redpumpk1n

Как Эрик выглядел и что умел

Чешский драматург Карл Чапек в 1920 году опубликовал пьесу R.U.R про искусственных людей, созданных для освобождения от тяжёлого труда людей настоящих. И хотя сюжет произведения весьма мрачный (но спойлерить мы не будем), публика была в восторге. Пьесу переводили на другие языки и ставили в европейских театрах, в том числе в Великобритании. Слово «робот», которым автор назвал искусственных людей (от чешского robota — «принудительный труд»), быстро стало нарицательным.

При росте в 180 см Эрик весил 45 кг. Он был довольно угловатым и неуклюжим, похожим на гибрид средневекового рыцаря и Железного Дровосека из страны Оз.

Основой механики Эрика были два электродвигателя: один, спрятанный в самом роботе, отвечал за движения рук и головы, а второй, расположенный в опорной платформе, приводил в действие ноги и туловище.

Работало это всё так:

• Электродвигатель, размещённый в теле, был соединён с фибровым роликом, который вращался при подаче питания.

• Чуть выше ролика располагалось 11 электромагнитов со стальными пружинами. К их основанию прикреплены шкивы с тросами, которые управляли рычагами, перемещающими руки и голову робота.

• Когда электромагниты находились под напряжением, пружины притягивались к магнитам, которые тянули края шкивов к фибровому ролику. Шкивы вращались, наматывая трос и перемещая конечности и голову.

• При отключении тока поверхность колеса отсоединялась от ролика и рычаг возвращался в исходное положение.

Второй двигатель также через систему шкивов позволял поднять робота с сиденья, заставить поклониться зрителям и вернуть на место. Чтобы всё это не рухнуло, в ногах Эрика были противовесы.

Но основная фишка была в том, что он умел внешне осмысленно вести диалог. Ну типа.

Ричардс решил сохранить в секрете то, как ему удалось это реализовать. На основании репортажей с выступлений Эрика можно предположить несколько версий:

• Беспроводная передача сигнала по радиоканалу от находящегося в укрытии помощника — сам Ричардс говорил, что использует лицензированную технологию Маркони. Так, в частности, можно объяснить способность Эрика отвечать на 50–60 заготовленных вопросов. Если его спрашивали о чём-то другом, робот отвечал: «Я не знаю, мадам (сэр)».

• Для контроля движений робота Ричардс, возможно, использовал голосовые команды, содержащие определённые комбинации цифр. Попадая в приёмник, такая команда активировала определённую частоту колебаний, заставляя механизм выполнять конкретное действие.

Робот питался от шести стандартных шестивольтовых батарей Exide, они обеспечивали работу основных механизмов. Кроме того, в конструкции предусмотрены три комплекта 48-вольтовых батарей.

Независимо от того, как именно было реализовано управление Эриком, он действительно поражал неискушённую публику того времени тем, что мог жестикулировать, вставать, садиться, бить челом галантно кланяться и отвечать на вопросы.

Эрик собирал толпы журналистов и зевак на выставках, покорял их галантными манерами, эрудицией и тонким британским юмором на фоне устрашающей внешности и искр из зубастого рта. За это отвечали дуговой разрядник и 35 000 вольт.

Возможно, он пошутил что-то в стиле: Why is no one late in London? Because there is a big clock right in the middle of town. Но всё, что было на выставках, — осталось на выставках.

Если раньше родители пугали непослушных детей призраками и ведьмами, то теперь стоило британским домохозяйкам лишь упомянуть робота Эрика, как чадо моментально становилось покладистым.

В газетных репортажах того времени робота называли «идеальным человеком» и «человеком без души».

Впрочем, создатели Эрика не были шарлатанами и не пытались представить его чем-то большим, чем просто механической куклой для развлечения. Они открыто признавали, что их робот не умеет думать и даже ходить, его остроумные ответы — лишь техническая иллюзия, а экономического эффекта в текущей реализации нет и в помине.

Однако Ричардс в общении с журналистами утверждал, что в будущем таких механических людей можно будет модернизировать, чтобы они выполняли различную работу за человека.

