Персей надел сандалию и решительно поднялся. Овации, почести, любовь самых красивых девушек Эллады — всё это в прошлом. Чемпион в прыжках через быка, лучший в метании копья, первый среди дискоболов — всё это теперь волнует его меньше, чем дырка в подошве сандалии. Поэтому, если будет нужно, покопается и в навозе. Если хочешь выжить, любые средства хороши.
Подняв котомку, Персей сплюнул тягучую слюну и устало зашагал к небольшому городишке, видневшемуся в холмах.
— Плесни себе еще вина, братец, — мелодичный смех Афины бронзовыми колокольчиками рассыпался по просторной террасе. — Клянусь кифарой Аполлона, твои истории заставят краснеть даже последнюю портовую шлюху.
Улыбаясь, Афина сделала глоток и провела розовым пальчиком по краю тяжелого кубка. Отставила вино в сторону. Поднялась, аккуратно расправила складки хитона и сделала несколько шагов по мраморному полу. Присев на парапет террасы, Афина скользнула взглядом по мускулистому бедру собеседника, выглядывавшему из-под запылённой эксомиды. Слегка улыбнувшись, перевела глаза на его довольное лицо.
— Я ценю твой дар умелого сказителя забавных историй, братец, но пора перейти к более насущным делам. Какие новости ты мне принес, о Гермес крылоногий, любимец Олимпа?
Гермес, вольготно развалившийся на самшитовой кушетке, притворно застонал — О сероокая, сжалься! С моих уставших ног еще не опала кикладская пыль, в пустом животе одиноко бурчит давно съеденная лепешка, а тебе уже подавай свежие новости! Дай хоть немного насладиться твоим сладким хиосским и позволь финикам составить компанию той несчастной лепешке! — С этими словами Гермес схватил со стола горсть фиников и запихал их все в рот.
Афина вздохнула и нетерпеливо поджала тонкие губы.
Гермес тщательно прожевал ягоды, проглотил их и отхлебнул из своего кубка, поболтав вино во рту. Втянув воздух, языком попробовал достать застрявшую между зубов косточку. Поковырял ее ногтем. Что-то пробурчал, отколупал щепку от резного сандалового стола и начал выковыривать косточку уже ей.
Глаза Афины потемнели и опасно сузились. Она набрала воздух и приготовилась было выплеснуть на Гермеса свое нетерпение, как вдруг, неожиданно для себя самой, шумно выдохнула и рассмеялась.
— Ох, братец, ты неисправим! — Афина махнула рукой. — Но все же прошу тебя, утоли мое любопытство.
Гермес, победно улыбаясь, отбросил щепку. Взглянув на сестру, он сказал:
— Персей, этот Зевсов ублюдок, убил Акрисия, аргосского царя. Публично, на стадионе.
Афина подалась вперёд, широко открыв серые глаза:
— Как такое могло произойти?
— О, всего лишь досадная случайность, сестрица! Очередной кувшин вина перед состязаниями, как будто специально забытый кем-то в комнате чемпиона, рука героя дёргается и метает диск не совсем туда, куда хотелось, но бедному дедуле прямо в переносицу. Наш невольный цареубийца тут же трезвеет, смекает, что это ему с рук не сойдет и быстренько покидает гостеприимные Киклады с первым же кораблём. Сейчас он скитается по Фессалийским холмам, скрывая своё имя от каждого встречного. Клянусь аппетитной попкой Артемиды, Персей отдал бы многое, чтобы вернуть былую славу.
Афина поднялась и прошлась по каменной террасе. Высокая грудь мудрейшей часто вздымалась под тонкой тканью хитона. Гермес, улыбаясь, исподтишка наблюдал за Палладой, неосознанно поглаживая себя по бедру.
— Как будто специально кем-то забытый кувшин вина, — мудрейшая улыбнулась, — Что ж, думаю, нам стоит рассмотреть его поближе, братец. — Афина остановилась и повернулась к Гермесу, сцепив за спиной обнажённые руки. Складки хитона натянулись, выгодно обрисовав полную грудь. — Сдаётся мне, мы нашли нашего героя. Надо отправляться прямо сейчас.
