MegaHoot3000

Когда-то давно, лет восемь назад, пролистывая Пикабушечку, я наткнулась на чудесную пчелку. Связанную крючком в технике Амигуруми. За давностью событий ту самую найти не удалось, но выглядеть она должна была примерно так:

Решила я эту милоту повторить. Но не учла два важных момента. Во-первых, нужной пряжи у меня не было. А во-вторых, с прямотой рук тоже как-то не сложилось. Но так как меня подобные сложности не пугают, то и результат себя ждать не заставил. А вот он меня действительно напугал:

Посмотрела я на эту пчелку, сфотографировала и спрятала подальше. А недавно наткнулась на фотографию. Теперь у меня есть свой постер к страшной истории, осталось ее только придумать.

Всем хороших выходных и успехов в творчестве!

«Доброе утро, неудачник. Вставай, очередной тупой день твоей бесполезной жизни сам себя не проживет», - подумал я, едва открыв глаза. На часах было полдвенадцатого, за окном беззаботно щебетали птицы. Желудок недовольно урчал, призывая скорее вставать, но я чувствовал, что никакой завтрак не сможет поднять мне настроение. Вообще ничего не сможет.

Я попытался снова уснуть. Но спать совсем не хотелось. Вставать, впрочем, тоже. Можно было бы по привычке залипнуть в телефон, полистать новости или, что еще лучше, с головой уйти в соцсети на полдня, но на это тоже не хватало сил. Даже громко капающий кухонный кран раздражал не настолько, чтобы подняться и закрыть его. Поэтому я просто лежал и смотрел в стену. Точнее, изучал висящую на ней картину. Единственное, что осталось мне от жены.

Картина эта никогда мне не нравилась, но Вика находила ее концептуальной, а также крайне небанальной и в чем-то немного интригующей. Она говорила, что я совершенно ничего не понимаю в искусстве, а потому не могу оценить всю глубину задумки автора. Вот и сейчас я лежал и пытался определить, в чем тут вообще смысл. Но решительно не мог ничего уловить.

Картина эта представляла собой полотно размером примерно метр на полтора в простой деревянной раме. На ней была изображена обычная комната в деревенском доме, причем не самая интересная ее часть – печка. Самая обыкновенная простая обшарпанная русская печь, старомодная, высотой до потолка и с большим отверстием посередине. И больше ничего. Возможно, это какой-то особый вид сельского минимализма.

Вика притащила этот шедевр незадолго до ухода. Как она рассказала, один из ее знакомых после смерти своей прабабушки занимался разбором гор накопившегося в ее квартире хлама (старушка была не в себе и тащила в дом все, чего касался на улице ее взгляд), и попросил помочь ему с вывозом мусора, в том числе и этой картины. Моя сердобольная супруга никак не могла допустить, чтобы «такая красота» так бесславно пропала. И где она только красоту тут разглядела, в банальной старой печи. Я был солидарен с парнем, который хотел выбросить это гениальное творение, но из любви к жене не стал тогда этого делать. Наоборот, помог выбрать место и сам повесил ее напротив кровати в спальне, Вике это показалось забавным. Сейчас я и сам чувствовал себя выкинутым на помойку, а эта нарисованная печь будто напоминала мне о прошлой полноценной жизни. Я находил какое-то успокоение в ее долгом и вдумчивом разглядывании, которое каждый раз незаметно перетекало в рассуждения о никчемности моей жизни.

Вика ушла месяц назад. Увидев, как она собирает чемодан, я сперва подумал, что она собралась на пару дней выбраться куда-то с друзьями, как это частенько бывало. Но я был совершенно не готов к тому, что она решила от меня съехать. Жена заявила, что ей со мной слишком тесно и душно, нужно некоторое время пожить одной. Сменить обстановку и отдохнуть. От меня. Ведь я-то, дурак, свято верил, что мы семья, родственные души. А на самом деле был всего лишь надоевшим предметом обстановки. Обидно, будто не человек, а древний просиженный диван, выбрасываешь его и прямо чувствуешь, как комната и жизнь в целом сразу стали просторнее, свежее и моложе. Конечно, она у меня человек творческий, ей постоянно нужны яркие эмоции, бурные события, движуха. Оказалось, что я не разделяю ее образ жизни и интересы, вишу на ней тяжким грузом и не даю развиваться. Не уделяю ей внимание, не вывожу «в свет», и вообще скучно и нудно просиживаю жизнь с пивом и сериалами.

Отчасти супруга моя была во всем права, но она забыла об одной маленькой детали. Всю неделю я как проклятый впахивал на работе, приходил домой поздно вечером, сам готовил себе простенький ужин и без сил отрубался на диване перед телевизором, пока моя безработная благоверная в поисках себя весело щебетала в соседней комнате по телефону с подружками или тусила в одном из модных мест. И вроде бы все было хорошо, вместе с тем, мы будто жили в параллельных мирах. Я – простой работяга, а она – прекрасная неземная феечка, не загруженная приземленными мирскими заботами. Так ни о какой долгой и счастливой совместной жизни и речи быть не могло. Вот она закономерно и закончилась.

С ее уходом мой мир рухнул. Будто земля ушла из-под ног. Вся тихая и спокойная жизнь разом разлетелась, оставив вместо себя пустоту. Спустя месяц я все еще надеялся, что Вика вернется. С каждым днем надежды становилось все меньше, но позволить себе смириться я не мог. Я постоянно видел ее во сне, слышал в квартире ее шаги, явно чувствовал рядом с собой ее присутствие. А иногда даже отчетливо видел, как она ходит по комнате. Это было совершенно невозможно. В последнее время она на мои сообщения отвечать перестала, не то, что домой прийти. Я начал думать, что схожу с ума. Все равно, если стану сумасшедшим, этого никто и не заметит. Кому я теперь нужен.

Шум открывшейся входной двери и знакомые шаркающие шаги заставили меня выйти из состояния самобичевания. Это соседка тетя Аня пришла меня проведать. Зайдя в комнату, она командирским голосом велела мне подниматься и идти завтракать. А то она как раз сырников напекла, моих любимых, с вишневым вареньем. И хотя сырники я совсем не любил, но спорить с ней смысла не было, пришлось вставать и идти на кухню. Но перед этим обязательно заправить кровать и привести себя в порядок.

