Автор: С. Дробышевский

Наука движется вперёд. Учёные наблюдают всё больше фактов, собирают всё больше данных, постигают всё больше истин. Некоторые вопросы иногда уже кажутся окончательно решёнными. Земля круглая, на Южном полюсе лежит Антарктида, Волга впадает в Каспийское море, динозавры и неандертальцы вымерли. Особенно склонны обобщать и абсолютизировать преподаватели, ведь им надо быстро, кратко и достаточно категорично доносить истины до не всегда внимательных и часто не слишком эрудированных слушателей.

Неандерталец и кроманьонец. Рисунок Николая Ковалёва

Одна из таких недавно устоявшихся истин: современное человечество возникло в Африке в интервале от 300-200 до 80-50 тысяч лет назад, потом расселилось за пределы Чёрного континента, по пути слегка смешавшись с альтернативными человечествами в лице неандертальцев и денисовцев. Те же, в свою очередь, были потомками гораздо более древних выходцев из той же Африки, нашими эволюционно-двоюродными братьями-сёстрами. Впрочем, смешение было мизерным и никак особо на нас не отразилось. Вроде бы весь комплекс наших знаний сводится к этой схеме, её подтверждают данные палеоантропологии, генетики и археологии, датировки и даже лингвистика с фольклористикой. Казалось бы – что может пойти не так?..

Все антропологические (да и вообще научные) построения в идеале должны опираться на статистику. Один неандертальский череп мог принадлежать уродцу-неформалу, но, изучив хотя бы десяток, мы можем прикинуть видовые особенности, а после сотни наша уверенность в выводах вырастает до душевного спокойствия. Проблема в том, что не всегда у нас есть эта вожделенная сотня. И проблема в том, что методы обсчёта цифр бывают разные.

Замечательным примером одновременного "подтверждения основ", "потрясения устоев" и "магии цифр" стала новая статья, планируемая к публикации в "American Journal of Physical Anthropology".

Внутреннее родство и единство современных людей оказалось не то, чтобы под вопросом, но рассмотрено с неожиданной стороны. Исследователи взяли краниологическую базу данных У. Хауэллса и высчитали расстояния Махаланобиса – многомерно-статистический показатель близости выборок. Картинка нарисовалась прелюбопытнейшая!

Самыми близкими к неандертальцам оказались жители Австралазии – Австралии и Океании. Чуть больше от неандертальцев отличаются европеоиды. Далее следуют эскимосы с индейцами, микро- и полинезийцы, а также монголоиды. Самыми же отличными от неандертальцев оказались африканские негроиды с примкнувшими к ним бушменами. Отсюда авторы делают вывод: неандертальцы имеют большее родство с внеафриканскими сапиенсами (почему-то "евразийцами", по терминологии статьи), чем с африканскими негроидами. Тут, правда, надо сделать необходимую оговорку – неочевидную, а потому очень важную: то, что неандертальцы больше похожи на внеафриканцев, нежели негроидов, не значит, что внеафриканцы больше похожи на неандертальцев, чем на негроидов. К сожалению, высчитанные расстояния Махаланобиса между группами современных людей в статье не указаны. Как обычно, учёные скрывают...

Показательны наборы признаков, которые ответственны за полученную картину: сходство неандертальцев с "евразийцами" обусловлено в основном большой шириной головы и затылка, уплощённостью длинного лба, большой высотой глазниц, высокими носом и лицом. С негроидами неандертальцы сближаются малой высотой свода, выступанием затылка и широким носом. Как пишут сами авторы, главное различие неандертальцев и негроидов заключается в узком черепе и прогнатизме негроидов (впрочем, понятие о "прогнатизме" использовалось довольно своеобразное...).

Объясняют авторы такое распределение как бы логично. Часть сходства внеафриканцев с неандертальцами может быть списана на адаптацию к холодным условиям, но это срабатывает не вполне, так как аборигены и океанийцы вполне тропические, а похожи на

неандертальцев ещё и побольше северных народов. В основном же указанная близость объясняется, видимо, смешением сапиенсов с неандертальцами по выходе из Африки.

Таким образом, в очередной раз как бы подтверждена гипотеза африканского происхождения, как бы потрясены устои, согласно которым во внешности у нас ничего неандертальского нет, и произведено это с помощью жонглирования цифрами.

Не то чтобы никто доселе не обсчитывал те же данные тем же методом. Многими методами обсчитывали! Но западным исследователям всегда мешали сначала расизм (в классических трудах до 1940-х годов экваториалы частенько рассматривались как промежуточная стадия между древними людьми и современными европеоидами), а потом – политкорректность (когда сапиенсы рассматривались одной кучей, без выделения географических групп). А у наших исследователей всегда был острый недобор данных по экваториалам – страна у нас северная. Например, в моей кандидатской диссертации я старался учесть все расы, но негроидов в выборке почти не было, так как их черепов в коллекции института антропологии крайне мало.

Как обычно, не обошлось без НО!

