Каких только “теорий” Великой Октябрьской Социалистической революции не придумано за прошедшие годы: от жидомасонской до германофильской и лишь одна из теорий не пользуется популярностью сегодня - марксистско-ленинская, которая говорит о победе русского пролетариата в союзе с крестьянством и под предводительством партии большевиков над помещиками и капиталистами. Не верят в нее ученые мужи и популярные СМИ, потому, наверное, и хватаются за заговоры, подкупы, инопланетян и т.п.

Другие не верят в ее “простоту”, в ее детерминированность. Как так, какой-то бородатый мужик “предсказал”, что пролетариат неизбежно возьмет власть в свои руки, другой бородатый мужик привел пролетариат к победе - не сходится все это - слишком просто, слишком легко все получилось! В сторону отбрасывается наработанный пласт исследований по истории революций советских ученых, отодвигаются на обочину труды классиков марксизма - руководителей революции Ленина и Сталина. В ход идут мемуары белогвардейцев, эмигрантов-меньшевиков, эсеров, кадетов, помещиков и капиталистов, их жен и внучек. И уже на основе этого “объективного” анализа читателям и любителям истории выдается каша из топора.

Октябрьская революция не далась пролетариату и крестьянству легко, не далась легко она и большевикам (и прочим партиям, кто ее приближал). А все потому, что помещики и буржуазия, церковь и царизм вели беспощадную классовую борьбу, защищая свою власть и награбленное. Многие сторонники социализма не дожили до взятия Зимнего дворца: пали от пули, от сабли, от голода, от чахотки, сгнили в тюрьме, в ссылке или на каторге. Относительная легкость взятия власти пролетариатом в Октябре выстрадана десятилетиями упорной борьбы, железной организованностью пролетариата и благодаря гениальному руководству партии большевиков и Ленину.

Фигур и партии подобного масштаба в рукавах у помещиков и буржуазии не нашлось, однако они цеплялись за власть всеми способами будь то репрессии, мятежи или использование своих агентов в Советах, в рабочих и крестьянских массах, а параллельно вели переговоры с иностранными империалистами. Ход борьбы в последние месяцы перед Октябрем за власть в России прекрасно изложен в статье газеты Правда №247 за 1927 год советским историком Б. Б. Граве. Его обзор, посвященный десятилетнему юбилею Великой Октябрьской Социалистической революции, мы и предлагаем нашим читателям.

= = =

ПРАВИТЕЛЬСТВО КЕРЕНСКОГО ГОТОВИТ ОТПОР

Когда мы говорим о том, что правительство Керенского готовило отпор, то этим мы менее всего имеем в виду персону самого Керенского и всех тех, кто был вмест с ним в правительстве. Правительство Керенского по существу было приказчиком, да к тому же приказчиком, как известно, на плохом счету у своего хозяина — буржуазии и помещиков. В действительности отпор готовила объединенная против рабоче-крестьянской революции вся контрреволюция, от меньшевистских Либерданов, от эсеров до черносотенных Пуришкевичей. Чем ближе к Октябрю, чем напряженнее становилось рабоче-крестьянское движение, тем судорожнее становятся попытки господствующего класса сорганизоваться, сорганизовать борьбу против надвигающейся революции. Для разгрома революции организуются помещики, которые как раз после июльских дней с помощью карательных отрядов пытаются возвращать себе захваченные крестьянам имения. На август— сентябрь приходятся первые расстрелы крестьян при столкновениях с карательными отрядам временного правительства.

Начинает организовываться и буржуазная контрреволюция. Программа буржуазной контрреволюции и программа похода на экономические завоевания пролетариата была выражена в наглой угрозе Рябушинского на московском государственном совещании задушить революцию “костлявою рукой голода”. Буржуазия, вопя об «анархии» и разрухе, сама сознательно и планомерно работала над дезорганизацией производства и всего народного хозяйства. Злостный саботаж промышленников, массовые локауты непрерывно возрастают после июльских дней.

