rusvosem

Звонок на телефон, очередное предложение выгодного займа. Положил трубку. Задумался. Странная штука – жизнь в долг. Нелогичная. Противоестественная. Словно кто-то взял нормальный порядок вещей, вывернул наизнанку и сказал: "Теперь так и будет". И мы согласились, как соглашается человек с неизбежностью смерти – понимая парадокс Эпикура, но принимая правила игры.

"Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его," – сказал бы древний мудрец о кредите. И был бы прав. Кредит – это призрак будущего, материализованный в настоящем. Фантом, за который приходится платить вполне реальными деньгами. Демон, питающийся не кровью, но временем – самым драгоценным ресурсом человеческой жизни.

На днях встретил приятеля. Купил машину. В кредит, разумеется. Глаза горят, словно у шамана, увидевшего духов предков. Ключи от машины теребит, как четки, рассказывает о лошадиных силах, о разгоне до сотни, о кожаном салоне. Слова его подобны водопаду, низвергающемуся с высоты его эйфории в долину моего скептицизма. А я смотрю на него и думаю: вот он, современный человек. Homo Creditus. Новая ступень эволюции. Существо, добровольно отдающее свое будущее за иллюзию настоящего. Словно мотылек, летящий на огонь, ведомый инстинктом потребления – слепым, как крот, и ненасытным, как бездна. Приятель не понимает, что попал в ловушку. Древнюю, как мир, но замаскированную под прогресс. Банки – это ведь не просто финансовые институты. Это машины времени. Только работают они в одну сторону. Забирают твое будущее. Превращают его в настоящее. А потом заставляют платить за это будущее втридорога. Аппетит у этих машин времени подобен аппетиту Минотавра: требует жертв, и не скромных, а кровавых, только кровь эта – не алая жидкость, а напечатанные бумажки, выжатые из твоей жизни.

Человек берет кредит и говорит: "Надо сейчас. Не могу ждать". Пешка превращается в ферзя, не преодолев и половины шахматной доски Но жизнь же устроена иначе. Сначала работаешь. Потом получаешь. Сначала сеешь. Потом собираешь урожай. Это фундаментальный закон вселенной нарушая который – получаешь искажение реальности. Жизнь в долг нарушает этот порядок. Сначала получаешь. Потом работаешь. Долго работаешь. Очень долго. Такое искажение реальности. Временная петля. Парадокс. Ты живешь в настоящем, которое уже заложено банку. Твое будущее уже не принадлежит тебе. Оно принадлежит графику платежей. Ты словно герой трагедии, знающий свою судьбу, но бессильный ее изменить. Каждый месяц – новый акт. Каждый платеж – новое страдание. И нет катарсиса, лишь повторение, подобное пытке водой – капля за каплей, платеж за платежом.

Банки предназначены вовсе не для того, чтобы упрощать вам жизнь. Их назначение – жизнь максимально усложнять, превращая в ад, особенно если это банки нового поколения. Помню, как сам стоял перед таким выбором. Предлагали кредит. Большой. На выгодных условиях. Только для меня. Смотрел на цифры, они пульсировали, пытаясь соблазнить меня. Проценты казались такими маленькими, почти незаметными – как яд в бокале вина, который заметишь, лишь когда станет поздно. Я почти согласился. Почти. Что-то остановило. Может, воспоминание о словах отца. Он говорил: "Не бери чужого. Даже если обещаешь вернуть с процентами". Я вдруг представил себя через пять лет. Все еще выплачивающего этот кредит. Все еще несвободного. И не взял.

Люди предлогающие жизнь в рассрочку любят рассказывать о свободе. Купи что хочешь. Поезжай куда хочешь. Живи как хочешь. Но это ложь. Красивая, убедительная, но ложь. Такие речи подобны песням сирен – прекрасны, соблазнительны и смертоносны. Кредит не дает свободу. Он ее отнимает. Человек с кредитом не свободен. Он должен. Он обязан. Он не может уволиться с нелюбимой работы. Не может рискнуть. Не может сказать: "Все, надоело, ухожу". Кандалы. Невидимые, но тяжелые. Это добровольное рабство. Человек сам надевает на себя цепи и еще благодарит за это. Улыбается, подписывая договор, словно не понимая, что ставит подпись под приговором своей свободе.