Афина отвернулась к морю, зло сощурила потемневшие глаза и, глядя далеко вдаль, мечтательно прошептала — Жду не дождусь, когда сдохнет эта высокомерная сука...
Гость отставил кубок, неторопливо поднялся с кушетки, лениво потянулся и подошёл к хозяйке вплотную. Легко провёл кончиками пальцев по щеке Афины, внимательно глянул в её серые глаза и негромко молвил:
— Не стоит так торопиться, о прекраснейшая, у нас есть немного времени. Мы всё успеем, поверь мне.
Афина усмехнулась, закусив губу. Тонкую, как нить доверия олимпийцев друг к другу. Подумала.
— Ну хорошо, братец, поверю. Успеем. Я же знаю, что соврать мне ты не рискнёшь.
Насмешливо глядя Гермесу в глаза, она закинула руки за голову и расплела завязки хитона. Тонкая ткань, получив свободу, шелестящим дождём скользнула по телу богини и опала на мраморный пол.
Солнце клонилось к закату, нежно лаская лучами спокойную гладь тёплого южного моря.
— Ты кто? — Вышедший из таверны рослый мужчина, заросший по уши чёрной бородой, окинул Персея цепким взглядом, отметив поношенный хитон, и преградил тому дорогу.
Персей поклонился и произнёс:
— Хайре, уважаемый. Меня зовут Неоклис. Я… я из Милета.
— Иониец… И что ты здесь забыл, иониец? Попрошайкам тут не рады, у нас солидный город, — чернобородый здоровяк сыто отрыгнул Персею в лицо и усмехнулся, ковыряя веточкой в крепких зубах.
— Кириос, даже жителям солидного города бывают нужны подённые работники. Я честный человек, не попрошайка и не вор. Я просто ищу работу.
Чернобородый сплюнул Персею под ноги. Плевок свернулся в дорожной пыли и подкатился к сандалии Персея.
— Не вор, говоришь? Смотри, иониец, на воров мы здесь, в Иолке, спускаем собак. — Здоровяк снова смерил изгнанника взглядом, недоверчиво кивнул, а потом отвернулся и не торопясь пошёл вниз по улице. Пройдя пять шагов, бросил на ходу, чуть повернув голову, — Если нужна работа, найдёшь на улице Медников хромого Тимея, скажешь ему — тебя прислал Клеон чистить конюшни. И поспеши, иониец, иначе ничего не получишь!
Чистить конюшни! Может, сначала заглянуть в таверну и залить жажду кубком-другим вина?
Персей вздохнул и страдальчески глянул в небеса, словно надеясь найти там ответ. Пролетавшая в небесах чайка аккуратно капнула ему на плечо и по-чаячьи захохотала.
Дневной зной давно уступил место вечерней духоте, в густой безветренной тишине трещали цикады. Персей со стоном разогнул ноющую спину и опёрся на заступ.
Утерев пот, ручьём заливавший глаза, Персей выдохнул сквозь зубы и отбросил лопату. Глянул на кровавые волдыри ладоней и бессильно опустился на землю. Закрыл глаза. Натруженные мышцы звенели, как кифара пьяного рапсода, не давая телу расслабиться и отдохнуть.
Поблизости послышались шаги и тут же изумлённый возглас:
— О боги! Неужели это славный Персей, знаменитый чемпион Эллады! Что за насмешка судьбы видеть тебя в таком виде!
Перемазанный навозом чемпион Эллады разлепил веки. Перед ним в неверном свете факелов стояли двое. Лица скрыты капюшонами. Персей немного подумал и хрипло сказал:
— Вы ошиблись, уважаемые. Меня зовут Неоклис. И я из Милета.
Негромкий смешок. Один из гостей подошел ближе.
— Не стоит нас опасаться, Персей. Мы не выдадим тебя. Нам ведомо, что ты не хотел убивать аргосского царя. Это была случайность. Просто Мойры сочли, что он пожил достаточно.
Незнакомец присел. Его глаза оказались на одном уровне с глазами Персея.