Как отмечала «Торгово-Промышленная Газета», в июле—августе «случаи закрытия и приостановки фабрик стали повседневным явлением». Буржуазная печать полна жалоб по поводу «двоевластия на фабрика и заводах», она требует категорического запрещения вмешательства рабочих организаций в жизнь предприятий. В августе—сентябре усиливается наступление капитала на фабзавкомы. Специальный циркуляры временного правительства запрещают рабочим вмешиваться в вопросы о приеме и увольнении рабочих и служащих, устраивать заседания в рабочее время и т. п.

На ряду с попыткой задушить революцию «костлявой рукой голода» путем дезорганизации всей хозяйственной жизни страны, буржуазия готовит против надвигающейся пролетарской революции вооруженный отпор. “Эсеры и меньшевики, — писал Ленин после июльских дней, — как рабы буржуазии, прикованные господином, согласились на все: и на привод реакционных войск в Питер, и на восстановление смертной казни, и на разоружение рабочих и революционных войск, и на аресты, преследования, закрытие газет без суда». (Ленин, т. XIV, ч. II, стр. 41) Прямо подготовкой отпора революции являлся разгром руководящего штаба большевистских организаций.

Несмотря на то, что временное правительство всячески старается заслужить доверие буржуазной реакции, усиливая после июльских дней наступление на экономические и политические завоевания пролетариата, буржуазия подготовляет военный заговор, который должен был заменить словоизлияния “главноуговаривающих” более выразительным языком — казацких нагаек, пушек и пулеметов. Именно в этом и заключался смысл корниловщины, которая на место незадачливого, болтливого адвоката Керенского должна была поставить подлинного диктатора — Корнилова. «Не ораторским приемами, и маниловскими речами можно ввести русскую жизнь в нормальное русло», — пишут промышленники в своем органе. «Кто другой так мучительно нужен для работы над спасением гибнущей армии и с ней вместе родины, как не военные народные генералы, украшенные крестами?» — Так писало «Утро России», орган того самого Рябушинского, который грозил пролетариату «костлявой рукой голода» и который взывал к купечеству на заседании торгово-промышленного съезда, накануне московского государственного совещания: “Пусть проявится стойкая натура купеческая. Люди торговые, надо спасать землю русскую!”

Керенский, как приказчик буржуазии, едва не сбросившей его самого, вынужден был оставить у власти ярых корниловцев. Именно поэтому, что корниловцы были силой, - Керенский должен был значительную часть их оставить на свободе, поручив ликвидацию корниловского движения генералу Алексееву, который в своем письме к Милюкову выражал явное сочувствие Корнилову.

Реакция не смущается тем отпором, которое встретило корниловское выступление со стороны рабочих масс. Еще не был ликвидирован корниловский заговор, как началось новое контрреволюционное движение среди донского казачества под руководством Каледина, который, опираясь на кулацкие элементы казачества, делает попытку оторвать плодородный юг России от Москвы и Петрограда. Вместо ареста генерала Каледина, чрезвычайная следственная комиссия 23 октября выносит постановление о его непричастности к корниловскому мятежу, и временное правительство делегирует в Новочеркасск генерала Юденича для “ликвидации конфликта” с генералом Каледниым. Более того, Керенский, вместо отпора контрреволюционным казакам, извиняется перед их делегацией, открыто заявившей ему, что казаки к правительству “доверия не имеют” за его “ошибку” перед Доном и атаманом Калединым.

Разоблачаемый справа и слева Керенский ищет опоры в “демократии” и созывает ублюдочное “демократическое совещание”. В то время как на демократическом совещании только обсуждается еще вопрос о возможности коалиции и привлечения в состав коалиционного правительства кадетов - активных участников корниловского заговора, Керенский уже ведет тайные переговоры с представителями кадетов и крупной буржуазии. В результате, как отмечал “Рабочий Путь” было создано “правительство войны и буржуазной диктатуры”, где самые ответственные посты во внешней политике были переданы в руки кадетско-корниловских столпов.