Во-первых, доколе можно игнорировать классическое расоведение? Если уж берётесь группировать людей по биологическим группам, то это и есть расы. Как можно андаманских аборигенов, айнов и филиппинцев (среди которых у У. Хауллса в основном негрито) валить в одну кучу "азиатов" с бурятами, японцами и неолитическими китайцами? А эскимосы при этом – американцы вместе с арикара и перуанцами!

Во-вторых, не акцентировано явное расхождение распределений в случае, когда в расчёт берутся только показатели размера или только формы. А ведь оно крайне показательно. При анализе размера самыми "неандерталоидными" оказались микро- и полинезийцы, а "азиаты" "неандерталоиднее" индейцев. В случае же анализа только формы негроиды стали несколько "неандерталоиднее" "азиатов". Отсюда с необходимостью вытекает следующий пункт.

В-третьих, среди многословных рассуждений о причине выявленных сходств и различий не нашлось места для погруппового сравнения и разбора. А тут ведь всё довольно ясно: полинезийцы и северные монголоиды имеют очень высокое и широкое лицо, а буряты крайне широкоголовы – поэтому-то размеры и утянули эти группы к неандертальцам. Если бы группы были сформированы корректнее, мы бы увидели гораздо более внятную картину.

В-четвёртых, чудесно, что исходное положение ("Objectives", вольно и образно – "очевидность") новой статьи прямо обратно выводам другой, ранее опубликованной работы китайских генетиков, в которой на основе анализа Y и мт-ДНК с очевидностью было доказано, что неандертальцы, денисовцы, гейдельбергенсисы и африканские негры образуют единый кластер, противопоставляющийся всем прочим современным людям. Среди внеафриканских людей "базальными", ясно дело, являются "восточные азиаты", то есть сами китайцы, что, собственно, и требовалось доказать и что отражено в названии статьи: все люди произошли от китайцев (я могу понять желание быть самым-самым, но в подобных построениях меня всегда смущала мысль: если ты называешь себя Великим Предком, то уж будь готов признать, что предки обычно примитивнее потомков... Но авторов таких концепций сия мысль не гложет, у них всё просто: самый древний – самый крутой). Такое противоречие говорит лишь об одном: статистика – что дышло, куда повернёшь, туда и вышло. А поворачивать надо корректно, вникая в суть происходящего, а не просто сравнивая цифирки, выскочившие из компьютера; анализируя причины и применяя разные методы, и не выбирая из массы получившихся вариантов самые близкие сердцу.

Наука движется вперёд. Иногда же она движется по спирали, а бывает, что спираль эта замыкается в круг, может и сорваться в стремительное пике. Задача новых исследований – вывести её из круга и штопора в сверкающий зенит истинных знаний.

Источник: АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ

Наш паблик научно-популярный, и мы обычно не публикуем художественных произведений. Но иногда можно и отступать от правил. Наш читатель - Александр Столов - прислал небольшой рассказ - зарисовку из жизни кроманьонца. По нашему скромному мнению, неплохо написано. А вы как считаете?

Когда оленя спугнешь – он взлетает над снегом, широко расправив невидимые крылья на копытах. Пара колоссальных прыжков – и рогатый зверь совершенно исчезает из виду. Он очень быстр…. Но следы на снегу все равно запоминают его путь. Если умеешь с ними говорить, они сообщают без утайки: вот тут олень скинул страх, здесь пошел совсем медленно, обкусывая попадающиеся на пути тонкие ветви. Сойдя со следа, умелый охотник движется против ветра, подбираясь к оленю очень близко. Бдительный зверь снова улетает, но уже не так далеко, как раньше. Прозрачные крылья все сильнее нуждаются в отдыхе. А снежный покров продолжает выдавать оленьи тайны: у этого куста зверь надолго остановился, пытаясь отдышаться. Вот здесь страх снова запрыгнул на него, заставляя идти дальше. Следы ведут к реке…

Вот он – статный зверь жадно пьет, низко склонив голову с огромными ветвистыми рогами. Над раскаленными боками поднимается пар: долгая погоня разожгла в нем иссушающее пламя. Уставшее внимание зверя целиком поглощено речным шумом. Вода с громким шорохом проносится под могучей скальной грядой, перекинувшейся с одного берега на другой всего в сотне шагов от оленя. Хороший момент, чтобы подкрасться незамеченным. Охотник медленно выходит из зарослей кустарника. Ближе… Еще немного…Предательски хрустнувшая под мокасином ветка заставляет зверя поднять голову. Расстояние еще слишком большое – копье не долетит. Олень рывком разворачивается, размашистые скачки уносят его вверх по скальной тропе. Нельзя дать ему уйти: охотник бросается наперерез, умелая рука закрепляет копье в изгибе метательной палки. Взмах – копье стремительно отправляется вдогонку зверю. Олень, резко содрогнувшись в полете, безвольно опускает голову. Массивное тело кубарем врезается в каменистую почву. Подойдя, Охотник осматривает добычу: хороший бросок, тяжелый костяной наконечник глубоко вошел в оленью шею.