С тетей Аней спорить было бесполезно, а в некоторых случаях даже опасно. Иногда мне казалось, что внутри этой милой и безобидной старушки семидесяти пяти лет от роду прячется суровый латиноамериканский диктатор, который при помощи ее мягкой внешности стремится подчинить население всего дома. Собственно, именно этот парадокс ее добродушного, но вместе с тем жесткого характера и был причиной того, почему она так спокойно хозяйничала в моем жилище. Я до жути ее боялся, и мое нынешнее депрессивное состояние вовсе не означало, что я отважусь проявить безрассудство самоубийцы и не стану подчиняться ее требованиям. На моей памяти еще никому не удавалось безнаказанно избежать ее настойчивого стремления причинить добро ближнему своему. Хотя, если честно, сопротивляться мне сейчас совершенно не хотелось.

Тетя Аня была единственным человеком, забота которого в последний месяц не давала мне помереть от голода и печали. Кроме Вики родных у меня не было. А соседка была подругой моей бабушки, знала меня с детства и считала практически родным внуком. Она всегда была со мной приветливой и максимально милой, часто угощала выпечкой и звала помочь по дому. Но вот Вику почему-то невзлюбила с самого начала. Просила называть ее исключительно Анной Петровной и смотрела таким снисходительно-оценивающим взглядом, будто всем своим видом желала показать, что моя избранница мне не пара, хотя открыто своего недовольства не высказывала. Вот и сейчас тетя Аня считала своим долгом взять на себя всю заботу о бедном мальчике, с которым так подло обошлась эта дрянь, то есть обо мне. К тому же, она была совсем одна, и мое положение подарило ей прекрасную возможность выплеснуть всю свою нерастраченную любовь и почувствовать себя нужной.

Судьба у тети Ани была печальная. Любимый муж, с которым они прожили почти полвека, умер от рака немногим меньше года назад, с дочерью она давным-давно не общалась. Был еще внук, но про него я тоже ничего не слышал. Из всей ее семьи только муж был человеком, достойным упоминания. Хотя и о нем старушка теперь говорила нечасто, видимо боль утраты еще была очень сильна.

Несмотря на личные неурядицы, тетя Аня никогда не позволяла себе проявить слабость. Она старалась сохранять боевой настрой, всегда была бодрой и подтянутой. Даже купила себе простенький ноутбук и с моей помощью научилась пользоваться интернетом. И, что не менее важно, она никому не позволяла называть себя бабушкой. Однажды, еще совсем ребенком, я случайно совершил эту ошибку. В ответ она ничего мне не сказала, но тот полный яростной злобы взгляд, который красноречиво сообщал, какое я ничтожество, я не забуду до конца своих дней. И все эти черты в сумме вызывали к ней глубокое уважение.

Вот и сегодня, больше из уважения, чем от голода, я уплел внушительных размеров тарелку сырников, послушал все свежие дворовые новости и помог тете Ане убраться сперва в моей, а затем и в ее квартире. Соседка в шутку ворчала, что я стал совсем рассеянный, вон носок потерял, тарелку зачем-то в шкаф с постельным положил, а она ее уже неделю ищет. А вот дед её всю жизнь был собранным и вообще очень внимательно ко всему относился, он бы и меня этому научил, если бы жив был. Когда уборка была окончена, старушка с благодарностью выпроводила меня к себе, чтобы она могла спокойно приготовить нам ужин. Делать мне ничего не хотелось, а раз норма полезных занятий на сегодня уже была выполнена, то я решил немного вздремнуть. Сквозь сон я снова услышал в комнате шаги. Я уже к ним привык, и не обратил на них особого внимания.

И вдруг прямо посреди очередного неинтересного сна раздался страшный крик. Я не сразу понял, реальность это или новая причуда моего сознания, но когда крик повторился, вскочил и бросился к тете Ане. Дверь ее квартиры почему-то была настежь открыта, а сама она сидела на полу кухни, прислонившись спиной к холодильнику, и держалась за сердце. На полу у ног валялась перевернутая сковородка с недожаренными котлетами. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас. Она часто и глубоко дышала и при этом практически не моргала. Я не на шутку испугался, выключил газ, схватил телефон, вызвал скорую, соврав, что у старушки сердечный приступ, и только потом спросил, что произошло. В ответ она только мотала головой и хватала губами воздух.

Скорая приехала достаточно быстро. Врач осмотрел тетю Аню и сообщил мне, что ничего серьезного с ней не случилось, просто от чего-то перенервничала, вот сердце и прихватило, возраст все-таки. Он выписал лекарства и порекомендовал несколько дней наблюдать за ее состоянием, а потом, если будут жалобы, записаться на прием к участковому терапевту. Я тут же сбегал в ближайшую аптеку, купил все по списку, потом приготовил ужин на нас двоих, раз котлеты все равно пришлось выбросить, и уложил соседку спать. Чувствовала она себя получше, но я все же решил остаться с ней, больше для собственного успокоения. Я всерьез перепугался за нее, еще одной потери я бы не вынес.

***

Спал я на удивление спокойно и проснулся утром от шума на кухне. Тетя Аня уже деловито копошилась с завтраком, словно вчера ничего не случилось. Заметив меня, она радостно помахала и жестом пригласила за стол: «Игорек, что-то ты сегодня рано проснулся. Садись, кушай, пока яишенка еще горячая». Я молча сел, пытаясь понять, что происходит.

– Игорек, ты чего такой смурной? Не вкусно? Давай, я тебе кетчупа принесу?

– Нет, теть Ань, спасибо, все вкусно, как всегда.

– Ну а чего ж тогда не кушаешь? Все же остынет!

– Да я понять пытаюсь, что это вчера было. Как вы себя чувствуете?