Опираясь на военщину, правительство буржуазной диктатуры продолжает дальнейшее наступление на революцию. “Правительство готовилось к подавлению мятежа, - пишет в своих воспоминаниях Керенский, - но, не рассчитывая на окончательно деморализованный корниловскими выступлениями петербургскуий гарнизон, изыскивало другие средства для воздействия.” “По моему приказу, - пишет он дальше, - в срочном порядке были высланы в С.-Петербург войска, и первые эшелоны Северного фронта должны были появиться в столице 24 октября.” Не полагаясь на петроградский гарнизон и нуждаясь в “особо надежных частях, на которые можно было бы опираться без всякого риска, в любых пределах”, Керенский в первых же числах сентября шифрованной телеграммой на имя Краснова приказал разместить третий корпус (тот самый, который вызывался правительством с фронта еще в августе) в Гатчине, Царском селе и Петергофе. Командующий войсками Петроградского военного округа Полковников получил приказ разработать подробный план подавления “мятежа”.

Одной из главных частей этого плана, как мы видим, был вывод революционного петроградского гарнизона. Временное правительство очевидно рассчитывало на особую наивность и доверчивость петроградского совета. Докладывая правительству о своем намерении выступить в ближайшие дни на заседании питерского совета с докладом о выводе столичного гарнизона на позиции, Полковников рассказывал о том, как он будет “обставлять” совет: “Я постараюсь доказать, - говорил он, - и докажу (!), что эти меры должны быть осуществлены без всякой задней мысли, что целью их является подкоп не под совет”, якобы стратегические соображения.

На ряду с этим производится распыление, фактически расформирование, целого ряда петроградских революционных полков.

На ряду с предполгаюавшимся выводом революционных частей петроградского гарнизона, еще начиная с августа правительством серьезно обсуждался проект разгрузки, а затем и эвакуации революционного Петрограда под предлогом урегулирования в Петрограде продовольственного вопроса. Вопрос о разгрузке все время обсуждался правительством и предпарламентом в сентябре и с особенной остротой ставится в октябре.

Конечно, пролетариату была понятна истинная цель этой “разгрузки”, точно так же, как и “стратегические” ухищрения по выводу революционных петроградских частей. “Единственной целью предложенной меры, - заявляли в своей резолюции по поводу разгрузки (12 - 25 сентября) путиловцы, - и целью явно контрреволюционной является разгрузить Питер, - этот центр революций, - от революционного пролетариата”. Рабочие настаивали на эвакуации тех жителей Питера, кои занимаются непроизводительным трудом. Подготовляя непосредственную вооруженную расправу над ожидающимся революционным переворотом, правительство пытается арестами дезорганизовать штаб революции - партию большевиков. 19 октября (1 ноября) министр юстиции Малянтович по приказу верховного главнокомандующего предписывает прокурору судебной палаты сделать немедленное распоряжение об аресте Ленина. 23 октября издается приказ об аресте всех большевиков - участников июльского выступления, выпущенных под залог, а также о закрытии левых газет: “Рабочий Путь”, “Солдат”, “Живое Слово” и др. Для прикрытия этих мероприятий буржуазная пресса создает соответствующую идейную подготовку.

Однако для непосредственного военного отпора правительство могло располагать лишь жалкими военными силами. Солдатская масса шла за большевиками. Правительство Керенского единственно могло опереться на юнкеров, школы прапорщиков, женский батальон и т.п.

Непосредственно накануне Октябрьского переворота временное правительством для охраны наиболее важных пунктов, как например, телефона, телеграфа, электрической станции, назначило юнкеров, вызвало две школы прапорщиков из Ораниенбаума, а также артиллерию из Павловска.

20 октября, в день, когда ожидалось выступление большевиков, по всему городу были расставлены конные и казачьи патрули и расположены скрытые конные резервы. Главные силы, на которые опиралось правительство - казаки и юнкера, которыми был занят ряд правительственных и частных учреждений, были привлечены к охране городов. Все юнкерские училища были приведены в боевую готовность. В боевую готовность была приведена и милиция. Была усилена охрана Зимнего и Мариинского дворцов и целого ряда государственных учреждений. 24 октября на улицах были выставлены пикеты. Днем 24 октября по приказу главнокомандующего были разведены мосты через Неву, соединяющие центр с окраинами.

25 октября главнокомандующий приказал идущие в Петроград с фронта эшелоны войск направлять вне всякой очереди, для чего прекратить пассажирское движение.