Уильям Ричардс был успешным британским репортёром и писателем, ветераном Первой мировой войны и инженером-самоучкой. Несмотря на отсутствие профессионального инженерного образования, он был в теме. В детстве он даже создал собственный паровой двигатель из домашнего чайника, который, правда, взорвался. Хотя механика была основным его увлечением на протяжении всей жизни, Ричардс также интересовался разведением уток, живописью, фотографией и аэронавтикой, которая в то время тоже переживала бурный расцвет.

Именно она в итоге и свела Ричардса с Аланом Реффеллом — молодым авиатехником британских ВВС, служившим с Уильямом в одной эскадрилье в годы Первой мировой войны. После демобилизации в 1921 году Реффелл стал автомехаником и имел небольшой автомобильный бизнес. Параллельно основной работе он участвовал в нескольких инженерно-технических проектах.

Когда Георг VI отказался от участия в открытии выставки, Ричардс вместе с Реффеллом за пять месяцев придумали и собрали Эрика.

Вообще, человекоподобные механизмы не были в начале XX века в новинку. В конце концов, люди прекрасно помнили про существование автоматонов, которые выполняли довольно сложные действия.

Но то были чисто механические конструкции, которые работали по заранее заданной программе и не были интерактивными. Публика не могла с ними взаимодействовать, да и практического применения эти игрушки не имели. Как неплохой маркетолог Ричардс понимал, что для подлинного успеха его творение должно быть интерактивным.

Наследники Эрика: роботы Джордж, Роберт и Эрик 2.0

После двухлетнего турне по Европе и США робот Эрик внезапно исчез. Возможно, Ричардс просто разобрал его на запчасти для своего нового творения, которое представил публике в 1930 году.

Робота звали Джордж. В отличие от своего старшего брата, у него были более изящные тело и лицо. Впрочем, функционал остался тем же — Джордж умел вставать и садиться, кланяться, разговаривать. Правда, список языков, которыми он владел, расширился и включал, помимо английского, ещё и китайский, французский, немецкий, датский и хиндустани. На создание Джорджа (уже без Реффелла) Ричардс смог получить 2000 фунтов стерлингов, в то время как Эрик стоил всего 140.

Карьера Джорджа была более продолжительной, чем у Эрика — Ричардс возил его по различным выставкам с 1930 по 1936 год. За это время они успели объехать всю Европу и США, побывать на встрече с премьер-министром Великобритании и другими известными людьми. Со временем интерес к нему упал — началась Вторая мировая война и людям стало резко не до механических людей.

Последним творением самого Уильяма Ричардса стал робот Роберт, представленный в 1952 году. Особых сведений о нём не сохранилось, кроме серии постановочных фотографий, на которых похожий на C-3PO металлический гуманоид помогает на кухне, возит дрова в тачке, красит окна и дуется в картишки за обеденным столом.

Хотя Эрик, Джордж и Роберт были достаточно простыми железными парнями, они заложили основы для будущих исследований по части антропоморфных роботов.

Но история Эрика на этом не закончилась.

В 2016 году куратор Музея науки в Лондоне Бен Рассел обнаружил в архиве старые фотографии и видеозаписи Эрика. Он загорелся идеей восстановить этого «человека без души» и сделать его экспонатом музейной выставки, посвящённой развитию робототехники. Проблема была только в том, что никаких чертежей Ричардс и Реффелл после себя не оставили, стремясь сохранить устройство своего творения в секрете.

Были только фотографии и несколько схематичных репродукций чертежей из журналов того времени.

Собрав 50 000 фунтов стерлингов на Кикстартере, Рассел объединил усилия с художником Джайлсом Уокером, создававшим роботов для музыкальных фестивалей.

Они проанализировали снимки и видеохронику с Эриком, чтобы понять, как тот двигался, и восстановить основные элементы его конструкции. Разработчики отказались от полного копирования — оно всё равно было невозможным. Вместо этого они решили сохранить оригинальный внешний облик Эрика, но усовершенствовать его внутреннее устройство, заменив архаичную систему шкивов и тросов на современные электрические и пневматические приводы, управляемые программным модулем. А дуговой разрядник и искры изо рта — на скучную подсветку.