– Ой, да не бери в голову. Мы с тобой вчера так деда моего хорошо повспоминали, что он мне аж привиделся. Стою я тут, значит, котлетки жарю, и спиной чувствую, смотрит на меня кто-то. Оборачиваюсь, а он, дед-то мой, сидит, вот прямо как ты сейчас передо мной, и говорит: «Смотри не пережарь, я горелое есть не буду!». И подмигивает мне, а у самого глаза такие хитрющие. Я как это услыхала, так мне сразу дурно стало. Не сдержалась, закричала, сковородку опрокинула. Он как это увидел, махнул рукой и вышел из комнаты, совсем как раньше, когда живой был. У меня от этого совсем ноги подкосились, сделала два шага до холодильника, прислонилась к нему, да так вниз и сползла. А там и ты прибежал, спасибо, внучёк, одну не оставил.

– А куда он ушел?

– Да куда ж ему уйти, если его и не было. Видение это, напридумывала я все. Уже больно сильно не хватает мне его, вот подсознание образ и нарисовало. И какой живой яркий образ, я даже сама поверила!

– Думаете, все настолько просто?

– Конечно. Я во всех этих духов и привидений никогда не верила. И тебе не советую. Ты же не веришь?

– Да как вам сказать. Никогда раньше не верил, а теперь вот начинаю думать, что у нас тут нечисть какая-то завелась. Ну, или мы с вами одновременно с ума сходить начали.

– Ты это о чем, Игорек? – правая бровь тети Ани медленно поползла наверх, что не сулило мне ничего хорошего.

– Я иногда Вику вижу, – нужно было скорее объясниться, пока соседка не подумала, что я в ее адекватности сомневаюсь, – но ведь она, Вика моя, живая и призраком быть не может.

– Что значит «видишь»? – теперь наверх ползла и левая бровь.

– Вижу, как она по спальне ходит. Почти как ваш дед. Только не говорит ничего. А еще иногда шаги в квартире слышу.

– Может, это ты меня слышишь? Еду тебе приношу или убираюсь, пока ты спишь?

– Да нет, у вас шаги совсем другие, – осекся я, едва не сказав «старческие», – Вы как настоящая хозяйка по дому ходите, а она всегда бегала, как несерьезная девчонка.

– Понимаю, – сравнение явно понравилось тете Ане, – и давно это с тобой?

– Да вот, сразу почти после ее ухода и началось. Потом, как вы верно подметили, вещи пропадать стали. А вчера вот это. Может, все-таки дух какой?

– Ох, Игорек, ты весь в свою бабушку. Она тоже такая была, верила во всякие сказки. Но даже если и так. Как ты думаешь, что это за дух такой?

– Сам не знаю. Но он, скорее всего, у меня дома обосновался.

– С чего ты это взял?

– Все просто, – тут даже я удивился своей рассудительности, – Вы ведь раньше ничего необычного не замечали, правильно? И я тоже, пока Вика со мной была. Потому что работал постоянно и домой только поспать приходил. А сейчас из квартиры не вылезаю, вот и обратил внимание на эти странности.

– Допустим, – стену недоверия мне пока пробить не удалось, – но кто это? Почему мы с тобой разных людей видели?

– Не знаю, может, это домовой или кто-то вроде него? Вдруг он так развлекается, принимает разные облики? Я когда-то давно читал, будто эти существа безобидные, но не любят, когда их не уважают. И еще они, если я правильно помню, будто бы могут облики разных людей принимать.

– Что? Зачем? Да и откуда ему взяться?

– Не знаю. Но смотрите. Мы вчера сделали уборку, вы совершенно справедливо заметили, что у меня страшный беспорядок и вещи куда-то теряются. Потом мы прибрались здесь, а тогда я возвращался к себе, то по рассеянности не закрыл за собой входную дверь. Пришел к себе, лег спать, и сквозь сон услышал шаги. Может, он обиделся и к вам прибежал, чтобы напугать?

– Знаешь, Игорек, какая-то определенная логика в этом есть. Хотя звучит все еще как сказка. Но чтобы знать наверняка, мы должны увидеть это нечто вместе и одновременно, правильно я понимаю? Как мы это устроим?

– Надо подумать. Шаги я чаще всего слышу в спальне, значит, живем мы с ним в одной комнате. Существо появляется, когда я сплю, и, если просыпаюсь, быстро убегает. Увидев вас, оно, скорее всего, снова примет облик деда и постарается вас напугать. Мне не хотелось бы опять рисковать, так что идея ночевать в моей квартире отпадает.

– Тут ты прав, не хочу, чтобы этот паршивец дедом моим опять прикидывался, куда ему до него!

– А знаете, что? У меня, кажется, есть одна идейка. Как ваш ноутбук, нормально работает? Мы можем созвониться по видеосвязи, я поставлю ноутбук в углу комнаты и лягу спать. А вы в это время будете здесь, в безопасности, наблюдать за моей квартирой через свой компьютер. И если что-то увидите, звоните мне на мобильный. Я быстро прибегу, и вы мне все расскажете. Он обычно начинает топать практически сразу, стоит мне уснуть, так что долго ждать не придется.

– Не думаю, что дело действительно в нечисти, но давай попробуем. В конце концов, мы ничего не теряем.

На этом мы и договорились. Я подготовил соседкин компьютер, показал ей, как принять звонок и как отключить микрофон, а затем ушел к себе. Включил свой ноутбук, позвонил, демонстративно еще раз пожаловался на беспорядок, поблагодарил за помощь с уборкой и пожелал спокойной ночи. Потом расположил ноутбук так, чтобы просматривалась вся комната, и сделал вид, что лег спать.

Я изо всех сил старался не шевелиться, дышал как можно тише и спокойнее, будто уже уснул. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал знакомые шаги. Кто-то подошел вплотную к кровати, будто желая убедиться, что я действительно заснул, а затем пробежал на кухню и начал позвякивать посудой. Удивительно, но раньше я подобных звуков не замечал. Значит, точно домовой, хозяйничает, пока я сплю. Но откуда он взялся? Да и как это вообще возможно?

Я тихонько встал, взял ноутбук, на цыпочках прокрался к входной двери, которую предварительно не закрыл, и прямо в носках вышел на площадку. Потом также аккуратно закрыл дверь на ключ и постучался к тете Ане. Она практически сразу открыла, словно уже ждала меня. Конечно ждала, я совсем забыл, что она все еще наблюдала за спальней.

– Игорек, как ты это сделал? Что за фокусы?

