Васко да Гама по праву считается одним из создателей Португалии как великой морской и торговой державы. Тем не менее, достигнув преклонного возраста, великий адмирал вынужден был на родине заниматься тяжбами за «подаренный» королём Мануэлом город Синиш. Только в 1524 году он отправился в очередное путешествие по открытому им маршруту. На этот раз, помимо талантов мореплавателя и флотоводца, ему предстояло показать себя и способным администратором в качестве вице-короля португальских владений в Индии.

Коса на камень

Радость от возвращения да Гамы в Лиссабоне была недолгой – сказался неуживчивый характер адмирала, как коса на камень нашедший на скупость короля Мануэла. Тяжба за Синиш всё никак не решалась, а король упорно не желал оказывать содействие. В конце концов, адмирал решил действовать в обход закона и совершить, как это сейчас принято называть, «рейдерский захват» города. Он перебрался туда с семьёй и большой группой лично преданных ему ветеранов индийских походов и самовольно на собственные средства начал возведение в черте города своей резиденции. Для этих целей в Синиш согнали большое количество рабов, которые день и ночь работали под надзором людей да Гамы.

Синиш, как мы помним, находился под властью Ордена Сантьяго, однако местный орденский глава откровенно боялся дона Васко и вообще старался не показываться в «его» части города. Он упорно делал вид, что ничего не происходит, даже когда адмирал начал самовольно собирать в городе налоги, что, вообще говоря, являлось прерогативой Ордена. Когда же игнорировать проблему стало невозможно, он весьма ловко вышел из положения, сказавшись больным и уединившись в своей резиденции.

Однако если наместник Синиша сдал да Гаме городе без борьбы, то главы Ордена в Лиссабоне решили бороться до конца. Они стали жаловаться королю, и тот, в конце концов, отправил строптивому адмиралу послание, в котором говорилось, что у того есть месяц, чтобы вместе с домочадцами и сторонниками покинуть город и более туда не возвращаться. Если же по истечении означенного срока кто-либо из названных персон будет замечен в пределах Синиша, он будет подвергнут штрафу в 500 золотых крузаду и телесным наказаниям за неповиновение воле короля.

Отказ означал бы фактическое объявление войны собственной Родине, поэтому да Гаме пришлось покориться. Он перебрался в город Эвуру, где построил себе дворец, но его отношения с Мануэлом испортились окончательно. Надо сказать, что король неоднократно пытался примириться с упрямым покорителем Каликута и регулярно спрашивал его совета во всём, что касалось дел в колониях. Но запрет возвращаться в родной город неизгладимой обидой лёг на сердце морехода.

Годы шли, а новых дел для адмирала Индийского океана всё не появлялось. Его по-прежнему вызывали во дворец на совещания, но возглавлять новые походы поручали другим. Все обещания земельных пожалований и наград так же оказались забыты. Да Гама убивал время в своём дворце, не вознаграждённый за былые подвиги и не имеющий возможности совершить подвиги новые. Всё это злило старого моряка, и когда при королевском дворе случился скандал с участием нескольких других флотоводцев, он тоже не остался в стороне.

А случилось вот что. На одном из приёмов Мануэл поссорился с адмиралом по имени Фернао Магальяеш и серьёзно его обидел. Тот, недолго думая, объявил, что отказывается от португальского подданства и убывает в Испанию, чтобы предложить свои услуги тамошней короне, что и сделал, попутно адаптировав своё имя к испанскому языку и назвавшись Фернаном Магелланом. С Магелланом двор покинули ещё несколько заслуженных капитанов, и да Гама решил последовать их примеру. Мануэл решил во что бы то ни стало оставить адмирала Индийского океана при дворе и написал ему сочащееся дружелюбием письмо, в котором просил остаться на службе и не уезжать. Параллельно с этим он выделил для Гамы титул графа Видигейра, который и был ему присвоен зимой 1519 года.

Пока да Гама ссорился и мирился с королём, ситуация в Индии была далека от спокойствия. Спустя некоторое время после разгрома своего флота заморин Каликута собрал крупные силы для ответного удара. Он обратился к радже Кочина и стал требовать, чтобы тот сжёг португальский форт и прогнал европейцев из своих владений. В противном случае заморин грозился сжечь Кочин. Раджа ответил отказом, и правитель Каликута во главе 50-тысячной армии штурмом взял город и подверг его разорению. Раджа еле унёс ноги. Радость заморина, однако, была недолгой – вскоре к городу подошла португальская эскадра под командованием Альфонсу д’Альбукерке. Заморин, уже неоднократно битый европейцами, предпочёл убраться восвояси. Власть раджи была восстановлена, а на месте старого форта португальцы возвели новый.

Это было не последнее столкновение Альбукерке с заморином – спустя несколько лет владыка Каликута ещё раз попробовал напасть на португальцев, но вновь был разбит и изгнан. Португальцы постепенно осваивали индийское побережье, заключая союзы с местными царьками и выстраивая торговлю.

Была у этого процесса и другая, менее приглядная сторона. Вместе с усилением колоний увеличивалась и власть губернаторов. После того, как в 1515 году Альфонсу д’Альбукерке скончался, на смену ему приходили казнокрады и проходимцы, которые постепенно выходили из повиновения метрополии. Они вступали в сношения с маврами за спиной короля, «кроили» деньги с налоговых отчислений, а один даже продал врагу Португалии султану Адена пушки и порох. Король Мануэл, находившийся на другом конце мира, практически никак не мог повлиять на эту деградацию властной вертикали, и на момент его смерти в 1521 году проблема оставалась нерешённой. Наследовавший ему король Жуан III знал только одного человека, способного своими энергичными действиями и суровой непреклонностью привести колонии к повиновению.

Последний поход рыцаря

Коль надо, сжав булат в руке привычной,

Я вам пойду служить на поле брани

Иль в песнях сладкозвучных, необычных

Увековечу славные деянья.

Я, возлюбя отчизну безгранично,

От вас надеюсь получить признанье.

И если небо в час святой и чудный

Вас вдохновит на подвиг многотрудный.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь X, стих 155

К апрелю 1524 года все приготовления были завершены: 14 превосходно оснащённых кораблей стояли в лиссабонской гавани и ждали, когда на борт своего флагмана поднимется адмирал Индийского океана. Ему было уже за 60, и хотя его окладистая борода поседела, уверенность всё так же чувствовалась в каждом его движении, а рука всё также твёрдо лежала на рукояти тяжёлого рыцарского меча. В качестве ближайших помощников в новый поход он взял своих сыновей – Эштевао и Паулу. Очевидцы отмечали, что в походе адмирал словно бы не мог надышаться морем – он практически не покидал мостик, как будто возмещая ту длительную тоску по плаваниям, которую был вынужден терпеть в последние годы.