— Более того, чемпион. Мы можем помочь тебе вернуть честное имя. И прославиться еще больше.
Чемпион открыл глаза пошире и хмыкнул.
— Вернуть честное имя? Вы что, сами боги? Да и какой вам с меня прок? Зачем вам это нужно? — Вытянулся на щедро усыпанной навозом земле, закинув руки за голову. — Хотите помочь, так перекидайте навоз, если не боитесь испачкать руки. Лопата там, — качнул головой в сторону.
Второй незнакомец, до сих пор молчавший, произнес звучным женским голосом:
— Тебе никогда не хватало убедительности, братец. Позволь мне самой. — Незнакомец, вернее, незнакомка, приблизилась к Персею и, помедлив, взялась за края капюшона. Громыхнул раскат грома. Резко запахло грозой. Налетевший из ниоткуда порыв ветра распахнул полы плаща. Тут же сверкнула молния, так ярко, что Персей на мгновение ослеп. С трудом проморгавшись, он снова глянул на гостей.
Молнии сверкали одна за другой. В их мерцающем свете перед ним, нахмурившись, стояла статная женщина в золотом шлеме и блистающих доспехах. В одной руке она держала длинное копьё, вторую положила на круглый щит.
Персей, не помня себя, простёрся ниц, — Хайре, мудрейшая! Прости, что не признал сразу тебя и твоего спутника. Уверен, это Гермес Крылоногий, любимец Олимпа, ведь так? — Персей повернул голову. Глазами мудрого старца на него с улыбкой смотрел стройный юноша в простой тунике и крылатом шлеме.
— Теперь ты готов узнать, как вернуть себя себе?
Персей медленно кивнул, снова уставившись на идеальное лицо Афины.
Раскаты грома затихали, удаляясь вдаль.
— …И теперь это злобное чудовище, порождение мрачной Бездны, наводит ужас на окрестные земли. Любой, на кого Медуса обратит свой яростный взгляд, превращается в камень, а кого минует такая участь, всё равно будет разорван когтями или сожран заживо. Ещё она страшна тем, что может принять любой облик, какой захочет — старика, юноши или прекрасной девы. Но останется такой же смертельно опасной, с клубком ядовитых змей на голове.
Только такой герой, как ты, Персей, способен одолеть её. С нашей помощью, конечно. — С этими словами Гермес пододвинул поближе свой мешок.
Персей почесал заросший подбородок и недоумённо спросил: — Но если никто из смертных не способен убить это чудовище, как это удастся сделать мне?
Гермес усмехнулся и достал из мешка короткий меч в простых деревянных ножнах.
— Моя сестра дала тебе щит Зевса, а вот мой дар. Этот клинок был выкован Гефестом из Первого Плуга в пламени Тартара и закалён в крови Ехидны. Его удар смертелен для любого из порождений Тьмы. Теперь он твой, — Гермес протянул меч Персею.
Чемпион повертел дар богов в руках, вытащил из ножен невзрачный клинок, проверил остроту, пощелкал ногтем по тусклому лезвию, хмыкнул и отложил подарок в сторону. Потом почесал подбородок, заросший густой щетиной и спросил — Скажите, о бессмертные, а зачем это нужно вам? Неужели вы так заботитесь о нас, смертных, что готовы отдать бесценные щит и меч первому встречному, лишь бы избавить дюжину каких-то крестьян на краю Ойкумены от зубов монстра?
Афина внимательно оглядела Персея и печально улыбнулась.
— А ты не так прост, смертный. Хорошо, я отвечу. Да, чемпион, в этом будет выгода и для нас. Видишь ли, смертный, люди стали забывать богов. Наши храмы пустеют, жертвенный дым всё реже воспаряет над алтарями. Дароносицы покрываются пылью, а ножи жрецов ржавеют без дела...
Афина вздохнула и замолчала. Гермес продолжил за неё: — Я пущу слух, что Афина выбрала величайшего героя и снарядила его для великих деяний, чтобы избавить Ойкумену от страшного чудовища. Твоё имя аэды поставят в один ряд с Палладой, будут слагать песни о твоих подвигах и петь их на каждом перекрёстке. Тебя покроет неувядаемая слава, Персей, — Гермес ухмыльнулся, — ну и о нас не забудут. Люди снова повернутся к нам и в храмах вновь заполыхает жертвенный огонь. Такова наша выгода.