– Теть Ань, вы о чем, я же просто лежал. Никаких фокусов. Что вы видели?

– Картина! Как ты заставил ее двигаться?

– Что? Картина? Понятия не имею, о чем вы. Но я записал звонок, сейчас сам все посмотрю.

Я нашел на своем ноутбуке файл со звонком и запустил его. Вот я желаю спокойной ночи, вот ложусь. В течение следующих пятнадцати минут ничего не происходит. Лежу тихо, не шевелюсь. И тут с картиной начинает происходить что-то странное: двухмерное пространство превращается в трехмерное, я отчетливо вижу, что печь становится объемной и будто находится внутри стены моей спальни. А затем из картины, словно это дверь между мирами, выходит какое-то существо, похожее на человека. Ростом чуть больше метра, длинные всклокоченные волосы густо покрывают голову и лицо, одето во что-то белое. Существо подходит ко мне и почти минуту внимательно изучает. Убеждается, что я сплю, и радостно убегает на кухню, где начинает звенеть посудой. Изображение на картине в это время снова становится плоским.

Я закрыл ноутбук и поймал на себе вопросительный взгляд тети Ани. Несколько секунд она смотрит на меня, а потом решается задать вопрос.

– Ты точно ничего не подстроил? Никакого монтажа?

– Зачем мне это? Вы единственный близкий мне человек, я не буду так шутить. Да и не до шуток мне сейчас.

– Хочешь сказать, это реально какой-то дух? Тот самый домовой?

– Похоже на то. Наверное, жил в доме той старухи, у правнука которой Вика картину забрала. Видимо, картина – это для него вход в наш мир, я засыпаю, он ее открывает, наподобие двери, и попадает в мой дом. Наверное, ему не понравился переезд к нам, вот он и проказничает. Что же мне теперь с ним делать?

Тетя Аня внимательно на меня смотрит. Видно, что увиденное ее потрясло. Я молча смотрю на нее, не зная, что тут можно вообще сказать. И тут замечаю, как лицо этой милой старушки наливается злобой.

– Ах он паршивец! Гад мелкий, чтоб ему пусто было! Моим же дедом меня пугать удумал, свиненок! Уборка ему моя, видите ли, не нравится! Да я ему покажу, как надо убираться! Ух, я ему такую уборку устрою, навсегда забудет, как чужие вещи трогать и хозяев пугать! Не дорос еще этот мелкий языческий выкормыш, чтобы со мной тягаться! Да я по молодости таких мужиков за пояс на заводских собраниях затыкала, что ему и во сне не привидится! Ух, найду я на него управу, пожалеет, что из мазни своей безвкусной вылез!

Я слушал тетю Аню и осознавал, что она не шутит. Она была так серьезна, что в какой-то момент мне даже стало жалко этого несчастного домового. Существо он, как я понял, достаточно мирное, чего про мою соседку точно не скажешь. Уж если она встала на тропу войны, то ее оттуда бульдозером не сдвинешь, пока враги в страхе не капитулируют. Его надо было срочно спасать.

И я достаточно быстро придумал решение. Описал его соседке, она согласилась. Переночевал я у нее, а рано утром, даже не позавтракав, собрался домой. Тетю Аню попросил оставаться у себя, чтобы избежать насилия по отношению к этому загадочному существу. Несколько раз я зачем-то позвонил в свою дверь, вероятно, чтобы привлечь внимание домового, потом открыл ее своим ключом. Прошел по квартире, все как обычно, вещи на своих местах. Подошел к картине, осмотрел ее. Потом взял листок бумаги, написал на нем «БЕСПЛАТНО» и аккуратно прилепил его на картину, которую затем снял и бережно вынес из подъезда. Положил ее на лавочку и со спокойной совестью пошел домой.

Тетя Аня накормила меня завтраком. Она все еще злилась на домового, но уже, казалось, смирилась с фактом его появления в наших жизнях. Я же, напротив, чувствовал себя неожиданно легко и спокойно. Более того, поймал себя на мысли, что забота о старушке и вся эта охота за паранормальными явлениями отвлекли меня от мыслей о жене. Снова оказываться в этой депрессивной яме мне не хотелось. Надо было возвращаться к жизни.

Допив чай, я предложил соседке сходить вместо нее за продуктами. Она радостно согласилась и быстро написала мне список. Взяв его, я вышел на улицу. Картины на скамейке не было. «С новосельем, приятель», – подумал я и пошел по своим делам. Домовой безобидный, надеюсь, ему попадутся приличные люди. С нами жить он пока не готов.

—————————————————————

На конкурс сообщества CreepyStory

Рассказ на Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на май - свободная!

Придя в себя, я понял, что лежу на мостовой в небольшой луже собственной крови. Было темно, вокруг не было ни души – поздний вечер воскресенья, в это время местные проводят время с семьей. Голова дико гудела, рана на затылке пульсировала, из нее еще немного сочилась кровь, но в целом я чувствовал себя неплохо. Я с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к гостинице. Я прекрасно помнил, что произошло, однако всеми силами отказывался в это поверить. Где-то глубоко в мозгу крутилась мысль, что все это мне почудилось, когда я неудачно упал и ударился головой, но я прекрасно понимал, что пережил все это на самом деле. Я устал и смертельно хотел оказаться в своей кровати, сил осознать пережитое у меня сейчас не было.

На пороге гостиницы меня встретила внучка хозяина. Она добродушно мне улыбнулась, и, заметив кровь, бросилась навстречу, желая помочь. Я попытался объяснить, что все нормально, но она ловко подхватила меня под руки, отвела в служебную уборную, где быстро промыла и обработала рану, а потом также быстро и ловко ее забинтовала, будто делала это достаточно часто. Затем она отвела меня в номер, забрала перепачканную куртку с обещанием отстирать ее к утру, и принесла горячий травяной чай. Выпив его, я тут же начал проваливаться в сон.

