IGRSTT

Честно стырено с ВК

Петербурге, чем закусывали водку и зачем добавляли в ром табак

Краевед Алексей Шишкин о том, какие питейные заведения встречались в дореволюционном Петербурге, что любили выпить студенты и купцы и как с пьянством пытались бороться с помощью «крестных ходов трезвости».

ККак были устроены дореволюционные винные лавки и чем закусывали «беленькую»

Первые питейные заведения на территории нынешнего Петербурга появились задолго до его основания. Документально установлено, что в шведском Ниеншанце имелся даже не один, а несколько трактиров. Но подлинное развитие алкогольная культура получила во времена Петра I. Можно встретить множество причудливых описаний питейной культуры первой половины XVIII века, которая отличалась гигантской невоздержанностью. Но это отдельная большая тема — сейчас речь пойдет о последних предреволюционных десятилетиях, когда Петербург всё так же оставался очень пьющим городом — не потому, что такова была воля царя, привезшего сюда иностранную культуру потребления алкоголя, а потому, что алкоголь в предреволюционном Петербурге был важнейшим средством снятия стресса.





1 из 2

С конца XIX века по 1910-е годы население Петербурга выросло больше чем в два раза и перевалило за 2 миллиона человек: подавляющее большинство людей были приезжими — за заработком. В таком городе вопрос снятия стресса стоял очень остро. В Петербурге было гигантское количество самых разнообразных питейных заведений: классические рестораны и трактиры — то есть заведения и с едой, и с выпивкой; портерные лавки — то есть лавки, в которых торговали прежде всего пивом; ренсковые погреба — интересный формат, часто упоминаемый в литературе: винная торговля на вынос. Там можно было приобрести не только отечественные вина, но и заграничные, а также пиво и медовуху.

Само слово «ренсковый» происходит от искаженного «рейнский» — сначала в подобных местах продавали рейнвейн, привычное немецкое вино для очень многочисленной немецкой диаспоры в Петербурге. И неудивительно, что одним из самых популярных ренсковых погребов в дореволюционном Петербурге был немецкий погреб Шитта, который располагался на пересечении улиц Марата и Разъезжей. Про него даже шутили: «Шитт на углу пришит» — чтобы подчеркнуть, что там он работает уже очень многие годы и без него представить это место невозможно.

В начале XX века также появились кавказские духаны — трактиры, стилизованные под закавказье, под Грузию. Кавказская культура начала приобретать определенную популярность в городе, к тому же правила поведения в этих местах были достаточно нестрогие.

Самым народным форматом потребления были казенные винные лавки — точки продажи водки, которые управлялись казенной винной монополией. Это была система, при которой право на реализацию водки имело только государство на предназначенных для этого торговых точках. Такие точки были устроены довольно специфическим образом. Как правило, это были полуподвальные помещения, которые делились перегородкой на два отсека: в одном ждали покупателей, в другом — в двух окошках работали так называемые сидельцы. Как правило, в первом окошке женщины — ответственные вдовы госслужащих, военных или чиновников — принимали от покупателей деньги, а также продавали другие товары, бывшие предметами государственной монополии, например, игральные карты или гербовую бумагу. Во втором окошечке сидел «дядька» — он должен был отдавать покупателю уже оплаченную водку и утихомиривать буйных покупателей.



В казенных винных лавках продавали два типа водки, которые отличались степенью очистки и ценой: «красненькая», то есть менее очищенная, и «беленькая», то есть водка высшего сорта. Последняя была дороже в полтора раза. Внутри казенной лавки открывать шкалики было запрещено: вообще вести себя там нужно было максимально прилично. Зато стоило выйти за порог — и практически каждый покупатель спешил вскрыть бутылку. Поэтому все наружные стены казенных винных лавок, как правило, были покрыты характерными цветными отметинами — красными и белыми, которые оставляли печати, сбитые с горлышка. Тут же дежурили торговцы, которые были готовы предложить посетителям «казенок» закуски. Самые простые — вареный картофель, соленые огурцы, квашеную капусту. Нередко зимой можно было видеть бабу, сидящую прямо на чугунке с вареным картофелем — чтобы одновременно и согреться, и сохранить на морозе тепло самого чугунка.

Нередко полицейские пытались разогнать собиравшихся у казенных лавок выпивох и торговцев, но без особого энтузиазма — в том числе потому, что с ними здесь тоже были всегда готовы чем-нибудь поделиться.

Казенных винных лавок было достаточно много. Как посчитал краевед и историк Дмитрий Шерих, на одной только улице Марата их было пять. Масштаб государственной торговли алкоголем был очень велик — это то, что сближает ее с сегодняшней торговлей нефтью. Водочная монополия вносила очень значительную долю доходов в государственный бюджет.