В общем, договор такой — ты избавляешь Ойкумену от гнусного чудовища, мы возвращаем тебе славу и богатство.
С этими словами Гермес поднялся с расстеленного плаща и отряхнулся.
— Пора в путь, герой. В порту ждет корабль, который доставит тебя на место. А, и купи себе новые сандалии. И вина в дорогу, — Гермес бросил Персею мешочек с золотом.
Поймав мешочек, тот прикинул его на вес. Довольно улыбнулся, подмигнул олимпийцам и сказал:
— Значит, пора приниматься за дело!
Кинув мешочек к щиту и мечу, Персей поплевал на руки и, охнув от кольнувшей боли, наклонился за лопатой.
— Что? Ты собрался опять кидать навоз? — В серых глазах Афины мелькнуло непонимание, а брови Гермеса поползли вверх.
— Я обещал дочистить конюшню. Мне заплатили задаток, я не могу обмануть человека, который на меня надеется. — Персей закинул лопату на плечо и, насвистывая, скрылся в конюшне.
— В порту я буду с первыми лучами солнца, не волнуйтесь! — донеслось оттуда до олимпийцев.
Ошарашенно посмотрев друг на друга, Гермес с Афиной пожали плечами и растаяли в вечерних сумерках.
Жарко чадили догорающие факелы, и Нюкта-ночь мягко укрыла Ойкумену своим бархатным покрывалом.
— Как люди только могут верить подобной чуши! Ужасное чудовище, пожирающее всех вокруг, единственный герой на всю Элладу, способный его убить, боги, пекущиеся о благе смертных, чудо-клинок… Кстати, братец, откуда у тебя меч, выкованный самим Гефестом? Ты, никак, выкрал его у нашего вечно пьяного кузнеца?
— О сероокая, какого ты низкого обо мне мнения! Я его честно купил у старьевщика на ближайшем рынке. Заплатил полновесной монетой, между прочим! Надеюсь, этот чемпион по уборке навоза его не потеряет.
Гермес посмотрел на округлившиеся глаза Афины и прыснул со смеху.
— Постой, ты что, действительно отдала ему настоящий щит Зевса? О боги! Сестрица, ты честна до мозга костей там, где это вовсе не требуется! Ай! — Гермес потёр укушенную Афиной руку.
Афина зашипела как кошка и соскочила с измятой постели. — Никогда не смей смеяться надо мной, слышишь, ничтожество!
Гермес усмехнулся. — Это ничтожество избавит тебя от той, которой ты желаешь смерти уже много лет, сестрица. Поскольку по законам мироздания боги не могут сами убивать смертных, придется сделать это руками того навозного пьяницы. И его нашёл тебе я.
Афина успокоилась так же быстро, как разозлилась.
— Хорошо, братец. Ты действительно молодец. Нам остается только ждать.
Гермес поднялся с постели. Надел белоснежную эксомиду, накинул сверху простой плащ. Щёлкнув застёжкой, улыбнулся Афине — Пойду прогуляюсь. Персею еще плыть и плыть.
Афина послала ему воздушный поцелуй, — Проведи это время с пользой для нас, братец.
— Уж это я обещаю, — донеслось от дверей.
— Пей до дна, пей до дна!
Легконогие нимфы кружились вокруг стола, за которым пили олимпийцы. Арес отплясывал с Дионисом, златокудрый Аполлон что-то напевал, перебирая струны кифары и иногда сбиваясь с ритма. Широкоплечий Гефест храпел, уронив на стол нечёсаную голову и уцепившись за пустую кружку, а в стороне Гермес с Посейдоном соревновались, кто кого перепьёт.
— Да ты, карась, никак думаешь перепить меня? — Повелитель океанов схватил бочонок с вином и вылил его себе в глотку, не пролив ни капли. Утёрся окладистой бородой и захохотал, подбоченившись, — Каково, а?