В августе эскадра достигла Мозамбика, где её с почётом встречали солдаты из португальского гарнизона и эмир – послушная марионетка на троне. С трудом верилось, что когда то да Гама был вынужден идти на ухищрения, чтобы добыть тут себе лоцманов: теперь португальцы были хозяевами на этой земле. Спустя несколько дней в море был встречен большой мавританский корабль, и адмирал решил тряхнуть стариной. Он сам руководил боем, а когда «мавр» был взят на абордаж, радовался едва ли не сильнее матросов. Казалось, он обрёл вторую молодость.

В конце сентября 1524 года Васко да Гама прибыл в столицу Португальской Индии – Гоа. Там он официально принял титул вице-короля и энергично принялся наводить порядок. Первым делом он шокировал местных богачей и чиновников, отказавшись принять обильные подарки в честь вступления на новую должность. Вручение подарков было своеобразной традицией, и, принимая их, вице-король как бы гарантировал местной элите свою лояльность. Гама прекрасно это знал и, демонстративно отказываясь от даров, словно бы провозглашал новый курс на борьбу с коррупцией.

Затем новый вице-король перешёл к конкретным действиям. Он распорядился тщательно расследовать все случаи незаконного присвоения имущества и хищения казённых средств, а о результатах докладывать ему строго конфиденциально. С нарушителями разговор был короткий. Выявив, например, за богатым горожанином по имени Франсишку Перейра ряд финансовых махинаций и случаев присвоения чужого имущества, да Гама объявил, что каждый, кто пострадал от его рук, может явиться и потребовать средства, эквивалентные понесённым убыткам. Перейра оказался разорён за каких-то три дня. Параллельно с этими делами вице-король распорядился провести тщательную ревизию вооружений и боеприпасов в городе, и те командиры, у которых вскрылись недостачи по причине тайного сбыта оружия маврам, были смещены с постов и подвергнуты жестоким наказаниям.

Представители купечества и колониальной элиты скоро поняли, что этого угрюмого старика невозможно ни подкупить, ни разжалобить. Все новые назначения да Гама утверждал сам, а с кандидатами проводил длительные собеседования. Будучи опытным моряком и солдатом, он устраивал настоящие экзамены молодым офицерам, надеявшимся по родительской протекции занять командные посты в колониальных войсках. Если же просители осмеливались даже на самые робкие возражения, старик сурово отчитывал их своим громовым голосом, столь знакомым всем, кто когда-либо ходил с ним в походы. Его источающие желчную иронию и упрёки тирады эхом разносились по всем уголкам резиденции вице-короля, поэтому не составляло труда определить, в каком расположении духа находился дон Васко в тот или иной день.

Подобный деятельный образ жизни вкупе с возрастом не мог не сказаться на здоровье да Гамы – вице-король всё чаще чувствовал недомогания, вызванные малярией, которые стойко переносил на ногах, не позволяя себе слечь. Закончив дела в Гоа, Гама в таком состоянии направился с инспекцией в Кочин. Он очень мало спал, вставал засветло и первым делом звал к себе писцов, чтобы те фиксировали распоряжения на день.

Вскоре у него открылись язвы на затылке и на шее, и страшная боль не позволяла поворачивать голову, что очень раздражало старика. Когда он стал совсем слабеть, то приказал слугам везде носить себя в кресле, даже в таком состоянии продолжая работать. Проведший всю жизнь в сражениях, он упорно отказывался сдаваться и здесь, не желая лечь в постель и поручить себя заботам докторов. Вице-королю казалось, что без него всё пойдёт прахом, взяточники и расхитители, боявшиеся его как огня, едва почуяв слабость правителя, тут же вновь поднимут головы, а многократно битые им мавры вернутся. Однако даже такой суровый рыцарь, как да Гама, оказался бессилен перед болезнью. Он скончался 24 декабря 1524 года в Кочине.

В контексте истории географических открытий и португальской истории достижения Васко да Гамы невозможно переоценить. Он единственный из всех португальских адмиралов удостоился чести быть воспетым в большой поэзии: в том же XVI веке величайший поэт страны Луиш де Камоэнш посвятил ему поэму «Лузиады», стилистически подражавшую «Энеиде» Вергилия.

Помимо открытия морского пути в Индию, да Гама был в числе тех, кто заложил принципиально новый способ войны на море, и адмиралы последующих столетий будут постепенно отходить от тактики абордажного боя в пользу артиллерийского противостояния. Что же касается Индии, то там португальцы всерьёз закрепиться не смогли и позднее были практически вытеснены оттуда голландцами, англичанами и французами. Не последнюю роль в этом сыграли слабые связи лиссабонского двора с колониальными губернаторами, которым зачастую не хватало решительности и бескорыстности покорителя Каликута.

Автор: Александр Свистунов

Оригинальная публикация

Еще больше интересного - в telegram-канале автора! Подпишись!

Паблик в ВК

Если первый поход к берегам Индии Васко да Гама совершал во главе небольшой флотилии из 4 кораблей, в повторном плавании под его началом была уже целая армада. Время дипломатических увещеваний прошло. Маврам и их индийским союзникам предстояло испытать на себе действие португальской корабельной артиллерии.

К родным берегам

Возлюбленных героев величая,

Гирлянды нимфы резвые сплетали

И, с гордой розой лавры сочетая,

Потомков Луза щедро увенчали.

Затем, к своим супругам припадая,

Обет любви и верности им дали,

Сказав, что жизнь и смерть,

несчастья, беды

Не властны над любви святой обетом.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь IX, стих 84

Спустя несколько дней после отплытия из Каликута да Гама высадил на берег одного из пленников и передал ему письмо для заморина, в котором говорилось, что адмиралу бы хотелось считать всё случившееся досадным недоразумением. Пленников же дон Васко обещался вернуть после того, как покажет им Португалию и представит королю, дабы они смогли убедиться, что португальцы – отнюдь не разбойники, каковыми их описывали арабские торговцы.

Путь до побережья Африки был мучительным. За всё время экспедиции умерло от болезней или погибло немало моряков, так что на остальных ложилась дополнительная нагрузка. Команды кораблей также периодически мучили различные недуги, так что те или иные обязанности наравне с командой случалось выполнять и капитанам. Наконец, 2 января нового 1499 года на горизонте показалась земля – это была Африка. Вскоре моряки смогли разглядеть очертания крупного прибрежного города. Лоцман-индус сказал, что это – Могадишо, порт мавританских торговцев и известное логово пиратов.

Как бы в подтверждение его слов от берега отделилась небольшая флотилия лодок и быстро поплыла наперерез португальской эскадре. Да Гама понимал, что ни в коем случае нельзя допустить сближения с ними – немногочисленные и ослабленные болезнями португальские команды в абордажном бою были заведомо обречены. Зычный голос отдал команду, и, вторя ему, в унисон рявкнули бомбарды. Строй пиратских лодок рассыпался, несколько перевернулось, остальные же поспешили ретироваться.

