Я давно наблюдаю за ней. Живу ею – её днями, её радостями и бедами, вдыхаю, пью её смех и истерики, пожираю глазами утреннюю, сонную, ещё неокрепшую гибкость её тела. Без неё моя жизнь была бы серой, как небеса в пасмурный день, как мутное дно гнилого ручья, как слой пыли на корешках книг в моём шкафу. Странно, как это я мог бросить всё ради эфемерной «женщины за стеклом» - так я её назвал – поддавшись плотской прихоти своего разума? Она стала центом моей крошечной вселенной, заключённой в стенах затхлой однушки, моим личным сериалом, моей невольной пленницей и – одновременно – моей княгиней, госпожой, Клеопатрой.
Наболтав себе огромную кружку самого поганого растворимого кофе, я занял свой привычный пост у окна. Своё место в зрительном зале. Вчера она рассталась со своим парнем. Громко, сочно – с битьём посуды и звонкими, хлёсткими ударами пощёчин. Конечно, я их не слышал, но каждый взмах её ладони, каждый удар заставлял меня вздрагивать, представляя щелчок кнута об оголённую кожу, о гладкий паркет, да о что угодно! Да… В тот вечер тепло и приятная дрожь волнами разливалась по телу. Не помню, сколько я уже не получал такого удовольствия. Наверное, ни одна женщина не могла сравниться с нею – той, которая не прикасаясь, не видя, не зная даже о моём существовании, подарила мне десятки эстетических оргазмов.
Но сегодня… Сегодня я собирался заполучить её всю. Свет – сеанс начался.
В окне напротив моя женщина устало входит в комнату с большим пакетом. Выставляет на журнальный столик початую бутылку вина (неужели пила за рулём?), выкладывает какую-то снедь (не могу разглядеть, что это). Подходит в шкафу, долгое время глядит на себя в зеркало. Она у меня упрямая, сильная – я никогда не видел, чтобы она плакала. Вот и сейчас, задрав подбородок, она критически оглядывает себя. Ты совершенна, счастье моё. Даже не думай забивать этим свою прелестную головку. Раздевайся.
И она обнажается. Постепенно, слой за слоем, стаскивает с бёдер узкую юбку, комком роняя её к своим ногам. Строгий, остроплечий силуэт накрахмаленной рубашки молнией соскальзывает, змеится по смуглой спине, чуть всколыхнув чёрное, идеально уложенное «каре». Однако предмет одежды не присоединяется к юбке, а повисает на тонком пальчике. Она одним отnоченным движением расстёгивает крючки на своём нижнем белье. Она превосходна. Даже в своей печали моя женщина остаётся богиней.
Рубашка вновь окутывает её плечи, но теперь сидит на ней развязно и свободно, словно опытная шлюха. Она не призвана скрывать её прелести, скорее надета просто так. Для души. По ногам пробегает белый росчерк, мгновенной истомой отозвавшись в моём воспалённом мозгу. Теперь я могу рассмотреть её всю, но она отворачивается от меня, уходит. Зажигает палочки. Интересно, чем они пахнут? Пусть будет сандал. Да, он подходит. Опускается на диван. Я, как маньяк, жадно слежу за тем, как тонкие пальцы душат горлышко тёмно-зелёной бутылки, как она щёлкает кнопки на пульте, как вглядывается в свет экрана. Моя хрупкая статуэтка. Моя мраморная Афродита. Она так грациозно запрокидывает свою головку на тонкой шейке и так отвратительно, совсем не по-женски пьёт из горла, самозабвенно наслаждаясь хмельным флёром забродившего винограда. Встаёт. Выключает свет. Теперь я вижу лишь лёгкий оттенок моей женщины, надёжно скрытый покровом полумрака. Теперь она ещё больше будоражит мою фантазию, дразнит её, раздражает мои рецепторы, жжёт их. Возбуждает. В свете зомбоящика я вижу её выступающие, широко разведённые колени, её животик, грудь, запрокинутый подбородок.
Кисть, блуждающую по телу.
По влажным ключицам, по внутренней стороне бёдер. По самым потаённым уголкам её тела. Я буквально чувствую её частое дыхание, слышу скрип диванной кожи, хрипы, рвущиеся из покачивающейся груди, чувствую напряжение её мышц, нарастающий жар её тела, тяжесть в висках, словно раскалённым шаром раздувающееся желание…
Но в один момент всё исчезает. Лопается, взрывается вместе с дрожью её колен, очертаниями рёбер, проявившихся от судорожного вздоха, вместе с упавшей на бок головой и этим прилипшим к шее локоном. Я и сам вцепляюсь в подоконник, будто в неистовой горячке, пальцы сводит, виски взмокли, но лёгкость во всём теле будоражит моё сознание. Моя. Она теперь только моя. Лишь я один смог урвать себе кусочек сокровенного таинства, украсть его, подобно тайному поклоннику, сталкеру, извращенцу.
В эту ночь я спал, как младенец.
А наутро меня ждал сюрприз. Опущенный занавес моего театра, плотной стеной разделявший меня с ней – и…
Чёртов белый прямоугольник А4, режущий глаза. «Я тебя видела.»