На создание лже-Эрика ушло несколько месяцев, и с 2017 года он стал постоянным экспонатом Музея науки в Лондоне. Спустя почти 100 лет с момента создания первой версии робот занял своё заслуженное место в истории робототехники.

Источник

— Выдайте мне кредит под залог имущества!
— Что вы хотите заложить?
— СЫ-Ы-Ы-Ы-ЫР!

Звучит, как безумие, если вы не находитесь в отделении итальянского банка Credito Emiliano (или по-простому — Credem).

Всё дело в том, что в этом итальянском банке уже больше полувека выдают кредиты местным сыроделам под залог элитного Parmigiano-Reggiano на весьма выгодных условиях: всего под 3–5% годовых. Для ценного продукта у банка есть специальные хранилища, в которых огромные головы сыра по 38–40 кг каждая вызревают, пока заёмщик не придёт забирать своё имущество обратно.

Пармезан — капризный твёрдый сыр, которому нужно не меньше двух лет, чтобы окончательно созреть. И это проблемка для тех, кто его делает, потому что платить зарплату работникам и покупать новое сырьё нужно регулярно, а никак не раз в два года.

Эта история началась в 1953 году, когда итальянские сыроделы были чуть ли не поголовно на грани разорения, т. к. после войны наступил кризис, и производство сыра перестало окупаться.

Банк Credito Emiliano придумал, как помочь умиравшим семейным сыроварням и сберечь традиционное, очень важное для местной самоидентичности производство, и начал выдавать кредиты под залог сыра. Это помогло и продолжает помогать сыроделам выжить.

Сегодня поговорим о том, почему сыр — это неплохой гарант, и как банк вообще додумался до такой идеи.

Немного — о тонкостях пармезановарения

Давайте сразу расставим точки над «ё». Пармезан сейчас делают многие фирмы во многих странах, но право называться «настоящим пармезаном» есть только у того сыра, который приготовлен в одной из пяти провинций: это Парма, Реджо-Эмилия, Модена, Болонья (по левому берегу реки Рено) и Мантуя (по правому берегу реки По). Всё остальное, строго говоря, пармезаном не является. Есть даже соответствующее предписание Верховного суда Евросоюза, в котором это чётко прописано. И да, само слово «пармезан» — французское, итальянцы называют свой шедевральный сыр исключительно Parmigiano-Reggiano и никак иначе по названию двух регионов, на территории которых его придумали в XIII веке: Пармы и Реджо-нель-Эмилии. Его негласно считают «королём сыров»: он очень вкусный, очень дорогой и очень сложный в приготовлении. Это один из самых дорогих сортов и национальное достояние.

Итальянская экономика всегда опиралась (и продолжает опираться) на piccole imprese — малый и средний бизнес, семейные компании, которым не одна сотня лет. Эти люди делают вещи, на которых с гордостью написано: «Сделано в Италии», и это определённый знак качества, который говорит о преданности своему делу и этике. Большинство сыроварен представляет собой фермерские кооперативы с ограниченной ответственностью, которые не очень-то спешат объединяться в крупные корпорации.

При этом на севере Италии существует единый Консорциум, который строго следит за качеством сыра и правильностью его приготовления. Именно от него зависит, появится ли на сырной корочке товарный знак DOP, который свидетельствует о том, что пармезан полностью соответствует всем строгим требованиям. В технологическом процессе прописана буквально каждая мелочь — вплоть до корма, который ели коровы перед тем, как их молоко отправили на производство.

Кстати, о молоке: на один килограмм сыра уходит около шестнадцати литров. Поэтому около трёх с половиной тысяч молочных ферм ежедневно привозят правильное молоко в сыроварни, и начинается «колдовство».

Если хотите немного позалипать на медитативный процесс производства «короля сыров», то просто посмотрите это видео.

Но сварить сыр — это ещё не всё: большое внимание уделяется и контролю за его выдержкой.

