PaoloGilberto

Админю группу Пола Гилберта в ВК. Ну и вот один-в-один практически камент под недавним видео

Сам пост: https://vk.com/wall-931561_7314

До отъезда сутки, сидим с отцом во дворе, он мне пододвигает полуторалитровую бутылку самогона:
- С собой возьми.
- Куда мне столько?
- Пусть стоит у тебя дома. Захочешь выпить - всегда хороший напиток в шкафу.
- Ну ладно. Давай, может, попробуем?
Начали пробовать. Засиделись за полночь. Отличный самогон. Около 0,5 употребили. Благодать. Тишина. Редко когда свистнет тепловоз на станции неподалёку, ему из яблонь какая-то птичка ответит. Хорошо прямо. Вдалеке какие-то взрывы.
Утром в новостях сказали, что была массированная атака беспилотников. Бывает, что уж. С той же станции, помимо гудков тепловозов, ещё и сирена в случае ракетной опасности долбит прямо в окно. Спать невозможно. Хотя Марте Дмитриевне пофиг. Она за день столько бегает, что спит потом идеально.

Так, что там дальше. Ага, день отъезда. Вчера.
Хожу из угла в угол, мне невесело. Не потому, что вчера выпивали, а просто невесело. Не люблю Москву. Ни разу не было такого, чтобы я уезжал из дома с мыслью "Блять, ноги моей больше тут не будет". А бутылка самогона на столе во дворе стоит. Я посмотрел на неё, хлопнул стопку, сел на велосипед и поехал на речку занырнуть. Глобальное потепление существует - я не помню, когда ещё кто-то купался из нас те же 10 лет назад в реке 1 сентября. А тут на пляже народууу! Освежился, в общем, вернулся. А бутылка со стола во дворе никуда не делась. Говорю отцу: "Возьму всё-таки, дай литровую бутылку, не везти же 2/3 полуторалитровой, глупо как-то".
Он перелил в литровую. Сидим. Смотрим на бутылку. Я говорю:
- Выпьем?
- Да можно бы. С колой очень вкусно. А мы допили её. Давай с яблочком?
- Да, ну. Антоновка кислая. Да и надоели яблоки. Арбуз разрезать?
- А смысл? Весь не съедим, валяться будет.
- О, ну так я сгоняю на твоём велосипеде за колой, сиди, я сейчас, пару минут.

Отец на свой день рождения месяц назад заказал электровелосипед. Это просто фантастика какая-то. Нереальный транспорт. Красивый, практичный, а как гоняет! Я подумал, что если бы в мои школьные годы у меня был такой, у меня бы его точно отжали одноклассники-цыгане и поклонялись бы этому железному коню.
Купил я колу, выпиваем дальше, уже не так невесело, но всё равно, пару дней назад мне было гораздо лучше. До отправления поезда 40 минут, идти пешком до вокзала - минут 10. Но есть же ещё коляска с Мартой, лучше выйти заранее, вдруг какого кота увидит.
Посмотрели мы на бутылку, а там уже поллитра осталось.
- Нда, не судьба этому самогону до Москвы доехать, что ли? - говорю отцу, - Давай уж тогда маленькую бутылочку, поллитровую, налей туда, чтобы места в рюкзаке много не занимала.

Пришли к поезду, загрузились в купе, я с Мартой на нижней полке, напротив - мужик лет шестидесяти, крупный, седой, и чуть моложе ещё один мужик, тоже крупный, но лысый. Очень грустный. Сидим, молчим, не разговариваем. Поезд отправился, Марта провожающим рукой помахала. Сидим. Мужики вроде начали разговор, такой, пространный. Знакомятся. Седой едет внучку в школу провожать, а Лысый был у далеких родственников на свадьбе. Лысый, к тому же, профессор, доктор экономических наук. Заходит проводник снова проверить документы. Лысый вкрадчиво начинает диалог:
- Прошу прощения, как вас зовут?
- Никита, - отвечает проводник.
- Никит, тут такое дело, я со свадьбы еду и честно говорю, что ощутимо выпивши, но до полного счастья мне бы хватило коньячку или пива пару банок, возможно у вас приобрести?
- Нет, в поезде нет вагона-ресторана и употреблять в купе не приветствуется. Счастливого пути!
Никита закрывает дверь. Лысый уже не грустит - кручинится. Прям видно, как его отпускает и подсушивает.
- ПиздИт этот козёл, - авторитетно заявляет Седой, - Есть у них и коньяк, и водка. Просто не хочет, чтобы ты бухал.
Я решаюсь:
- Мужчины, короче так, - лезу в рюкзак, достаю пластиковую поллитровку, - Это самогон. Отличный. Обещаю, последствий никаких не будет, сам пил.
Лысый просто расцвёл. Аж подпрыгнул.
"Козёл" тут же превратился в "Никитушку"
Лысый сбегал к нему за стаканами, покопался в своих вещах и достал три одноразовых контейнера, в одном - запечённые грибы с сыром и рулетики из ветчины, во втором - торт, в третьем - виноград.
- Вот, угощайтесь! Это мне на свадьбе дали, всё равно я всё не съем, давайте, давайте, к столу! Наливаем!

