В Питере пить
Честно стырено с ВК
Петербурге, чем закусывали водку и зачем добавляли в ром табак
Краевед Алексей Шишкин о том, какие питейные заведения встречались в дореволюционном Петербурге, что любили выпить студенты и купцы и как с пьянством пытались бороться с помощью «крестных ходов трезвости».
ККак были устроены дореволюционные винные лавки и чем закусывали «беленькую»
Первые питейные заведения на территории нынешнего Петербурга появились задолго до его основания. Документально установлено, что в шведском Ниеншанце имелся даже не один, а несколько трактиров. Но подлинное развитие алкогольная культура получила во времена Петра I. Можно встретить множество причудливых описаний питейной культуры первой половины XVIII века, которая отличалась гигантской невоздержанностью. Но это отдельная большая тема — сейчас речь пойдет о последних предреволюционных десятилетиях, когда Петербург всё так же оставался очень пьющим городом — не потому, что такова была воля царя, привезшего сюда иностранную культуру потребления алкоголя, а потому, что алкоголь в предреволюционном Петербурге был важнейшим средством снятия стресса.


1 из 2
С конца XIX века по 1910-е годы население Петербурга выросло больше чем в два раза и перевалило за 2 миллиона человек: подавляющее большинство людей были приезжими — за заработком. В таком городе вопрос снятия стресса стоял очень остро. В Петербурге было гигантское количество самых разнообразных питейных заведений: классические рестораны и трактиры — то есть заведения и с едой, и с выпивкой; портерные лавки — то есть лавки, в которых торговали прежде всего пивом; ренсковые погреба — интересный формат, часто упоминаемый в литературе: винная торговля на вынос. Там можно было приобрести не только отечественные вина, но и заграничные, а также пиво и медовуху.
Само слово «ренсковый» происходит от искаженного «рейнский» — сначала в подобных местах продавали рейнвейн, привычное немецкое вино для очень многочисленной немецкой диаспоры в Петербурге. И неудивительно, что одним из самых популярных ренсковых погребов в дореволюционном Петербурге был немецкий погреб Шитта, который располагался на пересечении улиц Марата и Разъезжей. Про него даже шутили: «Шитт на углу пришит» — чтобы подчеркнуть, что там он работает уже очень многие годы и без него представить это место невозможно.
В начале XX века также появились кавказские духаны — трактиры, стилизованные под закавказье, под Грузию. Кавказская культура начала приобретать определенную популярность в городе, к тому же правила поведения в этих местах были достаточно нестрогие.
Самым народным форматом потребления были казенные винные лавки — точки продажи водки, которые управлялись казенной винной монополией. Это была система, при которой право на реализацию водки имело только государство на предназначенных для этого торговых точках. Такие точки были устроены довольно специфическим образом. Как правило, это были полуподвальные помещения, которые делились перегородкой на два отсека: в одном ждали покупателей, в другом — в двух окошках работали так называемые сидельцы. Как правило, в первом окошке женщины — ответственные вдовы госслужащих, военных или чиновников — принимали от покупателей деньги, а также продавали другие товары, бывшие предметами государственной монополии, например, игральные карты или гербовую бумагу. Во втором окошечке сидел «дядька» — он должен был отдавать покупателю уже оплаченную водку и утихомиривать буйных покупателей.

В казенных винных лавках продавали два типа водки, которые отличались степенью очистки и ценой: «красненькая», то есть менее очищенная, и «беленькая», то есть водка высшего сорта. Последняя была дороже в полтора раза. Внутри казенной лавки открывать шкалики было запрещено: вообще вести себя там нужно было максимально прилично. Зато стоило выйти за порог — и практически каждый покупатель спешил вскрыть бутылку. Поэтому все наружные стены казенных винных лавок, как правило, были покрыты характерными цветными отметинами — красными и белыми, которые оставляли печати, сбитые с горлышка. Тут же дежурили торговцы, которые были готовы предложить посетителям «казенок» закуски. Самые простые — вареный картофель, соленые огурцы, квашеную капусту. Нередко зимой можно было видеть бабу, сидящую прямо на чугунке с вареным картофелем — чтобы одновременно и согреться, и сохранить на морозе тепло самого чугунка.