Однако войска из сторонников правительства были лишь жалкой горсткой по сравнению с теми массами, которые были на стороны революционного восстания. Для характеристики бессилия временного правительства и безнадежности его положения чрезывчайно показательно, что в решающий момента даже казаки и те отказали ему в поддержке.

25 августа после ночного заседания членов временного правительства был отдан приказ казачьим полкам “во имя свободы и чести родной земли” выступать на помощь “революционной демократии” (временному правительству). Однако привлечь даже наиболее реакционно настроенных казаков на сторону “революционной демократии” оказалось не так-то легко. Казаки не хотели поддерживать правительство Керенского, так как прекрасно видели безнадежность его положения, к тому же они не могли простить Керенскому и разгрома корниловского движения, хотя Керенский в этом был мало повинен.

Как пишет в своих воспоминаниях Керенский, “в то время, когда восстание было в полном разгаре и “красные войска” действовали по всему городу…ко мне явилась делегация от стоявших в С.-Петербурге казачьих полков, насколько помню, из двух-трех офицеров и стольких же строевых казаков. Прежде всего делегация эта сообщила, что казаки желают знать, какими силами я располагаю для подавления мятежа. А затем она заявила, что казачьи полки только в том случае будут защищать правительство, если лично от меня получат заверение в том, что на этот раз казачья кровь “не прольется даром, как это было в июле, когда будто бы мной не были приняты против бунтовщиков достаточно энергичные меры”. Несмотря на убедительную речь Керенского и несмотря на то, что у него “не было ни малейших сомнений в том, что эти три казачьих донских полка не нарушат своей присяги, совет казачьих войска, заседавший всю ночь, решительно высказался за невмешательство казаков в борьбу временного правительства с восставшими большевиками” (Керенский, Гатчина, Стр.5-6).

Именно отсутствием вооруженной силы, достаточной для подавления революции, и объясняется то бессилие правительства, на которое жалуются все контрреволюционеры.

Как пишет теперь Милюков в своей последней книжке: “Россия на переломе”, - “глава правительства находился в каком-то патологическом состоянии паралича воли”. Милюков рассказывает, что будто бы буржуазным членам временного правительства - представителям к.-д. и торгово-промышленной группы во главе с Коноваловым - приходилось делать большие усилия, чтобы “заставить Керенского действовать”.

Конечно, растерянность и неподготовленность временного правительства к отпору большевикам зависела вовсе не от “паралича воли” главы правительства, - наоборот, этот паралич и бессилие воли были результатом того, что реальная сила была на стороне восстания, а не на стороне контрреволюции.

Характерно, что когда 23 октября на заседании временного правительства было доложено о рассылке военно-революционным комитетом телефонограммы всем частям о неподчинении приказам штаба военного округа и одним из членов правительства был поставлен вопрос о ликвидации военно-революционного комитета, правительство не нашло в себе достойно силы для приведения этого в исполнение. Было решено пока “предъявить совету ультимативное требование об отмене телефонограммы”, в противном случае совету и военно-революционному комитету грозили, что военными властями “будут приняты энергичные меры для восстановления законного порядка”. В следующем ночном заседании 23 октября правительство не посмело пойти дальше решения о “возбуждении против членов военно-революционного комитета уголовного преследования по обвинению в распространении воззвания с призывом о неподчинении властям”.

Особенно характерно, что за 24 октября, когда восстание по существует уже началось, министр юстиции возражал против предложения об аресте военно-революционного комитета, предлагая, чтобы Керенский по этому вопрос заручился согласием совета республики. Совершенно понятно становится возмущение “беспомощностью и бездеятельностью” власти со стороны буржуазии и помещиков. В то время как поднимающаяся и победоносная революция имела в лице своих вождей и руководителей партию большевиков, буржуазно-помещичий строй защитником и организатором своей борьбы против революции имел жалкого фигляра, беспомощного болтуна Керенского. Это с горечью констатировала сама буржуазия, иронизируя и проклиная своего незадачливого приказчика.

“Надо отдать справедливость большевиками, - писала кадетская “Речь”, - они используют все средства, а правительство - оно совещается о том, какие меры принять… Впрочем (иронически замечает газета) некоторые меры оно принимает… печатая всякие распоряжения, написанные весьма решительным языком”. - “Какое великое несчастье, какой беспредельный позор для страны, - писало бурцевское “Общее дело”, - иметь такое правительство… Ему никто не верит, его никто не слушает. Худшего, чем это правительство, трудно себе представить”.

