только вот среди проданных ни одного дворянского чада нет, – не подскажете, почему, всякие представители бесконечных «дворянских собраний», «императорских домов», «бѣлых дел» и «бѣлых гвардiй»? Как у вас там –"Не забудем не простим"?

Показать полностью 1
Не мое История Хруст французской булки Россия которую потеряли Россия Политика Длиннопост
24
114
saifiew
saifiew
7 лет назад

Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге 22-го марта 1901 г⁠⁠

Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге 22-го марта 1901 г Не мое, Смертность, Россия которую потеряли, Хруст французской булки, Политика, Длиннопост
http://gvinfo.ru/node/31 - полный текст доклада.

Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия, 22-го марта 1901 г., в зале музея Н. И. Пирогова, Д. А. Соколова и В. И. Гребенщикова



Огромная, по сравнению с другими государствами Европы, смертность в России обусловливается почти исключительно непомерно высокой смертностью детей, отбросив которую, мы имели бы для взрослых почти те же цифры, что и для Западной Европы. В виду этого я и позволю себе выступить защитником интересов детей и попросить собрание совместно выяснить причины такого мора их и придумать возможные меры для уменьшения его.



Выше мы видели, что из детей гибнут главным образом самые маленькие, и особенно ужасная смертность оказывается в возрасте до 1 года, причем в некоторых местностях России эта смертность доходит до таких цифр, что из 1000 родившихся детей доживают до года гораздо менее половины, причем остальные (напр., в Карачайском уезде Оханского уезда Пермской губ. — 60%) гибнут в течение этого первого года жизни. Если мы добавим к этому смертность детей более старших, 1–5 лет, затем от 5–10 лет и от 10–15 лет, то мы увидим, что из 1000 родившихся доживёт до 15 лет весьма небольшое число детей, и это число во многих местах России не превышает одной четверти родившихся.



Таким образом, мы имеем в России несомненный факт вымирания детей, и если в настоящее время общее число населения в России не уменьшается, а увеличивается, то объясняется это значительной рождаемостью, пока ещё превышающей смертность, отчего и является прирост населения, хотя, надо сознаться, есть многие местности, где замечается убыль населения от преобладания смертности над рождаемостью.



Итак, факт вымирания детей остаётся несомненным фактом.



Постараемся по возможности разобраться в причинах этого и остановимся прежде всего на возможных причинах самой большой смертности, именно детей до 1-го года.



Но ещё более значительное влияние на детей должны оказывать плохие условия жизни и питания родителей до, а матери и после зачатия. Как известно, около 78% населения России принадлежит земле, пропитывается её плодами и составляет главную платёжную силу государства; между тем, земля эта даёт в среднем крестьянину для пропитания зачастую значительно менее необходимого. Чрезвычайно обстоятельно разобран этот вопрос в недавно вышедшем труде П.Лохтина «Состояние сельского хозяйства в России сравнительно с другими странами. Итоги к XX-му веку». СПб., 1901.



По вычислениям автора, в среднем за 16 лет, Россия потребляет хлеба и картофеля 18,8 пуда на человека (от 13 в неурожаи до 25 в урожаи), тогда как в других странах количество потребляемого одним человеком хлеба не падает ниже 20–25 пудов и физиологическая норма для человека при умеренной работе не может быть ниже 17,2 пуда. Поэтому цифра 18,8 пудов на человека в России, исключив из них около 10% на отруби и сор, оказывается недостаточной для прокормления даже самого крестьянина, не говоря уже о скоте его, между тем как, по вычислениям проф. Лензевитца, немецкий крестьянин потребляет пищи, в переводе на хлеб, около 35 пудов, следовательно, вдвое более нашего русского. Если же принять во внимание сверх того расход из 18 пудов на прокорм лошадей и скота владельцев, горожан и войска, на производство спирта и т.п., на потери пожарами, то для личного потребления остаётся только около 16 пудов, купить же где-либо невозможно, так как хлеба в государстве более не имеется. Что же говорить про неурожайные годы, а между тем в течение 16 лет население голодало 6 раз, на границе голода было 4 раза и имело некоторый излишек в запасе на время всего от 1–2 недель до 3 месяцев только 6 раз.



Таким образом выходит, что неурожаи составляют вполне нормальное явление для современной России, урожаи же являются приятными исключениями. Говоря о состоянии скотоводства, автор выводит заключение, что оно в России так же печально, как и землепашество, и то и другое не имеют ничего себе подобного в других странах.

Познакомясь со столь безнадёжными выводами относительно питания большинства населения России, конечно, ни для кого не станет удивительным, что при хроническом полуголодании население не может дать здорового поколения, да и даже дав таковое, не в состоянии будет его выкормить. Поэтому П.Лохтин находит весьма естественным, что там, где даже питание народа достаточно не удовлетворяется, смертность должна производить уравнение баланса и поэтому она уступает только Гондурасу, Фиджи и Голландской Индии, хотя по некоторым губерниям в неурожайные годы превосходит даже и эти места.



По данным д-ра Грязнова, вся пища крестьян состоит из ржаного и редко ячменного хлеба, картофеля и чёрной капусты, причём хлеба в день приходится 2,8–3,5 фунта на взрослого человека. Мяса приходится на человека (включая детей) в год 14–16 фунтов.



По вычислениям же д-ра Почтарёва, каждый работник в исследованном им Духовщинском уезде сверх уродившегося хлеба только для одного прокормления должен заработать на стороне 17 руб. 26 коп., не говоря о том, что ещё сверх того должен заработать для уплаты податей 15 руб. 61 коп., в силу чего и приходится, за невозможностью столько заработать, впадать в недоимки, за которые приходится платиться продажей скота. Удивительно ли после этого, что, по данным д-ра Святловского, 35% хозяйств не имеют ни одной коровы, а в 25% нет никакой рабочей скотины.



Новорожденного ребёнка обыкновенно сейчас же несут в баню, слабого обкуривают, парят в горячем духу, правят, трясут головой вниз, натирают тело солью, поят ромашкой, квасом, соками моркови и т.п. Часто ребёнок первое время живёт с роженицей в бане, подвергаясь здесь всем колебаниям температуры. «После всех этих передряг», справедливо замечает д-р Покровский в своём вышеупомянутом выдающемся труде, «очевидно, русскому новорожденному вовсе не легко начать полным здоровьем свою юную жизнь».



Уже на 3-й — 4-й день необходимость заставляет роженицу встать и приниматься за работу. Отправляясь в поле, мать или берёт новорожденного с собой, или же оставляет его дома на попечение няньки. Лично для матери, конечно, удобнее оставить ребёнка дома, так как в таких случаях матери не нужно носить с собой ребёнка на работу, иногда за несколько вёрст, и затем, на самой работе мать не отрывается постоянно от неё плачем находящегося тут же ребёнка. А между тем, в страдную пору работа горячая, важен каждый час, каждая минута и потому, понятно, огромное большинство матерей оставляют своих новорожденных и грудных детей дома. «Никогда младенец столько не лишается груди матери», говорит такой знаток народной жизни, как протоиерей Гиляровский, «и никогда не извлекает из той же груди столь недоброкачественного молока, как в июле и августе, ибо мать в самых лучших хозяйствах на третий день утром должна идти на полевые работы, куда не может брать с собой младенца, и возвращается к нему только поздно вечером. А если полевые работы отстоят далее 10 вёрст от дому, то мать должна отлучаться от ребёнка на 3–4 дня еженедельно. В некоторых хозяйствах родильница идёт на другой (!) день после родов». «Что же принесёт она, — восклицает далее почтенный автор, — младенцу в грудях своих, когда сама измучена трудами и усилиями свыше меры, жаждою и чёрствостью пищи, которая не восстановляет сил её, потом и лихорадочными движениями молока, которое сделалось для неё продуктом совершенно чуждым, скукою по младенце, который изнывает от недостатка молока так же, как она от излишества его». Как горячо и правдиво описано грустное и тяжёлое положение матери и ребёнка в страдную пору!



Чем же однако кормится ребёнок, и в каких условиях он находится, оставаясь дома? Быть может, ребёнок находится в лучших условиях, чем если бы он был взят матерью в поле и там подвергался бы под открытым небом всем невзгодам перемен погоды.



Так как всё население деревни, способное к работе, уходит в страдную пору, т.е. в июле и августе, в поле, то все дети остаются на попечении детей же, подростков лет 8–10, которые и исполняют обязанности нянек. Поэтому, можно себе представить, что делается с маленькими детьми при таком надзоре детей же.



Мать, уходя рано утром на работу, спелёнывает ребёнка, предположим даже, завёртывая его при этом в чистую пелёнку. Понятное дело, что вскоре по уходе матери и приставленная для присмотра за ребёнком 8–10 летняя девочка, которой, в силу её возраста и понятного полного непонимания важности её задачи, хочется побегать и поиграть на свежем воздухе, такая нянька оставляет ребёнка и ребёнок в течение иногда целого дня лежит в замоченных и замаранных пелёнках и свивальниках. Даже и в тех случаях, если мать оставит няньке достаточное количество перемен белья, не в интересах последней менять это запачканное бельё по мере надобности, так как стирать это бельё придётся ей же самой. И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не преувеличенным заявление всё того же наблюдателя прот. Гиляровского, что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями» и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребёнка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около ребёнка роями, — говорит Гиляровский, — держат его в беспрестанной горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребёнка «одними из самых опасных тварей».

Остаётся ещё остановиться на главном — на пище ребёнка. Понятно, что пища ребёнка для лёгких, путём дыхания, самая ужасная, так как ребёнок дышит всё время душным смрадным воздухом, да иногда и пути входа воздуха непроходимы и часто ноздри закупориваются мухами и личинками их. Но, быть может, при всех этих невзгодах хотя кормление ребёнка происходит более или менее удовлетворительно. «Относительно кормления детей в сельском населении», говорит д-р Покровский, «громадно преобладающем у нас в России и именно составляющем 0,9 общего населения, мне удалось собрать около 800 сведений, доставленных из разных мест России, из коих видно следующее: тотчас после рождения почти всюду, во всём коренном русском населении, даётся новорожденному соска, т.е. тряпка с завёрнутым в ней жёваным хлебом или тому подобными веществами (иногда до 3-х дней не дают груди); в некоторых местах не дают груди до молитвы матери, иногда до крещения. Лучшее средство при этом против «грызи» и «нутряной грыжи» это соска (для изгнания грыжи) из чёрного хлеба с солью, иногда из моркови, свеклы, яблока, кренделей, пряников, грецких и волошских орехов, разжёванного толокна. Мочат иногда соску в молоке, постном масле, сахарной и медовой воде. В Пермской губ. местами обычай вместе с соской с первых же дней давать детям сусло, брагу и квас, что особенно развито в семьях, не имеющих коров. «При этом всюду, — добавляет д-р Покровский, — нянька перед кормлением смачивает соску своей слюной». Таким образом, прикармливание ребёнка начинается и в обыкновенное время с первых же дней после рождения, а с 5–6 недель обязательно, полагая, что грудного молока недостаточно, причём даётся соска-жёвка, коровье молоко, каши, тюри из хлеба и баранок и т.п.