Седой чётко сделал первую партию. Чокнулись. Выпили. Закусили. Марта ела виноград. Лысого отпустило уже минут через пять. Прям любил всех. Всем радовался. Выпили по второй. И человек изменился в самую лучшую сторону. Рассказывал истории из жизни, сколько и где путешествовал, Седой периодически угукал ему в ответ, потому что из Губкина, как он сам сказал, выезжал только в армию послужить в семидесятых годах.
Славно ехали. Допили бутылку, Седой позвал "Никитушку", тот нам принёс три чая. Сидим, смотрим на торт. Седой говорит: "Я не хочу, у меня сахар повышенный". Лысый тоже отказался. И весь этот здоровенный кусок свадебного торта достался мне. Я мужчинам авторитетно заявил, что такой кремовый торт долго не проживёт, и бывший помощник санитарного врача по общей гигиене Линейного центра санитарно-эпидемиологического надзора на железнодорожном транспорте Юго-Восточной железной дороги Дмитрий Юрьевич сейчас всех спасёт, спрятав торт в себя.
Получилась одна из редких приятных поездок-телепортов. И спалось хорошо, и Марта вырубилась рано, так что всем нам была судьба красиво доехать до Москвы.
А вот самогон так и не доехал.

Алёшка Кречетов провинился. Мать и соседка тётьМарина вели дознание.
- Алёш, - терпеливо, но уже со звоном раздражения спрашивала мать, - Ты точно не знаешь, кто у тётьМарины вчера ночью абрикосину обтряс?
Алёшка помотал головой и круглыми, и как ему казалось, честными глазами, обвёл комнату:
- Мам, да я ж при тебе спать лёг!
- Ну, лёг, а то я не знаю, что ты в окно вылазишь, когда Вадька свистит со своего огорода, чтоб через двери не переться, а то вдруг я или отец проснемся!
- Ну нет, вчера спал. Даже почитал перед сном.
Мать встрепенулась:
- Вот тут точно брешешь. Читал он. Я у тебя телефон забрала, а книг бумажных ты, кроме учебников в школе, и не видел нигде!
- Мам, - твёрдо повторил Алёшка, - Спать лёг. При тебе. Сама же свет выключала в комнате.
Мать пожала плечами и повернулась к тётьМарине. Та нахмурилась. Молча уставилась на Алёшку. Не выдержала, заговорила:
- Алёш. Я сама такая была в твои годы. Как-то впотьмах с девчонками у моей же бабки морковку с грядки подёргали, перепутали. Мне ж не жалко эти абрикосы. Вы б просто днём пришли и набрали. Я вам слова бы не сказала. А то вы и ветки поломали, и больше подавили абрикосов, чем съели! А я варенье хотела наварить и сестре в Северодвинск отправить. Там-то такие абрикосы не растут. У них вообще там нихрена не растёт, кроме карликовых берёзок. И тополя ещё такие. Лохматые.
ТётьМарина расстроилась ещё сильнее. Мать тоже.
- Алёш, - сказала она, - Ну у нас же точно такое же дерево. Дед покупал два саженца, два и посадил - нам и тётьМарине. Ну пойди набери с ребятами, ешь, не жалко!
- Да нифига не такое! - торжествующе вскинулся Алёшка, - Дед яблоню-дичку по глупости купил как-то, помнишь? Хотел поехать, продавца отлупить, да кто его найдёт через год? А тут как будто абрикосы одинаковые! Ага, нет, наши не такие сладкие! - ляпнул он напоследок и понял, что почти попался.
Нужны были железные улики. Мать подскочила:
- Марин, посиди секундочку, я сейчас.
Она выскочила в коридорчик и вернулась уже через минуту с Алёшкиными кедами.