Не лучше отзывались о временном правительстве в конце сентября 1917 г. и промышленники Юга России на своей третьей конференции. - “У нас нет правительства, - говорил глава промышленников фон-Дитмар, - нет власти и может быть не будет государства”.

Именно тем, что рабочие и крестьянские массы и вся армия были на стороны восстания, именно тем, что всстание руководилось большевистским штабом во лаве с гениальным Ильичем, и объясняется, что революционные рабочие и солдаты относительно легко справились с войсками временного правительства.

Временному правительству оказалось не под силу организовать отпор революционному восстанию. Развал и распад временного правительства завершился с той же быстротой, с какой назревали силы победоносной Октябрьской революции.

Б. Граве

Тимофей Кирпичников на обложке "Петроградской газеты". 13 апреля 1917 года

Вечером 26 февраля 1917 года Александр Керенский безжалостно констатировал: "Революция провалилась!" Но пришедшая ночь разрешилась великой неожиданностью. Революция, о которой никто не говорил и которую никто не ожидал, - свершилась!

Как? Почему? Откуда взялся народ на улице и по какому волшебному мановению вышел из казарм Волынский полк, сыгравший решающую роль?

Полк вывел царский унтер-офицер Тимофей Кирпичников, которого Керенский пафосно назовет "солдатом революции номер один". Баловень судьбы, волшебно вознесенный революцией. И безжалостно ею раздавленный.

27 февраля. 6.00. Убийство офицера Лашкевича

Если верить сообщениям тогдашних газет, Кирпичников воевал на австрийском фронте, был ранен в руку, после госпиталя оказался в запасных частях в Петрограде. Служил во второй роте Волынского полка. Не очень дружил с дисциплиной. Но, как понюхавший пороха, пользовался популярностью среди солдат.

В архивах обнаружено свидетельство волынца Пажетных о ключевом эпизоде февральских событий:
"27 февраля в 6 часов утра команда в 350 человек уже была построена. Выступил Кирпичников, обрисовал общее положение и разъяснил, как нужно поступать и что надо делать... В это время в коридоре послышалось бряцание шпор. Команда насторожилась и на минуту замерла. Вошел прапорщик Колоколов, бывший студент, недавно прибывший в полк. На его приветствие команда ответила обычным порядком. Вслед за ним вошел командир Лашкевич. (Очки золотые, стеклышки неприятные!) Все насторожились. Воцарилась тишина. На приветствие "здорово, братцы!" грянуло "ура" - так мы раньше договорились. (По уставу: "Здравия желаю, ваше благородие!") Когда затихло "ура", Лашкевич как будто что почуял, но повторяет еще раз приветствие. И опять снова раздается могучее и грозное "ура". Лашкевич обращается к унтер-офицеру Маркову и гневно спрашивает, что это означает. Марков, подбросив винтовку на руку (штыком на офицера!), твердо и с вызовом отвечает: "Ура" - это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!"

В следующее мгновение Кирпичников вырвал из кобуры пистолет и выстрелил в офицера.

Вероятно это и есть  результат антимонархическиго "черного пиара".

Мы можем только предполагать, что творилось в душе унтера, нарушившего присягу. По законам военного времени он подлежал расстрелу. Наверное, именно поэтому так эмоциональна была его речь, обращенная к солдатам. Лозунги не надо придумывать, они у всех на слуху: бей офицеров, спасай революцию, царь кровопийца, царица немка!

В наэлектризованной атмосфере порыв подействовал. За Кирпичниковым пошли.

Так Волынский полк оказался на улице.

Восставшие солдаты Волынского полка идут с транспарантами к Таврическому Дворцу. 1 февраля 1917 года.

Дальнейшее плохо укладывается в картину героического эпоса, вскоре сочиненного. Как установлено, солдаты-волынцы поначалу и не помышляли о славе революционных первопроходцев. Убийство офицера Лашкевича произошло в двух кварталах от парламентской цитадели - Таврического дворца. И они шли в Думу сдаваться и просить снисхождения, страшась трибунала за убийство.