Уже около 4–5 месяцев по всей России (Покровский) дают жёвки, картофель, щи, каши, яичницы, горох, бобы, печёную тыкву, фасоль, простоквашу, сметану, сусло, квас, кулагу, брагу, грибы, ягоды, огурцы и т.п. Отнятым от груди часто не дают молока в постные дни, а таких дней в году 250. Итак, из всего этого видно, в каких неблагоприятных условиях находится ребёнок в отношении питания с самых первых дней его жизни. Но если мы познакомимся с питанием ребёнка в летние рабочие месяцы, то мы прямо ужаснёмся, увидя, что ест и пьёт грудной, и даже новорожденный ребёнок. Мы уже говорили выше, что в летнюю страдную пору матери уходят на работу, оставляя ребёнку пищу на целый день, и кормят грудью ребёнка только ночью и вечером, возвращаясь с работы, в некоторых же случаях только через 3–4 дня. Ребёнку оставляется так называемая соска и жёвка. Первая, обыкновенно, представляет из себя коровий рог, к свободному открытому концу которого привязан коровий сосок, покупаемый или в Москве в мясных рядах, или у местных мясников в деревнях. Конечно, всякому понятно, что такая соска необходимо должна гнить и этот кусок гнили, безразлично, будет ли он мыться или нет, находится почти целый день во рту ребёнка. «Молоко, проходя через этот вонючий, мёртвый кусок, естественно пропитывается всею заключающеюся в нём гнилью, и затем эта отрава идёт в желудок ребёнка», говорит д-р Песков (Покровский).



Конечно, в этиологии высокой детской смертности, помимо перечисленных моментов, играет весьма большую роль также и значительное распространение заразных заболеваний, в виде дифтерита, скарлатины, кори и т.п.; но эти заболевания захватывают более старших детей, обыкновенно после 2-х лет. При этом в распространении этих заболеваний, равно как и в смертности от них мы видим полное отсутствие какого-либо влияния национальности или вероисповедания — все в одинаковой мере заболевают и умирают, и даже сравнивая с западной Европой, мы найдём далеко не такую разницу в смертности детей в возрасте выше 1-го года и именно от заразных заболеваний, как мы то видели для возраста ниже 1-го года для заболеваний кишечника. Только в отношении оспы эта разница с западной Европой более рельефна, но причина этого, конечно, совершенно понятна и лежит в ещё недостаточном развитии оспопрививания у нас в России.



Следовательно, не распространяясь о путях развития заразных болезней, достигающих в случаях эпидемий весьма широкого распространения у нас в России, можно сказать, что главные причины постоянной ненормальной по сравнению с западной Европой смертности в России лежат не в этих заболеваниях заразными формами.



Понятно, что главные условия широкого распространения заразных форм лежат в несвоевременном, позднем распознавании эпидемий, в отсутствии изоляции и обеззараживания. Упоминая об этом, мы таким образом сталкиваемся с вопросом о врачебном вмешательстве и потому остановимся вообще на вопросе о медицинской помощи в России.



Достаточна ли, однако, врачебная помощь у нас в России, можно видеть из вычислений д-ра Герценштейна, представленных им на V-м Пироговском съезде, в его докладе «Земство и фельдшеризм». Оказывается, что в западной Европе на одного врача приходится жителей: в Великобритании — 1.730, в Голландии — 2.440, в Бельгии — 2.540, во Франции — 2.630, в Германии — 2.820, в Испании — 3.280, в Италии — 3.570, в Австрии — 3.630, в Норвегии — 3.630 и в России — 6.450.



Из вышеприведённого выяснения причин сами собой вытекают и меры для устранения их. При этом, однако, одни меры трудно осуществимы, или осуществимы только в далёком будущем, другие же могут быть осуществимы сравнительно легко и притом теперь же, в самом скором времени.



Конечно, к первым принадлежат такие меры, как общее улучшение экономического быта крестьян, уничтожение хронического голодания их, уменьшение пьянства, распространение в крестьянстве земледельческих машин для облегчения работы женщин, улучшение скотоводства и предупреждение падежей, освобождение женщин от работ полевых и фабричных в течение хотя бы 3-х недель после родов, отказ матерям грудных детей хотя бы до полугода в выдаче паспортов для ухода в отхожий промысел.



Понятное дело, все эти мероприятия в настоящее время почти невыполнимы и могут являться только как pium desiderum. Почти к таким же мерам надо отнести и улучшение врачебной помощи населению, увеличение числа земских и сельских врачей и уменьшение размеров их участков.

http://gvinfo.ru/node/31 - полный текст доклада.

Показать полностью
Не мое Смертность Россия которую потеряли Хруст французской булки Политика Длиннопост
32
41
saifiew
saifiew
7 лет назад

Детская смертность в Москве в 1890 г.⁠⁠

По официальным данным в Москве (в городе - с врачами и больницами) в 1890 г. смертность среди детей до 5-тилетнего возраста относительно всех смертей составила 56%.



Если сказать проще - умер каждый третий ребенок

Детская смертность в Москве в 1890 г. Не мое, Политика, Смертность, Россия которую потеряли, Хруст французской булки, Российская империя
Детская смертность в Москве в 1890 г. Не мое, Политика, Смертность, Россия которую потеряли, Хруст французской булки, Российская империя
В. Остроглазов, "Смертность в Москве в 1890 году", 1891

Но хаять будут большевиков за революцию

https://aloban75.livejournal.com/3548038.html
Показать полностью 1
Не мое Политика Смертность Россия которую потеряли Хруст французской булки Российская империя
47
264
saifiew
saifiew
7 лет назад

Как жили рабочие в России, которую тогда потеряли любители хруста французской булки⁠⁠

Как жили рабочие в России, которую тогда потеряли любители хруста французской булки Не мое, История России, Народ, Статистика, Хруст французской булки, Россия которую потеряли, Длиннопост

До столыпинских реформ мужик, окончив полевой сезон, отправлялся на заработки в город — на фабрику или на строительство. Явление это было настолько массовым, что многие фабричные предприятия на лето закрывались — рабочие расходились по деревням поголовно. Естественно, фабрикант, как мог, экономил на заработках и на жилье сезонников, и они все это терпели, поскольку воспринимали свое положение как временное.

Но реформы вышибали людей из деревни в город уже на постоянное жительство — а фабрикант, естественно, привык экономить на жилье, пище и зарплате рабочих и расставаться с такими приятными для себя привычками не спешил. И люди, составлявшие едва формирующийся рабочий класс России, перебравшись из деревни, где им не было места, в город, попадали в совершенно нечеловеческие условия нарождающегося капитализма.

К началу XX века в России сформировался новый слой общества, совершенно особый, какого раньше не бывало — тот, что социал-демократы точно и метко прозвали рабочим классом, ибо жили эти люди как рабочий скот — трудились за кормежку и крышу над головой. Некий инженер Голгофский в докладе на торгово-промышленном съезде в Нижнем Новгороде в 1896 году с точностью художника этот слой обрисовал:

«Проезжая по любой нашей железной дороге и окидывая взглядом публику на станциях, на многих из этих последних невольно обращает на себя ваше внимание группа людей, выделяющихся из обычной станционной публики и носящих на себе какой-то особый отпечаток. Это-люди, одетые на свой особый лад; брюки по-европейски, рубашки цветные навыпуск, поверх рубашки жилетка и неизменный пиджак, на голове — суконная фуражка; затем — это люди по большей части тощие, со слаборазвитой грудью, с бескровным цветом лица, с нервно бегающими глазами, с беспечно ироническим на все взглядом и манерами людей, которым море по колено и нраву которых не препятствуй… Незнакомый с окрестностью места и не зная его этнографии, вы безошибочно заключите, что где-нибудь вблизи есть фабрика…»

По официальным данным (которые несколько меньше неофициальных, ибо «черный рынок» труда существовал и тогда), в 1886 г. рабочих в России было 837 тысяч, в 1893 г. — около 1 млн. 200 тысяч и в 1902 г. — 1 млн. 700 тысяч человек. Столыпинские реформы ещё подтолкнули процесс. Вроде бы не так много их было — ведь население страны тогда составляло 125 миллионов. Однако новый класс с самого начала вступил с породившим его обществом в отношения особые и своеобразные.

* * *

«В нашей промышленности преобладает патриархальный склад отношений между хозяином и работником. Эта патриархальность во многих случаях выражается заботами фабриканта о нуждах рабочих и служащих на его фабрике, в попечениях о сохранении ладу и согласия, в простоте и справедливости во взаимных отношениях. Когда в основе таких отношений лежит закон нравственности и христианского чувства, тогда не приходится прибегать к писаному закону…»

Из секретного циркуляра, разосланного фабричной инспекции 5 декабря 1895 г...

Похоже, что автор писал сей циркуляр под диктовку своей жены из числа дам-попечительниц о народной нравственности, питавшейся исключительно душеспасительными книжками. Поскольку одни лишь люди такого сорта могут предполагать, что в основе отношений между трудом и капиталом лежит «закон нравственности и христианского чувства». Но когда знакомишься с реальным положением дел в этой области, приходится вспоминать не Христа, а Карла Маркса: нет таких преступлений, на которые не пойдет капитал ради процента прибыли. Впрочем, и Христа тоже: «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное».

Были и «отцы-фабриканты», один на сотню или же на тысячу — Николай Иванович Путилов ещё в 70-е годы XIX века с мастерами здоровался за руку, открыл для рабочих школу, училище, больницу, библиотеку. Да, был Путилов и был Прохоров, но был и Хлудов — о нем и его «отеческом попечении» мы еще расскажем. Но если о 999-ти прочих умолчать, а о Путилове рассказать, то получится, доподлинно, «золотой век».

…Среди моих домашних «ужастиков» не последнее место занимает исследование К. А. Пажитнова «Положение рабочего класса в России», 1908 года выпуска, которое, в свою очередь, содержит анализ многочисленных отчетов фабричных инспекторов и прочих исследователей и проверяющих. Чтение, надо сказать, не для слабонервных.