Гермес пьяно замахал руками — Всё-всё, ты повелитель всех жидкостей, о великий Посейдон! Признаю твою победу! Если бы ещё ты со своим океаном управлялся так же, как и с вином, то был бы величайшим из богов! После Кронида, конечно, — Гермес воздел кверху палец и поднялся, покачиваясь. Икнул и сел обратно.
— Это ты на что намекаешь, мальчишка? Это я не могу повелевать морями? А ну давай, докажу тебе и это!
— М-морями повелеваешь, это так. — “А вот своим членом нет”, пронеслось в голове у Гермеса, но он благоразумно не стал это озвучивать, — а… а вот вызвать бурю и потопить какой-нибудь кораблик, это вряд ли. При всем уважении, конечно. — Гермес пьяно хихикнул.
Посейдон плюхнулся напротив Гермеса. — Моему брату это не понравится… А он — он грозен во гневе! — Посейдон тоже воздел палец и покачал им перед носом Гермеса. Тот попытался сфокусировать взгляд на расплывающемся пятне, но махнул на это рукой.
— Ладно. Если ты так боишься Кронида, давай выпьем еще!
— К-кто боится? Я? А ну тащите еще вина, да побольше!
Симпосиум олимпийцев продолжался. На море поднимался легкий ветерок. Подул сильнее.
— Там, на берегу, море выбросило человека. Я думаю, что он еще жив, но пока неопасен.
— А зачем мне жить? Я приму смерть с радостью, как избавление. Уходи.
Яркое ласковое солнце, мерно шелестящий прибой, белоснежный пляж. Кругом ни намека на вчерашнюю бурю.
Персей со стоном разлепил веки. В раскрытый рот набился песок. Голова гудела. Персей, пошатываясь, поднялся на локтях, его тут же вырвало солёной водой. Чемпион утёрся и попробовал встать. Нога не послушалась, и герой свалился на песок. Удивлённо глянул на ногу, увидел кость, согнутую под неестественным углом. Тут же молотом ударила боль. Персей закричал и снова провалился в небытие.
В следующий раз он пришел в сознание от того, что на лицо лилась струйка чистой прохладной воды. Отфыркиваясь, Персей открыл глаза. Над ним склонилась девушка, внимательно смотря ему в глаза.
“Я всё-таки умер и попал в рай.” — успел подумать Персей, сделал пару глотков и отрубился опять.
Снова пришел в себя. Приоткрыл глаза. Нога ощутимо ныла, но дёргающей, разрывающей мозг боли не было. Огляделся. Он лежал на покрытом ворохом шкур топчане в небольшой хижине. Рядом брошена его котомка. Всюду развешаны пучки трав. В очаге уютно потрескивают поленья. Доносился запах похлёбки, да такой, что Персей чуть не захлебнулся слюной.
Сглотнув, он опустил взгляд на сломанную ногу. Та была аккуратно перевязана чистой тканью. Поверх повязки примотаны прочные тисовые ветви.
Скрипнула дверь. Наклонив голову, повязанную платком, в хижину вошла девушка. Напевая лёгкую песенку, прошла к очагу и добавила дров.
Персей кашлянул. Девушка вздрогнула и вскинула руки к голове, поправляя платок из грубой ткани. Потом слабо улыбнулась и подошла к топчану.
— Здравствуй, странник. Как твоя нога?
Персей оторопело молчал, уставившись на лицо незнакомки. Рот его открылся, придав чемпиону глупый вид.
Девушка была красива. Необыкновенно. Красива той спокойной светлой красотой, что заставляет поэтов путаться в рифмах и забывать простые слова. Той красотой, что способна заставить мужчину прыгнуть с обрыва в бурное море. Или совершить подвиг, выйдя одному против вражеского войска. Ни один скульптор, да что там скульптор, сам Аполлон, покровитель искусств, не смог бы запечатлеть божественные черты этой девушки и сломал бы инструменты от собственного бессилия.