Вовсе не каждая головка сыра, даже если она была сделана по всем правилам, может называться настоящим Parmigiano-Reggiano. Каждый день сыр нужно чистить и переворачивать, а иногда ещё и простукивать специальным молоточком, чтобы проверить, не появились ли какие-нибудь пустоты и трещины, и не становится ли он мягче, чем требуется.

Всё это нужно делать от года до трёх (а то и дольше) в помещении со строго определёнными температурой, влажностью и т. д. В общем, выдержка сыра — тот ещё длинный и кропотливый процесс, который требует немало самоотверженности, терпения и денег.

Чем пармезан старше, тем он вкуснее и ценнее, прямо как хорошее вино. Итальянцы говорят, что 18-месячный Parmigiano-Reggiano делает спагетти пикантными, а сыр трёхлетней выдержки — это то, от чего поют ангелы.

А теперь — немного истории и экономики

Нетрудно посчитать, что оборачиваемость ресурсов у сыроделов, которые производят пармезан, — в среднем примерно два года, и оборотный капитал привязан к запасам на этот период. Также несложно представить, на какое глубокое финансовое дно может уйти за это время небольшое производство: платить зарплату сотрудникам и покупать сырьё нужно явно несколько чаще, чем раз в два года. Вот поэтому так важно, чтобы сыровары имели доступ к кредитным линиям: без этого им просто не выжить!

После окончания Второй мировой войны вся Европа переживала тяжёлые и экономически нестабильные времена. Не стала исключением и Италия, вышедшая из войны в 1943 году.

Кризис затронул буквально все слои населения (а план Маршалла ещё не начал действовать).

Отчаялись все, включая потомственных сыроваров, исторически занимавшихся пармезаном в Эмилии-Романье. К началу 1950-х годов кризис в производстве сыра был настолько велик, что изготовлять дорогой пармезан, который долго вызревает, стало просто невыгодно. Тем более что он — своего рода предмет роскоши, который обедневшее население стало покупать гораздо реже. Единственным способом как-то продержаться на плаву стало сокращение срока вызревания сыра, что автоматически ухудшало его качество и приводило к потере многовековых традиций.

И тут, как добрая фея-крёстная, появился банк Credito Emiliano (или просто — Credem) со своим творческим подходом. Банк предложил: «А давайте мы будем выдавать кредиты под залог сыра!

А давайте мы ещё построим сырохранилище для ваших сокровищ, а наша команда профессионалов будет следить за их состоянием!»

Это было предложение, от которого невозможно отказаться.

Так что же делает Credem

Следите за руками: Credem принимает молодой сыр в качестве залога, оценивает его по текущей рыночной цене зрелого сыра и выдаёт кредит в размере 70–80% от его стоимости под очень маленький процент — всего 3–5% годовых. Данный подход, с одной стороны, позволяет сыроварам сократить расходы и получить такой важный и нужный для существования доступ к кредитной линии, а с другой — защищает банк от колебаний рыночных цен и ухудшения качества продукта.

Кстати, хранится сыр не в самом банке, а на двух огромных, оборудованных по всем строгим правилам складах его дочерней компании — Magazziini Generali delle Tagliate. На них умещается больше четырёхсот тысяч огромных сырных голов (каждая весит по 38–40 кг).

Оба склада оборудованы климат-контролем и укомплектованы штатом специально обученных инспекторов, которые каждый день следят за качеством сыра. За те семьдесят лет, которые прошли с исторического решения банка, Credem получил уникальный опыт в этой рискованной отрасли, а его работники стали настоящими экспертами по созреванию сыра. О некоторых процессах они уже знают больше, чем сами сыровары. И это потрясающе!

Кстати, кроме всего прочего, они защищают производителей от огромного количества рисков.

Во-первых, цены на сыр колеблются вместе с рыночным спросом (и разница в спросе всего в 1% может изменить цену пармезана на целых 10%), и экономические спады бьют по отрасли очень сильно.