С чего бы начать? Одной из главных приманок большевиков стал лозунг восьмичасового рабочего дня. Каким же он был до революции? Большая часть относительно крупных фабрик и заводов работала круглосуточно — в самом деле, не для того хозяин дорогие машины покупал, чтобы они по ночам стояли. Естественно, так работали металлурги с их непрерывным циклом, а кроме того, практически все прядильные и ткацкие производства, заводы сахарные, лесопильные, стеклянные, бумажные, пищевые и пр.

На фабриках и заводах с посменной работой естественным и самым распространенным был 12-ч рабочий день. Иногда он являлся непрерывным — это удобно для рабочего, но не для фабриканта, потому что к концу смены рабочий уставал, вырабатывал меньше и был менее внимателен, а значит, и продукт шел хуже. Поэтому часто день делился на две смены по 6 часов каждая (то есть шесть часов работы, шесть отдыха и снова шесть работы). Товар при этом шел лучше, правда, рабочий при таком режиме «изнашивался» быстрее — но кого это, собственно, волновало? Эти изотрутся — наберем новых, только и всего!

Но и это ещё не самый худший вариант. А вот какой порядок был заведен на суконных фабриках. Дневная смена работала 14 ч — с 4.30 утра до 8 вечера, с двумя перерывами: с 8 до 8.30 утра и с 12.30 до 1.30 дня. А ночная смена длилась «всего» 10 ч, но зато с какими извращениями! Во время двух перерывов, положенных для рабочих дневной смены, те, что трудились в ночную, должны были просыпаться и становиться к машинам. То есть они работали с 8 вечера до 4.30 утра, и, кроме того, с 8 до 8.30 утра и с 12.30 до 1.30 дня. А когда же спать? А вот как хочешь, так и высыпайся!

12-часовой рабочий день существовал на достаточно крупных предприятиях, с использованием машин. А на более мелких кустарных заводишках, где не было посменной работы, хозяева эксплуатировали рабочих кто во что горазд. Так, по данным исследователя Янжула, изучавшего Московскую губернию, на 55 из обследованных фабрик рабочий день был 12 ч, на 48 — от 12 до 13 ч, на 34 — от 13 до 14 ч, на 9 — от 14 до 15 ч, на двух — 15, 5 ч и на трех — 18 ч. Как можно работать 18 ч?

«Выше 16 и до 18 часов в сутки (а иногда, хотя трудно поверить, и выше) работа продолжается постоянно на рогожных фабриках и периодически — на ситцевых… а нередко достигает одинаковой высоты рабочее время при сдельной работе на некоторых фарфоровых фабриках.

Из Казанского округа сообщается, что до применения закона 1 июня 1881 г. работа малолетних (до 14 лет! — Е. П.) продолжалась на некоторых льнопрядильных, льноткацких фабриках и кожевенных заводах 13,5 часов, на суконных фабриках — 14–15 часов, в сапожных и шапочных мастерских, а также маслобойнях — 14 часов…

Рогожники г. Рославля, например, встают в час полуночи и работают до 6 часов утра. Затем дается полчаса на завтрак, и работа продолжается до 12 часов. После получасового перерыва для обеда работа возобновляется до 11 часов ночи. А между тем, почти половина работающих в рогожных заведениях — малолетние, из коих весьма многие не достигают 10 лет»

Предприятий, где продолжительность рабочего дня была более 12 часов, насчитывалось в 80-е годы около 20 %. И даже при таком рабочем дне фабриканты практиковали сверхурочные по «производственной необходимости». То время, которое рабочий тратил на уборку рабочего места, на чистку и обслуживание машин, в рабочий день не входило и не оплачивалось. А иной раз хозяин воровал у работников время по мелочам — на нескольких прядильных фабриках были обнаружены особые часы, которые в течение недели отставали ровно на час, так что продолжительность трудовой недели получалась на час больше. Рабочие своих часов не имели, и, даже если знали о таких фокусах хозяев — то что они могли сделать? Не нравится — пожалуйте за ворота!

В среднем по всем обследованным производствам продолжительность рабочей недели составляла 74 часа (тогда как в Англии и в Америке в то время она была 60 часов). Никакого законодательного регулирования продолжительности рабочего дня не существовало — всё зависело от того, насколько жажда наживы хозяина перевешивала его совесть.

Точно так же от совести хозяина зависела и выплата заработанных денег. Мы привыкли получать зарплату раз в месяц, а то и два — а если на неделю задержат, так это уже вроде бы ущемление прав. А тогда на многих производствах деньги выдавались не каждый месяц, а когда хозяину на ум взбредет. «Взбредало» обычно под большие праздники, а то и вообще два раза в году — на Рождество и на Пасху. Как мы увидим чуть ниже, у такой практики был свой шкурный интерес.

Контораплатила рабочим когда хотела, не признавая за собой никаких обязательств, зато рабочий был опутан договором, как сетью. Так, на фабрике Зимина (Московская губерния) за требование расчета раньше срока рабочий лишался полутора руб. за каждый оплачиваемый месяц. На химическом заводе Шлиппе у пожелавших уйти вычитали половину, а на бумагопрядильной фабрике Балина и Макарова «рабочие и мастеровые, поступившие на фабрику с Пасхи, все обязаны жить до октября месяца, а ежели кто не пожелает жить до срока, то лишается всех заработанных денег». Не говоря уже о том, что администрация могла уволить работника когда сама пожелает — за собой она никаких обязательств не признавала. Если это и можно признать «отеческим» отношением, то разве что в духе диких народов: «Мой сын — мое имущество: хочу — продам, хочу — сам съем».

Такой порядок расчета давал фабрикантам еще одну дополнительную, но весьма приятную статью дохода. Поскольку расчет рабочий получал лишь в конце срока найма, или как хозяин соизволит, то денег у него не было — а кушать ведь хочется каждый день! И тут на сцену выходили фабричные магазины, где можно было брать продукты в долг под зарплату. Естественно, цены в этих магазинах были на 20–30 % (в лучшем случае) выше, чем в городе, а товар завозился самого дурного качества. Монополия-с…

* * *

Теперь о заработной плате — ведь человек может работать в любых условиях и не жаловаться, если ему хорошо платят. В 1900 году фабричная инспекция собрала статистику средних зарплат по отраслям. А то у нас любят с цифрами в руках доказывать, что рабочие жили хорошо — берут высококвалифицированного слесаря или токаря и показывают: вот столько он зарабатывал, а вот столько стоил хлеб… Забывая, что кроме слесарей были ведь еще и чернорабочие.

Итак, в машиностроительном производстве и металлургии рабочие получали в среднем 342 рубля в год. Стало быть, в месяц это выходит 28,5 рубля. Неплохо. Но, обратившись к легкой промышленности, мы видим уже несколько иную картину. Так, обработка хлопка (прядильные и ткацкие мануфактуры) — 180 руб. в год, или 15 в месяц. Обработка льна — 140 рублей в год, или 12 в месяц. Убийственное химическое производство, рабочие на котором до старости не доживали — 260 рублей в год, или 22 в месяц. По всей обследованной промышленности средняя зарплата составляла 215 рублей в год (18 в месяц). При этом платили неравномерно. Заработок женщины составлял примерно 3/5 от уровня взрослого мужчины. Малолетних детей (до 15 лет) — 1/3. Так что в среднем по промышленности мужчина зарабатывал 20 рублей в месяц, женщина — 12, а ребенок — около семи. Повторяем — это средний заработок. Были больше, бывали и меньше.

Теперь немножко о ценах. Угол, то есть место на койке в Петербурге стоил 1–2 рубля в месяц, так называемая «каморка» (это не комната, как можно бы подумать, а кусочек комнаты, разгороженной фанерными перегородками, что-то вроде знаменитого общежития из «Двенадцати стульев») стоила 5–6 руб в месяц. Если рабочие питались артелью, то на еду уходило самое меньшее 6–7 руб в месяц на человека, если поодиночке — более семи. Одиночка, при среднем заработке, мог прожить, но ведь любому человеку свойственно стремиться создать семью — и как прикажете ее кормить на такой заработок? Поневоле дети рабочих с 7–10 лет тоже шли работать. Причем женщины и дети составляли категорию самых низкооплачиваемых рабочих, оттого-то потеря кормильца была уже не горем, а трагедией для всей семьи. Хуже смерти была только инвалидность, когда отец работать не может, а кормить его надо.

Да, кстати, ещё штрафы мы забыли! Как вы думаете, за что штрафовали? Во-первых, естественно, за опоздание. Завод Мартына (Харьковский округ): за опоздание на 15 минут вычитается четверть дневного заработка, на 20 минут и более — весь дневной заработок. На писчебумажной фабрике Панченко за час опоздания вычитается как за два дня работы. Но это как бы строго, однако понятно. А как вы думаете, за что еще штрафовали?

Впрочем, тут современной фантазии не хватит, чтобы такое придумать, надо доподлинно быть «отцом» рабочих. Фабрика Пешкова: штраф в один руб, если рабочий выйдет за ворота (в нерабочее время, ибо выход за ворота фабрики был вообще запрещен!). Мануфактура Алафузова (Казань): от 2 до 5 руб, если рабочий «прошелся, крадучись, по двору».

Другие примеры: 3 рубля за употребление неприличных слов, 15 копеек за нехождение в церковь (в единственный выходной, когда можно поспать!).

А еще штрафовали за перелезание через фабричный забор, за охоту в лесу, за то, что соберутся вместе несколько человек, что недостаточно деликатно рабочий поздоровался и пр. На Никольской мануфактуре благодетеля нашего Саввы Морозова штрафы составляли до 40 % выдаваемой зарплаты, причем до выхода специального закона 1886 года они взыскивались в пользу хозяина. Надо ли объяснять, как администрация старалась и как преуспевала в самых разнообразных придирках?

* * *

Ну, переведем дух и двинемся дальше. Об условиях труда и быта рабочих — отдельный разговор. Об охране труда в то время говорить вообще почти не приходилось — это относилось всецело на христианское чувство хозяина. (Кстати, в случае увечья рабочего он ничем не отвечал: может кинуть пособие, а может прогнать за ворота — и живи, как знаешь).

В Царстве Польском по части условий труда было, пожалуй, самое лучшее положение в Российской империи. И вот что пишет фабричный инспектор Харьковского и Варшавского округов Святловский, который лично осмотрел 1500 (!) предприятий с 125 тыс. рабочих — то есть в основном мелких.

«Относительно рабочих помещений можно принять за правило следующее положение: если во вновь воздвигаемых фабриках далеко не всегда обращается внимание на требования строительной гигиены, то в старых фабриках и, особенно, в мелких заведениях эти требования всегда и благополучно игнорируются, и нигде не имеется приспособлений ни для вентиляции, ни для удаления пыли»

Так, сушильни на махорочных фабриках таковы, что даже привычного рабочего, который пробыл там 15 минут, иной раз вытаскивали в глубоком обмороке.