- Что, Лёша, помыть уже даже успел? - прошипела она, размахивая перед его лицом кедами с сияющими подошвами, но предательски измазанными в оранжевое белыми шнурками. В темноте Алёшке некогда было разглядывать, что там вымыто, а что нет.
- Ну вот ещё! - Алёшка не сдавался, - Это ж я на нашу абрикосину лазил! Ты сама просила бидончик нарвать!
- Было такое позавчера, - согласилась мать и озадаченно посмотрела на тётьМарину. Та отвела глаза в сторону и тихо сказала:
- Лучше б правда пришёл и по-хорошему попросил, Алёш. Чем такой вот.. Вандализм.
Она сунула руку в карман халата и положила на стол фитнес-браслет с ремешком абрикосово-оранжевого цвета.
- Вот, кто-то из ваших обронил. Отдай ребятам, мне вашего не надо. Мила, я пойду, сами разберётесь.
ТётьМарина встала, кивнула Алёшкиной матери и вышла во двор.

Мать аж дышать перестала. Она сама покупала Алёшке этот ремешок. Любил он всё яркое. И вот тут Алёшка понял, что точно и попался, и провинился. Мать, кажется, даже не взбесилась. Холодно сказала:
- Собирай вещи.
- Какие, мам? - заискивающе улыбнулся Алёшка.
- Какие.. Ну, дорогие тебе вещи. Но немного. Остальное тебе выдадут. Одежду, обувь.
- Где, мам? - Алёшке казалось, что всё обойдётся.
- В детском доме! - заорала мать так, что дуршлаг свалился с гвоздя и загрохотал по газовой плите, - Я с Маринкой бы договорилась про абрикосы эти паршивые, но ты же, ты, сволочь, брешешь, глядя матери в глаза! И соседка это понимает! И понимает, что я воспитала этого брехуна! Собирайся! Бегом! А хотя нет, пойдём так, только свидетельство о рождении твоё захвачу, а то так тебя не примут. И справку о прививках.
Алёшка пустил слезу и заскулил:
- Маааам! Ну мам! Ну ты что, ну прости, хочешь, я у тётьМарины тоже пойду прощения попрошу?
- Хватит! И просил уже, и брехал потом снова, и брехал даже, что больше брехать не будешь, а сам всё равно брешешь! Обувай вон кеды свои абрикосовые! Государство о тебе позаботится, раз родителей не уважаешь.
"Был бы дома отец, - тоскливо подумал Алёшка, - Как-то бы всё решилось. А так всё, пропал".

Отец, машинист электровоза, был в очередной поездке. И всё бы действительно решилось по-хорошему. Отец, несмотря на огромные габариты, был мужиком добрейшим. И глаза его серые очень редко гневно отливали нержавеющей сталью, а основном были его глаза цвета голубиной шеи, серо-зелёные, так и ходил он по двору, всё "курлы" да "курлы", особенно после литровой коробки полусладкого под шоколадную конфету с вафелькой. Но отец был далеко, а мать уже выталкивала Алёшку за ворота.

