— Егорова, эй, слышь, тебя тоже, что ли, этот Шаров кинул с зарплатой? — обратился Ванька Никитин к однокласснице во время урока.
Боясь быть наказанной за болтовню, Егорова грустно кивнула в ответ.
— Вот ведь скотина! Я и не знал, что он столько наших развел, — повернулся Никитин к своему другу Тёме Маркову.
— Он и мне не заплатил, а я весь июль ходил эти объявления вонючие клеил! Только футболку испортил, — послышалось откуда-то с задних рядов.
— Я вообще сегодня узнал, что он половину школьников со всего города кинул, — сжал кулаки Марков и, не сдержавшись, ударил по парте.
— Для тех, кто забыл, напоминаю: каникулы закончились, вы на уроке, — монотонно промычала Любовь Васильевна, заполняющая журнал, пока ученики писали сочинение. Голоса умолкли, и класс снова наполнили царапающие звуки, создаваемые шариковыми ручками.
— Егорова, Никитин, Марков, Калинин, поле урока задержитесь, — не отрывая глаз от журнала, произнесла Любовь Васильевна, и в воздухе раздалось несколько тяжелых вздохов.
— Давайте, рассказывайте, что там у вас приключилось, — обратилась русичка к своим ученикам, когда весь остальной класс умчал на перемену.
***
Лёва Шаров переехал в этот город всего год назад и уже успел прослыть аферистом, кидалой и, переводя со школьного жаргона на более литературный язык, очень нехорошим человеком.
Этот предприимчивый дядя нанимал подростков на летнюю подработку и не выплачивал им зарплату, придумывая самые нелепые отговорки или просто игнорируя своих временных сотрудников.
Родители школьников не раз приходили с разборками к ушлому бизнесмену: угрожали вендеттой, писали заявления в полицию, обращались за поддержкой в интернет, но с Шарова всё как с гуся вода. Все договоренности — устные, офиса как такового нет, а сама фирма оформлена на брата, который уже два года работал в «службе безопасности банка», находясь в исправительном учреждении где-то на севере. Шаров посылал всех далеко и надолго, не опасаясь последствий.
— Может, машину ему разобьем? — предложил Марков одноклассникам, когда они всё рассказали учительнице.
— Или битами ноги переломаем, — произнесла миниатюрная, похожая на куколку с большими невинными глазами Егорова. Все с удивлением и испугом посмотрели в сторону девочки.
— С ума сошли? — строго обвела взглядом учеников Любовь Васильевна. — Хотите жизнь себе испортить? Вы же школь-ни-ки, вас тут каждый день думать заставляют, работать головой, а вы какие-то пещерные методы обсуждаете.
— Ну а что мы можем? У нас ни трудовых договоров, ни доказательств…
— Вы уже сделали два верных шага, — заговорщицки посмотрела на ребят учительница, и те навострили уши.
— Это какие?
— Нашли таких же потерпевших и рассказали о проблеме взрослым.
— Это не помогает, — отмахнулся Никитин.
— Да, но вы нашли правильного взрослого. Учителя.
— И что вы сделаете этому гаду? Поставите два за сочинение? — грустно усмехнулся Марков. — Лучше уж мы ему колёса спустим.
— Или арматурой по рукам надаём, — снова подала идею Егорова.
— Хватит, — хлопнула Любовь Васильевна по столу ладонью. — У него страничка в социальных сетях есть? В «Одноклассниках», например?
— Ага, я его аккаунт нашел, голосовые ему посылал, — признался Марков.
— Надеюсь, используя литературную лексику? — строго посмотрела на него учительница русского языка.
— Ага, стихами даже, вернее речитативом. Хотите послушать?
— Упаси господь, — перекрестилась учительница. — Меня и так после твоих сочинений и диктантов бессонница мучает, еще и рэп слушать. Покажи мне лучше его страничку, а я что-нибудь придумаю.
Профиль Шарова оказался закрытым, личной информации минимум: родной город и номер школы. Но этого Любови Васильевне оказалось вполне достаточно.
Когда все уроки в школе закончились, учительница достала телефон и, найдя в интернете контакты школы, которую когда-то окончил Шаров, позвонила туда. Объяснив ситуацию, она выпросила личный номер классного руководителя, выпустившего Шарова двадцать пять лет назад.
Женщина уже была на пенсии, но прекрасно помнила всех своих учеников, а про Шарова с ходу сказала:
— Тот ещё засранец. Причем как в прямом, так и в переносном смысле. Он, когда в девятом классе учился, собрал со всего класса деньги — якобы мне на подарок к Восьмому марта, а сам половину суммы в карман положил. Были и еще случаи. Ребятам тогда это всё надоело, и они его проучили на промежуточном выпускном. Он из-за этого даже в десятый класс не пошел.
— А поподробнее можно?
***
На следующий день Любовь Васильевна снова вызвала после уроков жертв Шарова и рассказала о своем расследовании.
— И что вы предлагаете? — спросил Марков, выслушав учительницу.
— Я ничего не предлагаю, я лишь рассказала вам историю одного мальчика. А что с ней делать, решайте сами.
Сделав вид, что она не при делах, Любовь Васильевна собрала вещи и, выпроводив учеников, закрыла кабинет.
— Ну и что будем делать? — спросил Никитин, когда они оказались на школьном дворе.
— Давайте попробуем сковырнуть старую болячку. В любом случае мы ничего не теряем, — посмотрела на ребят Егорова.