Божественные черты? Персею вдруг вспомнился лик Афины. Рядом с этой незнакомкой величественная и, бесспорно, прекрасная богиня смотрелась бы как голенастый жеребенок рядом с величавым племенным жеребцом, победителем выставок. Как глиняная поделка подмастерья рядом с мраморным шедевром самого Мастера.
Персей сглотнул и хрипло спросил — Кто ты, о прекраснейшая?
— Зови меня Андромеда, это имя ничем не лучше и не хуже остальных, — намёк на улыбку, — так как твоя нога, путник? Беспокоит? Я омыла рану настоем трав, совместила кости и перевязала. Потом дала тебе маковый отвар, это должно ослабить боль.
— Андромеда… Ты смертная женщина или это сама Афродита спустилась с небес, чтобы лечить меня? — к Персею вернулся дар красноречия. — Кем бы ты ни была, я готов сломать и отрезать себе вторую ногу, только чтобы чаще смотреть на тебя.
Лёгкая тень досады набежала на чистый лоб девушки. Она резко встала, поджав губы.
— Тебе нужно восстановить силы, чужеземец. Поешь, я принесу.
— Убей его сейчас, несчастная, убей, придуши ночью, пока он не узнал, кто ты и не убил тебя сам!
— Я же сказала, уходи. И не возвращайся, я не хочу тебя больше видеть.
— Как знаешь. Я умываю руки. Больше я тебя не побеспокою. Прощай!
Шли дни, похожие один на другой как яйца перепёлки, различаясь только в деталях. Выздоравливающий Персей чем мог, помогал Андромеде. Пас коз на горных склонах, сгоняя их костылём, хромая, собирал хворост для очага, бил острогой рыбу в ручье. Выходившая чемпиона девушка всё больше проникалась к нему доверием. Но никогда не снимала свой чёрный платок.
Персей стоял, опираясь на грубый костыль. Под ним расстилался чудесный остров, наполненный жизнью. Стрекот цикад вторил птичьим трелям, в чаще с дерева на дерево прыгали пугливые белки, многочисленные козы меланхолично пережевывали сочную траву. И ни души вокруг.
Чуть слышный шорох шагов сзади. Персей кожей ощутил тёплое дыхание, почувствовал руки, обвившие его тело и накрыл их своей ладонью. Развернулся, чтобы найти мягкие губы и…
...И проснулся. В хижине никого не было, только чуть слышно потрескивали дрова в очаге.
Персей шумно вздохнул и прикрыл глаза, вспоминая увиденное несколько дней назад. Расхаживая ослабевшую ногу, он пошел на шум водопада, слышимый издалека. Приблизившись и раздвинув кустарник, чемпион увидел Андромеду. Она стояла по щиколотку в воде под льющимися струями, спиной, закинув руки за голову и что-то негромко напевала. Беззащитная. Почти нагая, если бы не её вечный платок. Персей долго любовался девушкой, потом, испугавшись быть замеченным, тихо ушёл.
Снаружи негромко шелестит тёплый летний дождь, но внутри хижины тихо и уютно. Можно сидеть, смотреть на мечущееся в очаге пламя и беседовать. Говорить обо всём.
— Скажи, почему ты здесь? Вдали от мира, от людей, одна-одинешенька? Неужели тебя никогда не тянуло к людям?
— Я уже привыкла быть одной. Так проще. Так тебя никто не… — Андромеда оборвала сама себя, шевеля губами.
Персей молчал, затаив дыхание. Не выдержал, спросил:.
— Не... что? Не предаст? Ты поэтому сбежала от людей, девочка? — Не отрываясь, смотрел в её бездонные синие глаза. Андромеда молча кивнула.
Персею остро захотелось прижать девушку к себе и защитить от всех несправедливостей мира. Но он боялся её спугнуть. Оборвать ту тонкую ниточку, протянувшуюся между ними. Поэтому чемпион молча накрыл своей широкой ладонью хрупкую кисть девушки и тихо сжал.
В очаге тихонько догорали поленья, а двое людей всё так же молча сидели рядом.
Один боялся убрать руку, а вторая — что он её всё-таки уберёт.
Еще один вечер в череде похожих друг на друга, как Диоскуры.