Они шли молча, детский дом был километрах в трёх, Алёшка пытался начать хоть какой-то разговор, но мать зло оборачивалась, и он шёл на подгибающихся от ужаса ногах, но ничего поделать не мог. И тут из угла от магазина вывернул дед. Вернуться он должен был с дачи только завтра, но то ли заскучал, то ли рыба не клевала. Увидел мать с Алёшкой, удивился.
- Куда это вы? - улыбнулся он поначалу, но, заметив выражение лица Алёшкиной матери, тоже нахмурился.
Ему никто не ответил.
- Я спрашиваю - куда идёте? - просипел дед. И Алёшка не выдержал, кинулся к деду, обнял его ногу, зарыдал:
- Деда! Дедушка! Мать меня в детский дом ведёт, навсегда!
- Чего?!
- Мать - кобелям отдать! - тоже встрепенулась мать, - Мне такой брехун дома не нужен! У Маринки абрикосину разорил с ребятами и врёт, врёт мне, глядя в глаза! В детский дом, а куда его ещё?
У деда брови лохматые взлетели, оттолкнул он Алёшку, трясущимися руками начал вытаскивать ремень.
- Дед! - ещё громче зарыдал Алёшка, - Хоть убей, но не хочу в детский дом!
Дед свернул ремень петлёй, размахнулся.. Алёшка зажмурил глаза и услышал крик матери:
- Папа! Ты что? Ты что?! Не надо!
Дед наотмашь хлестал присевшую на дорогу мать ремнём.
- Хватит! Папа! Я же шутила! Папа!
- Шутишь ты? - задыхался от ярости дед, раз за разом поднимая ремень, - Нашла с чем шутить! - он хлестанул её ещё раз, захлебнулся в кашле, оттолкнул мать от себя, оттолкнул Алёшку и рванул было к дому. Обернулся, крикнул Алёшке:
- А ну, пошёл! Вечером ещё и отцу за тебя достанется! Бегом, домой!
Посмотрел на дочь, плюнул и полез за сигаретами в нагрудный карман.

Сорок лет назад ехал поздно молодой Костя домой в пригородной электричке. Погуляли с ребятами в родном селе славно, но пора было возвращаться к жене, в город. Жили они хорошо, дружно, а детей не было. Не то, что прямо вот очень хотелось, больше хотелось, чтоб как у всех, но не получалось.

Костя улыбался расслабленно, думал, когда ещё заедет на родину. На какой-то тёмной станции выскочила из их почти пустого вагона женщина, оставив на деревянной лавке новую коробку вроде как  из-под сапог. Костя было дёрнулся за женщиной, сказать, что забыла она сапоги, но электричка уже отправилась, с воем набирая ход. "Ну, сама виновата, раззява, - подумал он, - может, Нинке моей размер подойдёт". Снял крышку коробки и растерялся, задрожал - завёрнутая в клетчатое одеяло, в коробке спала крохотная девочка, месяцев трёх от роду, не больше, у Кости такая же племянница была, так он про возраст и понял. Не пошёл он на своей станции в милицию, а прямо с коробкой потопал домой. Разбудил жену:

- Нина! - кричал он с порога, даже не кричал - шипел, чтобы не разбудить девочку, - Нина, иди сюда, смотри, что я в электричке нашёл!
Нина, помятая после сна, заглянула в коробку. Потом посмотрела на Костю, всё поняла и, защищаясь, подняла руки:
- Нет-нет, Костя, ты что! Надо заявить в милицию, пусть мать её ищут! Чужой же ребёнок!
- Да видел я её мать! Кукушка! Бросила ребёнка в вагоне! Нин, смотри, какая девочка хорошенькая!
- Костя, нет. Давай я сейчас оденусь, в детдом её отнесём. Там ей будет лучше.
Но Костя уже всё решил.
- Кому когда было лучше в детском доме, а, Нин? Мать твоя, пьющая женщина, неужели же хуже, чем трезвая воспитательница, а? - Костя распалился, уже кричал в голос. Девочка в коробке начала поскуливать, - Нин, ты же баба, умная же вроде, ребёнка - и в детский дом?! Я тебя лучше туда сдам, а Милку (Костя вдруг понял, как назовёт девочку) оставлю себе!
Нина поняла, что он не шутит.
- Ладно, Костя, давай завтра всё будем по-настоящему решать. А сейчас спать будем.
- Девочку сначала покорми! Пойду по дому, поспрашиваю, может, у кого смесь есть! Молока нагрей!
- У Светы с пятого этажа должна быть, мальчик её вроде уже из бутылочки ест.
И Нина осторожно взяла коробку из Костиных рук.

Дед сидел во дворе, смотрел на своё абрикосовое дерево, курил.
- Дед, - Алёшка подкрался сзади, осторожно потрогал его за плечо, - Ты это, скажи маме, что мы всё наладим с пацанами, абрикосы соберём, ветки там, где надо поправим. А, дед?

Дед молча встал, не оглядываясь, смахнул что-то с лица и пошёл в огород, заправляя ремень в брюки.

Как писали раньше,

Фиг. 1

Фиг. 2, с увеличением

Привет со-читальнику с м. Смоленская в Москве