По дороге домой эскадра не упустила случая зайти в едва ли не единственный порт, оставшийся дружественным по отношению к ним – в Малинди. Султан встретил их радушно: путники пробыли в городе несколько дней и пополнили запасы провизии. Помимо этого, да Гама попросил у султана разрешения нанять лоцманов, которые вели его корабли в Индию, для путешествия в Португалию – их знания могли очень пригодиться при составлении новых карт. Султан дал добро, и корабли продолжили свой путь.

На обратном пути болезни унесли жизни ещё нескольких моряков, после чего оставшимся стало совсем тяжко исполнять свои обязанности – на кораблях отчаянно не хватало рук, и, как следствие, ход эскадры значительно замедлился. Было принято непростое решение сжечь «Сан-Рафаэль», команда которого оказалась самой малочисленной, а моряков и груз распределить между «Берриу» и «Сан-Габриэлем».

В довершение всех бед, тяжело заболел Паулу да Гама, и это внесло определённые коррективы в маршрут. Дон Васко отправил Николау Коэлью на «Берриу» прямиком в Лиссабон, чтобы весть об открытии Индии, не задерживаясь, достигла ушей короля. Сам же он повёз больного брата на остров Тершейру, где находился францисканский монастырь. Он надеялся, что монахи если не вылечат Паулу, то хотя бы помогут облегчить его страдания. «Берриу» достиг Лиссабона 10 июля 1499 года. Паулу да Гама боролся за жизнь более месяца, но всё же не смог выйти из этой схватки победителем. В ночь на 30 августа он скончался в монастырской келье. Васко да Гама тяжело переживал смерть брата, однако долг звал мореплавателя в Лиссабон, где его дожидался король Мануэл.

Герои торжественно прошествовали по улицам Лиссабона 18 сентября 1499 года. Народ ликовал, король был доволен. Мануэл I Счастливый был известен своей прижимистостью, если не сказать скупостью, но не уважить адмирала и его людей не мог. Все они были награждены. Сам да Гама получал во владение свой родной город Синиш, однако тот находился во власти Ордена Сантьяго, и рыцари захотели получить взамен его другой город.

Подобный обмен мог быть совершён только с разрешения папы римского, так как военно-монашеские ордена находились в его ведении. Нужно было снаряжать посланца в Рим. Командор Ордена намеренно затягивал дело – несмотря на заслуги да Гамы и то, что он сам был рыцарем Ордена Сантьяго, отдавать Синиш, приносивший солидный доход, крестоносцы не спешили. Ситуацию усугубляло то, что Орден был одним из основных кредиторов короны, и король Мануэл не торопился содействовать Гаме в его притязаниях, чтобы не лишать себя доступа к орденскому золоту.

Выходило так, что героя вроде бы наградили, но получить в распоряжение свою награду он не мог без разрешения из Рима. Король, который, несомненно, мог поспособствовать скорейшему получению этого разрешения, от тяжбы устранился, предоставив сторонам разбираться самим, и дело застопорилось. Чтобы как-то компенсировать да Гаме неудобства, король назначил ему ежегодную пенсию в 1000 крузаду до тех пор, пока Синиш не перейдёт к нему во владение. Забегая вперёд, скажем, что этого так и не произойдёт – тяжба продлится несколько лет, а в 1507 году да Гама покинет Орден Сантьяго и вступит в другое братство – Орден Христа. Обещанную пенсию тоже платили не регулярно – сказывались перебои с поставками с африканских рудников и уже упомянутая прижимистость короля. Все эти неприятности немного компенсировались тем, что вскоре после возвращения домой да Гама женился на Катарине ди Атаиди, девушке из влиятельного клана Алмейда.

Не спеша раскошеливаться, Мануэл, между тем, уже лелеял планы по расширению своих владений. Он уже заочно включил едва открытую Индию в перечень подвластных земель, и его титул теперь звучал как «Король милостью божьей Португалии и Альгарве как по этой стороне моря, так и за морем, в Африке, Повелитель Гвинеи и завоевания, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии». Что по этому поводу этом могли подумать аравийские эмиры и иранский шах, Мануэла беспокоило мало.

Едва остатки эскадры да Гамы прибыли в Португалию, король начал готовить новый поход в Каликут. Сам Гама вместе с Бартоломеу Диашем участвовал в подготовке и рассказал новому адмиралу Педру Альварешу Кабралю о всех подводных камнях каликутских придворных интриг. Эскадра Кабраля из 13 кораблей покинула Лиссабон 9 марта 1500 года. Принял в ней участие и соратник да Гамы Николау Коэлью. Закончилась эта экспедиция в целом неудачно. Кабралю удалось получить от заморина разрешение на торговлю в Каликуте, но ему не хватило дипломатической гибкости да Гамы – при первом же мелком конфликте между португальцами и местными началась поножовщина, европейцам пришлось отступать на корабли, фактория же была сожжена. В отместку Кабраль обстрелял Каликут из бомбард и отплыл восвояси. В Лиссабон вернулись лишь шесть кораблей из тринадцати.

Сладкий вкус мести

Король Мануэл был раздосадован исходом экспедиции Кабраля и решил отправить в Индию ещё одну эскадру – более мощную. Начальствовать над ней сначала хотели поставить Кабраля, но да Гама настаивал, чтобы руководство поручили ему. Он даже соглашался уступить своё адмиральское жалование Кабралю и дать ему отступные в размере 2000 крузадо за это.

Причиной такой настойчивости было то, что да Гама не слишком верил в способности Кабраля и считал, что подобные миссии ему не по зубам. Помимо этого, был у него и личный интерес – желание рассчитаться за все обиды и несправедливости, которые он и его люди понесли в Каликуте. В этот раз он собирался везти в Индию бочонки не с мёдом, а с порохом. Мануэл внял доводам дона Васко – тот получил титул адмирала Индийского океана и был утверждён в качестве руководителя новой экспедиции.

Планируя новую экспедицию, Васко да Гама не скрывал её основного назначения. Теперь он собирался идти к берегам Индии уже не как торговец и дипломат, а как завоеватель. Для того чтобы закрепить португальское присутствие у индийских берегов, он предложил королю Мануэлу держать там постоянно курсирующую эскадру каравелл. С одной стороны, она охраняла бы португальские торговые суда, а с другой – топила всех других торговцев, осмеливающихся подрывать «бизнес» короны. Королю идея понравилась.