Замечательная история про казенные винные лавки относится к 1907 году. В окрестностях Сенной площади, приняв у «дядьки» шкалик водки, какие-то работяги вышли наружу, собрались распить бутылку, но обнаружили внутри что-то инородное. Вернулись в «казенку» — и говорят: «Водка-то у вас с еропланом», имея в виду плавающее в напитке гигантское насекомое вроде стрекозы. В газете «Петербургский листок» писали, что оно действительно напоминало французский аэроплан «Болеро». Это, конечно, привело к большому скандалу.

ККакое пиво пили в Петербурге и как предприниматели рекламировали дореволюционный алкоголь

Были в Петербурге и свои алкогольные бренды, прежде всего — пивные. Знаменит был Калинкинский пивоваренный завод (пивной завод Степана Разина) на юге города. Был и пивзавод «Вена» за Невской заставой, также очень широко известный. Ну а номером один — благодаря расположению и своей знаменитой пивной с кегельбаном и бильярдом — стал пивоваренный завод «Бавария» на Петровском острове. Тамошнее пиво, как считалось, варилось по подлинно баварским рецептам. Сейчас от этого завода уже ничего не осталось, хотя в советские времена «Красная Бавария» всё еще гремела. Кстати, на заводе производили и лимонады, и школьников советских времен отправляли туда на практику — выжимать апельсины.

Из производителей крепкого алкоголя можно выделить фабрику Келлера — основанный в 1863 году ликероводочный завод на набережной Обводного канала. Там до сих пор стоит его интересное здание с высокой трубой. Завод производил ромы и коньяки, но его главный продукт, благодаря которому завод стал знаменитым, — двойная горькая померанцевая.



Бывшая фабрика Келлера

Тем же напитком славился и завод Шриттера, тоже на Обводном — еще более старый, заслуженный и известный, в том числе своими нетривиальными дизайнерскими решениями. Например, двойная горькая поставлялась за рубеж, была там известна под названием Gorky и продавалась в бутылках в форме медведя — так обыгрывались стереотипы о русских.

Реклама в алкогольной индустрии того времени в целом была очень нетривиальной. Многие марки продвигали себя достаточно агрессивно. В интернете легко можно найти пивные, водочные и табачные плакаты: рекламу Калинкинского завода, «Баварии» и еще одного пивного бренда – товарищества Ивана Дурдина, целой пивной империи, в которую входили не только заводы и точки, но и доходные дома.

Интересно продвигала себя знаменитая элитарная водка «Вдова Попова», «Водка Смирнова», но ярче всего — водки и коньяки Шустова. Их даже упоминал в своих стихах Маяковский. Шустов прибегал и к не вполне легальным методам рекламы: на раннем этапе развития своей фирмы он нанимал студентов, которые должны были ходить по трактирам и спрашивать напитки производства Шустова. Там, где их не находилось, студенты могли поскандалить, побуянить, испортить мебель и кого-нибудь слегка поколотить — всё в пределах десяти рублей. Так торговцы узнавали о бренде Шустова, за который люди готовы драться. Таким образом студенты приводили к Шустову новых оптовых покупателей.

Кстати, рекламные стихи нередко печатали в газетах — без пометки, что это реклама:

«Жена мне говорит с упреком:
“Вы все, мужчины, не верны,
Убеждена, что в целом свете,
Нет не обманутой жены”.
“Мой друг, на это есть причины,
Все в жизни жаждет перемен,
Будь жены коньяком Шустова —
Тогда бы не было измен”».

Естественно, значительная часть алкоголя в Петербурге — и самогон, и контрафакт, и подделки под известные марки. Например, в Царстве Польском в Прибалтике изготавливали якобы французский коньяк: бралась бутылка настоящего коньяка, многократно разводилась, подкрашивалась, подслащивалась, к ней добавлялся технический спирт — и после продавалась в гигантском количестве.

В какой-то момент, например, только Москва и Петербург покупали больше французского коньяка, чем в начале XX века в принципе производилось во Франции.

Кроме того, были популярны и обычные низкосортные вина, которые производились по специфическим рецептам. Нередко они имитировали известные бренды или были на них чем-то похожи. Готовили их в основном в Ярославской и Тверской губерниях, затем доставляли в рестораны и ренсковые погреба Петербурга и Москвы. Например, чтобы приготовить мадеру, поволожские виноделы смешивали картофельный спирт с ягодным соком. А русский ром, так называемый хлебный ром, получался следующим образом: в водку добавляли специи и сахар. Там могли плавать мускат, стручковый перец. В отдельных случаях, чтобы напиток больше жег, туда добавляли дешевый табак — махорку. Потом всё это смешивалось до максимальной однородности и очищалось.

Столицей таких суррогатных вин считался город Кашин, но таких заводов были многие и многие десятки. Как ни странно, некоторые из них даже разрослись и существуют до сих пор. Например, завод в городе Весьегонск в Тверской области — он стал уже легальным, но там до сих пор готовят ягодные сладкие вина, например, клюквенное, голубичное, — интересный опыт для тех, кто хочет попробовать, как пили тогда.