Но по дороге солдатская колонна обрастала толпой, начались первые революционные братания людей с ружьями и гражданских...

Надо отдать должное Керенскому, он среагировал мгновенно:
"Увидел солдат в окружении толпы манифестантов, выстроившихся на другой стороне улицы. Они несколько суетливо и нерешительно вставали в шеренги, чувствуя себя неуверенно без офицеров, в непривычной обстановке. Я наблюдал за ними несколько минут, а потом вдруг, как был, без шляпы, без пальто, в пиджаке, побежал через главный вход к солдатам, которых с надеждою так долго ждал... И вот мы пошли на "штурм" караульной. Оказалось, охраны там уже нет, разбежалась до нашего появления. Я объяснил какому-то унтер-офицеру, где расставлять часовых, и вернулся в большой думский зал, уже забитый депутатами, солдатами, штатскими... Помню, подписывая какие-то бумаги, я не удержался от смеха.
- Чему смеетесь, Александр Федорович? - спросил один репортер. - Разве не знаете, что в данный момент вы всемогущи в России?
Что ж, приятно было это слышать".

"Какой-то унтер-офицер" - Тимофей Кирпичников. Что мы знаем о человеке, оказавшемся в эпицентре исторических событий и сыгравшем в них важнейшую роль?

Он родился в 1892 году. Деревня Дмитровка Саранского уезда Пензенской губернии, простая крестьянская семья, из старообрядцев... От традиций ли старой веры, унаследовавшей духовную мощь и пламя протопопа Аввакума, революционность Тимофея? Можно только предполагать. Освоив начала грамотности в народной школе, поработал паровозным кочегаром, достигши призывного возраста еще до начала Первой мировой войны, оказался в действующей армии...

К тому времени, когда судьба раненного на фронте унтер-офицера сделала головоломный разворот, ему было всего 25 лет. Столько же, сколько убитому им штабс-капитану Лашкевичу. О своей близкой гибели Кирпичников, конечно, не думает. Пока что он и его солдаты-волынцы, пришедшие в Таврический дворец днем 27 февраля 1917 года, объявляются "Армией Революции".

И вмиг преобразившийся Керенский, не мешкая, отправляет "армию" на освобождение сидевших под судом и следствием социалистов: тюрьма на Шпалерной всего в нескольких минутах пешего хода...

28 февраля. Утро. "Солдат революции номер один"

Наутро после революции Кирпичников проснулся знаменитым. Его портреты висели на заборах и выставлялись в витринах. Вчерашнего унтера пригласили в члены солдатского и рабочего Петросовета. Александр Федорович Керенский публично назвал его "солдатом революции номер один" и придумал для своего "протеже" революционную награду - русский Георгиевский крест на красном банте. А "первый генерал революции" Лавр Корнилов, командующий (со 2 марта) войсками Петроградского военного округа, лично вручая крест Тимофею, объявил о присвоении ему офицерского звания:

Виталий Третьяков: Идеи Февраля были плоски, а руководители ничтожны
"За то, что 27 февраля, став во главе учебной команды батальона, первым начал борьбу за свободу народа и создание Нового Строя, и, несмотря на ружейный и пулеметный огонь в районе казарм 6го запасного Саперного батальона и Литейного моста, примером личной храбрости увлек за собой солдат своего батальона и захватил пулеметы у полиции".

Пулеметов у полиции не было: не полагались по штату. Революция сочиняла свои первые сказки. И создавала символы.

Может быть, самым ярким из них весной 1917 года стал Тимофей Кирпичников.

Его теперь видели во многих местах Петрограда: он продолжал активно поднимать солдатские и рабочие массы на "борьбу с врагами революции", вызывая законную ненависть последних.

"...Я не видел человека более гнусного. Его бегающие по сторонам маленькие серые глаза, такие же, как у Милюкова, с выражением чего-то хищнического, его мане ра держать себя, когда, в увлечении своим рассказом, он принимал театральные позы, его безмерно наглый вид и развязность - все это производило до крайности гадливое впечатление, передать которого я не в силах..." - оставил нам нелицеприятный портрет Кирпичникова известный мемуарист князь Николай Жевахов, исполнявший должность товарища (заместителя) Обер-прокурора Святейшего Синода.