Что касается состава экспедиции, то число кораблей в ней было доведено до 20. При этом 10 из них находились под непосредственным командованием да Гамы, 5 должны были составить эскадру для крейсерской войны у индийских берегов, а ещё 5, под флагом племянника адмирала Эштевао да Гамы, должны были охранять португальские фактории на побережье. 10 февраля 1502 года армада вышла в открытое море. Сам да Гама шёл на флагманском «Сан-Херонимо».

В этот раз плавание тоже не обошлось без трудностей. У Мыса Доброй надежды португальцы потеряли корабль «Санта-Елена» — он был изрядно побит штормом, потерял мачты и не мог следовать дальше. Моряки с «Санта-Елены» перешли на «Бретоа» и «Санта-Марию». Наконец, преодолев множество испытаний, армада в начале июня подошла к Мозамбику. Местные жители сразу узнали стоящие на рейде огромные корабли под белоснежными парусами – в городе началась паника. Эмир тут же поспешил на встречу с европейцами: огромная пышно украшенная лодка доставила его к борту «Сан-Херонимо». Гама откровенно упивался своим положением – теперь он мог сам ставить условия. Эмир поклялся обеспечивать безопасность португальских моряков и их имущества, пока они будут в Мозамбике, а также предоставить путешественникам всё необходимое.

Пока чинились корабли, да Гама решил не сидеть сложа руки и привести к покорности богатый город Килоа, расположенный дальше на побережье. На этот город наткнулся в ходе своего плавания Кабраль, но сходу подчинить его не смог и отплыл несолоно хлебавши. В Килоа был отправлен Педру д’Агийяр на двух каравеллах. Драться, впрочем, не пришлось – Агийяр буквально на пальцах объяснил местному эмиру-мавру, что если тот окажет сопротивление, то скоро вместо двух кораблей прибудут два десятка, а бомбарды европейцев раскатают город по брёвнышку. Негр с ходу сообразил, что лучше сотрудничать, нежели отправиться на рандеву с духами предков, и спустя считанные дни в его владениях была открыта португальская фактория. Защищать её с отрядом солдат остался молодой офицер Франсишку Серрано, который уже представлял, как по возвращении домой будет в красках рассказывать лучшему другу, Фернану Магеллану, о своих приключениях.

Закончив дела на африканском побережье, да Гама поспешил к Индии. В этот раз его корабли вышли к берегу существенно севернее цели, поэтому армада продолжила движение на юг, по пути провозглашая новые порядки. А были они, надо сказать, довольно простыми и понятными. Король Мануэл – владыка всех морей, а посему все должны признавать его главенство. Король вводит три запрета: нельзя перевозить турок, торговать пряностями (португальцы намеревались сделать это своей монополией) и иметь отношения с Каликутом. Город, купцы которого ослушаются этого наказа, будет сожжён дотла. Желающих оспаривать новые законы практически не находилось – португальские пушки были весомым аргументом.

В один из дней португальцы увидели вдалеке большой парус – это было торговое судно. Его довольно быстро догнали, и взошедшие на его борт европейцы были буквально ошарашены богатством содержимого его трюмов. Однако ещё больше Гама удивился, когда узнал в капитане корабля одного из мавританских советников заморина, в своё время активно подбивавшего правителя перерезать португальцев и сжечь их факторию. Адмирал пришёл в ярость и, утратив самообладание, совершил поступок, отбрасывающий тень на его имя даже спустя века. Капитан умолял пощадить его, но Гама был неумолим – после того как португальцы перегрузили на свои корабли всё ценное, он велел поджечь захваченное судно вместе с оставленной на нём командой.

Мавры поняли, что спасения ждать неоткуда. Отчаяние и ярость в их сердцах пересилили страх. На корабле началась ожесточённая схватка – мусульмане были хуже вооружены, но превосходили португальцев числом, а близость мучительной смерти окончательно притупила в них инстинкт самосохранения. Толпой бросились они на португальских моряков, и те, рубя эту многоликую кричащую массу, всё же не могли с ней справиться. Теснимые к борту, португальцы прыгали за него в надежде вплавь достичь своих кораблей. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, да Гама приказал своим людям как можно скорее покинуть каликутский корабль. Очевидец описал дальнейшее так:

«Капитан-командир приплыл сам на маленькой лодке, приказал всем своим людям покинуть мавританское судно и велел потопить его выстрелами из фальконетов. Так и сделали. Мавры плавали вокруг, а наши преследовали их на лодках и убивали копьями. Случилось так, что мавр, плывший в воде, нашёл в воде копьё. Он поднялся над водой, насколько мог, и швырнул копьё в лодку. Копьё пронзило и убило одного матроса. Это показалось мне замечательным случаем. Я записал его».

Наконец, 30 октября 1502 года португальская армада достигла Каликута. В городе уже знали о приближающейся угрозе, поэтому европейцы нашли городскую гавань пустующей – купцы увели свои суда в устье реки, где большие португальские корабли не могли их настигнуть. Заморин тут же отправил да Гаме послание, в котором клялся в вечной дружбе и обещал дать солидные отступные, если грозный адмирал пощадит его город. Гама ответил, что примирится с Каликутом на следующих условиях: ему возместят все убытки от разграбления фактории, выдадут зачинщиков нападений на португальцев, дабы те были преданы суду, и, наконец, вышлют из города всех арабов и мавров. Заморин ответил отказом. Дальнейшие действия адмирала красноречиво описал Гаспар Корреа:

«Тогда он велел всем судам подойти ближе к берегу и весь день и всю ночь бомбардировал город, причинив этим большие разрушения. Он прекратил стрельбу лишь потому, что стрельба расшатала корпуса португальских кораблей… Когда он это делал, в гавань вошли два больших корабля и двадцать две груженных рисом малабарских самбуки и лодки. Когда наши увидели их, за ними погнались каравеллы, и они не могли ускользнуть, так как были тяжело нагружены рисом… Шесть командиров самбук явились к капитану-командиру и заявили, что они из Кананора, и назвали имя приказчика Рюи де Манданья и других португальцев. Капитан-командир был очень доволен и отпустил их. Зато он приказал разграбить шестнадцать самбук и два больших корабля… Затем капитан-командир приказал отрубить всем захваченным в плен руки, уши и носы и положить всё это в маленькую лодку и туда же положить жреца, повесив ему на шею его отрубленные руки, нос и уши и письмо на пальмовом листе к заморину, в котором он советовал сделать карри из того, что привезёт ему жрец».

Корабли да Гамы два дня подряд неустанно бомбили Каликут. Наконец, адмирал решил, что на первое время с его старых врагов хватит, и отправился налаживать торговые связи в другие крупные города побережья – Кочин и Коилун. С их правителями Гама достаточно быстро нашёл общий язык, причём страх перед португальскими пушками был далеко не единственной причиной для такой сговорчивости.

Раджи Кочина и Коилуна видели в португальцах своеобразную «крышу», которая за определённые отчисления сможет устранять их конкурентов точно так же, как это случилось с Каликутом. Перспектива получить себе в союзники и защитники «железных людей» с их изрыгающими гром и огонь пушками была настолько привлекательной, что оба правителя с ходу дали добро на открытие португальских факторий в своих владениях.

Приносящий бурю

Могучую армаду Саморина

Разрушат в клочья ядра огневые,

Помчатся над кипящею пучиной

Кормила, мачты, паруса былые.

А юноша, как воин дней старинных,

Презрит, смеясь, опасности земные,

На абордаж взяв флагман горделивый

И сотни мавров полонив кичливых.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь X, стих 28

Вскоре ситуация снова потребовала активных военных действий. Во время пребывания да Гамы в Кочине в один из дней к нему прибежал посланец от раджи – тот спешно звал португальца к себе во дворец. Оказалось, что шпионы правителя в Каликуте передали угрожающие вести – заморин не только жив, но и на деньги мавританских купцов собирает огромный флот, чтобы раз и навсегда расправиться с европейцами.

Практически одновременно с этим в Кочин прибыл посланник от заморина, который привёз для Гамы предложение мира и заверения в дружбе от правителя Каликута. Однако адмирал уже знал о приготовлениях мусульманской флотилии, и усыпить его бдительность посланцу не удалось. Последний был схвачен, обвинён в злоумышлениях против христиан и, после того, как сознался, что на самом деле является шпионом, подвергнут страшным истязаниям. Ему живому отрезали губы и уши, вместо которых пришили собачьи, и в таком виде отослали обратно в Каликут с «наилучшими пожеланиями».

Тем не менее, было ясно, что сидеть на месте нельзя. На совете капитанов было принято решение не дожидаться, пока заморин соберёт все возможные силы в кулак, а самим идти к Каликуту и там навязать мусульманам бой на своих условиях. К тому же у хитроумного адмирала была идея, которая, как окажется впоследствии, не только поможет выиграть бой, но и заложит принципиально новые методы войны на море.

Когда 12 февраля 1503 года флоты встретились вблизи гавани Каликута, португальцам могло показаться, что имеет место ситуация с мышкой, поймавшей кошку. Численность вражеского флота превзошла все ожидания. Очевидец отмечал, что мавры шли на сотнях кораблей, и хотя их суда в целом уступали португальским в ряде конструкционных параметров, это было уже не столь важно. Численный перевес был критическим. Гама, однако, оставался невозмутимым, и его уверенность постепенно передавалась всем солдатам и морякам. Они не погибнут, не сложат головы под этим чужим солнцем на краю земли, ведь у дона Васко есть план.

План действительно был. Едва флотилии начали сближаться, Гама велел сигнальщикам передать на другие корабли, чтобы те разворачивались бортом к неприятелю. На палубах отбивали ритм барабанщики, туда-сюда сновала орудийная прислуга, сверкали клинки абордажников. Наконец, был дан сигнал, и хором взревели мощные пушки европейцев. Мир словно бы замер на мгновения, утонул в клубах дыма, раскололся от орудийного грохота. Даже сами португальцы никогда прежде не видели такого зрелища.

Дело в том, что хоть первые корабельные пушки были известны ещё в XIV веке, применялись они, в основном, для того, чтобы уничтожать такелаж на вражеских кораблях и осыпать картечью абордажников противника. Со временем, когда на кораблях появились орудия более крупных калибров, их в основном использовали для обстрела целей на побережье, тогда как главной тактикой борьбы с неприятельскими судами оставался абордаж. Но в тот день адмирал Индийского океана Васко да Гама решил пойти против всех военных канонов.

В силе мусульманской флотилии крылась и её главная слабость – весь этот огромный рой кораблей шёл плотной группой, максимально облегчая работу португальским артиллеристам. Как отмечал впоследствии один из участников боя, промахнуться было просто невозможно. Тяжёлые каменные ядра буквально дробили каликутские корабли, крошили их в мелкую щепу. Мавританские моряки с воплями сыпались в воду, пытались найти спасение на ещё целых судах.

В это время, подобно демону вынырнув из клубов порохового дыма, «Сан-Херонимо» двинулся по направлению к каликутскому флагману. На вражеском корабле заметили движение «португальца», но не могли ничего поделать – незадолго до этого на флагмане ядром снесло мачту, которая, падая, внесла сумятицу на палубу и покалечила многих моряков. Корабли сблизились, и с бортов щедро посыпались стрелы: это португальские арбалетчики состязались в меткости с малабарскими стрелками, использовавшими огромные, в человеческий рост, луки.

Борта кораблей уже напоминали спины огромных ежей, когда, наконец, португальцы железной волной хлынули на палубу «мавра». Там их уже дожидались отборные гвардейцы заморина, наиры. Закипел яростный бой. Через несколько минут палуба окрасилась кармином, и смолк лязг металла – всё было кончено. Увидев, что флагман потерян, а враг продолжает одолевать, остальные корабли каликутской флотилии начали поворачивать и пускаться наутёк. Лишь тогда европейцы смогли перевести дух. Это был их день.

После разгрома мавританского флота Гама вернулся в Кочин – там до самой зимы он решал различные организационные вопросы и руководил постройкой португальской фактории. На этот раз её превратили в настоящую крепость с высокими стенами и пушками на них. Отдав все необходимые распоряжения, адмирал взял курс на Португалию. Когда в начале сентября 1503 года его эскадра достигла родных берегов, Васко да Гама не узнал лиссабонскую гавань: строились новые склады, верфи, а на рейде стояли купеческие корабли. Лиссабон становился одним из крупнейших торговых портов мира, и существенная заслуга в этом принадлежала именно адмиралу.

Окончание следует...

Автор: Александр Свистунов

Оригинальная публикация

Еще больше интересного - в telegram-канале автора! Подпишись!

Паблик в ВК

Когда б Гомера воскресили боги,

Его б кифара Эгаша воспела.

Воспела бы героев темнооких,

Двенадцать португальских кавалеров.

А славный Гама, мореход и воин,

Энеев щит наследовать достоин.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь I, стих 12

Когда заходит речь об эпохе Великих географических открытий, по обыкновению первым вспоминают Колумба, затем – Магеллана, и лишь потом – Васко да Гаму. Большинство преподавателей истории и географии скажут, что был он португальским мореходом и известен благодаря тому, что проложил для современников и потомков морской путь в Индию. Советские историки, традиционно осуждавшие колониальную политику европейских государств, ставили да Гаму в один ряд с испанскими конкистадорами и, отмечая его несомненные заслуги как первопроходца, «обличали» его как алчного, беспощадного палача, принесшего горе и смерть в тихий и заповедный мир сказочного Востока.

Безусловно, отчасти они правы – Васко да Гама отнюдь не был бескорыстным миссионером. Он не только достиг таинственной Индии, но провёл там полноценную военную кампанию, завоевав для Португалии новые богатые колонии, и попутно способствовал формированию инновационных изменений в тактике морского боя. Португалец был фигурой противоречивой, но его открытия и деяния по своему масштабу и эпохальности несоизмеримо превосходят те несколько сухих строк, которые ему обычно отводят в учебниках. Постараемся взглянуть на жизнь великого первопроходца под немного другим углом.

Нам Бог дарил властителей примерных,

Себя бессмертной славою покрывших,

Как наш король Жуан непобедимый,

Что в трудный час край отстоял любимый.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь I, стих 13

Если посмотреть на карту Европы, становится ясно, почему португальцы ещё на самой заре становления своего государства обратили взоры к морю. Само геополитическое положение страны диктовало такую стратегию развития. На востоке были Арагон и Кастилия, которые вели упорную войну с Гранадским эмиратом и которым ещё только предстояло стать Испанией. На севере находилась огромная и богатая Франция. Ни там, ни там ловить, в общем, португальцам было нечего – разотрут и не поморщатся. Поэтому мореплавание и торговля были естественным историческим выбором Португалии, прижатой более сильными соседями к океану на западе Пиренейского полуострова.

Была и ещё одна проблема – страна лежала на периферии тогдашних торговых путей. Поэтому все дефицитные товары с Востока, особенно пряности, доходили до Португалии с большими ценовыми накрутками. Ко всему прочему, в середине XV столетия турецкий султан Мехмет II захватил Константинополь и двинулся на Балканы, оттесняя христианский мир от путей в Азию.

Португальские короли снаряжали всё новые и новые экспедиции, которые двигались на юг вдоль побережья Африки. Они основывали поселения и фактории в надежде рано или поздно достичь Индии – страны сказочных богатств и пряностей. Наконец, во второй половине XV века, при короле Жуане II, поиски принесли плоды. Сначала добравшийся до Индии по суше офицер Перу да Ковильян в отправленном на родину отчёте указал, что до Индии можно добраться по морю, а затем в 1488 году Бартоломеу Диаш сумел достичь крайней южной оконечности Африки и вышел в Индийский океан.

Огибая Африку, экспедиция попала в тяжелейший шторм, который чуть не погубил мореходов, и Диаш назвал южную точку «чёрного континента» мысом Бурь. Однако впоследствии король, воодушевлённый достижениями адмирала и его людей, дал ей новое название, под которым она известна и по сей день – мыс Доброй Надежды. Диаш хотел плыть и дальше, но команды кораблей, изнурённые долгим и опасным путешествием «за край земли», угрожая бунтом, потребовали от него распоряжения лечь на обратный курс.

Даже несмотря на это, король Жуан ликовал – рухнули старые убеждения, что Африка простирается до самого полюса, и теперь достижение индийских берегов было лишь вопросом времени. Король принялся было готовить новый поход на Восток, но в 1491 году внезапно трагически погиб его единственный сын Альфонсу, и весь запал монарха сразу испарился – Жуан погрузился в тоску, и лиссабонскому двору стало не до географических авантюр. Португальцы вернутся к идее индийского похода лишь спустя четыре года, уже при новом короле Мануэле I.

От дьявола, от турка и кометы…

Теперь я с вами, государь, прощаюсь

И к повести о Гаме обращаюсь.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь I, стих 18

Насчет года рождения Васко да Гамы историки спорят до сих пор. Одни считают, что он появился на свет в 1460 году, другие – что в 1469-м. Доподлинно известно лишь то, что случилось это в приморском городке Синиш, находящемся на 160 километров южнее Лиссабона. Его отцом был алкайд (воевода) города рыцарь Эштевао да Гама, ведший свой род от сподвижника короля Альфонсу III Альвару Анниша да Гамы, который в середине XIII века отвоевал эти земли у мавров. Мать Васко, Изабель Содре, вела свой род от английского рыцаря Фредерика Садли. Кровь хоть и не «голубая», но происхождение вполне недурственное, так что юному да Гаме, третьему из пяти сыновей, светили не самые плохие жизненные перспективы.

Живя на берегу моря, трудно в него не влюбиться. Васко с братьями и другими мальчишками постоянно играл на берегу. Должно быть, он мечтал о том дне, когда ступит на просмоленные палубы могучих кораблей под снежно-белыми парусами и направится туда, за горизонт, сквозь бури, к сказочным заморским странам. Естественно, что мальчик с самых младых ногтей стал приобщаться к тонкостям морского дела.

Однако была у него и другая тяга, бывшая полной противоположностью мечтам о морских походах: семья да Гама была очень набожной и воспитывала детей в соответствующем ключе. Васко всю свою жизнь оставался ревностным католиком, а в годы юности даже чуть было не стал монахом. Он принял два пострига из необходимых трёх, но в последний момент, видимо, тяга к морю всё же пересилила в нём религиозные устремления.

Фоном для поры взросления будущего первооткрывателя были ошеломляющие победы турок. Ещё в раннем детстве мальчик слышал рассказы об ужасной константинопольской резне, а затем вести о новых завоеваниях османов стали приходить в Португалию всё чаще. Слышал он и о комете, которую наблюдали в Европе через несколько лет после падения Константинополя и которую считали предвестием новых страшных бед для христианского мира. Снова и снова перед сном маленький Васко вместе с братьями повторял немудрёные слова молитвы, которой научил их отец: «От дьявола, от турка и кометы спаси нас, Господи». Он не забудет эти детские страхи и пронесёт ненависть к мусульманам через всю свою жизнь.

Отцовские деньги позволили будущему адмиралу получить весьма хорошее по тем временам образование, однако юный Васко при первой же возможности предпочёл поменять теорию на практику, а гусиное перо – на острый клинок. Приключений не пришлось искать долго. На границе между Португалией и Кастилией как раз в те годы всполыхнула очередная малая война, которую вряд ли упомянут современные учебники. Пылали деревни, рыдали вдовы, на деревьях мерно покачивались покойники, а по приграничной полосе носились туда-сюда лихие ватаги молодцов в сияющих доспехах. К одному из таких отрядов и присоединился молодой да Гама.

Впрочем, пограничные стычки довольно скоро приелись юноше – его голодная до подвигов душа жаждала чего-то большего, и он знал, где это большее нужно искать. Конец 80-х годов XV века он провёл под палящим марокканским солнцем, участвуя в осаде Танжера крестоносным ополчением. Тогда же Васко вступил в католический воинский орден рыцарей Сантьяго, окончательно избрав войну с «неверными» делом всей жизни. Однако, как водится, судьба вновь перетасовала колоду, и ремесло крестоносца стало очередной несостоявшейся карьерой молодого да Гамы (наряду с монашеством).

Марокканская кампания принесла Васко первую известность. По возвращении домой он отправился в Лиссабон, где был представлен ко двору. Попал он, что называется, «из огня да в полымя» — у побережья страны свирепствовали французские пираты, которые, ко всему прочему, захватили королевский «золотой» конвой, шедший из Гвинеи. Жуан II рассудил, что молодой герой Марокко, знакомый, к тому же, с корабельным ремеслом, отлично подойдёт на роль проводника монаршего гнева и в 1492 году приказал нанести ответный удар по французским торговым эскадрам, курсировавшим вблизи португальских берегов. Да Гама на мощном военном корабле прошёл вдоль побережья страны, захватывая и сжигая всё, что плавало под флагом с лилиями. Каперство стало третьей и последней из его несостоявшихся профессий.

Когда весной 1493 года Васко да Гама с победными вестями вернулся ко двору, произошло событие, изменившее как его жизнь, так и весь ход мировой истории. Из Нового Света на доверху нагруженной диковинами каравелле под испанским флагом вернулся Христофор Колумб. В ярко освещённой зале в окружении придворных король Жуан II принимал человека, сделавшего, как тогда казалось, невозможное. Он уже не был простым сыном генуэзского ткача и мечтателем – перед благородной публикой стоял герой. Многие, включая короля, пожалели, что не приняли некогда его рассказы всерьёз и отказали в снаряжении экспедиции. Присутствовал на этой аудиенции и Васко да Гама. Возможно, именно там, среди толпы перешёптывающихся придворных, он, наконец, понял, какой жребий ему уготовила переменчивая фортуна.

При всей сенсационности совершённого Колумбом открытия, в нём угадывалось одно серьёзное несоответствие. В распоряжении европейцев уже были определённые сведения об Индии, полученные, в том числе, и от Марко Поло, и эти описания никак не соотносились с рассказами дона Христофора. Нет, земля, которую открыл Колумб, определённо не была Индией.

На край света

Герои вышли в океан открытый

И бороздят валов мятежных гривы.

Корабль летит и, пеною омытый,

Взрывает гладь жемчужную заливов.

И белый парус, ветрами обвитый,

Над океаном реет горделиво.

И прочь несутся, в страхе цепенея,

Стада детей бесчисленных Протея.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь I, стих 19

В 1495 году, после смерти Жуана, на португальский престол взошёл новый король. Ввиду отсутствия у усопшего монарха живых сыновей им стал представитель младшей ветви Ависской династии герцог Мануэл Визеу, короновавшийся под именем Мануэла I. Уже потом, спустя годы, народ дал ему прозвище «Счастливый».

Новый король всерьёз вознамерился закончить начатое Бартоломеу Диашем и достичь берегов Индии. К слову, в адмиралы нового похода прочили именно Диаша, но Мануэл решил по-другому. Никто не знал, как встретят в сказочной Индии португальцев, поэтому тут нужен был не только опытный мореход, но, в первую очередь, человек с военным опытом, стойкий и решительный. Именно такими качествами, по мнению короля, обладал бывший крестоносец и капер Васко да Гама. Историк XVI века Гаспар Корреа дал весьма высокопарное описание встречи короля и будущего первооткрывателя:

«Однажды король сидел в зале, где он работал за столом, давая приказания. Случайно король поднял глаза, когда по залу проходил Васко да Гама. Он был его придворным, человеком благородного происхождения… Этот Васко да Гама был скромным, смышлёным и смелым человеком. Король задержал на нём свой взор, сердце его дрогнуло, он подозвал его, и, когда тот преклонил колено, король сказал: «Я буду рад, если вы возьмётесь совершить поручение, где придётся много потрудиться». Васко да Гама поцеловал руку короля, ответив: «Я, государь, слуга ваш и исполню любое поручение, хотя бы оно стоило мне жизни».

Доподлинно неизвестно, так ли было на самом деле, тем более что сам Корреа появился на свет лишь спустя год после этих событий.

Король не жалел средств на подготовку экспедиции. Для кораблей был выделена превосходная древесина, заготовленная ещё при Жуане II. Постройкой руководил лично Бартоломеу Диаш. Именно ему принадлежала идея заменить косые паруса четырёхугольными, а сами корпуса сделать более массивными и обладающими большим водоизмещением. В соответствии с его коррективами были построены «Сан-Габриэль» и «Сан-Рафаэль», оба с водоизмещением в 120–150 тонн. Двумя другими кораблями эскадры стали чуть меньшая в размерах каравелла «Берриу» и так называемая «ретонда» — судно-склад, перевозящее провизию, ремонтные материалы и прочее необходимое. Сам да Гама поднял свой штандарт на флагмане «Сан-Габриэль». Командование «Сан-Рафаэлем» принял его брат Паулу, на мостик «Берриу» заступил опытнейший Николау Коэлью, а «ретонда» была доверена Гонсало Нуньешу.

Пока на верфях шли работы, придворные картографы тоже не сидели без дела – они собирали воедино все сведения, которыми располагали и которые могли пригодиться экспедиции. Переводились на португальский и известные записки арабских мореходов. Не побрезговали и весьма популярной в то время астрологией, обратившись за предсказанием к известному астроному и прорицателю, еврею Аврааму Закуту, который посулил экспедиции удачный исход. Оставим другим рассуждения о роли высших сил в начинании да Гамы. Заметим лишь, что несколькими годами ранее Авраам Закут аналогичным образом предсказал открытие Индии и Христофору Колумбу.

По приказу короля экспедицию должны были усилить самые опытные моряки страны, в том числе и те, кто когда-то плавал с Диашем. Общее число участников похода составило приблизительно 170 человек. На корабли грузили порох, оружие, провизию и товары, которые, по замыслу короля, могли стать предметом торговли с заморскими купцами. В их число входили стеклянные бусы, сукно, мёд в деревянных бочонках, зеркала и прочая утварь, произведённая руками европейских умельцев. Понимая всю важность миссии да Гамы, король Мануэл наделил его широчайшими полномочиями:

«В зависимости от того, что он считал более подходящим, мог вести войну или заключать мир, делаться купцом, воином или послом и, в свою очередь, посылать посольства к королям и правителям и писать письма за своей подписью, как он находил нужным… ибо король считал, что Васко да Гама сам будет знать, что нужно делать, так как он всё более и более нравился королю».

Наконец, к лету 1497 года все приготовления были закончены. Жарким днём 8 июля, отстояв торжественный молебен в присутствии короля, моряки и офицеры взошли на корабли и покинули гавань Лиссабона, отправляясь в неизвестность. Остаток лета и большую часть осени эскадра шла на значительном расстоянии от африканского берега, опасаясь сильных встречных ветров. Дни сменялись днями, матросская рутина поглотила экипажи, а сам адмирал коротал вечера над записями Марко Поло, снова и снова рисуя в своём воображении вожделенную Индию.

В начале ноября было решено причалить к берегу, чтобы провести необходимые ремонтные работы и пополнить запасы пресной воды. Бухту, лежащую между 32 и 33 градусами южной широты, в которую 4 ноября вошла эскадра, назвали Святой Еленой. Пока одни приводили корабли в порядок, другие исследовали новую землю в поисках людей. Уже на второй день португальцам встретились несколько аборигенов, одного из которых удалось поймать. С большим трудом, при помощи жестов европейцы смогли ему объяснить, что они не враги его народу. Негра усадили за стол и накормили, а вскоре к лагерю вышли ещё полтора десятка его соплеменников. Очевидец так описал местных жителей:

«У жителей этой страны кожа тёмно-коричневая. Еда их состоит из мяса тюленей, китов и газелей и из корней трав. Они одеты в шкуры и вооружены копьями из масличного дерева, на концах копий укреплены закалённые на огне рога. У них много собак, и эти собаки похожи на португальских и лают так же. Птицы в этой стране тоже очень похожи на португальских – это кормораны, галки, горлицы, жаворонки и многие другие».

И хотя было очевидно, что торговать с небогатыми аборигенами не выйдет, а переводчики вряд ли смогут найти с ними общий язык, отношения между европейцами и африканцами установились вполне благожелательные, так что моряки могли отдыхать и делать свои дела, ничего не опасаясь.

Однако вскоре всё изменилось. В один из дней португалец Фернао Велозо решил подробнее разведать, как живут аборигены, и увязался за их маленькой группой, следовавшей в родную деревню. Солнце клонилось к закату, когда размеренную жизнь португальского лагеря потревожили вопли Велозо, а через несколько мгновений на берегу показался и он сам, улепетывающий от толпы разъярённых негров. Что такого сделал в местной деревеньке этот солдат, чтобы так разозлить её население, осталось загадкой, однако за ним давно закрепилась репутация задиры и любителя ввязываться в конфликты, поэтому, вероятно, такой исход был делом вполне закономерным.

Португальцы бросились на защиту товарища, завязалась потасовка, в ходе которой появились раненые с обеих сторон, включая самого да Гаму, получившего стрелу в ногу. Уступавшие в численности, но превосходящие местных во всём остальном, европейцы смогли отразить этот натиск и отбить своего, однако всем стало ясно, что спокойным дням в бухте Святой Елены пришёл конец. Спустя два дня, 16 ноября, португальская эскадра вышла в открытое море и продолжила свой путь. 22 ноября флотилия обогнула мыс Доброй Надежды и стала двигаться на Северо-Восток.

Продолжение следует...

Автор: Александр Свистунов

Оригинальная публикация

Еще больше интересного - в telegram-канале автора! Подпишись!

Паблик в ВК

Впервые викинги достигли Ирландии и Шотландии благодаря тому, что наблюдали за сезонными перелетами птиц между Скандинавией и этими землями. Кроме того, во время длительных плаваний они замечали, что птицы, оказавшиеся на их кораблях, не покидали борт, пока не удавалось достигнуть расстояния одного перелета до большой земли. Если, конечно, несчастных пташек к тому времени не сжирали. Живший в X веке норвежский мореход по имени Флоки Вильгердарсон имел привычку брать на борт своего драккара священных воронов, которых время от времени выпускал. Если птицы возвращались, можно было предположить, что поблизости земли нет. Если ворон не появлялся, это вселяло в моряков надежду. Так Флоки стал первым норвежцем, достигшим берегов Исландии, а заодно получил от земляков прозвище Вороний Флоки.

У скандинавов была серьезная мотивация отправляться в плавания – Исландия, Гренландия и «Винланд» в Новом Свете были открыты в первую очередь потому, что в самой Скандинавии было «очень не очень» с хорошей пахотной землей, и местным жителям порой было крайне трудно прокормить свои семьи. Их навигация основывалась на наблюдении за природой, морем и ночным небом.

Еще до конца первого тысячелетия нашей эры викинги разработали метод определения направления в море. Они подметили, что каждый день солнце поднималось на максимальную высоту в небе, прежде чем снова опускаться к горизонту. Наблюдая за тенью от мачты или какой-то другой части корабля, в то время как солнце двигалось по своей дневной дуге, они могли держать относительно прямой курс.

Расположение солнца на его максимально дневной высоте, как и его наиболее низкое положение относительно уровня моря, фактически определяли для мореходов стороны севера и юга. Кроме того, поскольку побережья Скандинавии преимущественно простираются по направлению «север-юг», местные моряки придумали концепцию «суши» (восток) и «заморья» (запад). Иными словами, северо-восток и юго-восток они определяли как «северная суша» и «южная суша», в то время как северо-запад и юго-запад – «северное заморье» и «южное заморье». Викинги также научились определять скорость своих драккаров и пройденные расстояния, отсчитывая удары весел по воде. Едва ли они использовали Полярную звезду для определения широты, но она могла служить им ориентиром в ночное время, подобно солнцу в течение дня. Простейшие измерительные приборы появились уже после того, как были открыты Исландия, Гренландия и «Винланд».

Однако солнце не всегда светит в суровых северных краях, поэтому скандинавы разработали простейшие способы приблизительно определять свое местоположение при помощи органов чувств. Так, например, они могли почувствовать запах хвойных лесов задолго до того, как те оказывались в поле зрения. Они наблюдали за цветом воды, ее плотностью и температурой, просто опуская руку за борт, оценивали ее запах и даже ее соленость. Нерадивого «лоцмана», который пренебрегал знаками природы или раз за разом терпел неудачу в прокладке верного курса, в один прекрасный день могли в профилактических целях просто выбросить за борт и на веревке протащить за кораблем.

Викинги также использовали примитивные ручные лоты для измерения глубины и определения расстояния до суши. Они привязывали к грузику лота комок жира, и затем, после извлечения его из воды, по цвету и составу того, что налипало на жир, могли определить местность и примерно расстояние до берега даже в условиях густого тумана.

Скандинавские моряки внимательно наблюдали за водоворотами и течениями, и были особенно искусны в понимании того, как эти течения и ветер влияют на поведения моря. Они наблюдали за облаками и заметили, что те имеют тенденцию скапливаться у берегов, и что облака часто покрывают вершины гор, благодаря чему о приближении суши можно было догадаться еще до того, как удавалось различить сами горы. И они практически наверняка были знакомы с такими явлениями, как миражи или отражения лежащей за горизонтом земли, которая становилась видимой. Блики, отражаемые покрытой снегом или льдом землей, также могли дать намек на то, что желанная суша была не так далеко.

Автор: Александр Свистунов

Оригинальная публикация

Еще больше интересного - в telegram-канале автора! Подпишись!

Паблик в ВК