И еще – это стресс. Постоянный, ежедневный. Стресс висит над тобой, как дамоклов меч, подвешенный на тонком волоске ежемесячного дохода. А что, если не смогу платить? А что, если потеряю работу? А что, если заболею? Эти мысли не отпускают. Крутятся в голове. Как заевшая пластинка. Как сломанный механизм. Как программа с ошибкой. Они проникают в сны, превращая их в кошмары. Вторгаются в отношения, отравляя их. Просачиваются в повседневность, делая ее серой и безрадостной.

Мой приятель с новой машиной этого еще не понимает. Он счастлив. Пока. Но через год, два – когда эйфория пройдет. Когда останутся только платежи. Когда машина из источника радости превратится в источник головной боли. Тогда придет день, когда взгляд его станет подобен взгляду каторжника на кандалы.

Помню, как-то прочитал, что посланник ﷺ проклял берущего проценты, дающего проценты, записывающего сделку и двух свидетелей этому, сказав: "Они равны в грехе". Проклял. Сильные слова. Не просто не одобрил, не просто советовал воздержаться. А проклял. Почему так строго? Почему именно к процентам такое отношение? Может, потому что кредит – это бунт против естественного порядка вещей. Против терпения. Против труда. Против ожидания.

"Я вернусь," – сказал Одиссей, сын Лаэрта, отправляясь в плавание. И вернулся. Через двадцать лет. Изможденный, постаревший, потерявший всех спутников, но свободный и верный своему слову.

"Я верну," – говорит мой приятель, подписывая кредитный договор. И вернет. В лучшем случае через семь-восемь лет. С процентами. Изможденный, постаревший, потерявший радость жизни, но освободившийся от долга. Расплатится не только деньгами. Но временем, свободой, радостью, покоем – всем тем, что делает жизнь достойной того, чтобы ее прожить. И цена эта всегда выше, чем кажется вначале, подобно айсбергу, большая часть которого скрыта под водой.

И тут – хрусть.

Негромко так, буднично почти. Но окончательно. Полочка треснула где то посередине. И всё. Финита.

Первое, что внутри поднялось – волна такого… горячего, колючего раздражения. Ну как так?! Опять! Вот вечно у меня так: почти получилось, и на тебе. Руки-крюки, не иначе. Захотелось оторвать полочку и запустить ее в стену. Или просто махнуть рукой и уйти пить чай, делая вид, что ничего не было. Знакомо вам это чувство, когда из-за какой-то ерунды, мелкой бытовой неудачи, опускаются руки и кажется, что ты вообще ни на что не годен? Словно внутри маленький, обиженный ребенок начинает топать ножкой: «Всё не так! Всё плохо!».

А потом стоишь… смотришь на этот пластик. И тишина. И как-то… эта волна начинает спадать. Приходит другая мысль, тихая такая. Ну, сломалась. Бывает. Мир же не перевернулся. И вспоминается… даже не вспоминается, а как-то само собой всплывает понимание: не всё ведь от меня зависит. Совсем не всё. Есть вещи, которые просто случаются. Это ведь как… как если ты вышел гулять, а тут дождь пошел. Ты можешь злиться на дождь, можешь промокнуть до нитки, но дождь от этого идти не перестанет. Ты просто принимаешь, что он есть. Вот и тут так же. Ты старался, делал, а оно – хрусть. Значит, так было предопределено.

И ведь не просто так в исламе говорят о принятии воли создателя. Где-то на ум приходят слова, что когда что-то случается не так, как ты хотел, говорят: «Так было предопределено, и он сделал то, что пожелал». Не для того, чтобы руки опустить, нет. А чтобы… снять с себя этот груз вины за то, что не можешь контролировать. Понять, что твоя задача – сделать всё, что можешь, а результат – он уже не совсем в твоей власти. И это… освобождает, что ли.

И вот уже не злишься. Просто вздыхаешь. Ладно. Что теперь? Выбросить? Попробовать склеить? Или новую купить? Уже не так важно. Важно, что внутри стало… тише. Спокойнее. Эта дурацкая пластиковая полочка не смогла испортить вечер. И это уже маленькая победа. Над собой.

В итоге решил не лезть на рожон. Да, неприятно. Да, несправедливо. Но скандалом делу не поможешь. Позже, когда эмоции улягутся, спокойно подойду и по фактам объясню свою роль в том проекте. Без обвинений, без истерики. Главное – не дать этой обиде отравить день и отношения. Постараться увидеть в этом не личное оскорбление, а просто рабочий момент, пусть и криво поданный. Осознание того, что Создатель видит и знает истинное положение дел, и что терпение вознаграждается, дает силы поступить мудрее.