«При входе в сушильню дух захватывает почти в той же мере, как и при входе в помещение химических заводов, где вырабатывается соляная кислота».

Да, кстати, химические заводы — вот где были настоящие фабрики смерти. Московская губерния (относительно цивилизованная):

«На химических заводах в подавляющем большинстве случаев воздух отравляется различными вредными газами, парами и пылью. Эти газы, пары и пыль не только вредят рабочим, причиняя более или менее тяжкие болезни от раздражения дыхательных путей и соединительной оболочки глаз и влияя на пищеварительные пути и зубы, но и прямо их отравляют… На зеркальных мелких заводах рабочие страдают от отравления ртутными парами. Это обнаруживается в дрожании рук, в общем упадке питания и дурном запахе изо рта».

Кстати, один из таких заводов — по производству свинцовых белил — красочно описан Гиляровским в очерке «Обреченные».

Фабрики тогдашние мало походили на нынешние, где, даже если есть проблемы с вентиляцией, то, по крайней мере, достаточно самого воздуха. Но исследователи условий труда на кустарных и полукустарных производствах, таких как табачные, спичечные фабрики и пр., пришли в ужас, когда измерили, сколько воздуха приходится на одного работающего. Получалось иной раз половина, а иной раз и треть кубической сажени (сажень — около 2 метров, соответственно кубическая сажень — около 8 куб. метров). При этом единственной вентиляцией зачастую служила открытая дверь и форточка в окне, которую рабочие закрывали по причине сквозняков.

Ну а теперь дадим слово самим фабричным инспекторам. Вот все о тех же несчастных рогожниках (более половины работающих — дети!)

«На всех фабриках без исключения мастерские дают на каждого рабочего, или, вернее, живущего, менее принятой нами нормы в 3 куб. сажени, а 2/3 из них дают менее 1 куб. сажени на человека, не считая при том массы воздуха, вытесняемого мочалой и рогожами. На 7 кожевенных заводах было найдено отопление „по черному“ — без труб. Из 1080 фабрик Московской губернии периодическое (!) мытье полов существовало только на трех!»

«Работа в паточной (на сахарных заводах. — Е. П.) положительно вызывает особую, чисто профессиональную болезнь, именно нарывы на ногах. В паточном отделении рабочий все время стоит в патоке босиком, при чем малейшая ссадина или царапина разъедается, и дело доходит до флегмонозных воспалений. Высокая температура и господствующие сквозняки вызывают ревматические заболевания…»

«В квасильне, где более всего работают дети от 7 лет, у здорового, но непривыкшего человека через четверть часа разболится до обморока голова от невыносимой вони и сырости, которую издает квасящийся уголь… В костопальне дети от 7 лет (которые работают также 12 часов) ходят и распластывают горячую крупку, от которой пыль буквально покрывает их с головы до ног… В прачечной — девочки от 14 лет, совершенно голые, моют грязные от свекловичного сока салфетки в сильно известковой воде, от которой лопается у них кожа на теле…

К числу наиболее вредных работ на сахарных заводах следует отнести работы с известью, которые состоят в гашении, переноске и разбалтывании извести с водою. Мельчайшие частицы ее носятся в воздухе, покрывают платье и тело рабочих, действуют разрушающим образом на то и другое, разъедают глаза и, несмотря на повязки (российский фабричный „респиратор“ — во вредных цехах лица обматывали тряпками. —Е. П.), проникают в легкие и вызывают разного рода легочные страдания…

…Особенно часто плохи на суконных фабриках „мокрые“ отделения — это настоящие сырые, промозглые подвалы, а между тем полураздетые работницы постоянно ходят из них в сушильню, где температура доходит до 40 °C.

…Существует одна фабрика (Головиной), которая во время работы… ходит ходуном. Для того чтобы попасть в помещение, где установлены чесальные машины, нужно пролезть через входное отверстие, отстоящее от парового двигателя с его движущимися частями не более, как вершков на 6–7 (около 30 см. — Е. П.); валы расположены на высоте ниже человеческого роста…

…Желудочные скоропреходящие боли (гастралгии) знакомы всем табачным работникам. Это, можно сказать, настоящее профессиональное их заболевание. Вообще нервные страдания (от отравления никотином) так часты на табачных фабриках, что зачастую на вопрос: „Ну, как здоровье?“, получается от рабочих ответ: „Дамы все больны, у всех одышка, у всех головная боль“…

…На перчаточной фабрике Простова пахнет не лучше, чем в общественных и при том никогда не дезинфицируемых писсуарах, потому что кожи на этой фабрике вымачиваются в открытых чанах, наполненных полусгнившей мочой. Мочу доставляют, конечно же, сами рабочие, для чего в помещении в нескольких углах находятся особые чаны, ничем не прикрытые. В небольших кожевенных заведениях люди спят и едят в тех же зловонных мастерских, где воздух не лучше, чем в плохом анатомическом театре…»

Эти доклады относятся к началу 80-х годов XIX века. Но, может быть, за 20 лет что-нибудь изменилось? Посмотрим. Мы снова на сахарном заводе, и снова слово фабричному инспектору.

«Работа на заводе продолжается 12 часов в день, праздников не имеют и работают 30 дней в месяц. Почти во всем заводе температура воздуха страшно высокая. Работают голышом, только покрывают голову бумажным колпаком да вокруг пояса носят короткий фартук. В некоторых отделениях, например, в камерах, куда приходится вкатывать тележки, нагруженные металлическими формами, наполненными сахаром, температура доходит до 70 градусов. Этот ад до того изменяет организм, что в казармах, где рабочим приходится жить, они не выносят температуры ниже 30 градусов…»

Разница если и есть, то в том, что к этому времени на таких заводах не стало детей. Почему — речь впереди…

Особое внимание инспектора обращали на туалеты, или, как тогда говорили, ретирады — на эти заводские заведения трудно было не обратить внимания по причине того, что они сразу же напоминали о себе вездесущим зловонием:

«В большинстве случаев это нечто совсем примитивное: какие-то дощатые загородки, общие для обоих полов, часто очень тесные, так что один человек с трудом может пошевелиться в них. На некоторых заводах вовсе не имеется никаких ретирад».

В 1882 году доктор Песков, осмотрев 71 промышленное предприятие, лишь на одной Шуйской мануфактуре нашел туалет, более-менее соответствовавший представлениям доктора об отхожем месте — как он пишет, «целесообразное устройство». Но самый замечательный анекдот произошел на печально знаменитой (мы еще к ней вернемся) Хлудовской мануфактуре. Там, когда фабричный инспектор поинтересовался, почему администрация не принимает никаких мер к улучшению ретирад, получил ответ, что это делается намеренно:

«С уничтожением миазмов эти места превратились бы в места отдохновений для рабочих, и их пришлось бы выгонять оттуда силой».

Каковы же были хлудовские сортиры, если даже привычный ко всему русский работяга мог выносить их вонь лишь самое краткое время!

Что же касается быта — то человек, не знающий, что такое рабочая казарма, вообще не имеет представления о «России, которую мы потеряли». На многих фабриках рабочие пользовались жильем от хозяина. Иной раз это были домики, где семья могла за сносную плату получить комнату и даже кусок земли под огород, но это было настолько редко, что можно и не учитывать.

Так, на Обуховском заводе, одном из крупнейших и богатейших в Петербурге, хорошими помещениями пользовались всего 40 семей из 2 тысяч работающих. Хорошими считались казармы завода Максвелла — правда, там не полагалось отдельных помещений даже для семейных, а место на койке стоило 2 руб. 25 коп. А вот, например, кирпичные заводы — они группировались по Шлиссельбургскому тракту. Снова слово фабричным инспекторам — лучше, чем они, не скажешь.

«При всяком заводе имеются рабочие избы, состоящие из помещения для кухни и чердака. Этот последний и служит помещением для рабочих. По обеим сторонам его идут нары, или просто на полу положены доски, заменяющие нары, покрытые грязными рогожами с кое-какой одежонкой в головах… Полы в рабочих помещениях до того содержатся нечисто, что покрыты слоем грязи на несколько дюймов…. Живя в такой грязи, рабочие распложают такое громадное количество блох, клопов и вшей, что, несмотря на большую усталость, иногда после 15–17 часов работы, не могут долго заснуть… Ни на одном кирпичном заводе нет помойной ямы, помои выливаются около рабочих жилищ, тут же сваливаются всевозможные нечистоты, тут же рабочие умываются…»

Теперь о «вольных» жилищах.

«На Петербургском тракте квартиры для рабочих устраиваются таким образом. Какая-нибудь женщина снимает у хозяина квартиру, уставит кругом стен дощатые кровати, сколько уместится, и приглашает к себе жильцов, беря с каждого из них по 5 коп. в день или 1 руб. 50 коп. в месяц. За это рабочий пользуется половиной кровати, водою и даровой стиркой».

А вот подлинная клоака, в окрестности пороховых заводов.

«В особенности ужасен подвал дома № 154: представляя из себя углубление в землю не менее 2 аршин, он постоянно заливается если не водою, то жидкостью из расположенного по соседству отхожего места, так что сгнившие доски, составляющие пол, буквально плавают, несмотря на то, что жильцы его усердно занимаются осушкой своей квартиры, ежедневно вычерпывая по несколько ведер. В таком-то помещении, при содержании 5,33 куб. сажен (при высоте потолка 2 с небольшим метра это комната площадью около 20 кв.м. — Авт.) убийственного самого по себе воздуха я нашел до 10 жильцов, из которых 6 малолетних (это он нашел столько. А сколько во время его визита были на работе? — Е. П.)».

Что там Достоевский с его «униженными и оскорбленными»? Разве это бедность? Ведь даже нищее семейство Мармела-довых жило хоть и в проходной комнате, но в отдельной, на одну семью, и в доме, а не в подвале — рабочие заводских окраин посчитали бы такие условия царскими!

А теперь, как говорит Пажитнов, «запасемся мужеством и заглянем в глубь России». Мужество, действительно, потребуется — даже и читать про такое существование, если вы, конечно, человек с воображением, жутко. На большинстве фабрик в глубине России помещения для рабочих подразделялись на две категории: казармы и каморки. Что такое казарма, знает каждый, читавший историю ГУЛАГа — это обычный барак с нарами, примерно при той же или большей тесноте.

Но у зэка по крайней мере было свое отдельное место на нарах, а у рабочего не было — нары, как и цеха, использовались в две смены. Каморки — это тот же барак, но поделенный на отдельные клетушки — такое жилье предназначается для семейных рабочих. Только не стоит думать, что в комнате помещается по одной семье — обычно по две-три, но иной раз и до семи. Однако даже таких каморок для семей не хватает — что за народ такой, нет чтобы в поте лица добывать хлеб и на этом успокоиться, а им еще какой-то там личной жизни хочется! Совсем разбаловались!