Небо над перевалом начинает настораживающе хмуриться, поднявшийся ветер настойчиво напоминает, что надо искать укрытие. Охотнику не понаслышке известно, насколько суровыми бывают бури в этих горах. Может, в скале удастся найти расщелину? Надо осмотреться. Но сначала – освежевать тушу, пока окоченение не испортило шкуру. Используя небольшой нож с кремниевым лезвием, умелые руки легко обрабатывают добычу, отточенными движениями отделяя мясо от костей. Где-то высоко в небе птицы-бураны все сильнее размахивают крыльями, отчего сыплющаяся с них белая пыль начинает заполонять небо.

Закончив с оленем, охотник тщательно осмотрел скальную гряду. В сотне шагов от оленьей туши среди исчерченных ветром каменных отрогов отыскалось темное отверстие выше человеческого роста. Он не раз слышал рассказы об огромных пещерах, но ему ни разу не доводилось видеть их своими глазами. Прежде чем пойти – необходимо собрать пищу для огня. Без огня пещера может оказаться опаснее любой снежной бури. Склон около входа в пещеру плотно обжит хвойными кустарниками. Один за другим они поникают под ударами каменного топора.

Когда дров заготовлено достаточно, охотник приступает к великому таинству – рождению огня. На ровной площадке, защищенной скальным выступом от всепроникающего мокрого снега, сооружается маленькая люлька из тонкой хвои. Внутри лежит вместилище будущего пламени – крупный кусок высушенной коры. Самое сложное – это вдохнуть в него жизнь: долгие ритмичные удары двух камней старательно высекают редкие искры. Подхваченные дыханием охотника, они оживают на теле коры. Лишь когда новорожденный огонь набирается сил, его можно бережно перенести на большую смолистую хвойную ветвь. Теперь пришло время войти и осмотреть пещеру.

Она огромна. Столь велика, что трепещущий свет факела, едва дотягивается до ее верхнего свода. Гулкая тьма, плотно оплетающая пространство, очень неохотно отступает при приближении яркого пламени. Она извивается, прячется за камнями и выступами стен, готовая вернуться, как только охотник с факелом в руке отдалится на пару шагов. При поднесении огня к стенам, на них отчетливо проступают глубокие отметины, оставленные медвежьими когтями. Но самих зверей можно не опасаться – нос не улавливает в пещере даже намека на тягучий медвежий запах. Перетащив весь свой скарб внутрь, охотник разводит большой костер.

Огонь расцветает посреди пещеры. Искры света пробегают по поверхности свисающих с потолка кристаллов, порождая круговерть причудливо танцующих теней и бликов. Разбуженные их волнением, постепенно оживают и сами стены: застывшие каменные волны вновь приходят в движение. Вся пещера возбужденно колышется вокруг охотника приготовляющего пищу. Первый маленький кусочек оленьего мяса сгорает дотла, становясь добычей для духов. Остальные охотник тщательно пережевывает, все больше обращая внимание на поведение пещеры. Его притягивает граница тьмы и света, залитая оранжевыми и красными огненными отблесками. Нет сомнений – там кто-то бродит.

Привлеченные огнем темные силуэты подбираются все ближе, то исчезая, то вновь проявляясь на каменной поверхности. Страха нет – он завороженно подвигается к стене. На извивающейся каменной глади проявляется темный массивный сгусток, все больше воплощающийся в громадного зверя. В мерцании пламени все отчетливей проявляется его длинная всклокоченная шерсть, огромные мышцы, широко расходящиеся изогнутые рога. Косматый гигант, низко склонив голову, роет землю копытом. Маленькие бычьи глаза удивленно таращатся на огонь.

Может, схватить копье? Нет – это трусливая мысль. Дух, пришедший сюда, хочет другого: зовет, манит, просит впустить его в наш мир. Дрожащими руками охотник достает из-под одежды ритуальный мешочек с красным порошком. Обычно он наносится на лицо, чтобы приветствовать летнее солнце. Но сейчас все иначе: проговаривая нашептываемые пещерой слова, охотник смешивает его с оленьей кровью. Красная вязкая масса окрашивает руку. Не вставая, охотник осторожно приближается к зверю, бык неподвижно выжидает. Рука тянется к темно поблескивающему раздвоенному копыту. Миг – и охотник чувствует, как дух бизона начинает наполнять его тело. Рука, проникшая в мир духов, обращается копытом. Там где она касается бизона – на стене остаются яркие светящиеся следы. Исполненный восторга охотник встает в полный рост, стараясь покрыть отпечатками весь силуэт огромного зверя. Приходится высоко тянуться, но каждое прикосновение наполняет его силой и радостью. Последним он дотрагивается до широкого косматого горба. В этот миг его тело сковывает страшная усталость. Бык, ставший частью нашего мира, довольно покачивает головой: ему больше ничего не нужно от человека, и он отпускает его отдыхать. Улегшись рядом, охотник засыпает глубоким сном.

Утренние лучи весело освещают окрестности пещеры, приветствуя отправляющегося в путь охотника. На недоступной свету стене едва заметно виднеются красные следы.