Во-вторых, далеко не каждый пармезан (даже сделанный по всем правилам и в нужном регионе) получает товарный знак качества. Сыр, который недотягивает до строгих стандартов, стоит тоже гораздо дешевле. Забирая на хранение пармезан, банк практически не рискует, потому что залог хранится на его складах всё время созревания, и этот процесс очень чётко контролируется. Если в какой-то момент эксперты сочтут какую-то его часть испорченной, то банк всегда может позвонить её хозяину и сказать, что залог изрядно подешевел. Но такое происходит редко: отбраковывают примерно 1% сыра, не больше (а теперь сравните со средним показателем по отрасли в 10%).

Ну и, в-третьих, время от времени сыр попросту крадут из хранилищ и сыроварен! В 2015–2017 годах в Реджо-Эмилии, например, действовала преступная группировка настоящих гурманов, которые охотились на сыр и вино и украли за два года какое-то фантастическое количество и того и другого.

Напомним, что такое залоговое имущество: обзор и примеры

По гражданскому кодексу, каждый может прийти в банк и получить там определённую сумму, оставив взамен что-то ценное, а по истечении оговорённого срока вернуть деньги с набежавшими процентами и забрать свою вещь обратно. Если же должник свои обязательства исполняет не слишком хорошо, то банк может забрать себе что-нибудь из заложенного.

Заложить можно имущество, имущественные права или некие требования (отдельное требование или несколько из них), вытекающие из договора или иного обязательства.

При этом залог недвижимости обязательно нужно зарегистрировать, чтобы государство узнало о таком вашем шаге. Если же вы заложили другое имущество, то это можно учесть по правилам законодательства о нотариате в реестре уведомлений о залоге движимого имущества.

Ну а дальше почти все действия регулируются либо законом, либо договором залога (который обязательно нужно заключить, чаще всего — в простой письменной форме, но иногда бывает нужно заверить его у нотариуса).

Чаще всего человек, который принёс залог, продолжает им пользоваться (если, конечно, законом не предусмотрено обратное).

Пользоваться заложенным имуществом, заботиться о нём, следить, чтобы никто не украл и не испортил, и страховать за свой счёт от рисков утраты и повреждения имеет право (и обязанность) тот, у кого это имущество хранится. То есть в нашей истории за сохранность сыра отвечает банк Credem. Но договор мог быть составлен и так, что сыр остаётся у сыроделов, и тогда забота о правильном вызревании ложится на их плечи. Кстати, очень многие фермеры закладывают свои фермы целиком и полностью — вместе с животными и техникой (но на склад не несут, конечно же).

Чаще всего банки принимают в залог:

• Недвижимость и земельные участки.

• Транспортные средства.

• Ювелирные изделия и драгоценные металлы.

• Активы фондового рынка (то есть всяческие акции и облигации).

• Товары в обороте (то есть сырьё, материалы или готовые товары).

Причём, если вы берёте кредит, чтобы купить, допустим, дачный дом, то можете сразу его и заложить. Да и пресловутая ипотека — это тоже разновидность залога.

Чаще всего в залог оставляют именно то, что перечислено выше. Но иногда закладывают совершенно невероятные вещи! Например, в США до сухого закона частенько получали кредит, оставляя в залог (и на «созревание» тоже) бочки с виски. Как видите, Credito Emiliano тут совершенно неоригинален. А вот мэр Челябинска (вместе со всей городской Думой) в 2006 году выделился: он заложил здание муниципалитета, чтобы выручить деньги для строительства дорог в области. Но это ещё ничего, потому что в 2011 испанский банк выставил в качестве залога по кредитам… Криштиану Роналду!

Но вернёмся к пармезану

Жёлтая пресса и полупознавательные каналы любят писать, что банк Credem занимается только сыром, не производит никаких других операций и хранит в сейфах исключительно пармезан. Но правда заключается в том, что это самый обычный банк, который работает ровно так же, как все остальные. На сырные залоги приходится всего 1% его годовой выручки, остальные 99% занимают те же самые операции, что и в любом другом банке мира. По большому счёту, самое главное, что Credito Emiliano получает от этой истории, — репутация и доверие. Он показал свою особенную заботу о сообществе, традициях и обо всём регионе в целом и сегодня заслуженно является одним из самых уважаемых банков в стране.