А как вы справляетесь с несправедливой критикой, особенно от начальства? Легко получается сдержать первый импульс и не наговорить лишнего?

— О Саид, если бы я мог соревноваться с ангелами, то, наверное, уже упал бы от усталости! Нет, я просто услышал вчера историю, которая зажгла во мне искру. Про какого-то дона Хуана, индейца из далёких земель. Говорят, он учил людей видеть мир иначе — через силу, что зовётся «олли», и через растения, которые открывают необычную реальность. Это правда или вымысел? И как это связано с тем, что мы знаем об Аллахе и Его мире?

Саид улыбнулся уголками губ, его взгляд стал глубже, словно он заглянул в колодец времени. Он указал рукой на скамью под старым инжиром, ветви которого склонялись, будто в земном поклоне.

— Пойдём, присядем. Твой вопрос — как река: с виду простой, но глубина её скрыта. Давай разберёмся, шаг за шагом, как путники, ищущие воду в пустыне.

Они уселись на скамью, и Саид положил сборник хадисов рядом, словно приглашая Пророка ﷺ быть свидетелем их беседы. Ахмад скрестил ноги, подался чуть вперёд, готовый впитывать каждое слово, как сухая земля — дождь.

— Начнём с того, что ты назвал «олли», — начал Саид, его голос был спокоен, как гладь озера в безветренный день. — Ты говоришь о силе, о мощи, что движет человеком к чему-то большему. В нашем знании, Ахмад, сила дана только Аллахом. Он — Аль-Кавийй, Всемогущий, и всё, что есть в этом мире, подчинено Его воле. Сказано в Коране: «Ему принадлежит власть над небесами и землёй». Но человек, будучи слабым созданием, ищет эту силу в себе или в творениях, забывая Источник. Этот дон Хуан, о котором ты слышал, говорил о «олли» как о помощнике, что ведёт к мудрости. Но что это, если не попытка найти путь без Того, Кто Сам есть Путь?

Ахмад нахмурился, его брови сошлись, как два облака перед грозой.

— Но, Саид, он ведь говорил о намерении и безупречности! Разве это не похоже на наш ихсан — стремление к совершенству перед Аллахом? Я читал, что он учил: «Нам нужно всё время и энергия, чтобы победить идиотизм в себе». Это же почти как джихад ан-нафс, борьба с душой, что склоняет ко злу!

Саид кивнул, его пальцы легонько коснулись коры дерева, будто он черпал из неё терпение.

— Ты наблюдателен, Ахмад, и сердце твоё ищет истины, как птица ищет гнездо. Да, намерение — это основа всего. Пророк ﷺ сказал: «Дела оцениваются по намерениям, и каждому человеку достанется то, что он намеревался». Но посмотри глубже: намерение дона Хуана было направлено на достижение силы через растения — пейот, дурман, грибы. Это путь, что уводит от Аллаха к шайтану. Ибн Таймийя, да помилует его Аллах, ясно говорил: «Тот, кто ищет знаний или силы через джиннов или колдовство, отвернулся от прямого пути». А что такое эти растения, если не врата к иллюзиям, что подобны миражу в пустыне? Ты видишь воду, но, подойдя, находишь лишь песок.

Ахмад почесал щеку, его лицо осветилось лёгким смущением.

— Я, наверное, глуп, как осёл, что тащит поклажу, не зная зачем. Но вот что мне неясно: он говорил про «необычную реальность». Это как другой мир? Или как джинны, что живут рядом, но мы их не видим? И почему он считал, что это прагматично — использовать такое знание?

Саид рассмеялся тихо, его смех был мягким, как шелест листвы над их головами.

— О Ахмад, ты не осёл, а жеребёнок, что скачет по полю, ещё не зная всех троп! «Необычная реальность» — красивое название для заблуждения. Давай обратимся к истине. Аллах сотворил этот мир и то, что за его пределами. Сказано: «Он — Знающий сокровенное и явное». Джинны существуют, да, но их мир — не наша цель. Пророк, ﷺ предупреждал: «Не ищите общения с джиннами, ибо они вводят в заблуждение». А что до прагматичности… Дон Хуан учил использовать эту «реальность» для силы, для полётов или видений. Но скажи мне, брат мой, что проку в полёте, если он уводит тебя от Рая? Ибн Аббас, да будет доволен им Аллах, говорил: «Истинное знание — то, что приближает к Аллаху, а не то, что уводит в тень шайтана».

