Сложно было бы вспомнить другой такой день, столь насыщенный и разнообразный.
Утром - сонная, дрожащая, пью оставленный с вечера кофе, горечь которого бережно спелената парой ложек молока. Иду на экзамен. Просторная белая не то майка, не то футболка успокаивающе пахнет тем самым полосатым мылом. Люблю стирать небольшие вещи вручную. За экзамен пять.
Радость клокочет в груди, незримыми лучами рвётся между рёбер. Звоню тебе. Твой голос подозрительно лишён энтузиазма. Неужели гадостное предчувствие, грызшее меня весь вчерашний день, оправдается?
Немного переписываемся. Твои слова опровергают то, чего так опасаюсь. Хорошо бы. Но сейчас нужно смотаться в деканат. Пока-пока, после посещения заветного кабинета чешу на море, обязательно напишу, как только вернусь.
Волны. Какое-то особенное небо, мрачное и тревожное, будто отражающее меня саму. Моё зеркало - весь этот серый лохматый потолок над почти безлюдным пляжем. Захожу в неожиданно тёплую воду. Плыву к волнорезу. Растревоженные небом белогривые лошадки стараются задавить меня своими тёплыми солёными телами. Почти захлёбываюсь, но умудряюсь-таки встать на скользкий бетон, с которого меня небрежно, играючи сгоняет очередной мустанг цвета сумрачного хризолита.
По загорелой коже течёт моя собственная кровь, разбавленная плотью неугомонных лошадок. Зачем-то снова упрямо рвусь к водорослям и мидиям, мирно обитающим на больших непрозрачных призмах, выстроенных в шеренгу параллельно берегу. Вернувшись на своё полотенечко, обнаруживаю ещё одну ссадину, уже на втором колене. Вот теперь моя душенька довольна - симметрия восстановлена.
Сокрушительными, но удивительно мягкими ударами море вышибло из меня часть беспокойства. Возвращаюсь в общежитие, ибо начался дождь. Предчувствие не лгало: выходные пройдут без тебя. А ведь готовилась к ним всю неделю...
Подавив слёзы, включаю музыку. Становится чуть легче. После шести дней усердной диеты (ради тебя старалась) плюю на всё, иду в магазин и затариваюсь сладостями. Мультфильм, пирожные, чай. Вроде не так и грустно.
Спонтанное желание порисовать акварелью. Это при том, что ни малейшего таланта к изобразительному искусству у меня никогда не было. Надеваю любимую футболку с Горшком и Князем, снова выхожу на улицу. В поисках красок приобретаю мыльные пузыри. Так славно пускать их из окна!
Кажется, футболка заряжена чем-то мощным: неизменно поднимает настроение, что отмечается на грани физических ощущений. Лист А3 бесповоротно изуродован с поистине детским наслаждением. Пускай теперь сохнет.
Ты обещал позвонить вечером. Уже половина двенадцатого, мобильник безмолвен.
Улавливаю чувство, настолько же отчётливое, как и предвидение облома. Это понимание того, что ты больше во мне не нуждаешься. Ты добился чего хотел. Зачем дальше терпеть маленькую девочку?
Разговариваем с отцом. Будто догадываясь, он убедительно и настойчиво просит меня не делать того, что уже сделано. Кажется, начинаю осознавать, почему. Посмотрим, конечно, но на задворках сознания уже трепещется что-то холодное и тяжёлое.
Попробую тебе позвонить. Вдруг ответишь.