Нередко полицейские пытались разогнать собиравшихся у казенных лавок выпивох и торговцев, но без особого энтузиазма — в том числе потому, что с ними здесь тоже были всегда готовы чем-нибудь поделиться.
Казенных винных лавок было достаточно много. Как посчитал краевед и историк Дмитрий Шерих, на одной только улице Марата их было пять. Масштаб государственной торговли алкоголем был очень велик — это то, что сближает ее с сегодняшней торговлей нефтью. Водочная монополия вносила очень значительную долю доходов в государственный бюджет.
Замечательная история про казенные винные лавки относится к 1907 году. В окрестностях Сенной площади, приняв у «дядьки» шкалик водки, какие-то работяги вышли наружу, собрались распить бутылку, но обнаружили внутри что-то инородное. Вернулись в «казенку» — и говорят: «Водка-то у вас с еропланом», имея в виду плавающее в напитке гигантское насекомое вроде стрекозы. В газете «Петербургский листок» писали, что оно действительно напоминало французский аэроплан «Болеро». Это, конечно, привело к большому скандалу.
ККакое пиво пили в Петербурге и как предприниматели рекламировали дореволюционный алкоголь
Были в Петербурге и свои алкогольные бренды, прежде всего — пивные. Знаменит был Калинкинский пивоваренный завод (пивной завод Степана Разина) на юге города. Был и пивзавод «Вена» за Невской заставой, также очень широко известный. Ну а номером один — благодаря расположению и своей знаменитой пивной с кегельбаном и бильярдом — стал пивоваренный завод «Бавария» на Петровском острове. Тамошнее пиво, как считалось, варилось по подлинно баварским рецептам. Сейчас от этого завода уже ничего не осталось, хотя в советские времена «Красная Бавария» всё еще гремела. Кстати, на заводе производили и лимонады, и школьников советских времен отправляли туда на практику — выжимать апельсины.
Из производителей крепкого алкоголя можно выделить фабрику Келлера — основанный в 1863 году ликероводочный завод на набережной Обводного канала. Там до сих пор стоит его интересное здание с высокой трубой. Завод производил ромы и коньяки, но его главный продукт, благодаря которому завод стал знаменитым, — двойная горькая померанцевая.

Бывшая фабрика Келлера
Тем же напитком славился и завод Шриттера, тоже на Обводном — еще более старый, заслуженный и известный, в том числе своими нетривиальными дизайнерскими решениями. Например, двойная горькая поставлялась за рубеж, была там известна под названием Gorky и продавалась в бутылках в форме медведя — так обыгрывались стереотипы о русских.
Реклама в алкогольной индустрии того времени в целом была очень нетривиальной. Многие марки продвигали себя достаточно агрессивно. В интернете легко можно найти пивные, водочные и табачные плакаты: рекламу Калинкинского завода, «Баварии» и еще одного пивного бренда – товарищества Ивана Дурдина, целой пивной империи, в которую входили не только заводы и точки, но и доходные дома.
Интересно продвигала себя знаменитая элитарная водка «Вдова Попова», «Водка Смирнова», но ярче всего — водки и коньяки Шустова. Их даже упоминал в своих стихах Маяковский. Шустов прибегал и к не вполне легальным методам рекламы: на раннем этапе развития своей фирмы он нанимал студентов, которые должны были ходить по трактирам и спрашивать напитки производства Шустова. Там, где их не находилось, студенты могли поскандалить, побуянить, испортить мебель и кого-нибудь слегка поколотить — всё в пределах десяти рублей. Так торговцы узнавали о бренде Шустова, за который люди готовы драться. Таким образом студенты приводили к Шустову новых оптовых покупателей.
Кстати, рекламные стихи нередко печатали в газетах — без пометки, что это реклама:
«Жена мне говорит с упреком:
“Вы все, мужчины, не верны,
Убеждена, что в целом свете,
Нет не обманутой жены”.
“Мой друг, на это есть причины,
Все в жизни жаждет перемен,
Будь жены коньяком Шустова —
Тогда бы не было измен”».