Кстати, Credem — не единственный банк в мире, куда можно заложить пару-тройку десятков головок сыра. То же самое можно сделать, например, в немецком банке Deutsche Bank. На хранение его там брать не будут, правда, но кредит дадут.

В какой-то момент Credito Emiliano серьёзно задумался о сотрудничестве с производителями ещё двух местных деликатесов — прошутто и оливкового масла, но от идеи пришлось отказаться, потому что такие продукты гораздо сложнее хранить и маркировать, а значит, проще украсть или подменить.

Наверное, не будет большим преувеличением, если сказать, что Credem буквально спас целую отрасль промышленности, множество семейных бизнесов и знаменитый Parmigiano-Reggiano.

Возможно, что без его вмешательства традиции были бы утеряны. И очень здорово, что этого не произошло!

Под занавес — немного безумной итальянской рекламы единственного настоящего пармезана.

И хороший репортаж с отечественного телевидения о том, как у них там всё устроено.

Источник

По сути, Джозайя один из первых смог декомпозировать на отдельные операции то, что раньше мастера рассматривали как одну цельную задачу в один очень длинный шаг. Образ мышления такой декомпозицией был крайне нехарактерен для эпохи: это сейчас он основа современной алгоритмизации и автоматизации. Тогда же это было очень смело.

Представьте: раннее туманное утро. Вы одеваетесь и спешите поскорее выйти из дома, потому что шутка ли — первый день продаж. Очередь наверняка растянется на пару кварталов, и хорошо ещё, если всем хватит. Пускай дед и говорит, что это глупости, можно купить старую версию, которая ничем не хуже, но раз в десять дешевле. Ведь это не только функционал, это статус, символ успеха!

В конце концов, сама королева покупает их и пьёт из них чай.

Потерял ногу, но не опустил руки

Джозайя Уэджвуд появился на свет 12 июля 1730 года в Стаффордшире, и поначалу, как говорится, ничто не предвещало. Отец его был простым гончаром, как и отец его отца, и отец отца его отца… Неудивительно поэтому, что мальчик — а он был одиннадцатым ребёнком в семье — с детства готовился к тому, чтобы всю жизнь крутить гончарный круг. Но мир вокруг уже начал необратимо меняться.

Происходило то, что впоследствии назовут промышленной революцией. Торговля, частная инициатива и желание разбогатеть перестали быть чем-то постыдным, а ресурсы и рынки сбыта в колониях открыли новые горизонты для предпринимательства. Как и всё в мире, это имело обратную сторону: мелкие производители, занимающиеся ремеслом по дедовским технологиям, теряли работу и разорялись.

Однако в Стаффордшире ветер перемен дул ещё не в полную силу. Местные гончары во многом жили по старым правилам: в работе использовали местную глину, а товар распродавали по округе. Какие там колониальные рынки, о чём вы — даже Лондон казался чем-то далёким и немыслимым.

Молодому Джозайе, казалось, на роду написано оставаться в этих рамках. Стать искусным, пусть и не очень богатым, ремесленником, не выдержать конкуренции с крупными собственниками и влиться в ряды нарождающегося пролетариата. Но судьба решает иначе: в одиннадцать лет мальчик заболевает оспой. Она даёт осложнение на колено, и в конечном итоге спустя несколько лет ногу приходится ампутировать. И это настоящая катастрофа, ведь гончарные круги приводились в движение именно ногой, с помощью специальной педали. Поэтому Джозайя вынужден прекратить обучение в мастерской у родного брата — обучение, в котором он, между прочим, достиг больших успехов. Однако он не опускает руки — и врывается в маркетинг.

Не ремесленник, но мастер

Молодой человек читает книги, работает подмастерьем у местных мастеров. Он хочет не только научиться делать керамику, но и понять все нюансы производства. В возрасте двадцати трёх лет становится партнёром одного из лучших стаффордширских гончаров, а к двадцати девяти открывает собственную мастерскую. Он продолжает изучать технологию производства и ставит серию из пяти тысяч (!) экспериментов, результаты которых тщательно записывает в специальную книгу.