Но в народе Тимофей Кирпичников оставался почти былинным героем. Во время "апрельского кризиса", когда большевики во главе с Лениным впервые попытались покуситься на абсолютное владение страной, "первый солдат революции" снова вывел на улицы солдат. И помог Временному правительству - тоже временно - парализовать претендентов на власть.

Очень скоро это скажется роковым образом на судьбе Кирпичникова.

Октябрьский переворот он встретит на службе у Временного правительства. В момент наступления генерала Краснова на Петроград Кирпичников попытается снова организовать солдатский бунт - уже против большевиков. Но на этот раз потерпит полный провал: поднять удалось лишь мальчишек из юнкерских училищ. Их сопротивление будет жестоко подавлено, а Тимофей Кирпичников бежит на Дон...

То, что герой буржуазной революции был далеким от мудрости человеком, доказывает развязка его короткой революционной карьеры. Кирпичников планировал влиться в ряды формировавшейся Белой армии. Ему, вероятно, и в голову не приходило, что первый боец революции является для контрреволюции первым врагом...

Попав в расположение частей генерала А.П. Кутепова, самонадеянный "солдат революции номер один" стал настаивать на личной встрече с командиром. Кутепов и рассказал, уже в эмиграции, об этой странной встрече. Его слова записал генерал Е.И. Достовалов. Фамилия Кирпичникова в рассказе не фигурирует, но нет сомнений, о ком идет речь.

"Вспоминаю характерный для настроения восставшего офицерства рассказ генерала Кутепова из первых времен существования Добровольческой армии, который он любил повторять и который неизменно вызывал общее сочувствие слушающих.

- Однажды, - рассказывал Кутепов, - ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками "за свободу народа", которую большевики попирают. Я спросил его, где он был до сих пор и что он делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых "борцов за свободу народа" и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. Сейчас увидите, сказал я и, когда наряд пришел, приказал немедленно расстрелять этого "борца за свободу".

Кирпичникова увели за железнодорожную насыпь. Забрали и уничтожили все документы и газетные вырезки, которыми он имел обыкновение подтверждать свои заслуги перед революцией. Тело оставили в придорожной канаве.

Откуда было знать "первому солдату революции", выводившему на улицу Волынский полк 27 февраля 1917 года, что в тот же день и на тех же улицах генерал Кутепов защищал со своим воинством интересы "отжившего класса". И что 2 марта российский государь отрекся от престола, записав в дневнике: "Кругом измена и трусость, и обман!"

Конечно, государь имел в виду таких, как Кирпичников, чье героическое лицо победно смотрело на генерала Кутепова со всех петроградских витрин...

https://rg.ru/2016/11/03/rodina-kirpichnikov.html

Александр Павлович Кутепов

Юнкера в Петрограде. 1917 год.

В этот день

В этот день встревоженный сановник

К телефону часто подходил,

В этот день испуганно, неровно

Телефон к сановнику звонил.

В этот день, в его мятежном шуме,

Было много гнева и тоски,

В этот день маршировали к Думе

Первые восставшие полки.

В этот день машины броневые

Поползли по улицам пустым,

В этот день... одни городовые

С чердаков вступились за режим.

В этот день страна себя ломала,

Не взглянув на то, что впереди,

В этот день царица прижимала

Руки к холодеющей груди.

В этот день в посольствах шифровали

Первой сводки беглые кроки,

В этот день отменно ликовали

Явные и тайные враги.

В этот день... Довольно, Бога ради!

Знаем, знаем, - надломилась ось:

В этот день в отпавшем Петрограде

Мощного героя не нашлось.

Этот день возник, кроваво вспенен,

Этим днем начался русский гон -

В этот день садился где-то Ленин

В свой запломбированный вагон.

Вопрошает совесть, как священник,

Обличает Мученика тень...

Неужели, Боже, нет прощенья

Нам за этот сумасшедший день?!