Персей помолчал, ковыряя веточкой в песке.
— Раньше думал, что да. Сейчас я понимаю, что нет. Разве что себя. Красивого, сильного, победителя всех состязаний.
— Но у тебя же были женщины?
— Конечно. Но я любил не их самих, а их отношение ко мне. Их преклонение пред моей славой. Пред чемпионом и сыном бога.
Чемпион и сын бога отбросил ветку, развернулся к Андромеде и взял в ладони её лицо.
— Завтра я ухожу. Но я обязательно вернусь и заберу тебя с собой. Обещаю.
— Завтра? Уже? Так скоро? Но… а как же твоя нога? Ты же еще не поправился!
Девушка коснулась бедра Персея, провела тонкими пальцами по бугристому шраму.
— Останься ещё хотя бы на несколько дней, прошу.
— Я не могу. Я обещал богам избавить мир от страшного чудовища, пожирающего людей. Но потом я вернусь.
Персей хмыкнул и грустно улыбнулся.
— Вернусь овеянным славой, богатым и снова знаменитым. И мне простят смерть аргосского царя. Иначе я до конца дней останусь вечно гонимым никем. Так мне обещали.
— Чудовище? Разве они ещё остались в Ойкумене? Расскажи мне! — Андромеда поправила вечный платок и приготовилась слушать.
— ...Такое злобное чудовище, что живым из лап никого не выпустит. И обитает она где-то в этих краях. Может принять любой облик, но на голове всегда вместо волос будут ядовитые змеи. Так мне сказали Гермес и Паллада.
— Гермес и Паллада… —- тихим эхом отозвалась Андромеда. Персей взглянул на девушку, молчавшую, пока он говорил, и осёкся.
Девушка была мертвенно-бледной, как мраморное изваяние. Она медленно подняла руки и стащила платок.
Просыпаясь от долгого сна, на её голове нехотя зашевелился клубок змей, поблёскивая чешуёй.
— ...И когда я выросла, я узнала истинную цену своей красоте. Обо мне пели песни, рапсоды звали меня прекраснейшей, говоря, что моя красота превосходит красоту Афродиты и самой Афины. Она злилась, но ничего поделать не могла, ведь я и в самом деле была красива.
Многие мужи готовы были положить к моим ногам все богатства Ойкумены, только чтобы я возлегла с ними. Но я смеялась над ними, принимала подарки и прогоняла. Приняла только одного. Одного из богов. Его глаза были искренни и полны восхищения, речи сладки, как мёд, а руки и чресла умелы.
С ним я была счастлива. Правда, недолго — во время купания меня заметил сам Посейдон. И возжелал меня как никого из смертных. Я отказала ему раз, другой, ведь я была счастлива с тем, первым. Мне было достаточно.
Посейдон захотел отомстить, ведь он бог, а кто я? Он нашёл меня, когда я гуляла одна по берегу. Я убежала, скрылась в храме. Думала, что скрылась, ведь это был храм Афины, грозной, но справедливой богини.
Посейдон настиг меня и там. Взял силой несколько раз. А когда он, довольный, наконец, оставил меня, я, рыдая, выползла наружу. Прогремел гром и рядом возникла разгневанная Паллада. Она сказала, что я осквернила её храм и прокляла меня. Мои мольбы и взывания к справедливости не услышал никто. Даже возлюбленный трусливо отвернулся от меня, не желая идти против воли Афины.
Андромеда, вернее, Медуса глядела вдаль, её негромкий рассказ тёк плавно, не прерываясь. Только иногда она поднимала руку к голове, желая поправить платок, которого уже не было.
Персей кашлянул и пошевелился. Хрипло спросил: — А как же обращённые в камень? Съеденные заживо?
Девушка посмотрела на него и слабо улыбнулась. — Людская молва жестока и лжива, тебе ли не знать этого. Проклятия Афины хватило только на то, чтобы превратить мои чудесные волосы в клубок змей, только и всего.
Чемпион вцепился себе в бороду: — Боги, что же я скажу Афине? Прощай, былая слава! Привет конюшням и кучам навоза! Нет никакого чудовища, есть невинно оболганная девушка. Проклятая самой Палладой…
Персей со стоном повалился на спину и уставился невидящими глазами в высокие небеса, жуя травинку.