Меня охватила теплая волна сновидений, мягкость которой обещала целительный отдых. Я будто снова беззаботно шел по цветущему альпийскому лугу, вокруг меня жужжали пчелы, копошились жуки и порхали бабочки. Одна из них привлекла мое внимание – она сидела на цветке, медленно шевеля большими, каждое размером почти с ладонь, крыльями красно-коричневого оттенка. Я захотел лучше ее осмотреть и подошел ближе. Замысловатый узор крыльев бабочки чем-то напоминал систему рек, наполненных темной кровью, взмахи их завораживали и гипнотизировали. Я не мог отвести взгляд, и чем дольше я смотрел, тем больше душу мою охватывал необъяснимый страх. С каждым взмахом, будто снятым в замедленной съемке, крылья становились все больше, реки на них все сильнее наливались кровью, они бурлили и, казалось, готовы были с головой поглотить меня. Все вокруг вдруг будто замерло и стало кроваво-красным. В панике я закричал… и проснулся.

Человек, стоящий у окна, оглянулся и пристально на меня посмотрел, будто по моему виду он хотел убедиться, что со мной все в норме. Это был хозяин гостиницы и причина моего ночного кошмара. Я кивнул ему, дав понять, что я в полном порядке. Это его успокоило. Он жестом попросил меня не вставать, сел на придвинутый к кровати стул и заговорил:

– Кошмары? Как прошла ночь? Голова болит?

– Немного. Да, странный сон приснился. Ваша работа?

– Не совсем. Последствия. Хорошо все помнишь?

– Да. Это было на самом деле?

– Конечно. Ты неплохо справился.

– Все ваши постояльцы туда попадают?

– Вовсе нет! Только те, кто кажется мне достаточно интересным.

– Но зачем?

– Я должен о нем заботиться. Поверь, я не могу это прекратить.

– А если бы я испугался?

– Ты и сам знаешь, что было бы тогда. Не думай об этом.

– Что теперь?

– Вернешься домой. Будешь жить и работать. Отдохни еще немного и спускайся к завтраку. Свежее молоко и мед придадут тебе сил. Много сил, тебе это нужно.

Старик вышел из номера. Я откинулся на подушку и закрыл глаза. События прошедшего вечера живо пронеслись перед глазами. Все это точно не сон. Старик прав, я справился. Значит, все не так плохо, как мне казалась еще вчера.

Я встал и умылся. Из зеркала на меня смотрел небритый человек с измученными глазами, в которых, тем не менее, уже загоралась какая-то хитрая искорка. Похоже, отпуск мой все-таки удался. Во всяком случае, о проблемах, которые меня сюда привели, я начисто забыл. Думать сейчас я мог только о теплом свежем молоке и ароматном меде, обещанных мне хозяином.

К завтраку я спустился в приподнятом настроении, чего не испытывал уже достаточно давно. Что ж, это неплохой результат.

***

Страх писателя перед чистым листом бумаги всегда казался мне выдумкой ленивых авторов. Я искренне считал, что жаловаться на отсутствие вдохновения может только тот, кто не умеет писать. И думал я так до тех пор, пока однажды утром не осознал, что за прошедшие полгода не написал ни одной строчки.

Я оправдывал себя тем, что просто устал от однообразной жизни. И самым простым решением из того, что я смог придумать для выхода из ситуации, был небольшой отпуск. Нужно было попытаться вырваться из охватившей меня рутины, найти тихое и спокойное место, где можно ни о чем не думать, и там восстановить свои истощенные силы.

Поиск места восстановления не занял у меня много времени. Я давно хотел съездить в австрийские Альпы, и сейчас решил воспользоваться случаем. Вещей я собрал минимальное количество, чтобы не привязываться к багажу и не гнаться за излишним комфортом. Даже ноутбук решил не брать – заметки записать можно и на телефон. Одним словом, планы были многообещающие. Кто же знал, куда они меня в итоге заведут…

Прилетев в столицу, я немного побродил по городу, потом нашел вокзал, купил билет на подходящий пригородный поезд, доехал до соседнего города, пересел там на автобус и вскоре был в одной из многочисленных альпийских деревушек.

Деревенька оказалась действительно уютной и симпатичной. Маленькие и аккуратные деревянные домики будто сошли с идиллических открыток – настолько сложно в момент знакомства с ними представить, что внутри них самые обычные люди проживают свои обычные жизни. Такое тихое и красивое место в окружении гор прекрасно подходит для того, чтобы перезагрузить свои внутренние батареи и приняться за работу с новыми силами. Чем я и планировал заняться в ближайшую неделю.

Деревня была небольшой и не особо раскрученной среди туристов, а потому гостиницу я нашел только одну. Она представляла собой большой трехэтажный дом, на первом этаже которого размещалось кафе, где могли перекусить и местные. Когда я зашел внутрь, хозяин, добродушный и бодрый старик лет восьмидесяти с аккуратной седой бородой, как раз о чем-то весело болтал с соседями. Увидев меня, он приветливо поздоровался, выслушал мои пожелания и предложил самому выбрать номер по душе, других постояльцев все равно не было. Он позвал свою внучку, похожую на него девушку лет семнадцати, которая повела меня показывать номера.

Мне приглянулась одна из комнат, из окна которой открывался чудесный вид: величественные горы, живописные поля, пересекаемые шумной горной речкой, и одиноко стоящий вдалеке крошечный каменный домик, будто случайно брошенный кем-то между Альпами и деревней. Увидев домик, я почему-то сразу захотел его осмотреть, хотя никогда не был поклонником старых заброшенных построек.

Я заселился и уже собирался начать знакомство с окрестностями, как старик-хозяин неожиданно предложил мне составить им компанию за обедом. Зная гостеприимство местных, я не мог обидеть их отказом, а потому с радостью согласился. К тому же, я весь день почти ничего не ел и изрядно проголодался.

После сытного и очень вкусного обеда внучка старика сразу побежала заниматься хозяйством, а сам он предложил мне немного рассказать о себе. Услышав, что я писатель, и без того веселый старик заметно оживился. Он с интересом расспрашивал меня о профессии, а потом попросил коротко рассказать, над чем я работаю сейчас. Меня охватило смущение. Заметив это, старик понимающе улыбнулся и спросил, не переживаю ли я творческий кризис. Я сконфуженно признался, что уже приличное время не могу написать ничего толкового, поэтому и приехал сюда в надежде развеяться. «Понимаю, ты хочешь найти вдохновение, – сказал он, – я могу помочь».