Арсений Несмелов

---Продовольственная развёрстка---
Нет, продразверстку - установленный сбор властями продуктов, в особенности хлеба и зерна придумали не большевики, а еще царское правительство.
Цены на некоторые товары поднялись в России в 5-10 раз выше уровня 1915 года. Продовольствия из-за анархии не поступало. 25 марта (7 апр) года издаётся Закон о передаче хлеба в распоряжение государства. Устанавливаются нормы хлеба на разные категории населения. Министр-кадет Шингарев называет: "..неизбежная, горькая, печальная мера".  В июне понижаются нормы снабжения городов. В мае организовывается министерство продовольствия во главе с народным социалистом Пешехоновым. Однако излишки пришлось выбивать из населения. 20 августа 1917 уже предписываются исключительные меры - вооруженно изъятие хлеба у крупных владельцев и всех производителей у ж/д. Новый министр продовольствия С. Прокопо́вич ужесточает прод. политику, требует трудовых повинностей.
Однако к осени становится понятно, что "продовольственная" работа временников провалилась. Мероприятия тормозились по многим причинам. До Октябрьской революции 1917 Временным правительством было собрано 280 млн пудов (1 пуд -16 кг) из 650 запланированных.

---Птенцы Керенского---
Птицами последнего главного министра Временного правительства называют уголовников, выпущенных из тюрем после амнистии. Вот и вылетели на волю опасные элементы.
Однако не только руками министров они были выпущены - куда более страшная сила - революционная толпа.

А советы (без большевиков) тогда пытались удержать массы. Но если уж освобождать тюрьму с единомышленниками - то целиком со всем "содержимым".
Стражей порядка убивали в первую очередь, в довершение к 7 тыс. краж в Москве после мартовской амнистии.
Полиция-жандармерия расформирована, на улицах беспорядок, из керосиновых ламп керосин похитили. Это если повезет, наткнешься на кучку моряков Балтийского флота, что радостно приветствовали отречение царя. Другое дело уголовники - без арестантских халатов, если успели наворовать одежды. Порядок с улиц изчез.
Уголовный сыск и криминалистика Империи, возглавляемый Кошко канул в лету. А ведь агенты сыска были признаны одними из лучших во всей Европе.

---Война продолжается---
Первая мировая  продолжалась, но по армии был нанесен сокрушительный удар. П. Н. Милюков - министр иностранных дел 18 апреля 1917 отправляет своим союзникам - Антанте разъяснения. Было заявлено о«полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников», а также о стремлении "довести мировую войну до победного конца".
Временники несколько раз отправляют единогласное решение союзникам.
И это на волне недовольства войной огромного количества людей, в особенности солдатов.
Солдаты и рабочие Петрограда 20 и 21 апреля вышли на демонстрации. Петросовет решил заявить о желании новой правительственной коалиции. Разногласия послужили началом кризису. По словам революционера Войтинского: "Временное правительство предпочло иной путь: игнорировать волю Советов, которые обладали в то время реальной силой.."
Кадеты, Эсеры, Меньшевики - бурлили. Большевики, вышедшие из тени призвали к мирным выступлениям. Глава эсеров, Чернов призвал запретить дальнейшие митинги на выступлении вечером 21 апреля в Петросовете.

---Новая коалиция---
26 апреля по ст.стилю Временники выпустили декларацию, где содержались подобные слова.: "«перед Россией встает страшный призрак междоусобной войны и анархии».
Министр-председатель открыто просит сотрудничать Петросовет на благо новой коалиции.
Рабочие и солдаты в конце апреля-начале мая добились отставки Гучкова и Милюкова.
1 мая 1917 на совещание Исполнительного комитета пришел Керенский. Обсуждались вопросы вступления "новых лиц" в правительство. Из 12 человек в делегации переговоров с временникам только Каменев был большевиком.
5 мая было организовано первое коалиционное правительство с участием социалистов.
Вновь прибывшие после голосования Петросовета:
министр юстиции — П. Н. Переверзев;
министр земледелия — В. М. Чернов;
министр почт и телеграфов — И. Г. Церетели;
министр труда — М. И. Скобелев;министр продовольствия — А. В. Пешехонов;
Керенский же стал военным и морским министром
В первом коалиционном правительстве 10 мест было у буржуазных партий, 6 — у социалистов.