Джозайя хочет улучшить технологию производства глазури — специального покрытия, с помощью которого английские мастера превращали посуду в аналог фарфоровой. Потому что настоящий фарфор дорог, а спрос на него растёт. Купцы, дельцы и прочие нувориши, поднявшиеся благодаря промышленной революции, перенимают привычки старой аристократии, её образ жизни, её дорогую посуду и привычку посещать заведения.

Этот рынок будет только расти, понимает Уэджвуд. И вкладывает в дело всё: душу, ум, свободное время, даже приданое жены. На которой, кстати, женился по большой любви, и которая в дальнейшем станет его верной соратницей. Ну а пока на её деньги молодой предприниматель покупает новое помещение для расширения производства.

И продолжает экспериментировать, доводя свою кремовую глазурь до совершенства.

В своей работе новый мастер постоянно пробует новые оттенки и формы и в итоге создаёт посуду, прочную, но столь же элегантную, как настоящий фарфор. И вовремя: скоро ему понадобится вся элегантность этого мира.

От человека к бренду

В 1765 году королева Шарлотта, супруга Георга III, объявляет конкурс на лучший полный набор чайных принадлежностей. Участие в нём престижно, но чудовищно затратно: в полный набор входят десятки блюдец и чашек, кружек для кофе, сахарниц, ваз и даже подсвечников. Всё, разумеется, высшего качества, и с покрытием дорогой позолотой.

Проигрыш в таком конкурсе мог разорить небольшого производителя, но Уэджвуд решает рискнуть. И даже увеличивает ставку: вместе с сервизом он отправляет ко двору избранные образцы другой своей продукции. Шарлотте приходится по вкусу эта утончённая и необычная посуда, и Уэджвуд становится официальным поставщиком королевы, «Гончаром Её Величества». Это звание он использует по полной.

Провозгласив, что «мода бесконечно превосходит заслуги», он делает всё, чтобы его посуда стала модной. Для этого она должна сверкать на званых вечерах, быть у всех в руках и у всех на устах. У английских гончаров того времени не было привычки как-то обозначать своё авторство, но Джозайя эту глупость быстро исправляет. Свои изделия он помечает фирменным штампом — а затем отправляет их знатным людям и королевским домам. Потому что вряд ли можно найти лучшее место для рекламы, чем званые приёмы с участием самых богатых людей Европы.

Вместо привычных англичанам того времени тёмных, тесных магазинов посуды он открывает нечто новое — просторные, светлые выставочные залы, в которых демонстрирует продукцию.

При этом самые новые и интересные образцы находятся во внутренних помещениях, там, куда допускаются только лучшие покупатели. Эта программа лояльности крепко привязывает к нему клиентов, которым не хочется терять статус. Даже если всё, что он даёт, — право первым посмотреть на новый сервиз.

Джозайя и не думает почивать на лаврах: он внедряет новые идеи. Заказывает художникам каталоги, а затем отправляет специальных людей ходить по домам и показывать их всем желающим, рассылает потенциальным клиентам письма. Кто-то сказал «холодные продажи»? Да, это были они. И они сработали: фамилия Уэджвуд становится брендом.

Гончар-бизнесмен «бьёт» по разным целевым аудиториям. Он изобретает престижное потребление: элите продаёт изделия из новых коллекций очень дорого — потому что ваза, которую поставят во дворец, ДОЛЖНА быть дорогой. Однако позже, когда коллекция выходила из моды, её перевыпускали уже по нормальным ценам — для среднего класса.

Покупателям Уэджвуд предлагает не только качество, но и гарантии: любой товар, который разобьётся при транспортировке, будет заменён бесплатно. Это тоже было чем-то новым и невероятным, потому что состояние дорог в Англии 18 века было ужасным и хрупкий груз регулярно бился в каретах, оборудованных достаточно примитивными рессорами. Эту проблему Джозайя решает элегантно: находит кое-что получше, чем кареты.

Уэджвуд лоббирует строительство транспортного канала Трент — Мерси, а затем руководит его строительством. Этот канал сыграет большую роль в судьбе его фабрики «Этрурия».