Слова старика немного меня озадачили. Я хотел спросить, что он имеет в виду, но потом подумал, что, наверное, он просто не достаточно точно выразил свою мысль, и помощь его будет связана с организацией отдыха. К тому же, пока я размышлял, он принес закупоренную керамическую бутылку и две рюмки, налил в них какую-то местную настойку и предложил выпить за мои будущие творческие успехи.

Через несколько часов дружеского общения с хозяином я с удивлением обнаружил, что бутылка почти пуста. Я предложил сбавить скорость и подышать свежим воздухом. Он с радостью согласился и предложил немного пройтись по окрестностям. Слушая рассказы старика об истории этих мест, я не заметил, как мы отошли на приличное расстояние от деревеньки. Осмотревшись, я понял, что мы идем вдоль реки и приближаемся к тому самому домику, который я хотел осмотреть днем.

– Что это за постройка, – спросил я у старика, – она заброшенная?

– Не совсем, – ответил он и загадочно улыбнулся, – я стараюсь поддерживать ее в приличном состоянии.

– Что там?

– Сейчас сам все увидишь.

Сказав это, старик открыл дверь и жестом пропустил меня вперед. Помещение представляло собой маленькую комнатку, всю обстановку которой составляла кровать, письменный стол, стул и книжный шкаф. Несмотря на общее ощущение запустения, комната была аккуратно убрана, будто за ней кто-то ухаживал, даже занавески на окнах и покрывало на кровати были чистыми и свежими.

– Это какой-то отдельный номер для постояльцев? – спросил я старика.

– Вовсе нет, – вопрос, кажется, его развеселил, – это нечто вроде музея, если можно так сказать. Да, точно, это музей. Мы присматриваем за ним, иногда показываем гостям. Но не сдаем.

– Интересно, – я пока не очень понимал, почему я здесь оказался, но любопытство не позволяло просто так уйти, – здесь раньше кто-то жил?

– Это долгая история. Давно, еще при империи, земля, на которой построен этот дом, принадлежала одному богатому и влиятельному барону. Этот дом был местом уединения для одного из его сыновей, у того было какое-то психическое заболевание. Здесь молодой человек жил в тишине и спокойствии.

Молодой барон очень увлекался наукой. Он часто надолго уходил в горы, что-то там изучал, переписывался с видными учеными, и даже получил известность в научной среде. Ему понадобился помощник, и он предложил эту работу деревенскому подростку, моему деду, ему тогда лет пятнадцать было. Парень должен был помогать хозяину с переноской вещей во время походов в горы, пополнять запасы провизии и выполнять другие мелкие поручения.

И вот однажды барон наткнулся в горах на необычную пещеру и захотел ее изучить. Он приказал деду вернуться за ним через три дня, и начал свое исследование. Когда в назначенный день парень вернулся, в условленном месте барона не было. Немного подождав у входа в пещеру, он решился отправиться на его поиски. Не знаю, как долго он там блуждал, но в итоге ему все-таки удалось найти хозяина. Тот был без сознания, на его лице и запястьях были странные пятна, похожие на ожоги. Одежда была грязной и разорванной, все вещи куда-то пропали. Парень отнес беднягу сюда и выхаживал несколько недель.

Когда барон восстановился, он еще больше ушел в себя и стал проводить за научными изысканиями все свое время. Он даже оборудовал в подвале подобие лаборатории и, в основном, работал там, иногда на несколько дней уходил в горы, откуда всегда возвращался глубокой ночью. При этом деду было настрого запрещено спускаться в подвал, как и спрашивать о загадочном случае в пещере. Так продолжалось больше двадцати лет. За это время дед успел обзавестись семьей, но он все также продолжал служить барону, не задавая лишних вопросов. Постепенно эта служба стала делом всего нашего рода.

Когда барона не стало, наша семья унаследовала этот дом и всю землю вокруг него, единственным условием получения собственности было требование поддерживать порядок, чем мы, мой дед, отец и я, занимаемся уже почти девяносто лет. Это несложно, дом хлопот почти не доставляет. Хочешь посмотреть подвал? Теперь туда можно заходить без опаски. Вся эта история оказалась не больше, чем простой семейной легендой.

– Вы уверены, что я могу это сделать? Эта ваша легенда не кажется слишком уж простой.

После всего услышанного у меня не было ни малейшего желания туда спускаться, но почему-то я покорно прошел в открытую дверь и начал спускаться по каменным ступенькам. «Удачи», – сказал мне вслед старик и захлопнул дверь. Я выругался, попытался вернуться, но ничего не получилось, дверь была заперта. Пришлось спускаться вниз, подсвечивая путь фонариком в телефоне. Внизу меня ждало некое помещение, оценить размеры и обстановку которого я не мог из-за недостатка света. Пол его был покрыт толстым слоем пыли, будто здесь уже давно никого не было. Стены были обиты деревом, кое-где на них виднелись темные пятна и брызги. Ничего больше примечательного мне разглядеть не удалось.

Я собирался вернуться на лестницу, как вдруг боковым зрением заметил тень, проскользнувшую мне за спину. Я резко развернулся и увидел прямо перед собой худую человекообразную сущность примерно двух метров высотой. Несколько секунд она изучала меня, поднеся к моему лицу отвратительное подобие головы. Глаз и рта на голове не было, единственными отверстиями на ней были четыре полоски узких горизонтальных разрезов, заменявших нос – они медленно расширялись и сужались, жадно втягивая воздух вокруг меня. Почти всю длину туловища занимало зловонное отверстие, прикрытое с обеих сторон множеством беспрестанно шевелящихся каких-то коротких и тонких то ли ресничек, то ли щупалец. Это тело было похоже на кожаный мешок, на котором разошелся замок-молния. С левой и правой стороны из него выходили две пары рук, тонких и костлявых, с неестественно длинными и острыми пальцами, причем нижняя пара была гораздо длиннее верхней. Кожа существа была сухой и морщинистой, в свете фонарика складки на голове выглядели особенно жутко. Ноги его я рассмотреть не успел, но, думаю, что они были такими же сухими и неприятными, как и все остальное, и позволяли своему хозяину передвигаться быстро и бесшумно.