***
Шаров вышел из своей квартиры в приподнятом настроении. С утра позвонил какой-то мужчина, представился крупным поставщиком школьного оборудования и предложил заключить договор на распространение рекламы. Был обещан хороший аванс. Ноги Шарова пружинили, в голове играла музыка, а как только он зашел в лифт, то и в животе начались какие-то процессы. Их спровоцировало стихотворение, которое кто-то написал на стене в лифте. Шаров прочел только одно четверостишье и выбежал тремя этажами раньше, напугав соседей.
Шаров постарался выкинуть это всё из головы, но когда вышел на улицу и подошел к машине, то увидел под дворниками десятки листков со стихами. Живот скрутило еще сильнее. Шаров собрал листки и потопал с сторону мусорных баков, где толпилось несколько старушек.
— Тут что, сухпай раздают? — токсично съязвил он, проталкиваясь между бабками.
— Вот какая молодежь пошла, а мы всё их ругаем, что они отупели, а тут такие стихи, да еще и на мусорных баках, — восторженно лепетали старушки.
Шаров встал на месте как вкопанный. Кто-то перекрасил баки в черный цвет и белой краской вывел уже знакомые строки.
Разбросав листки по улице, мужчина поспешил к автомобилю и, чем больше он оглядывался по сторонам, тем чаще попадались рифмованные строки. Они были написаны мелом на асфальте, красиво оформлены в виде граффити на стене электрической подстанции во дворе — так, что почти с любого угла было видно. Даже на доске объявлений у подъезда красовались приклеенные намертво бумажки. Живот урчал всё сильнее.
Доехав до офиса, Шаров выдохнул. Он был уверен, что только его двор подвергся атаке странного литературного вандала, но ошибся. Какой-то очень молодой уличный певец положил те самые стихи на музыку и горланил вовсю, аккомпанируя себе на гитаре, прямо возле здания, где работал Шаров. К тому же по пути бизнесмену попался странный нищий, читавший стихи вслух, везде были разбросаны листовки, ими же под завязку была заполнена и мусорка у входа.
Вбежав в кабинет, потный от волнения и с дрожащими коленями, Шаров тут же упал в кресло и выпил воды. Наконец-то он был в безопасности. Достав из кармана телефон, мужчина увидел десятки одинаковых сообщений во всех мессенджерах. На его рабочую почту также сыпался стихотворный спам.
— Алло, полиция! Меня, кажется, преследует Лермонтов, — выпалил Шаров, набрав номер экстренных служб.
В ответ ему предложили два варианта: штраф за ложный вызов или рубашку с длинными рукавами. Шаров сбросил вызов.
Телефон разрывался весь день. Но бизнесмен перестал принимать звонки после нескольких вызовов, когда ему либо смеялись в трубку, либо читали стихи.
Через несколько часов бледный и измотанный Шаров двинулся в направлении, где должна была состояться встреча с заказчиками. Когда он вышел из офиса, то попал в окружение школьников разных возрастов. Все как один смотрели на него.
— Все по малолетке пойдете за угрозы и преследование! — зарычал Шаров.
А когда школьники начали в ответ хором читать стихи, он стартанул к машине странной напряженной поступью, напоминающей спортивную ходьбу. Шаров чувствовал, что начинает сходить с ума. Даже по радио ему теперь слышались злосчастные стихи, и он предпочел ехать в полной тишине.
Добравшись до места, мужчина выскочил из машины и помчался прямиком в главный офис заказчика, который, по его словам, находился в старом Доме культуры.
— Да-да, всё верно, мы в ДК. Заходите со служебного входа, я там, — инструктировал Шарова клиент по телефону.
Найдя нужную дверь, мужчина вошел внутрь и оказался в довольно темном помещении. Замо́к позади него щелкнул, и Шаров дернулся от испуга. Впереди что-то мерцало, и Шаров пошел на свет, то и дело набирая номер заказчика, который был временно недоступен.
Наконец включилось освещение, да такое яркое, что Шаров прищурился. Через пару мгновений он понял, что стоит на сцене в большом зале, битком набитом школьниками.
— Что вообще происходит? Где Павел Андреевич? Я по поводу распространения рекламы, — не своим голосом произнес Шаров.
— Может, сначала прочтете нам стихи, а потом уже о делах поговорим? — строго спросила Любовь Васильевна, сидящая в первом ряду.
— Я вас всех, всех… — бубнил Шаров что-то сквозь всхлипы. — Да вы хоть знаете, кто я такой?! — внезапно заверещал он, и в ответ зал взорвался издевательским смехом, как это было двадцать пять лет назад. Тогда, будучи подростком, он вышел читать стихи перед всей школой, и его сначала освистали кинутые не раз одноклассники, а потом, когда Шаров от волнения немного перегрелся ниже пояса, обсмеяла вся школа.
— Послушайте, либо вы вернете детям честно заработанное, либо мы свяжемся со всеми учреждениями, где вы наследили. Начиная с химико-механического техникума, где вы проучились два года, и заканчивая детским садом. Ваши педагоги наверняка с удовольствием составят для нас ваш портрет, — предупредила Любовь Васильевна.
Шаров сдался. Пришлось расплатиться машиной, когда стало ясно, что ни полиция, ни бандиты не собираются вести войну с несовершеннолетней ОПГ (организованной поэтической группой).
С бизнесом пришлось временно завязать. Шаров обратился за помощью к специалистам, чтобы побороть душевные травмы детства, мешающие ему нормально вести дела. Но он так залечился, что добрел до сути своих проблем, заставляющих его обманывать людей.
Сам не осознавая, он начал менять отношение к жизни. Впереди маячила долгая и кропотливая работа над собой.
Александр Райн