В ожидании своей очереди на кусок комнаты семейные пары размещаются все в тех же казармах. В этих случаях они отделяют свои места на нарах занавесками.

«Иногда фабриканты идут навстречу этому естественному стремлению рабочих и на помосте нар делают дощатые перегородки вышиною в полтора аршина (около метра. — Авт.), так что на нарах образуется ряд, в полном смысле слова, стойл на каждую пару».

Через некоторое время в ногах такого «жилья» появляется люлька — значит, люди ухитряются еще и заниматься любовью в этом помещении! Воистину к чему только ни приспособится человек…

Наконец, «на большинстве фабрик для многих рабочих, по обыкновению, особых спален не делают». Это значит, что спят рабочие в тех же цехах, где и работают. Ткачи (ручные) спят на станках, столяры — на верстаках, несчастные рогожники — на тех же самых мочалах и рогожах, которые они изготавливают, в тех же сырых и удушливых помещениях. Учитывая, что у рогожников ещё и самый длинный в России рабочий день — до 18 часов, то вся жизнь их проходит в этих темных душных цехах. А работают здесь в основном, еще раз напоминаем, женщины и дети.

Доподлинно, любимицей господина Пажитнова была хлудовская мануфактура, та самая, где сортиры не чистили, чтобы рабочие в них не отдыхали.

«Служа гнездом всякой заразы, миллионная фабрика Хлудова является в то же время образцом беспощадной эксплуатации народного труда капиталом», —

так говорится в исследовании земской санитарной комиссии (1880 г.)

«Работа на фабрике обставлена крайне неблагоприятными условиями: рабочим приходится вдыхать хлопчатобумажную пыль, находиться под действием удушливой жары и переносить удуитивый запах, распространяющийся из дурно устроенных ретирад. Работа идет днем и ночью, каждому приходится работать 2 смены в сутки, через 6 часов делая перерыв, так что в конце концов рабочий никогда не может выспаться вполне.

При фабрике рабочие помещаются в громадном, сыром корпусе, разделенном, как гигантский зверинец, на клетки или каморки, грязные, смрадные, пропитанные вонью отхожих мест. Жильцы набиты в этих каморках, как сельди в бочке. Земская комиссия приводит такие факты: каморка в 13 куб. сажен служит помещением, во время работы, для 17 человек, а в праздники или во время чистки машин — для 35–40 человек…

Эксплуатация детского труда производилась в широких размерах. Из общего числа рабочих 24,6 % составляли дети до 14 лет, 25,6 % составляли подростки до 18 лет. Утомление, сопряженное с трудом на фабрике, было так велико, что, по словам земского врача, дети, подвергавшиеся какому-нибудь увечью, засыпали во время операции таким крепким, как бы летаргическим сном, что не нуждались в хлороформе…

23 января 1882 года хлудовская мануфактура загорелась, и от громадного пятиэтажного корпуса остались одни каменные стены. Впрочем, Хлудов не оказался в большом убытке — он получил 1 миллион 700 тысяч руб. одной страховочной суммы, а потерпевшими оказались те же рабочие. После пожара остались семь возов трупов. По распоряжению директора Миленча, рабочие были заперты в горевшем здании, чтобы не разбежались и лучше тушили пожар, а сторожа снаружи даже отгонят желавших помочь горевшим…

В заключение можно сказать, что чистый доход равнялся 45 % в год».

Маркс, кажется, говорил, что нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради 500 % прибыли? Право, он слишком хорошо думал о людях!

В биографии фабриканта Хлудова есть и такой случай: он сделал пожертвование на поддержание типографии, которая печатала богослужебные книги для раскольников-единоверцев, а затем, вернувшись домой, распорядился, в порядке компенсации, снизить своим рабочим жалование на 10 % — таким было его понимание «христианского чувства».

Показать полностью
Не мое История России Народ Статистика Хруст французской булки Россия которую потеряли Длиннопост
118
saifiew
saifiew
7 лет назад

Царские коммуналки, императорские Гулаги, материнское чувство и новая национальная идея (Часть 2)⁠⁠

Продолжение поста https://zalipaka.icu/story/tsarskie_kommunalki_imperatorskie_gu...

Подавление материнского чувства


«Долго ли твоя хреновка рожать будет?» «Плоха та раба, у которой не господское дело, а свои дети на уме!» (слова помещицы, М. Салтыков-Щедрин «Пошехонская старина. Хроники»)


Всем известно то, что в нашей стране женщины достаточно часто отказываются от своих детей, оставляя их в роддомах, сдавая в детдома и проч., многие делают аборты, известны и более страшные случаи: оставления грудных младенцев на помойках и то, что вообще не хочу тут описывать. При очередной такой скандальной истории телестудии собирают кучу трындящего народа: всяких депутатов, чинуш, публичных лиц, актрис и т.п. – которые помимо прочего бла-бла-бла начинают охать и ахать о том, что же это за женщины такие, напрочь лишённые материнских чувств и инстинктов!!! Но дальше ханжеского оханья и ужасаний от душевных качеств нашей русской женщины – у них дело не идёт. Почему? – да потому что им глубоко наплевать на этих женщин и их детей, а выступают они, публичные лица, в основном просто чтобы покрасоваться, напомнить о себе, похвастаться собой, показать своё «искреннее» неравнодушие и т.п., а чинуши – отработать свой чиновничий долг демонстрации забот о народе и его проблемах. Поэтому о причинах данного и других явлений они говорить никогда не будут. А причины есть. Есть и насущные, т.е. сегодняшнего дня, есть и исторические. Поговорим о последних.


Collapse

Национальный менталитет закладывается столетиями истории того или иного народа. Все жизненные переживания, все впитанные в течение жизни устои отпечатываются в человеке и на духовном, и на физическом уровне, и передаются из поколения в поколение от человека к человеку. Каков был семейный и материнский опыт тысяч и тысяч русских крестьянских женщин?


Если в СССР материнство охраняли, обеспечивали и детским питанием, и садиками, и декретными отпусками, и почётными званиями многодетных, и расширением жилой площади для многодетных, и детскими лагерями отдыха… То в царской России хорошо жилось только матерям-дворянкам, т.е. госпожам. А как жилось остальному большинству женщин? Опять открываем первоисточники. Из которых мы узнаём, что по царским законам дворяне имели право продавать крестьян, разделяя, разрушая их семьи, т.е. мужа продать одному помещику, а жену другому. Крестьянская семья вообще не уважалась в том государстве, с ней никак не считались, её вообще не признавали, её нередко просто уничтожали, разрывали – в том числе грубой силой, насильственно! И сколько людей, разлучённых с супругом, с детьми, накладывали на себя руки, сколько людей впадали от безысходности в разврат… Это были миллионы людей обоего пола. И если у женской половины такими порядками и плёткой отбивали материнский инстинкт, то у мужской половины этим же отбивали всякое человеческое семейное чувство – желание иметь нормальную семью, чувство ответственности за семью, жену, детей.

Кроме того, у дворян существовала и такая практика, когда помещики вообще запрещали своим крестьянам жениться, создавать семью. И если у таких крестьян появлялись незаконнорожденные, «нагулянные» дети, а они не могли не появляться у живых-то людей, то их отнимали у родителей и отдавали куда-нибудь подальше на воспитание в чужие семьи. Ещё крестьянских «девок» за всякого рода самые мелкие провинности перед барином или барыней нередко насильно выдавали замуж за немилого человека. В общем, выбивали и душили все человеческие порывы в простом человеке, измывались, как хотели, делали из него скотину, оскорбляли, унижали, убивали его человеческое достоинство. И это в обожаемой сегодня Царской России, где такие практики правили бал на протяжении веков, столетий.


А мы всё удивляемся, что у нас мужчины такие никудышные семьянины, а женщины с таким слабым материнским чувством?! Это после столетий-то отбивания всякой возможности и охоты становиться матерями и отцами, создавать семью?!

Людей, хорошо отзывающихся о советском прошлом нашей страны, часто обвиняют в предложении вернуться в прошлое, «вы тянете нас назад!», что, дескать, и невозможно, и якобы неполезно для страны. А, по-моему, очень даже такое возможно – посмотрите вокруг! Да, посмотрите на купеческие сюртучки Владимира Соловьёва, на перстни и медвежьи шкуры Никиты Михалкова, на псарни и конюшни нашей «элиты», возрождающей традиции прогулок верхом и «царской охоты» (в которой вообще никаких признаков благородства, даже внешнего не наблюдается!) – и они ещё кого-то будут осуждать за возврат в прошлое?! ))) Полагать, что если ты ходишь в церковь ставить свечки охапками и совать попу в ручку «на храм божий» – то вот ты уже как бы и православный, а верить уже и не обязательно (греша один хлеще другого) – это одно и то же, как и думать, что если твои чада научатся скакать верхом – то уже выглядят гораздо благороднее, чем обезьянка в цирке, которую научили на самокате кататься. Уж что-что, а новая либеральная Россия – это как раз возврат в далёкое прошлое, возврат к царской России с её порядками и ценностями: где счастливое материнство и отцовство только для богатых, где детское питание отменяется, садики и школы в провинции закрываются, роддома тоже (либо они становятся частными и платными), детские лагеря отдыха перепрофилируются в загородные сауны и базы для любителей «активного отдыха» (а те, что остаются – тоже теперь не по карману простым труженикам нищей провинции) и т.д. Всё это теперь привилегия жителей больших городов – анклавов высшего класса и класса среднекреативной прислуги-обслуги, возврат к гувернанткам и частным школам для привилегированного класса. Да с отъёмом детей у малоимущих людей – всё как при господах-матушках и батюшках («хамки» имеют право плодиться только для увеличения рабоче-тягловой силы)… Низкий им поклон, и гореть им в аду синим пламенем – больше уповать не на что пока. Ключевое слово – «пока». А то, глядишь, опомнимся, осознаем, наконец, что потеряли, чего лишись, разрушив и разорив мощную державу, превратив её в страну третьего мира, в сырьевую полуколонию с разрушенной экономикой и зависимым теперь от внешних «господ» (международных рынков и их хозяев) сельским хозяйством, с одурманенной наркотиками и насилием молодёжью (и не только виртуальным насилием, компьютерным и сериальным, боевиковым… но и реальным, повседневным и обыденным), молодёжью уже полуграмотной, зато циничной и жестокой, с продажным (это единственная теперь форма активности) или инфантильным остальным населением…

«… «девка» Матрёнка должна за свои вожделения ждать кары. То ли дело господа! Живут, как вздумается, ни на что им запрета нет. И таиться им не в чем, потому что они в свою пользу закон отмежевали. А рабам нет закона; в беззаконии они родились, в беззаконии и умереть должны… Увы, нет для раба иного закона, кроме беззакония. С печатью беззакония он явился на свет; с нею промаячил постылую жизнь и с нею же обязывается сойти в могилу. Только за пределами последней, как уверяет Аннушка, воссияет для него присносущий свет Христов… Ах, Аннушка, Аннушка!» – Михаил Салтыков-Щедрин «Пошехонская старина. Хроники».