Медуса закусила губу и поднялась на ноги, — Жди, я сейчас вернусь.
Вернулась, сжимая в руке меч чемпиона.
Персей сел, непонимающе глядя на девушку.
— Убей меня и принеси Афине мою голову. Она жаждет не избавления от монстра, а моей смерти.
Герой медленно поднялся. Подумал и мотнул головой, уставившись в землю.
— Убей меня! Я не хочу так жить больше. Смерть принесет мне избавление. А тебе славу и богатство! — Медуса протянула меч Персею рукоятью вперёд. — Иначе ты так и останешься изгнанником, к тому же обманувшим Палладу.
Персей подумал. Поднял глаза и вгляделся в лицо девушки. Коснулся ладонью её щеки. Взял меч. На мгновение замер, потом прищурил глаза и резко дёрнул клинком. Тёплая кровь брызнула на руки. Глаза Медусы расширились. Змеи на её голове обеспокоенно зашевелились, беззвучно раскрывая зубастые пасти.
Не отрываясь глядя девушке в глаза, Персей двигал клинком снова и снова. Рукоять пропиталась кровью и скользила в руке.
Медуса прижала его ладонь щекой к плечу. Улыбнулась и закрыла глаза.
Герой, сжимая в руке окровавленный мешок, неторопливым шагом пересек террасу и остановился перед возвышением, на котором стоял трон Мудрейшей. За её плечом, облокотившись на трон, стоял вечно молодой Гермес.
— Ну же, мой герой, — Афина отпила из кубка и довольно усмехнулась, — что ты нам принёс?
Гермес обогнул трон и спустился по ступеням. Подошел к Персею и дружески положил руку тому на плечо, — Друг мой, слава о твоем подвиге бежит впереди тебя. По всей Элладе рапсоды восхваляют твой бой с мерзким чудовищем, а в храмах Афины вновь приносят жертвы. Расскажи, как всё прошло!
— Ты принес нам её голову, герой? — Афина не отрываясь смотрела на Персея, — ведь так?
— Я принес вам много голов, олимпийцы.
С этими словами Персей вытряхнул мешок на террасу. На мраморный пол упали отрезанные змеиные головы. Раскатились в стороны. Некоторые до сих пор вяло шевелились.
Герой смял пустой мешок и бросил его к ногам Паллады.
— Это чудовище больше не побеспокоит ни смертных, ни богов. Награду золотом я не прошу, мне достаточно славы победителя Медусы, о которой теперь не слыхал разве что мертвый.
Персей коротко поклонился и, развернувшись, пошагал к выходу. Афина, вскочив с трона, с каменным лицом молчала.
Уже у дверей его догнал Гермес и взял за локоть, — Персей… Она… она жива? Что с ней?
Персей мягко высвободил локоть и усмехнулся.
— Позволь мне идти, о Гермес Крылоногий, любимец Олимпа. Я спешу домой, к молодой красавице-жене. Сдается мне, ты её хорошо помнишь. — Развернулся и легко сбежал вниз.
Гермес некоторое время смотрел ему вслед, с лёгкой грустью вспоминая прошлое. То, которое не под силу вернуть даже богам.
Потом улыбнулся и подошёл к красной от гнева Афине.
— Сестрица, даже богам надо уметь проигрывать. Персей теперь герой всей Эллады, его носят на руках и народ не поймет, если с ним что-нибудь случится. Увы, думаю, будет лучше, если всё оставить как есть.
Гермес помолчал и выпалил, как будто только что вспомнил: — Кстати, сестрица! До меня дошёл слух, что одна дерзкая смертная вызвала тебя на состязание, представляешь? Тебя, саму Палладу!
Афина вскинула брови: — Да? И кто она такая? Как её имя?
— Какая-то ткачиха. Зовут её Арахна. Мастерица, каких свет не видел, говорят.
— Ткачиха… Что ж, братец, давай посмотрим на эту дерзкую выскочку!..