Генеральный производитель ваз во Вселенной

Вскоре после того, как Уэджвуд добился звания поставщика королевы, он заложил «Этрурию». Новаторскую керамическую фабрику, которая во многом опередила своё время — как с хорошей, так и с плохой стороны.

Кстати, название «Этрурия» возникло не случайно. Высший свет Англии в те годы был без ума от «этрусских» античных ваз, добытых при раскопках Геркуланума, возникла мода на античную посуду. И Уэджвуд, конечно же, выпускал на рынок соответствующие вазы. Правда, традиционные для греческого искусства обнажённые фигуры прикрыли тогами.

Иначе покупатель не поймёт.

Уэджвуд довёл до предела принцип разделения труда, известный ещё по мануфактурам. На «Этрурии» каждый работник выполнял только свою, специализированную операцию, а изделия перемещались от одного к другому почти со скоростью конвейера. Существовали строгие правила и система учёта времени, был даже своеобразный «отдел контроля качества». Ну то есть систематически он сам ходил по предприятию и, увидев очевидный брак, разбивал его тростью со словами «Джозайе Уэджвуду это не подойдёт!».

Такое отношение не было бахвальством богатого владельца: Уэджвуд досконально знал все процессы, он даже изобрёл специальный прибор для измерения температуры в печи — пирометр. До него приходилось определять буквально «на глазок» — по цвету раскалённых предметов. Ртутные термометры были бессильны, ведь для обжига керамики нужно больше 1000 градусов Цельсия, а ртуть выкипает уже при 357. Уэджвуд пошёл другим путём — измерял, как под действием жара расширяется глиняный цилиндр. На основании наблюдений он первым в мире определил температуры плавления меди, серебра и золота — правда, как показали дальнейшие исследования, ошибся примерно в два раза.

Для рабочих «Этрурии» построили небольшой посёлок на 42 квартиры. Жильё комфортабельное, но и правила строгие: нельзя пить, играть в азартные игры, и даже… нецензурно выражаться. Джордж, ты что не видишь, что твоему товарищу за шиворот льётся расплавленное золото? Неси пирометр, температуру измерим.

При этом «Этрурию», безусловно, можно назвать предком заводов конца 19 века, с их жестоким распорядком и многочасовыми сменами. Однако сам Джозайя Уэджвуд не был классическим капиталистом из карикатур. Верующий, ироничный и очень порядочный, он с детства был уверен, что человек может своими усилиями изменить мир к лучшему. И он прикладывал усилия к тому, чтобы для рабочих этот мир тоже стал более приятным: помимо жилья, организовал для них систему медицинского страхования и школы. Так как производство было жарким, а кондиционеров в современном виде не существовало, он обустроил в цехах системы вентиляции и охлаждения.

Ещё один интересный штрих в биографии этого человека — его отношение к рабству. По мере развития заморской торговли (а к 1780-му на неё приходилась большая часть его продаж), Джозайя Уэджвуд всё чаще посещал порты — и всё чаще видел корабли работорговцев. Глубокая ненависть к этому занятию превратила его в горячего аболициониста, который выпускал уникальную в своём роде пропагандистскую керамику — камеи с изображением чёрного мужчины и надписью «Разве я не человек и не брат?».

Что в итоге?

Джозайя Уэджвуд умер 3 января 1795 года, в возрасте 65 лет. Его сыновья унаследовали семейный бренд и развили его: предприятие просуществовало больше двух веков и только в начале 21-го попало в трудное финансовое положение, и владельцы вынуждены были продать его финской компании.

Старшая дочь Джозайи, Сюзанна Эджвуд, вышла замуж за врача Роберта Дарвина. Их сын Чарльз стал одним из основоположников современной науки. Ну и ещё теорию эволюции сформулировал.

Стаффордшир стал керамической столицей Англии, в 19-м веке каждые восемь из десяти гончаров страны работали здесь.

Инструменты маркетинга, придуманные Джозайей, действуют и сейчас, намекая нам на то, что покупатели за эти три века не слишком и изменились.

Источник