Детство простого человека в царской России – это тема для отдельного произведения!.. Никакого места здесь не хватит приводить цитаты из письменных свидетельств той эпохи. А покамест русских классиков уже лет 20-30 почти никто из взрослого населения не читает, по телевизору нам нет-нет, а какой-нибудь историк, очередной приспособленец, быстренько перекрасившийся из пропагандиста-коммуниста в пропагандиста-либерала (какая разница что продавать – главное, чтобы это приносило доход!), дабы при новой власти остаться при кресле декана факультета, научного сотрудника или консультанта… поведает нам о том, какие, дескать, распущенные нравы пришли в Россию в двадцатых годах двадцатого века с приходом большевиков: как большевики чуть не многожёнство одобряли и т.п. Не знаю, не проверяла. Зато знаю другое, т.к. много изучала жизнь в России в 18 и 19 веках и приглашаю вас всех вспомнить, какие нравы царили тогда, и не где-нибудь, а в дворянской среде, в середе высшего сословия, задававшего тон всем остальным. Из тех же первых рук, от тех же современников тех лет мы узнаём, что в дворянской среде повсеместно существовала т.н. «гаремная жизнь» – сожительство мужчин-дворян с крестьянскими женщинами. Не буду вдаваться в подробности, потому что само название вполне говорит само за себя и о нравственном облике того общества, и об уровне отношений между полами, царивших в царской России.

Из разговора помещика (предводителя дворянства, между прочим) со своей женой: «Всем бы ты хороша… только вот детей не родишь! – Слышала. Надоел. Ещё бабушка надвое сказала, кто виноват, что у меня детей нет. – Уж не я ли? Да в здешней во всей округе ни одной деревни нет, в которой бы у меня детей не было. Это хоть у кого хочешь спроси».


И даже если в революционные годы и имели место быть те или иные аморальные формы отношений между полами, то было ли это хоть каким-то новшеством? Ответ вы уже знаете.


А вот здесь, при желании, можете ознакомиться с морально-нравственным обликом сегодняшних подростков (по телевизору это не обсуждают, предпочитая годами и десятилетия клепать и муссировать страшилки про большевиков, которые поклонники Димы Быкова и Бори Акунина любят слушать, наматывая сопли на кулак, пока их дети занимаются вот этим): http://www.youtube.com/watch?v=tAZ8ZTH7NfQ, причём от комментариев не менее страшно.

Где мои шесть соток? или Воспитание либероидного патриота с трусами стриптизёрши на голове


Ещё наши уважаемые либеральные СМИ (а других у нас сегодня, судя по единообразному составу экспертов мнений, по публикующимся журналистам и редакторам авторских колонок – просто нет) частенько напоминают нам о том, что из-за запрета в СССР частной собственности люди якобы оставались без земли, а советская власть унижала их позорными шестью сотками. Посмотрите, какие только болезные выверты не случаются с либеральными проповедниками, как они уже заврались и заговорились, но с ними-то всё понятно – у них во всём этом есть свой шкурный интерес, непонятно другое: как люди до сих пор всё это слушают и кивают, и поддакивают этому?! Как будто сейчас, при Гайдарах-Дворковичах, все мы вдруг наконец стали со своей землёй, да?! Да просто с гектарами земли на нос! Как будто и у меня, и у моих друзей, знакомых теперь гектары земли в собственности – живи не хочу, да?! Советское государство обеспечивало людей и жильём (квартирами), и загородными шестью сотками – и это, дескать, унижение. А то, что сейчас люди живут на чердаках, в подвалах, на лестничных клетках, в тоннелях теплосетей, лезут ночевать в дачные домики и на заброшенные стройки… что сейчас миллионы людей десятилетиями живут в съёмных или ипотечных клетушках и комнатушках, а тысячи обманутых дольщиков, до сих пор (даже после громких скандалов и клятвенных обещаний не одного депутата Госдумы лично взять вопрос под свой контроль!) не вернувших свои потерянные многолетние сбережения, продолжают жить кто у родственников, у знакомых, кто опять на съёмных квадратных метрах, – это не унижение! И не унижение то, что купить в Подмосковье землю с домиком сейчас по карману лишь проституткам: «поющим трусам» (как тех называют даже коллеги по эстрадному цеху), продажным писакам-журналюгам, воровским чинушам и крышующим их представителям силовых ведомств, придворным режиссёришкам и актрискам, обсирающим в своих творениях советское прошлое и плюющих в лицо ветеранам и нам, их потомкам, а так же обслуживающим их юристикам и бугалтеришкам, прикрывающим не за спасибо задницы разного рода мошенников и подонков (которых теперь принято называть бизнесменами), из-за которых миллионы людей сегодня и живут на улице или в нечеловеческих условиях… И вот здесь главное не забыть о национальной идее и пресловутом патриотическом воспитании подрастающего поколения! Чтобы оно твёрдо, как 2Х2, знало, что обеспечивать жильём и сотками – это зло, а обманывать-обворовывать и выбрасывать на помойку – это нормально и правильно! Как и правильно, хорошо – приучать людей становиться разного рода проститутками и их обслугой, зато с недвижимостью на земле площадью более шести соток, и именно к этому нам всем надо стремиться!

И ведь все эти Боровые-Познеры-Парфёновы-Сванидзе (и ко) не сами врываются в телестудии со своей ненавистью ко всему человеческому и хорошему (только потому, что оно было в «проклятом совке») – их ведь туда регулярно приглашают в качестве экспертов все государственные и негосударственные телеканалы нашей страны, десятилетиями приглашают именно их на дискуссии по самым важным, самым острым, ключевым политико-общественным вопросам страны. Почти только их одних нам и приходится слушать на всех публичных площадках для дискуссии. А закон медиа-матрицы, закон информационного воздействия и заключается в том, что если методично и долго капать на мозги людям пусть даже самую нелепую пакость – люди начинают в это верить. И уже не смешно, когда в очередной раз слышишь от людей такое: «А в СССР не было мобильных телефонов и интернета!» (тогда как их вообще ещё нигде не было!).


Буквально в прошлое воскресенье: ТВЦ, праймтайм, телепередача «В центре событий» – сюжет в духе патриотического воспитания с упоминанием о Великой Отечественной, про грусть ветеранов, про то, что «им нужна наша память!», и прочие красивые, правильные слова, и тут же, прям сразу же после этих слов с кадрами лиц людей, победивших фашизм, ведущая бодренько объявляет: «А в следующем сюжете мы узнаем о том, какая женщина может себе позволить сниматься обнаженной в восьмидесятилетнем возрасте!». Такое же самое мы видим почти каждый день – во всех новостных выпусках, у Соловьёва, у Пушкова… Дм. Быков завопит: «Не нравится – не смотри!». Ведь знает, гад, что многим-то как раз нравится этот циничный формат (поскольку уже привыкли, свыклись и сами оскотинели), а кому и не нравится – тот не хочет превращаться в параноика и невротика с пультом на страже, чтобы все время быть наготове и щелкать, щелкать кнопками, беспрестанно защищая детей то от кровавой нарезки сериала или боевика, то от модного сегодня «просветительского» медицинского цинизма, от бесконечных мельканий расчлененки на экране (люди в разрезе, суставы, органы, мозги, шевелящиеся от недостатка витаминов или от переутомления, а вот как выглядит печень вздутая, кишечник опорожнённый… и т.д. и т.п.), от развлекательной пошлятины, от новых развлечений в виде катастроф с окровавленными ошмётками тел по асфальту и т.д. Поэтому и смотрели, и будут смотреть, напитываясь этим шизофреническим паскудством для всеядных и развращённых, каким они и делают народ изо всех своих сил. Ведь людей уже приучили к этому формату, к этой всеядности и беспринципности, постепенно, шаг за шагом, на протяжении многих лет, и люди втянулись и даже уже полюбили, ещё и не такое сегодня любят.

А самое главное, что смотрят это ещё и потому, что альтернативы нет: всё телевидение только такое, другого телевидения теперь нет! А телевидение – это окно в мир и средство общения с ним, его познания, и остаётся таковым по прежнему для большей части населения страны, особенно для унылой провинции, для одиноких людей, для нелюдимых и закрытых, для уставших за день, для школьников, пришедших из школы задолго до возвращения родителей с работы и т.д. и т.п. Редко когда (примерно раз в год), промелькнёт какой-нибудь документальный фильм или передача, не отравленная тем или иным безрамочным сумасшествием или антирусским враньём. И не смешно ли слушать гнев депутатиков или каких-нибудь пушковых с трусами Памеллы Андерсон на голове (какие он непременно любит вытащить и потрясти ими в конце передачи, на десерт так сказать, после радения за отчизну и пенсионеров, за разваленную армию и угробленную бесплатную медицину, загибающееся образование, за катастрофу в ЖКХ и бездействие проворовавшихся представителей контролирующих органов и т.п.) в ответ на то, что Гудков, видите ли, съездил за помощью для борьбы с коррупцией к американцам – дескать, как непатриотично себя повел, чуть ли не предатель родины?! И это имеют наглость говорить в стране с полностью антинародной, антигосударственной политикой во всех сферах жизни общества, с полностью отсутствующей системой исполнения законов, из-за чего у них борьба с пресловутой коррупцией «почему-то» и не получается эффективной и даже официально признается крайне неэффективной.