Закончив изучение, существо крепко сжало меня своими нижними руками. Пальцы двух верхних конечностей сдавили мою голову, я почувствовал резкую обжигающую боль, будто кожу разом проткнули сотни тонких раскаленных игл, вскрикнул от боли и выронил телефон. Спустя мгновение все погрузилось во тьму.

Очнулся я за своим рабочим столом, будто уснул за работой. На экране ноутбука был текст нового рассказа. Все выглядело так, будто мне приснился кошмар. Облегченно выдохнув, я решил прочитать написанное. Весь текст состоял только из одного повторяющегося слова: «БЕГИ». Я удалил эту глупость, встал из-за стола, и практически сразу понял, что сейчас самое время воспользоваться этим советом – весь пол в комнате был покрыт мерзкими тараканоподобными существами. Казалось, что копошась, они пожирали друг друга, и поэтому все вокруг них было измазано вонючей слизью. Их было так много, что я не знал, куда ступить, не раздавив нескольких этих существ. Подавив чувство отвращения, я бросился из комнаты, стараясь не вслушиваться в хруст этих тварей под подошвами моих ботинок. Открыв дверь, я не обнаружил коридора своей квартиры, вместо него я буквально влетел в пустоту и кубарем скатился вниз по какому-то грунтовому склону. Было темно и душно. Я не мог понять, где нахожусь, но понимал, что не должен сидеть на месте. Меня охватили страх и отчаяние. Я вдруг отчетливо осознал, что все мои муки творчества не были проблемой в сравнении с тем, что сейчас жизнь моя может закончиться из-за неведомой твари. Ну уж нет, я не готов сдаться без боя.

Нащупав холодные земляные стены, я понял, что провалился в некий тоннель. Я собрался с силами и осторожно пошел вперед. Бежать в темноте не получалось, но я старался двигаться настолько быстро, насколько было возможно. Я постоянно падал, запинаясь обо что-то, похожее на корни деревьев. Во время одного из таких падений я нащупал рукой достаточно прочную длинную палку и решил взять ее для защиты.

Казалось, прошла целая вечность, пока я не наткнулся на пещеру, в глубине которой светился тусклый огонек. Подойдя к нему ближе, я услышал тихое и равномерно дыхание, будто источником этого света был живой организм. Я осторожно, но уверенно ткнул огонек палкой и тут же понял, что попался на крючок как улов большой глубоководной рыбы. Словно фары встречной машины, во тьме загорелись два огромных красно-желтых глаза. Мгновение их обладатель удивленно смотрел на меня, затем послышалось злобное рычание. Не дав существу прийти в себя, я изо всех сил бросился бежать. Каким-то чудом найдя выход из пещеры, я несся, не разбирая дороги, спотыкался, падал и полз во тьме до тех пор, пока шумное дыхание за спиной не стихло. Не знаю, было ли то существо слишком неповоротливым, или ужин мною не входил в его планы, но оно прекратило погоню.

Тоннель вскоре привел меня в тот самый подвал, с которого все началось. Я понял это, когда нащупал знакомую деревянную обшивку стен. Помещение было небольшим, и я попытался найти свой телефон. Совершенно предсказуемо, мне это не удалось, но в какой-то момент поисков мне в глаза бросилась тонкая полоска света – дверь в комнату была приоткрыта! Я был почти спасен, оставалось только подняться по лестнице. Но сначала ее нужно было отыскать.

Найдя нижнюю ступеньку, я уже почти сделал шаг, когда почувствовал, как сотни раскаленных игл пронзили мои лодыжки. Значит, тварь из подвала никуда не делась, она все это время ждала меня здесь! Существо с силой дернуло меня на себя, падая, я расшиб голову о ступеньки и едва не выронил палку, которую все это время старался не потерять. Тварь крепко держала меня за ноги, вторая пара тощих конечностей прижала мои руки к телу. Реснички на ее туловище расступились, открыв чудовищную пасть, для описания которой мне не хватит слов. Я яростно извивался, стараясь хоть чуть-чуть высвободиться для нанесения удара, кричал, пытался пнуть или ударить это отвратительное создание головой. Уже почти поглотив меня, существо немного ослабило хватку. Я крепко сжал палку и со всей яркостью несколько раз воткнул ее в разинутую пасть. Существо явно не ожидало такого поворота. Оно замерло, руки его разжались. Я вскочил на ноги, бросился вверх по лестнице, влетел в приоткрытую дверь, захлопнул ее за собой и без сил рухнул на пол. Несколько минут я лежал, пытаясь перевести дух, и прислушивался к шагам из подвала.

Все было тихо. Кроме меня в комнате никого не было. Я поднялся и вышел на улицу. Дуновение прохладного горного ветра напомнило мне, как все-таки прекрасна жизнь. Из последних сил я дошел до деревни и потерял сознание.

***

Садясь в самолет, я не мог перестать думать о своем альпийском отпуске. После того происшествия все было нормально, рана на голове зажила, а мысли были такими ясными и свежими, будто в моем мозгу провели генеральную уборку. После того утра старик-хозяин почти не говорил со мной, но перед самым отъездом рассказал мне немного о той загадочной твари. Оказалось, что она каким-то образом считывает мысли и использует их для создания иллюзий, чтобы запугать и измотать жертву. Когда барон наткнулся на нее в пещере, с ним произошло то же, что и со мной. Он смог вырваться и очень серьезно ранил тварь, но пострадал сам. Когда он поправился, то вернулся в пещеру и нашел это существо, больное, голодное и ослабленное. Какая-то сила не позволила барону убить эту тварь, вместо этого, ведомый невероятной силой познания и изучения всего неизведанного, он выкормил и вылечил ее, а затем поместил у себя в подвале. Он охотился и кормил ее мелкими животными, но понимал, что однажды понадобится добыча покрупнее. Поэтому он завещал заботу об этой отвратительной сущности семье своего помощника, взяв с них обещание время от времени развлекать и кормить эту тварь незадачливыми путниками. И, судя по пятнам крови на стенах подвала, у семьи это неплохо получается.