Естественно, значительная часть алкоголя в Петербурге — и самогон, и контрафакт, и подделки под известные марки. Например, в Царстве Польском в Прибалтике изготавливали якобы французский коньяк: бралась бутылка настоящего коньяка, многократно разводилась, подкрашивалась, подслащивалась, к ней добавлялся технический спирт — и после продавалась в гигантском количестве.
В какой-то момент, например, только Москва и Петербург покупали больше французского коньяка, чем в начале XX века в принципе производилось во Франции.
Кроме того, были популярны и обычные низкосортные вина, которые производились по специфическим рецептам. Нередко они имитировали известные бренды или были на них чем-то похожи. Готовили их в основном в Ярославской и Тверской губерниях, затем доставляли в рестораны и ренсковые погреба Петербурга и Москвы. Например, чтобы приготовить мадеру, поволожские виноделы смешивали картофельный спирт с ягодным соком. А русский ром, так называемый хлебный ром, получался следующим образом: в водку добавляли специи и сахар. Там могли плавать мускат, стручковый перец. В отдельных случаях, чтобы напиток больше жег, туда добавляли дешевый табак — махорку. Потом всё это смешивалось до максимальной однородности и очищалось.
Столицей таких суррогатных вин считался город Кашин, но таких заводов были многие и многие десятки. Как ни странно, некоторые из них даже разрослись и существуют до сих пор. Например, завод в городе Весьегонск в Тверской области — он стал уже легальным, но там до сих пор готовят ягодные сладкие вина, например, клюквенное, голубичное, — интересный опыт для тех, кто хочет попробовать, как пили тогда.
Тогда, в мещанской, купеческой среде, не говоря уже о рабочей, вино должно было быть крепким, чтобы «горло драло», и достаточно сладким. Во всех этих винах нередко присутствовал так называемый чихирь, или кизлярка, — недобродившее молодое вино из кавказского винограда, которое привозили со стороны Астрахани в верхневолжские города. Там их уже перегоняли и смешивали с остальными ингредиентами и доставляли в Петербург.
Среди петербургских напитков такого рода можно упомянуть так называемое ананасное вино. Стоило оно 40 копеек за бутылку, и, естественно, ни к вину, ни к ананасам не имело никакого отношения. По статистике, которую приводило Министерство финансов в 1890-х годах, всего лишь порядка 10 % винного ассортимента являлось вином. Всё остальное — дешевые кустарные подделки, которые, впрочем, нередко производились на тех же предприятиях, что и дорогой алкоголь.
ККак кутили в Петербурге студенты, гвардейцы и купцы и как поливали мостовые дорогим вином
Не нужно думать, что пьянство в предреволюционные годы было проблемой только низших слоев населения. Пили здесь все. Низшие классы — в основном водку и пиво; средний класс, купечество — вина, брендовые пиво и водку; самые богатые и аристократические круги выбирали дорогое французское шампанское, коньяк до 200 рублей за бутылку.
При этом алкоголизм был одной из важнейших социальных скреп для петербургских гвардейцев — то есть для офицеров элитных полков, максимально приближенных к императорскому двору. Не пить для гвардейца было чем-то странным и выбивающимся из правил поведения, которые строго соблюдались во всех гвардейских частях. Даже царь Николай II, когда был еще наследником престола и числился в лейб-гвардии в гусарском полку, предавался всё тем же увеселениям. Если читать его дневник, там регулярно встречаются упоминания о том, что, где и когда они пили. Например, пили «здорово», «дружно», «хорошо», «в биллиардной». Гвардейцы даже награждали друг друга своеобразными титулами вроде «кавалера пробки».
В общем, не пили разве что толстовцы. Кстати, есть известная история про то, как Лев Николаевич Толстой пытался бороться с пьянством в студенческой среде. Петербургские студенты в течение всего года пили много и невоздержанно, но дешево, в основном пиво и водку. И только на день Святой Татьяны студенты устраивали настоящий пир. Проходились по всем самым дорогим ресторанам, заказывали извозчиков-лихачей, в общем, кутили напропалую. Однажды в канун Татьяниного дня Лев Николаевич обратился через газеты к студентам с проповедью, призывая их одуматься. Всё те же газеты свидетельствуют, что еще никогда настолько пьяны студенты не были.
Самые невоздержанные кутежи наряду со студентами и гвардейцами устраивали купцы. В Петербурге местами их увеселений традиционно считались рестораны «Вилла Родэ», сад-ресторан «Аквариум» на Каменноостровском проспекте, ресторан «Самарканд», знаменитый своими цыганскими хорами. Купцы старались перещеголять друг друга в щедрости, транжирстве, нередко закатывая самые странные развлечения. Например, известны случаи, когда мостовые поливали дорогим вином; заваливали официантов, пианистов и певиц хора кредитными билетами. Самая, пожалуй, колоритная забава — это так называемые хождения по мукам, практиковавшиеся, прежде всего, в московских ресторанах. В конце пирушки в залу вносилось огромное блюдо с компонентами салата знаменитого повара Оливье из ресторана «Эрмитаж», и купец в сапогах ходил по этому блюду под печальную музыку.
Традиционный барный маршрут по Петербургу выглядел до революции совсем не так, как сегодня. Он начинался в центре города, в ресторанах на Большой Морской или Большой Конюшенной. На Большой Морской это были «Дюссо» и «Кюба», на Большой Конюшенной — «Медведь» и «Данон». Затем гуляки перемещались через новопостроенный Троицкий мост и на Петроградскую сторону, там на Каменноостровском проспекте их уже ждали все развлечения у купца Александрова в саду ресторана «Аквариум», затем дальше по Каменностровскому проспекту можно было продолжить в любом из многочисленных питейных заведений — например, в располагавшихся в саду дачи Громовой перед мостом на Каменный остров. Затем можно было навестить рестораны Крестовского или Каменного, встретить поздний закат на стрелке Елагина острова, переместиться в рестораны Сестрорецкой дороги, нынешнего Приморского проспекта, например, в «Альгамбру» (место, имевшее дурную репутацию и находившееся на вилле неподалеку от нынешнего северного входа в ЦПКиО), и встретить рассвет в Лахте.
ККак в Петербурге боролись с пьянством и зачем проводили «крестные ходы трезвости»
Борьба с пьянством была очень популярна — как и само пьянство. Прежде всего, пропаганда отказа от алкоголя велась в среде рабочих — во многом потому, что ситуация становилась просто опасной. Во-первых, повальный алкоголизм представителей пролетариата снижал производительность их труда, во-вторых, провоцировал хулиганство, драки, нападения. А причина повального алкоголизма в пролетарских районах — таких, как Выборгская, Невская и Нарвская заставы, все окрестности Обводного канала — заключалась в том, что рабочим, кроме как сходить в кабак, было в общем-то и нечем там заняться.
Для них стали устраивать разнообразные безалкогольные увеселения. Так, открывали народные дома, где можно было посмотреть кино или послушать лекции. Бывали даже народные дома с общедоступным театром и обсерваторией — например, народный дом первой русской феминистки графини Паниной на Тамбовской улице. Сейчас это Дом культуры железнодорожников. Ну и конечно, боролась за свободное время рабочих и Русская православная церковь, которая устраивала многочисленные проповеди трезвости — как в храмах, так и в лекционных залах тех же народных домов.
Самым влиятельным из трезвеннических братств было Покровское епархиальное братство, базировавшееся на пересечении Боровой улицы и Обводного канала. Благодаря необычайно харизматичному и успешному проповеднику Сергею Слепяну проповедям трезвости удалось добиться достаточно значимых результатов. В том числе он проводил по воскресеньям так называемые «крестные ходы трезвости». Если верить некоторым источникам, то на всем пути следования этого крестного хода — от Боровой улицы почти до самой Стрельны — все заведения, торгующие алкоголем, закрывались.
И это не говоря о многочисленных брошюрах о вреде пьянства, назидательных рассказах про спивающиеся семьи, листовках, которые расклеивали тут и там на предприятиях и в сенях храмов. Но в целом алкогольный вопрос решен так и не был — вплоть до Первой мировой войны. А с вступлением в войну Российской империи на всей территории страны был введен сухой закон. Продажа алкоголя была очень серьезно ограничена, и началась уже совсем другая история с употреблением всего, что хотя бы отдаленно напоминало алкоголь: спиртосодержащих лекарств, денатурата, столярных лаков и морилки.