Я полностью отдаю себе отчёт, что данная моя статья, как и многие другие мои материалы – идут вразрез с «генеральной линии партии». В стране, где сегодня массово героизируют белогвардейцев, вместе с мировым империализмом развязавших Гражданскую войну против русского народа (с мощной поддержкой европейских монархов, банкиров и их капиталов), войну, унесшую миллионы жизней россиян, и оставившую после себя голод и разруху – всё это, конечно, заставляет меня понимать, что эта тоталитарная сила (не уступающая по силе тоталитарной сталинской цензуре) почти не оставляет мне шансов на читательское внимание. Для чего либеральной России нужны все эти покаяния (и сегодня не только уже за советский период жизни нашей страны, но уже даже и за Великую Отечественную войну, развязанную оказывается чуть ли не напару с Гитлером, а также за победу в ней, принесшей «оккупацию» народам Прибалтики и другим, нисколько оказывается не страдавшим от фашизма и даже героизирующим сегодня фашизм и фашистов…) – всем и так понятно! Современной рыночной «элите» России героизация белогвардейщины и монархизма нужна хотя бы для оправдания текущего расслоения народа России снова на сословия, для оправдания имущественного и социального неравенства, несправедливости и беззакония (т.е. узурпации законов и власти новыми капиталистами-рыночниками), для оправдания капиталов, нажитых благодаря бандитской приватизации и бандитскому рейдерству (продолжавшемуся все два десятилетия «новой России»), благодаря приватизации и передаче природных недр, морских портов вместе с флотом и т.д. и т.п. в частные руки (вопрос о правомерности чего «закрыт и подниматься не будет»)… Мой народ, зазомбированный сегодня новыми проповедниками «великого» и даже «святого» царизма (даже канонизировали царя Николашку, у которого рученьки по локоть в кровушке народной, и развесили по церквам иконы с его изображением, чтобы молились ему, а не Христу) – этот народ, конечно, сегодня оглушен и ослеплен новыми доктринами, снова пропитан верой в доброго царя батюшку… который ни тогда, ни сейчас, просто, дескать, не видит и не может видеть всех вокруг безобразий, поскольку некоторые бояре, дескать, обманывают его, сердешного, дабы не лишиться своих боярских вотчин, а он им и верит, и верит, простодушный… Вот только «Каков поп – таков и приход», каков царь – таковы и бояре. И, видать, народ так и не учит никакая история, даже его собственная, так и топает он покорным стадом на заклание, на новые беды себе на голову, которые снова должны будут дойти до известного предела, после которого начнётся прозрение и после которого только народ увидит, что можно не жить чужим умом, не жить сказками и рассказами «проповедников» и придворных жрецов, а жить своей головой, свободной от ярма, от рабского, холопьего ярма.

http://zinna-book.livejournal.com/?skip=50

Показать полностью
Не мое История Политика Россия СССР Как жили Россия которую потеряли Хруст французской булки Длиннопост Текст
6
saifiew
saifiew
7 лет назад

Царские коммуналки, императорские Гулаги, материнское чувство и новая национальная идея ч.1⁠⁠

http://zinna-book.livejournal.com/20796.html?utm_source=oksh...

«Тот, кто первый, огородив кусок земли, решился сказать: «Это моя земля» и встретил людей столь простых, что они могли поверить этому, – этот человек был первый основатель того гражданского общества, которое существует теперь. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий ужасов избавил бы человечество тот, кто, вырвав колья и заровняв канаву, сказал бы: «Берегитесь, не верьте этому обманщику; вы пропали, если забудете, что земля не может принадлежать никому и что плоды её принадлежат всем»». Руссо


Царские коммуналки


Сколько лет мы всё слушаем про пресловутые советские коммунальные квартиры с очередями в туалет и ванную, с общей кухней, тесными комнатками и т.п. неприятными вещами. Вот, дескать, как плохо жили-то, не по-людски. Хотя многие люди до сих пор с ностальгией вспоминают эти старые-добрые советские общежития и коммунальные квартиры, где жильцы вместе весело лепили пельмени и пекли пирожки на общей кухне, где всегда можно было попросить соседей присмотреть за ребёнком, если нужно куда-то отлучиться, а не нанимать чужую тётю с улицы или через кадровые агентства всяких Фрекен Бок с рекомендацией-репутацией. Но либеральные СМИ уже не один десяток лет трудятся над тем, чтобы внушить молодому поколению, что общежитский и коммунальный быт советской действительности сильно приукрашен в таких фильмах, как «Одиноким предоставляется общежитие». Только вот кому надо верить: тем, чей рот открывается только по заданию и в соответствии с мнением редакции, только за зарплату и гонорар, готовым любую ложь состряпать и даже самим в неё поверить со всем прилежанием, положенным обслуге, обслуживающей заказчика, или верить всё же надо тем людям, которые сами жили в этих общежитиях и коммуналках? Рассказы моих родственников и их друзей (а всё это люди разных профессий, судеб и возрастов) полностью совпадают с той жизнеутверждающей, дружелюбной, душевной картинкой, которую я вижу в советских фильмах (включая и неудобства, неурядицы и раздоры, присущие каждой семье, каждому нормальному коллективу, в каждом нормальном, живом обществе, в пределах точно таких же неурядиц и раздоров, встречаемых запросто и в самых комфортных квартирах, где бывает ещё и похлеще, гораздо похлеще, и даже в квартирах со всеми немыслимыми удобствами в нескольких санузлах и спальнях на каких-нибудь трёх-четырёх человек!..).

Вот взять, например, одно такое общежитие – в каком сама живу до сих пор – да сравнить, каким оно было при «совке» и каким оно является сейчас, в обновлённой либеральной России, трясущей яйцами Фаберже и раздающей дворянские титулы эстрадным певцам и другим «особам, приближённым к императору» из обслуги (дворянства нет, а титулов и титулованных дворян – завались)! Тогда, при СССР, это было чистое и внутри и снаружи здание: лифты, лестничные пролёты, коридоры и холлы – всё было чистым, за всем ухаживали, мыли, подкрашивали, ремонтировали, да и жильцы, а также их дети мусорили весьма редко. Да, не финским красками красили, а отечественными, не такими, может, и яркими, но точно не менее стойкими. В холлах висели на окнах пусть скромненькие, но чистенькие занавески, в некоторых холлах были даже цветы, стояли телевизоры и кресла! А сейчас… в двадцать первом веке это общежитие представляет из себя жуткое подобие Бронкса – кругом грязь, намусорено, убирают кое-как, а нынешние, современные постояльцы и их детки гадят напропалую, всё закурено, оплевано, все стены изуродованы всякими похабными надписями и рисунками – просто живого места нет!; и никто эти стены не отмывает, не красит годами! Линолеум весь дырявый, местами в полу образовались ямы, с потолков свисают какие-то старые провода, болтаются под потолком полуоторванные лампы, в зону мусоропровода лучше вообще не заходить, а коммуникации здания уже отслужили свой срок эксплуатации, но нынешние владельцы этого, когда-то государственного, здания, исправно получают от жильцов все необходимые коммунальные платежи, однако даже не собираются заделывать ямы, ремонтировать трубы и т.д. О занавесках, цветах и телевизорах в холлах даже говорить не приходится – их теперь уже давно нет, вместо них грязь и дыры! И все мы прекрасно знаем, что такая общага – это маленькая модель всей нашей страны как во времена СССР, так и нынешней России.

Зато как сегодня на каждом углу воспевают Царскую Россию! Пока народ ностальгирует по «совку», эти с упоением тоскуют по монархизму, дворянству и крепостному праву. Верная и добровольно покорная процедуре промывания мозгов аудитория наших СМИ, похоронила свои светлые головы и сердца под тоннами передач, статей и книг про ужасы ленинизма, сталинизма, хрущевизма и брежневизма. Ну что ж, а давайте посмотрим, как жили в Царской России? Только давайте обратимся не к современным купленным сказочникам, а к первоисточникам, к тем, кто жил в той самой царской России, и много написал об этом! И, узнаем, были ли коммуналки изобретением советской России?


И что мы узнаём, читая русских классиков 19 века, дворян (заметьте, не марксистов-ленинистов, не большевиков!)? Из произведений Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Гоголя, Лескова, Островского, Толстого…, мы узнаём, что почти вся царская Россия жила в коммуналках: и дворяне, и мещане, и крестьяне, живавшие в городах на оброчных заработках. В Петербурге, Москве и прочих городах необъятной царской России очень многие ютились в многоквартирных клоаках с меблированными комнатами, сдаваемыми разным постояльцам в наём, так же с общей кухней, удобствами и т.д. Иные из царских коммуналок были весьма неопрятными и ветхими, с щелями и сквозняками, с плохим отоплением, комнаты этих квартир нередко представляли из себя буквальные клетушки с низкими потолками и плохим освещением, напоминая гробы, многие из которых, повторимся, были недостаточно отапливаемы и поэтому простуда (а за нею нередко и чахотка) – были распространены в массовых масштабах у квартировавших, а детская смертность от простуды была самым обычным делом, самым рядовым явлением. Прислуга в таких квартирах часто жила в закутке на кухне, не имея кровати и спя на полу, постелив под себя войлок. Плюс ко всему клопы и тараканы – полноправные жители и неизменные соседи не только крестьянства, но и дворянства царской России. Однако я уже не удивляюсь тому, что многие из современных людей, предпочитающих классической литературе творения Парфёнова и Быкова, свято верят, что тараканы – это так же, как коммуналки, исключительно советское изобретение! )))

«…всё семейство живет в одной комнате, только что ширмочками для благопристойности разгороженной. У них уж и гробик стоит – простенький, но довольно хорошенький гробик; готовый купили, мальчик-то был лет девяти; надежды, говорят, подавал. А жалость смотреть на них, Варенька! Мать не плачет, но такая грустная, бедная. Им, может быть, и легче, что вот уж один с плеч долой; а у них еще двое осталось, грудной да девочка маленькая, так лет шести будет с небольшим». (Ф.М. Достоевский «Бедные люди»)


«Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. … Вся комната была такого размера, что можно было снять крюк (дверной), не вставая с постели. …

– Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, – сказала вдруг Пульхерия Александровна, прерывая тягостное молчание, – я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик». (Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»)

Русские люди, читайте русскую классическую литературу, которую Томас Манн называл не иначе, как «святой». Многие величайшие классики немецкой, английской литературы выросли на произведениях наших великих классиков и называли наших, русских писателей своими учителями без которых не было бы их произведений!



Императорские Гулаги или Почему сейчас так любят Солженицына? (Уж не за Матрёну ли, то есть за того праведника, «без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша»? – Нет, не за неё!)


Кто уже только не написал статей и повестей про ужасы советских ГУЛАГов. Взять любимца новой России А.И. Солженицына. Недавно, наконец, добралась и до его литературных трудов (всё время отталкивали от того, чтобы взять в руки, лица, состав его трепетных поклонников). Но теперь ведь уже и в школьной обязательной программе, «наше всё», так сказать, поэтому и мне нужно знать – что же это за «самый-самый» наш писатель, «совесть нации»! Начала с «Матрёниного Двора», затем продолжила его легендарным «Один день Ивана Денисыча». Прочитала и не увидела в этой истории (ровно так же, как и в других подобных ей душещипательных историях) ничего более страшного, ничего и нисколечко более несправедливого чем то, что производилось в тюрьмах и на каторгах, например, Царской России. Напротив, порядки советского ГУЛАГа во многом выгоднее отличаются от царских каторг. Взять, например, хотя бы то, что при «императорах-батюшках» и «императрицах-матушках» все каторжные люди от крестьян до дворян отбывали сроки в кандалах, не снимая их даже на больничных койках, и умирая на этих койках тоже в кандалах. В кандалах (в которых гнили их ноги, и вздувались, вылезали кровеносные сосуды, вены…) они работали, в кандалах они спали, переодевались, в них они даже мылись в бане. Причём если Иван Денисыч и его друзья по несчастью ходили в лагере в баню каждую неделю, то в царской каторге баня полагалась один раз в несколько месяцев! Только представьте, как тело зудело, пахло (воняло), болело и страдало от насекомых. А какие были для царских каторжных больничные палаты – с каким содержанием, с каким лечением… – Ивану Денисычу и в страшном сне не снилось!