Ахмад хлопнул себя по колену, его глаза расширились от внезапной мысли.

— Постой, а что насчёт диаблеро? Это колдуны, что превращаются в зверей! Я слышал от деда, что такие люди продавали душу шайтану за силу. Это правда?

Саид выпрямился, его голос стал твёрже, как ствол инжира, под которым они сидели.

— Да, Ахмад, ты коснулся истины. Диаблеро, о которых ты говоришь, — это колдуны, что черпают силу из тьмы. В нашем шариате колдовство — великий грех. Аллах сказал: «Они обучались у них тому, как разлучать мужа с женой, но не могли никому повредить без дозволения Аллаха». Ас-Саляф ас-Салих, первые поколения, были единодушны: колдун достоин смерти, ибо он союзник шайтана. Имам Малик, да помилует его Аллах, говорил: «Колдовство — это путь к неверию, ищущий его теряет веру». Эти диаблеро — как волки в овечьей шкуре, их сила — иллюзия, что рушится перед волей Аллаха.

Ахмад замолчал, глядя на закат, где солнце уже касалось горизонта, словно капля золота, падающая в море. Потом он повернулся к Саиду, его голос стал тише, но в нём чувствовалась искренняя жажда понимания.

— Саид, а ученичество? Дон Хуан брал учеников, учил их трудным путём. Это как наш шейх, что ведёт к знанию? Или это другое?

Саид провёл рукой по бороде, его взгляд устремился к небу, где первые звёзды начали мерцать, как жемчужины на чёрном бархате.

— Ученичество — это путь к свету, если учитель — праведник. Сказано: «Читайте то, что внушено тебе из Писания твоего Господа». Дон Хуан же вёл к тьме, его «трудности» — это испытания шайтана, а не очищение души. Наш учитель ведёт к таухиду, к единобожию, а его учитель — к ширку, к многобожию. Разве не видишь разницы, о Ахмад? Один — как река, что течёт к морю истины, другой — как болото, что засасывает в трясину лжи.

Ахмад кивнул, но тут же вскинул голову, его лицо озарилось озорной улыбкой.

— А три растения? Пейот, дурман, грибы… Они ведь открывали ему мир! Может, в них есть что-то от Аллаха? Ведь всё, что растёт, — Его творение!

Саид покачал головой, но в его глазах мелькнула искренняя доброта.

— О юноша, чьи вопросы как стрелы, летящие во все стороны! Да, всё — творение Аллаха, но не всё дозволено человеку. Вино тоже из винограда, но Пророк ﷺ мир ему и благословение Аллаха, сказал: «Опьяняющее — харам». Эти растения — как яд, что скрыт в сладком плоде. Они открывают не мир Аллаха, а мир иллюзий. Ибн Каййим, да помилует его Аллах, писал: «Тот, кто ищет истины через одурманивание, подобен тому, кто пьёт солёную воду, думая утолить жажду». Истинный порядок учения — в Коране и Сунне, а не в травах, что туманят разум.

Ахмад засмеялся, хлопнув себя по лбу.

— Кажется, я опять запутался, как верблюд в песчаной буре! Но, Саид, ты прав — лучше держаться за верёвку Аллаха, чем за колючки пустыни. Спасибо тебе, брат мой, ты как маяк в ночи моих вопросов!

Саид улыбнулся шире, его рука легла на плечо Ахмада, тёплая и уверенная.

— Ты не запутался, Ахмад, ты ищешь. А ищущий найдёт, если Аллах пожелает. Сказано: «Кто стремится к добру, тому Мы облегчим путь». Пусть твоё сердце будет как земля, что принимает дождь и даёт плоды.

Они поднялись, глядя на небо, где звёзды теперь сияли ярче, словно стражи ночи. Ахмад сложил руки и сказал с жаром:

— О Аллах, даруй Саиду здоровье, знание и свет в сердце! Направь его стопы к Раю и защити от зла этого мира и следующего!

Саид ответил, его голос был глубоким, как эхо в горах:

— О Аллах, укрепи Ахмада на пути истины, даруй ему ясность разума и чистоту намерений! Пусть он станет из тех, кого Ты любишь и кто любит Тебя!

Они обнялись, и вечерняя тишина окутала их, как милость Аллаха, что нисходит на праведных.

Абдуль Азиз ханафи аль Челяби(с)