Тогда, в мещанской, купеческой среде, не говоря уже о рабочей, вино должно было быть крепким, чтобы «горло драло», и достаточно сладким. Во всех этих винах нередко присутствовал так называемый чихирь, или кизлярка, — недобродившее молодое вино из кавказского винограда, которое привозили со стороны Астрахани в верхневолжские города. Там их уже перегоняли и смешивали с остальными ингредиентами и доставляли в Петербург.

Среди петербургских напитков такого рода можно упомянуть так называемое ананасное вино. Стоило оно 40 копеек за бутылку, и, естественно, ни к вину, ни к ананасам не имело никакого отношения. По статистике, которую приводило Министерство финансов в 1890-х годах, всего лишь порядка 10 % винного ассортимента являлось вином. Всё остальное — дешевые кустарные подделки, которые, впрочем, нередко производились на тех же предприятиях, что и дорогой алкоголь.

ККак кутили в Петербурге студенты, гвардейцы и купцы и как поливали мостовые дорогим вином

Не нужно думать, что пьянство в предреволюционные годы было проблемой только низших слоев населения. Пили здесь все. Низшие классы — в основном водку и пиво; средний класс, купечество — вина, брендовые пиво и водку; самые богатые и аристократические круги выбирали дорогое французское шампанское, коньяк до 200 рублей за бутылку.

При этом алкоголизм был одной из важнейших социальных скреп для петербургских гвардейцев — то есть для офицеров элитных полков, максимально приближенных к императорскому двору. Не пить для гвардейца было чем-то странным и выбивающимся из правил поведения, которые строго соблюдались во всех гвардейских частях. Даже царь Николай II, когда был еще наследником престола и числился в лейб-гвардии в гусарском полку, предавался всё тем же увеселениям. Если читать его дневник, там регулярно встречаются упоминания о том, что, где и когда они пили. Например, пили «здорово», «дружно», «хорошо», «в биллиардной». Гвардейцы даже награждали друг друга своеобразными титулами вроде «кавалера пробки».

В общем, не пили разве что толстовцы. Кстати, есть известная история про то, как Лев Николаевич Толстой пытался бороться с пьянством в студенческой среде. Петербургские студенты в течение всего года пили много и невоздержанно, но дешево, в основном пиво и водку. И только на день Святой Татьяны студенты устраивали настоящий пир. Проходились по всем самым дорогим ресторанам, заказывали извозчиков-лихачей, в общем, кутили напропалую. Однажды в канун Татьяниного дня Лев Николаевич обратился через газеты к студентам с проповедью, призывая их одуматься. Всё те же газеты свидетельствуют, что еще никогда настолько пьяны студенты не были.

Самые невоздержанные кутежи наряду со студентами и гвардейцами устраивали купцы. В Петербурге местами их увеселений традиционно считались рестораны «Вилла Родэ», сад-ресторан «Аквариум» на Каменноостровском проспекте, ресторан «Самарканд», знаменитый своими цыганскими хорами. Купцы старались перещеголять друг друга в щедрости, транжирстве, нередко закатывая самые странные развлечения. Например, известны случаи, когда мостовые поливали дорогим вином; заваливали официантов, пианистов и певиц хора кредитными билетами. Самая, пожалуй, колоритная забава — это так называемые хождения по мукам, практиковавшиеся, прежде всего, в московских ресторанах. В конце пирушки в залу вносилось огромное блюдо с компонентами салата знаменитого повара Оливье из ресторана «Эрмитаж», и купец в сапогах ходил по этому блюду под печальную музыку.

Традиционный барный маршрут по Петербургу выглядел до революции совсем не так, как сегодня. Он начинался в центре города, в ресторанах на Большой Морской или Большой Конюшенной. На Большой Морской это были «Дюссо» и «Кюба», на Большой Конюшенной — «Медведь» и «Данон». Затем гуляки перемещались через новопостроенный Троицкий мост и на Петроградскую сторону, там на Каменноостровском проспекте их уже ждали все развлечения у купца Александрова в саду ресторана «Аквариум», затем дальше по Каменностровскому проспекту можно было продолжить в любом из многочисленных питейных заведений — например, в располагавшихся в саду дачи Громовой перед мостом на Каменный остров. Затем можно было навестить рестораны Крестовского или Каменного, встретить поздний закат на стрелке Елагина острова, переместиться в рестораны Сестрорецкой дороги, нынешнего Приморского проспекта, например, в «Альгамбру» (место, имевшее дурную репутацию и находившееся на вилле неподалеку от нынешнего северного входа в ЦПКиО), и встретить рассвет в Лахте.

ККак в Петербурге боролись с пьянством и зачем проводили «крестные ходы трезвости»

Борьба с пьянством была очень популярна — как и само пьянство. Прежде всего, пропаганда отказа от алкоголя велась в среде рабочих — во многом потому, что ситуация становилась просто опасной. Во-первых, повальный алкоголизм представителей пролетариата снижал производительность их труда, во-вторых, провоцировал хулиганство, драки, нападения. А причина повального алкоголизма в пролетарских районах — таких, как Выборгская, Невская и Нарвская заставы, все окрестности Обводного канала — заключалась в том, что рабочим, кроме как сходить в кабак, было в общем-то и нечем там заняться.

Для них стали устраивать разнообразные безалкогольные увеселения. Так, открывали народные дома, где можно было посмотреть кино или послушать лекции. Бывали даже народные дома с общедоступным театром и обсерваторией — например, народный дом первой русской феминистки графини Паниной на Тамбовской улице. Сейчас это Дом культуры железнодорожников. Ну и конечно, боролась за свободное время рабочих и Русская православная церковь, которая устраивала многочисленные проповеди трезвости — как в храмах, так и в лекционных залах тех же народных домов.

Самым влиятельным из трезвеннических братств было Покровское епархиальное братство, базировавшееся на пересечении Боровой улицы и Обводного канала. Благодаря необычайно харизматичному и успешному проповеднику Сергею Слепяну проповедям трезвости удалось добиться достаточно значимых результатов. В том числе он проводил по воскресеньям так называемые «крестные ходы трезвости». Если верить некоторым источникам, то на всем пути следования этого крестного хода — от Боровой улицы почти до самой Стрельны — все заведения, торгующие алкоголем, закрывались.

И это не говоря о многочисленных брошюрах о вреде пьянства, назидательных рассказах про спивающиеся семьи, листовках, которые расклеивали тут и там на предприятиях и в сенях храмов. Но в целом алкогольный вопрос решен так и не был — вплоть до Первой мировой войны. А с вступлением в войну Российской империи на всей территории страны был введен сухой закон. Продажа алкоголя была очень серьезно ограничена, и началась уже совсем другая история с употреблением всего, что хотя бы отдаленно напоминало алкоголь: спиртосодержащих лекарств, денатурата, столярных лаков и морилки.

Взято с vk

Ольга Семенова-Тян-Шанская «Жизнь "Ивана"», 1914 год.
Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. Несколько цитат.

Прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за нею ее одежду. Жених давал невесте "поклажу". Рублей десять – пятнадцать денег, овчинную шубу, поддевку из крестьянского сукна, коты, валенки, пуда два – четыре муки, меру круп, одно-два ведра водки.
Теперь же за невестой берут деньги (рублей пять – десять), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком: глуховата, или косая, или "стара", то есть порядочно старше жениха, или есть про нее слухи, что "гуляла".

Лет двадцать–тридцать тому назад выходили замуж лет шестнадцати–девятнадцати, женились в восемнадцать–двадцать. Гораздо реже выдавали девушек пятнадцати лет. Хотя и опасным считалось для девушки засидеться в девках до двадцати лет ("обегать станут женихи"), на девушку все-таки смотрели в семье, как на рабочую силу, а следовательно, дорожили ею и не торопились сбыть с рук. Малого же потому торопились женить, что таким способом приобреталась для семьи лишняя рабочая сила. 
Лет пятнадцать-двадцать тому назад мужчина с усами и бородкой считался уже старым – "люди засмеют, ежели за старого замуж выйти". Разумеется, могли засмеять люди, ежели и на старой деве жениться. Девушки за двадцать лет нередко выходили за вдовых.

В трезвом виде жену бьют редко, в пьяном часто и чем попало. Бьют и палкой, и рогачом (ухват), и сапогами, и ведром, и чем попало – кулаками, пинком. Если муж бьет жену и при этом сломает или испортит тот предмет из своего несложного инвентаря, которым чинил расправу, то ему, разумеется, гораздо более жалко этот предмет, чем избитую жену. Да и всякая баба гораздо больше будет сокрушаться о каком-нибудь сломанном рогаче, чем о своих помятых боках. Муж молодой, убедившись, что "молодая" не целомудренна, в первую же брачную ночь жестоко ее иногда избивает, что служит прелюдией к дальнейшему битью (иногда в течение нескольких месяцев). Считают долгом бить свою жену, если она "принесет" чужого ребенка в отсутствие мужа (что чаще всего случается с солдатками).

Что делает женщина во время беременности. Всё. И в доме справляет всю домашнюю работу, и в поле – вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иные женщины рожают, не домесив хлебов. Ребенка кладут в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: "Хорошо, и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли – выросли".

Когда молока у матери не хватает или когда оставляют ребенка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или черного хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой – и соска готова.

Бабка иногда призывается и для лечения младенцев. Чаще всего лечит "грызь" и "крик откликает". Для лечения "грызи" бабка берет овсяное "дерьмо" лошади, прожимает его сквозь тряпку, смешивает с молоком матери и поит этим ребенка. Крик нападает от сглазу, и его бабка "откликает" по трем зорям – двум вечерним и одной утренней. Понос "на детях" лечат церковным вином, которого покупают в церкви на пять копеек. Дают его больному ребенку по капле.

Чем хворал ребенок к году. Поносом, "грызью", золотушкой (струпья на голове); иногда болят уши (летом часто бывает заразное воспаление глаз – эпидемическое). Нередко дети "сохнут" (рахит – английская болезнь). Иногда у очень маленьких детей бывает лихорадка. Про детские болезни и говорить нечего: коклюш ("кашель напал: закатится, закатится – инда весь посинеет"), жаба или дифтерит ("глоточку захватило"), корь ("корюха"), скарлатина, чесотка. От жестокого поноса у маленьких детей иногда "кишечка" выходит. Случается, что и маленькие дети болеют сифилисом, полученным от родителей, бывают и случайные заражения этой болезнью.

Первым бранным слова научился Иван от старших братьев и сестер очень рано, когда еще не умел произносить связных фраз. "Сукой" стал называть мать, когда она ему в чем-нибудь отказывала – к потехе всей семьи и даже самой матери, поощрявших его в таких случаях: "Продувной-то какой, ишь шельма"; "Так ее, так ее (мать), зачем тебя не слушает". Матери очень наивно иногда хвастаются способностями своих совсем малолетних детей: "И какой атаман – ведь сукой уже меня называет"; "атаманить" значит буянить, затевать какие-нибудь проказы, руководить ими.

Били Ивана за крик, за то, что вываляется в грязи или стащит какой-нибудь кусок. За драку и ложь, за скверные слова не били. Отец более бил за воровство, а мать за крик или порчу костюма. Били рукой, кнутом и хворостиной, драли за уши и за вихры. Лгал он, разумеется, только из самообороны и нередко для того, чтобы выиграть время и удрать от родительского гнева, – сваливал свою провинность на какого-нибудь "суседского" Алешку и удирал благополучно, пока мать разыскивала мнимого воришку.

Обращение с животными довольно жестокое. Жалеют лошадь или корову, главным образом, как рабочую силу и ценность. Под пьяную руку это не мешает мужику срывать свой гнев на лошади, когда он рассердится: колотит ее по бокам и по морде, если она не в силах сдвинуть воз и т.д. Нечего и говорить уж про собак и про кошек: это животные не ценные, а потому с ними совсем не церемонятся, да они и менее полезны, даже мучают их так себе, из удовольствия посмотреть, что из этого будет. Ребятишки любят бросать кошек, маленьких щенят, если поймают, в воду и смотреть, выплывут ли они. "И тебе не жалко?" – "Чаво там жалеть, что ж, это не человек ведь, а пес, собака!"

До двух, иногда до трех лет ребенок не имеет представления о Боге, а затем уже начинает понимать, что образа в углу избы – "Бог". Подражая старшим, крестится на них. Первые слова о Боге, которые слышит ребенок, это, разумеется, те, что "Бог накажет", поэтому Бог представляется ребенку прежде всего грозным. Первый святой, которого он узнаёт, – это, кажется, Илья-пророк, и ребенок уже очень рано начинает креститься во время грома, чтобы "Он, батюшка" не убил его. На исповеди, к которой отправляются дети, начиная с шести-семи лет, священник тоже пугает его наказанием Божиим.

Прежде чаще встречались целомудренные малые и девушки, а теперь целомудренного малого уже не найти, да и девушек таких совсем мало. В шестнадцать-семнадцать лет малый обыкновенно уже сходится с женщиной.

Профессионального разврата не существует, но очень легко купить всякую бабу деньгами и подарком. Одна баба очень наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего-то за пустяк, за десяток яблоков!" Нынешним летом был такой случай, что двадцатилетний караульный яблоневого сада изнасиловал тринадцатилетнюю девочку – и мать этой девочки (очень, правда, бедная) помирилась с обидчиком за три рубля.

Случаи убийства новорожденных незаконных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит его либо в воду (с камнем на шее), либо в густой конопле, или на дворе, или где-нибудь в свином катухе зароет. Родила раз баба (вдова) под самое Светлое Воскресенье, когда все были в церкви, и задушила ребенка. "Все равно околел бы с голоду"

По моим наблюдениям наибольшим успехом у девок пользуются те малые, которые "чисто ходят", то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз. Действует также на девок уменье играть на гармонике, некоторые словца "вежливые или игривые" (теперь уже у нас каждую девку называют "барышней" на улице), пожалуй, некоторая ловкость. В прежние времена костюм парней не имел такого значения, как теперь: прежде любили "кудрявых, да румяных, да веселых", не глядя на то, что они обуты в лапти.

Представления о красоте очень примитивны. Женщины в нашей местности безусловно красивы, рослы и лет в пятнадцати-шестнадцати недурно сложены (после шестнадцати фигуры у них портятся, благодаря тяжелой работе). Чем раньше выходит замуж девушка, тем скорее она приобретает отцветший, изможденный вид. Наиболее распространенный тип – это очень правильные лица с темно-серыми (иногда удивительно красивыми) глазами, темными бровями и ресницами и темными волосами. Кожа смугловатая. Настоящие блондинки чрезвычайно редки. Чаще попадаются черноволосые, черноглазые женщины. Но самые красивые женщины не считаются среди крестьян таковыми. Вообще при выборе невесты или любовницы крестьянский вкус совсем не сходится с нашим. Нам нравятся строгие или чистые линии и очертания, а всякий мужик предпочтет дебелую, расплывшуюся девку или бабу.

Не любят бледных (без румянца). Недолюбливают также "сурьезные" лица: "дюковатая", "смотрит дюком", "угрюмая". Надо, чтобы женское лицо было открытым, веселым. Очень любят черные брови. У малого девки очень любят кудрявые волосы и тоже черные брови. Высокий рост ("большой малый", "большая девка") очень ценится. "Тушная девка, здоровая девка, чернобровая, румяная, веселые глаза" – все это комплименты девке.

В одной деревне (очень глухой) был такой случай: выдали родители замуж беременную девушку, чтобы ее грех скрыть. Когда родился ребенок, то вся семья мужа ополчилась на него (ребенка). Сам муж был смирный, "с простинкой" и не попрекал жену ее девичьим грехом, но родные не давали ей проходу и в конце концов заявили: "Чтобы ублюдка твоего, щенка паршивого не было бы. Умори его". Требование это было так настойчиво (бедную женщину бил ее свекор, свекровь тоже не давала ей свободно вздохнуть), что молодуха исполнила его: "наскребла" спичечных головок в соску и ребенок умер. Преступница попала под суд, но была оправдана.

С "распутевыми" девками или бабами чинится иногда расправа. "Распутевой" называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Такие любовники сговариваются иногда поучить свою любовницу и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют ее, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут ее (так, что голова женщины находится как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне. Девка, у которой один любовник, уже не считается по нынешним временам "распутевой", и ей ворота дегтем не мажут.

При сходах постоянно "спивают с кого-нибудь". Мужик считает угощение (в гостях) хорошим только тогда, когда там было достаточно водки. "Пусть лучше водка будет да сухая корка, нежели там блины, да курятина, да жамки, да без водки".

Медицинская практика в Древнем Египте была настолько развита, что многие из наблюдений и обыденных процедур западный мир не мог превзойти на протяжении столетий после падения Римской империи. Именно древнеегипетская медицина стала источником знаний для врачей Древней Греции и Рима. 

Египтяне понимали, что болезнь можно лечить фармацевтическими препаратами, признавали лечебный потенциал массажа и ароматерапии, придавали важное значение чистоте при лечении пациентов. 

О том, что источником болезней и инфекций могут служить бактерии, стало известно даже позже изобретения микроскопа — только в XIX веке, когда эта теория была подтверждена Луи Пастером и доказана работой британского хирурга Джозефа Листера. Однако еще до их заявлений венгерский врач Игнац Земмельвайс в XIX веке предполагал, что сократить смертность среди пациентов врачи могут, просто вымыв руки перед осмотром или операцей. 

Древние египтяне наверняка согласились бы с идееи Земмельвайса, поскольку очень высоко ценили чистоту. В Древнем Египте смертность после медицинских процедур была, вероятно, меньше, чем в любой европейской больнице в христианскую эру. 

Травмы и болезни 

Египтяне хорошо понимали, как справляться с травмами, но с болезнями все было гораздо сложнее. Когда человек ранен, легко проследить причину и следствие, а затем вылечить. Однако когда человек болен, причина менее ясна, и диагностика была большой проблемой. 

Причину болезни обычно понимали как следствие греха или нападения демонов. Поэтому первые «врачи» пытались избавить пациента от недуга чтением заклинаний. Кроме того, в ход шли амулеты, подношения богам, татуировки и статуэтки, призванные отгонять злых духов или успокаивать богов, вызвавших болезнь. 

С тех времен сохранилось множество папирусов, в которых записаны заклинания. В некоторых из них можно обнаружить и практические способы лечения. Так, например, папирус, датируемый 1200 годом до н.э., предписывает больным раком употребление марихуаны. 

Другой папирус, написание которого ученые относят к 1570-1069 годам до н.э., описывает первые в истории способы контрацепции и тесты на беременность. 

В густонаселенной долине Нила были широко распространены инфекционные заболевания. Практически все население Египта тогда проживало на узкой полоске суши вдоль реки, которая иногда составляла всего несколько сотен метров в ширину. Болезни можно было различать в зависимости от времени года. 

Оспа, дизентерия, брюшной тиф и желтуха чаще всего настигали египтян весной и летом. Каждый год богиня Исида проливала слёзы по своему покойному мужу Осирису, а уровень воды Нила повышался с середины июля по сентябрь. Вместе с плодородным илом, который помогал египтянам выжить, река приносила с собой специфический набор заболеваний, главным из которых, вероятно, была малярия – основная причина смертей поздней осенью. Более прохладная погода зимой благоприятствовала началу респираторных заболеваний. 

Одной из самых распространенных жалоб среди египтян были глазные инфекции. Боролись с ней при помощи бактерицидной краски для глаз и лекарствами из человеческого мозга. Вот как выглядит один из универсальных рецептов, следование которому должно было избавить не только от глазной инфекции, но и вообще всех проблем в организме: «Человеческий мозг разделить на две его половины, смешать половину с медом, намазать на глаз вечером. Высушить вторую половину, просеять, мазать на глаз утром». 

Тяжелый физический труд наносил огромный вред суставам и костям рабочих. Те, кто доживали до старости, становились жертвами тех же недугов, каковыми до сих пор страдают пожилые люди: сердечно-сосудистые заболевания, артрит и, вероятно, деменция. 

Ограниченная диета вызывала или усугубляла ряд заболеваний, а в некоторых случаях даже приводила к смертельному исходу. В древнеегипетской истории были времена, когда голод распространялся по всей стране. Данные древних папирусов стоматологов свидетельствуют о том, что в течение большей части таких периодов состояние здоровья населения значительно ухудшалось, но с более активным внедрением сельского хозяйства эти проблемы сводились на нет. 

Скудность диеты влияла и на рост египтян. Среднестатистический рост мужчин не превышал 160 см, женщин – 150 см. 

Профессия врача 

Ничего определенного не известно о том, как врачи получали свои медицинские знания. Историки предполагают, что после того, как египтянин получил профессию книжника, он становился учеником практикующего целителя. Также существует мнение, что «дома жизни», связанные с богиней Сехмет, покровительницей врачей, были учебными центрами для врачей. 

Целителями в Древнем Египте могли стать и мужчины, и женщины. Первым врачом, позднее обожествленным, был Имхотеп, который совмещал написание медицинских трудов со строительством ступенчатой пирамиды Джосера в Саккаре и был еще и известным архитектором. 

Именно Имхотеп стал родоначальником светской медицины: он утверждал, что болезнь зарождается естественным образом и никак не связана с духами или местью богов. 

Врач должен был быть не только грамотным, но и чистым душой и телом. В Египте их называли «вабау» – ритуально чистыми: они должны были купаться так же часто и тщательно, как и верховные жрецы. 

У каждого доктора была своя специальность, однако выделялись «суну» – врачи общей практики, и «сау», которые специализировались на магических ритуалах. Акушерки, массажисты, медсестры, обслуживающий персонал и провидцы также помогали врачу. 

Акушерство, по всей видимости, было единственной женской профессией в Древнем Египте. Изучив медицинские тексты, которые писали в основном мужчины, ученые обнаружили, что в них много информации по гинекологии в целом, но ни в одном не описано акушерство. Кроме того, мужчин никогда не изображали в сценах родов. 

Свидетельства медицинского обучения акушерок нет. В Древнем Царстве (период правления фараонов III-VI династии) слово «акушерка» связано с медсестрами, которые помогали доктору, однако после этого периода связь этих двух профессий утратилась. Акушерками могли быть женщины-родственники, друзья или соседи. По-видимому, они не считались медицинскими специалистами. 

Работу медицинских сестер могли выполнять как мужчины, так и женщины. Египтяне очень уважали именно медсестер, хотя, как и в случае с акушерками, нигде не сохранилось свидетельств о школе или профессиональной подготовке. Больше всего ценились медсестры-кормилицы. 

Женщины регулярно умирали во время родов, и в юридических документах того времени были соглашения между кормилицами и семьями о заботе о новорожденном в случае смерти матери. Няням, которые помогали с воспитанием детей, оказывалось такое уважение, что во времена Нового Царства (эпоха наивысшего расцвета древнеегипетского государства) их связывали с божественным. 

Лечение зубов 

Древнеегипетская стоматология выросла из сложившейся медицинской профессии, но особенно широко она не развивалась. Древние египтяне страдали от проблем с зубами на протяжении всей истории цивилизации, но почему стоматологов было недостаточно много (или упоминали о них слишком редко), до сих пор не ясно. 

Первым известным в мире стоматологом стал Хесире – главный зубной врач при дворе Джосера (ок. 2700 г. до н.э.). Проблемы с зубами возникали в основном из-за употребления в пищу грубого хлеба и неспособности полностью убрать песок из своей пищи. Стоматологи использовали для лечения зубов мед и травы, предположительно, чтобы остановить инфекцию или облегчить боль. У некоторых мумий были обнаружены зубные мосты и золотые зубы. Неизвестно, были ли они во рту при жизни владельца, или добавлялись в процессе бальзамирования. 

Правительница Хатшепсут (1479-1458 гг. до н.э.) умерла от абсцесса зуба. Такие случаи были нередкими и среди ее подданных. Предполагалось, что зубные боли и другие проблемы вызваны зубным червем, которого нужно было изгнать магическими заклинаниями. Эта вера, скорее всего, возникла в Месопотамии, в частности, среди шумеров, в клинописных записях которых были обнаружены заклинания против зубного червя. 

Помимо магии, египетские стоматологи в своей работе использовали целебную силу трав. Так, чтобы избавить своих пациентов от неприятного запаха изо рта, они готовили жвачки из меда, корицы, мирры, ладана и пиньона. Есть доказательства удаления зубов с опиумом, используемым в качестве анестетика.

Медицинские инструменты 

Вера в магию глубоко укоренилась в египетской культуре и считалась естественной и нормальной, как любой другой аспект жизни. Бог магии Гека был также богом медицины. На всех изображениях он несет посох, обвитый двумя змеями. Этот символ впоследствии перешел к грекам, которые связали его с богом исцеления Асклепием, который сегодня известен как кадуцей медицинской профессии. И хотя кадуцей, несомненно, путешествовал из Египта в Грецию, возник он также в Шумере как посох Ниназу, сына шумерской богини исцеления Гула. 

Кроме Гека существовало множество других важных богов исцеления, такие как Сехмет, Серкет (также известный как Селкет), Себек и Нефертум. Жрецами Серкеты были все доктора, хотя не каждый доктор был членом ее культа. К помощи Собека, бога крокодилов, обращались во время хирургических операций и инвазивных процедур. Нефертум, бог духов, связанных с лотосом и исцелением, вызывался на процедурах, которые сегодня назвали бы ароматерапией. 

Фармацевтические препараты древнеегипетских жрецов-медиков включали в себя антациды, соли меди, скипидар, квасцы, вяжущие вещества, щелочные слабительные, диуретики, седативные средства, спазмалитики, карбонат кальция и магнезия. Дозировка лекарств с особой тщательностью прописывалась в медицинских папирусах, указывался способ, с которым лекарство должно приниматься внутрь (например, с вином или едой). 

Хирургические процедуры были обычным делом, и многие инструменты того времени в том или ином виде используются и сегодня. У египтян были кремневые и металлические скальпели, плоскогубцы, костяные пилы, зонды, катетеры, зажимы для остановки кровотечений, спекулы, пинцеты, ланцеты для вскрытия вен, губки, ножницы, пузырьки, бинты изо льна и весы для расчета лекарственных доз. 

Хирургические операции чаще всего проходили успешно, о чем свидетельствуют мумии и другие найденные останки, пережившие ампутации и даже операции на головном мозге. Также были найдены протезы, обычно вырезанные из дерева. 

Роль древнеегипетской медицины в истории 

Однако не все медицинские практики были в Египте такими же успешными. Например, обрезание было религиозным ритуалом, в котором подвергались операции мальчики в возрасте от 10 до 14 лет, и означало переход от подросткового возраста к мужественному. Обычно его исполняли врачи, которые в то же время были жрецами храма. Они использовали кремневый клинок и произносили заклинания, но несмотря на все предосторожности, эта процедура все же иногда приводила к инфекции. 

Поскольку природа инфекции была неизвестна египтянам, то она считалась результатом сверхъестественного влияния. Такой подход, скорее всего, привел к гибели многих молодых людей. 

Египетские медики пользовались большим спросом в Древнем Мире, несмотря на то, что, вероятно, мало новых знаний появилось после 2000 года до н.э. Их лечение основывалось на обследовании и диагнозе. Описание случая — самая взыскательная работа врача, — длилось дольше, чем диагноз или рекомендуемое лечение. 

В целом лечение было консервативным: если лекарство от болезни было неизвестно, тогда врач предпринимал некоторые шаги, которые не ставили бы под угрозу жизнь пациента или снимали симптомы. Например, некоторые раны головы, которые тогда считались неизлечимыми, обрабатывали мазью, предупреждающей инфекцию. 

Хотя бальзамировщики Египта пришли к пониманию того, как органы, которые они удаляли из тел, были связаны друг с другом, этими знаниями не делились с врачами. Эти две профессии развивались в совершенно различных направлениях, и то, что каждый из них делал в своем направлении работы, не считалось релевантным для другого. 

Особое отношение у древних египтян сложилось с таким органом человеческого тела, как сердце. Помимо того, что оно было признано «насосом», сердце считали еще и центром эмоций, личности и интеллекта. По этой причине сердца умерших сохранялись, а головной мозг выскабливали и отбрасывали, как бесполезный орган. 

Хотя они признавали заболевание печени, у египтян не было понимания ее функций. В Древнем Египте регулярно занимались проблемами выкидышей и бесплодия, но о механизме этих процессов имелись весьма смутные представления. Опора всей культуры на сверхъестественную помощь богов мешала египтянам исследовать более непосредственные и практические решения медицинских проблем, с которыми они сталкивались ежедневно. 

Тем не менее, египетский врач пользовался большим уважением за свои навыки и знания, призывался ко двору фараонами и дворянами других народов. Греки особенно восхищались египетскими медиками, и переняли у них ряд убеждений и методов. Позже такие знаменитые врачи Рима и Греции, как Гален и Гиппократ, изучали египетские тексты и символы, таким образом передавая традиции и знания до наших дней.