Уважаемые читатели, при всём желании я не буду помещать здесь никакие фамилии, имена и красноречивые цитаты из таких же первых рук, как от некогда лагерного А.И. Солженицына, – просто никакого места не хватит; на такую более-менее исчерпывающую подборку материалов у меня уйдут годы – столько этих свидетельств! Вы сами возьмите да почитайте – ну хотя бы Ф.М. Достоевского «Записки из мёртвого дома». И вы узнаете, какой это ад кромешный – эти царские порядки – с жесточайшими телесными наказаниями, с летальными от них исходами, с абсолютно нечеловеческими условиями содержания заключенных, с уродованием осуждённых клеймами на лице! и т.п. Да после всего этого слёзные откровения диссидентов о порядках советских лагерей вам покажутся, нет, конечно, не курортом, но гораздо менее страшным явлением, чем хотелось бы диссидентам, певцам либерализма-монархизма.


Кроме того, я вообще призываю вас всех больше читать русских писателей восемнадцатого и девятнадцатого века – пока в нашей либеральной России их вообще не запретили, ведь уже начали убирать из школы Лескова, например, заменяя его великие произведения на Бэллочку Ахмадулину и Пелевина. Не стоит забывать и о том, как в девяностые годы, когда в программу школы по литературе был добавлен великий страдалец Солженицын, примерно тогда же был оттуда тихо исключён Василий Шукшин. И ни от кого – ни от педагогов по литературе, ни от профессоров, писателей, деятелей культуры я ни разу не слышала упоминания об этом, хотя бы в виде удивления! Так что читайте – пока есть такая возможность. У российских школьников её становится всё меньше и меньше: мало того, что урезают учебные часы, отводимые на родной язык и родную литературу – одну из величайших во всём мире – так уже и поправочки вносят: зачем детям знать про судьбу Левши, им лучше знать про любовные терзания Цветаевой, проникаясь нервическим надломом её стихосложений, от которых меня лично ещё в школе коробило (как ни старалась учительница, правильно почувствовавшая дух девяностых, привить нам вкус к цветаевским стихам – мне они ну совсем не нравились, благо было с чем сравнивать). И не зря, не случайно, Василий Шукшин был исключен из программы – ведь его светлые живые картины внешней и внутренней жизни советских людей, не во всём безоблачной, но жизни с поднятой головой, с живой самостоятельной человеческой мыслью, с постоянным общением с совестью и открытым человеческим общением друг с другом, с разговорами о бескорыстии и о человеческом достоинстве (в каком ещё обозримом для нас веке истории, в какой ещё стране простой человек жил с поднятой головой, с правом на мысль, на своё мнение и его выражение?!), – всё это не вписывается в картину мира либеральных паучков, ткущих свои пропагандистские антирусские полотна. Да-да, товарищи-люди, тот, кто отрицает, низвергает, топчёт советского человека и его жизнь – тот отрицает русского человека вообще, потому что советский человек – это русский человек, это мои и ваши предки: наши бабушки и дедушки. Дед, горбатившийся всю жизнь строителем, чтобы построить заводы и детские сады, школы для людей, для детей (чего вообще не было для простого человека в царской России, чтобы народ её оставался безграмотен, был и глух и слеп, и только работал на сытых и праздных т.н. господ…), бабушка, спасшая в советском госпитале жизнь не одному русскому человеку... А сегодня, в воспевающей поповский царизм России, когда люди вызывают на дом скорую помощь – та запросто может и через час приехать, а может и вообще не приехать, либо может приехать с подвыпившей бригадой, либо со «спасителями», которые могут запросто сказать, что ничем помогать не будут – у них ничего нет… и т.д. И это не сказки – я лично свидетель таких вот историй, видела всё это своими глазами и слышала это своими ушами.

А подонки в джинсах и пиджачках с ТВ (как они даже сами себя называют – «гламурные подонки») запросто «стебутся», «прикалываются» в своих телекомедиях и сериалах над моими предками и их жизнью, над нашими бабушками и дедушками, пока последние из них еле-еле сводят концы с концами от пенсии до пенсии.


Так вот в царские времена, по которым так ностальгирует Никита Михалков и проч., нередкий помещик или одна (подчёркиваю – одна!) помещица очень средней руки за свою жизнь запросто изводила свыше десятка крепостных людей – живых людей, изводила в прямом смысле слова, не как нечто необычайное, а как рядовое и повсеместное обращение с крепостными вообще: убивала, забивая до смерти плетьми или розгами, доводила до самоубийства, морила голодом, замаривала на тяжёлых работах до надрыва здоровья слабого человека (который запросто, надорвавшись, вскоре умирал), гноила до смерти в подвале за провинности, или, продав на солдатскую службу (на 25 лет!, которые редко кто дослуживал, оставшись в живых)… А сколько таких помещиков насчитывалось под крылом царя-батюшки? – мно-о-го, и сколько людей они сгубили, сколько душ угробили?! И вот по этой утраченной российской элите и аристократии мне постоянно предлагают сожалеть и оплакивать те чёрные дни, когда они уплывали в эмиграцию на пароходах?


И когда в очередной раз я слышу про жертвы сталинских репрессий – у меня возникает лишь одно чувство, чувство негодования: до какой же степени нужно ненавидеть простого русского человека, которого так любили Василий Шукшин и Николай Лесков, изгнанные сегодня из школьной программы, чтобы твердить об этих репрессиях, напрочь забывая, до корней стирая из памяти, из совести (да у них её уже давно нет!) те миллионы людей, которые пали жертвами Царской России или «просто» не имели человеческой жизни вообще!!! Давайте поплачем об этих славных временах?!

А полюбопытствуйте как-нибудь на досуге, почитайте, какие казематы представляли из себя все эти красивые церковные монастыри – сколько узников в них было замучено. Вот вы сейчас ездите по этим «святым местам», путешествуете, гуляете по ним с экскурсоводом и, раскрыв рот, слушаете страшилки про то, что в советские времена в них были какие-нибудь склады, вы охаете и качаете головами… а то, что при императрицах-матушках эти «святые места» были наполнены стонами и криками заточённых и мучимых в подвалах, что монастырские крепости были очень распространённым местом ссылок и заключений, пыток и казней, страданий и смерти – об этом вам никто рассказывать сегодня не будет. А вы бы и спросили у экскурсовода – он же человек образованный, должен же быть знаком с письменными документами тех лет – скольких людей замучили в казематах или запытали до смерти на дыбе в глухих подвалах того или иного из монастырей. И не поэтому ли в начале двадцатого века люди сбрасывали колокола с церковных колоколен и с остервенением, с ненавистью крушили церкви – видя в них не святыни и не лубок на туристическом сувенире, а символы чего-то другого?! Стоит только чуть больше узнать историю своей родной страны, и уже не так просто будет верить в богоненавистнический атеизм большевиков, правда? Понятно, что среди большевиков были и ярые атеисты-материалисты, но смогло бы это заразить десятки тысяч совсем других людей? И давайте не забывать, что атеизм и материализм стали распространяться в различных странах мира, включая нашу страну, гораздо ранее до появления большевиков – выросли из учёного мира, к которому принадлежали и те же самые наши дворяне, монархисты. В англиях большивики не правили, и церкви не сносили, зато сейчас в их храмах ночные клубы и рестораны, и атеистов там уж никак не меньше, чем у нас.


И до какой степени надо быть бессовестными – чтобы оплакивать пролитую кровушку дочек царя-батюшки, но не оплакивать тысячи Машек и Ванек, умиравших не менее страшными смертями и никогда не видевших человеческой жизни при правлении этих «батюшек» и их доченек?!

Когда видишь Сванидзе или Михалкова (понятно кстати, почему он так ненавидит Ф.М.Достоевского, что даже никогда не стесняется об этом высказываться на всю страну) с их «праведным» гневом, обращённым к сталинистам и коммунистам – то видишь людей, лютой ненавистью ненавидящих лично меня и моих предков (простых русских людей), это их предки измывались над тысячами таких «хамок», как я и моя мама (помещики называли «хамками» крестьянских женщин). И если бы они тогда не уплыли пароходами, мы, «хамы» и «хамки», так никогда и не увидели бы свободной человеческой жизни, никогда не было бы у нас возможности учиться в школах и университетах, смотреть про себя фильмы Шукшина, Рязанова, Данелия… становиться учителями, врачами, писателями… мы бы только и пахали, не поднимая головы, на барина Михалкова и его дочек, мыли бы им унитазы, чистили ботинки, стирали бы их трусы (они же сами не считают необходимым стирать своё собственное бельё – они рождены сниматься в папкином кино, а трусы найдётся какой Маньке стирать, и уже нашлось – ведь в новой России огромную часть, казалось бы ещё недавно свободного советского народа, опять, снова обратили в холопов и лакеев).


Только-только человек поднял голову, только-только почувствовал себя человеком, как хищнички-потомки тех уплывших пароходами господ опять повылазили и на костях разрушенного коммунизма заново макнули, ввергли простого человека в пучину унизительного выживания в качестве прислуги, обслуги и просто рабоче-тягловой силы. Опять лишили человеческого достоинства, опять превратили в «хамок», в «быдло», в «хомячков» и в «офисный планктон». И если в Советском Союзе учителя уважали и ценили, то теперь, если учитель приходит на дом к ученику – некоторые родители не удосуживаются даже постели заправить и элементарно прибрать, или попросить детей убрать разбросанные по квартире вещи (говорю из собственного опыта частных уроков на дому). В СССР даже в выпивающей семье так себя не вели, а тут непьющие зажиточные люди, чьи дети ходят в языковую школу в центре Москвы, и такое быдляческое отношение и к себе, и к педагогам! Вот он – срам новой России, воспевающей царей и придворных попов.

Показать полностью
Не мое История Полиция Россия СССР Быт Хруст французской булки Россия которую потеряли Длиннопост Текст
19
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии