lesnih1

Георг I, король Греции с 1863 по 1913 год, супруг русской княгини Ольги Константиновны, был весьма ловким, по воспоминаниям дипломата Ю.Я. Соловьева.

Король заручился пожизненной пенсией трех держав-покровительниц – России, Англии и Франции. Каждая из этих держав обязалась выплачивать ему до самой смерти, даже в случае его вынужденного отречения, по 100 тысяч франков в год. Он составил значительное состояние, которое держал за границей. Он проявлял недюжинный такт, научился свободно говорить по-гречески и делал все возможное, чтобы угодить своим подданным. Каждый год он уезжал в «продолжительный отпуск» во Францию, где вел приятный образ жизни, отдыхая от трудов правления. В делах внутреннего управления король ловко маневрировал между различными партиями, легко расставаясь со своими премьерами. Интересен его взгляд на обязанности конституционного монарха. Как-то раз он шутливо объяснил их одному из дипломатов. «Мои обязанности весьма легки, - сказал он по-французски, - обыкновенно первый министр, являясь ко мне с докладом, сообщает, что большинство палаты за него; в таком случае я иду гулять. Случается и так, что министр приходит и говорит мне, что большинство против него; в таком случае я ему отвечаю: «Идите гулять» (непереводимая игра слов: по-французски это равносильно русскому «Убирайтесь»). Ю.Я. Соловьев, воспоминания (1893-1922).

Дипломатические дневники

Молодой еврейский юноша Михаил Лазаревич Ушац в 40–х годах XX века поступил в Московский архитектурный институт. Впоследствии он стал советским карикатуристом и работал в журнале "Крокодил". Но в первый год обучения в МАрхИ он запомнился сокурсникам одной привычкой: Миша подписывал свои личные (и не только) вещи. Однажды на кафедре рисунка, где студенты должны были рисовать с натуры позирующую модель, шла подготовка к занятию и дежурные расставляли мольберты. Хорошие места для мольбертов всегда стремятся занять те, кто приходят в класс первыми, а опоздавшим достаются самые неудачные ракурсы. Случайно проходивший по коридору Ушац заметил, что мольберты уже выставлены, зашел в класс, выбрал самый удачный и написал на нем свою фамилию. Староста курса, пришедший на следующий день первым, увидел эту надпись, все понял, но не стал ее стирать. Вместо этого он подписал все остальные мольберты: "Ушац… Ушац… Ушац…". Студенты шутку старосты заценили. И понеслось…
На форзацах книг в студенческой библиотеке рядом с именами авторов начала через запятую появляться фамилия Ушац; парты и стулья в аудиториях тоже постепенно почти все стали принадлежать Ушацу; унитазы, в том числе в женских туалетах, также оказались подписаны; а девушки–студентки приносили в институт красные нитки и в перерывах между парами вышивали "Ушац" на оконных шторах и тряпках, которыми стирали мел с ученических досок. Гипсовые головы, кульманы, планшеты, шкафы, кафедры, словом весь доступный институтский инвентарь получил клеймо: "Ушац". И тогда мем вышел за пределы института. Он стал постепенно появляться на архитектурных памятниках. Сначала в СССР, а потом и за рубежом. Проник в литературу, кино и даже мультфильмы. А в профессиональном сленге архитекторов появилась присказка: "Это просто УшацЪ какой–то!"
У Данелии "Ушац" появлялся и ранее — он нацарапан на стенах в двух эпизодах фильма "Не горюй" (а позже и в "Мимино"). Помимо этого надпись "Ushatc" можно увидеть в экранизации романа Марка Твена "Приключения Гекльберри Финна" 1972 года "Совсем пропащий", а в мультфильме "Незнайка на луне" 1997 года на стене ресторана за лопающим кашу Пончиком написано "Ушац жив!"

Валерий Чуб

О Чехове–писателе каждый знает ещё со школьной скамьи, но о Чехове–человеке с его слабостями и привязанностями известно меньше. Большую часть жизни Чехов жил с семьёй в съёмных квартирах, кочуя с места на место, много работал, обеспечивая родителей, отдавая долги за непутёвых братьев, пытаясь выбиться «в люди». Именно поэтому за свою жизнь он совершил только одно большое путешествие, через всю Россию на Сахалин. Это путешествие не ограничивалось только Сахалином: добравшись до острова по Сибирскому тракту, назад писатель возвращался через Индию, Сингапур, Цейлон, Порт–Саид, Константинополь и Одессу.

Из истории этого путешествия известен один забавный факт. Во время следования на поезде до Сахалина Чехов специально остановился в Благовещенске чтобы посетить местный бордель, в котором работали японки–проститутки. Вот, что писал Антон Павлович своему другу и издателю Алексею Суворину в письме:

«Когда из любопытства употребляешь японку, то начинаешь понимать Скальковского, который, говорят, снялся на одной карточке с какой–то японской бл*дью. Комната у японки чистенькая, азиатско–сентиментальная, уставленная мелкими вещичками, ни тазов, ни каучуков, ни генеральских портретов. Постель широкая, с одной небольшой подушкой. Стыдливость японка понимает по–своему. Огня она не тушит и на вопрос, как по–японски называется то или другое, она отвечает прямо и при этом, плохо понимая русский язык, указывает пальцами и даже берет в руки, а при этом не ломается и не жеманится, как русские. И все это время смеется и сыплет звуком „тц“. В деле выказывает мастерство изумительное, так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы. Кончая, японка тащит из рукава руками листок хлопчатой бумаги, ловит вас за „мальчика“ (помните Марию Крестовскую?) и неожиданно для вас производит обтирание, причем бумага щекочет живот. И все это кокетливо, смеясь, напевая и с „тц“».

Это знаменитая и единственная фотография с того путешествия. Снимок сделан неизвестным фотографом на палубе парохода «Петербург» после выхода из Коломбо (о. Цейлон, ныне Шри–Ланка): Антон Павлович и мичман Глинка, в светлых костюмах и белых шляпах, держат в руках мангустов, ноябрь 1890 года. Возвращаясь с Сахалина, Антон Павлович и мичман Глинка купили в Коломбо по ручному мангусту. Чехов своего мангуста назвал «Сволочь» за то, что тот сожрал все путевые заметки об острове Коломбо, восстановить которые писатель не смог, и поэтому мы до сих пор не знаем его впечатлений о плантациях знаменитого чая и о коломбийских женщинах.

Грустно мне, что август мокрый
Наших коней расседлал,
Занавешивает окна,
Запирает сеновал.

И садятся в поезд сонный,
Смутно чувствуя покой,
Кто мечтательно влюблённый,
Кто с разбитой головой.

И к Тебе, великий Боже,
Я с одной мольбой приду:
— Сделай так, чтоб было то же
Здесь и в будущем году.

Николай Гумилев