Не знаю как, но мне удалось выжить. Наверное, дело в том, что я смог справиться со страхом и не поддался панике. Сложно сказать, как это событие повлияет на мою дальнейшую жизнь, но, по крайней мере, сюжет для нового рассказа у меня уже есть.

История на Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на апрель

Сегодня утром мне позвонила мама и взволнованным голосом сообщила, что полиция, возможно, нашла моего брата. Он ушел из дома несколько лет назад, никаких вестей давно не было. И вдруг недавно в лесу обнаружили тело человека, похожего на него по описанию. Установить его личность не удалось, а потому родителей пригласили на опознание, сказав, что и образцы ДНК нужно будет сдать. Услышанное заставило меня вспомнить ту ночь, когда брат ушел из дома.

***

Мой брат всегда отличался тягой к сомнительным авантюрам. Он был ужасным непоседой, его мозг кипел от различных замыслов, а шалости доставляли родителям немало хлопот. Они хоть и были достаточно безобидными, но случались постоянно. Родители наши подходили к воспитанию демократично, а потому старались сильно не ругать, больше разъясняли, почему так делать нельзя. Хотя, нужно признаться, я и сама не была тихим и домашним ребенком. Но я была хорошей старшей сестрой, а потому желание помочь одеть-покормить-погулять-почитать-посидеть с младшим братцем не оставляла мне времени на собственные проделки.

Несмотря на большую разницу в возрасте мне нравилось проводить время с братом, играть, учить чему-то новому, смотреть, как он растет и познает мир. У нас сложились теплые и доверительные отношения, став подростком, он продолжал делиться со мной секретами. Поэтому я была всерьез удивлена и напугана, когда однажды позвонила взволнованная мама и рассказала, что брат не пришел домой ночевать.

На тот момент ему было почти двенадцать лет. Он достаточно прилежно учился в школе, очень любил животных и нередко собирал вокруг себя дворовых пацанов и будоражил их неокрепшие умы своими гениальными идеями. Как раз одна из таких затей и привела к тому, что наша семья вместе с родителями еще двоих ребят из нашего же двора начала поисковую кампанию. Сначала обошли окрестные дворы, мало ли, увлеклись играми дотемна и забыли про родителей, но все возможные места посиделок были пусты. Так мы прочесывали дворы еще несколько часов, но не обнаружили никаких следов ребят. Решили с утра подключить полицию и разошлись по домам, в надежде, что парни нагулялись и вернулись, пока нас не было.

Когда утром мы обратились в полицию, нас успокоили, сказав, что дети в таком возрасте часто убегают из дома и потом находятся живыми и здоровыми. К тому же городок у нас небольшой, ничего страшного с ними произойти не должно. Но заявление приняли и сразу начали поиски. И уже вечером того же дня папе позвонили и сообщили, что брата нашли, он жив, но находится в больнице, куда мы сразу и отправились.

У брата было легкое сотрясение мозга и перелом руки, поэтому нас пустили к нему без особых проблем. Только предупредили, что он пережил сильный стресс и может неадекватно на нас реагировать, но в этом нет ничего страшного, со временем все нормализуется. Мы были счастливы, что он нашелся, поэтому не придали этому замечанию никакого значения. Тогда я еще не предполагала, что травма окажется гораздо серьезнее.

Брат сидел на кровати и не моргая смотрел в одну точку. Едва зайдя в палату, мама бросилась к нему, начала обнимать, плакать, спрашивать, как он, и повторять, что мы за него до смерти перепугались. Он же, казалось, не замечал ее присутствия. Конечно, такое поведение было странным, но врачи же сказали, что он пережил стресс. Значит, они осмотрели его и никаких проблем не нашли. И хотя мы с папой и были озадачены, но панику поднимать не стали. Вместо этого мы спокойно подошли к койке.

– Вовка, – я легонько погладила брата по голове, – как ты?

Он не отвечал и продолжал все также пялиться в противоположную стену. Мы посидели у него еще немного, и тут в палату заглянул молодой врач:

– Добрый день. С вами там поговорить хотят, вы можете пойти со мной? С мальчиком все будет хорошо, персонал за ним присматривает.

Конечно же, мы согласились пойти за врачом. Папа аккуратно вывел маму, а я немного задержалась, чтобы попрощаться с братом. Почти выйдя из палаты, я услышала его шепот, такой тихий, что слов нельзя было разобрать. Родители уже ушли вперед, поэтому я осторожно, стараясь не напугать его, подошла ближе. Вовка все также смотрел вперед и повторял: «Собачка, отпусти меня». А по его щекам текли слезы.

В тот момент мне стало не по себе. Я аккуратно обняла братишку, пытаясь не разрыдаться. Он был еще такой маленький и беззащитный, с ним произошло что-то ужасное, а я не то, что помочь ему не могу, я даже не знаю, что с ним. Через несколько минут Вовка затих, я убедилась, что ему не стало хуже, и побежала догонять родителей, пока они не заподозрили чего неладного.

Как оказалось, с родителями хотели поговорить родственники других ребят, которые ушли вместе с братом. Двое мальчишек были в нормальном состоянии, их отпустили после осмотра врача. Мы узнали, что ребят нашли в лесопарке на окраине города, в нескольких километрах от дома. Парни рассказали, что в тот день Вовка предложил устроить после школы небольшой поход - взять дома картошку, хлеб, сосиски и термос с чаем, уйти в лес, развести костер, поесть и вечером вернуться домой. Так они и сделали. Когда начали жарить сосиски, к костру непонятно откуда вышла бродячая собака, она поджимала разодранную лапу и жалобно скулила. Вовка, само собой, тут же решил помочь собачке, попытался приманить ее едой. Собака боялась, постоянно убегала и возвращалась, видимо была голодной. Ребята предложили просто бросить ей еды и не обращать внимания, но мой брат твердо решил ей помочь, поэтому начал подходить к ней. Пацаны сначала наблюдали за ним, но им это быстро наскучило и они занялись какими-то своими делами. А Вовка куда-то пропал.

Когда парни заметили Вовкино отсутствие, было уже темно и поздно. Они так испугались, что решили переночевать в лесу, а утром найти друга. Позвонить нам они не могли, как назло один свой телефон оставил дома, а второй потерял еще летом. Ночь, к счастью, была относительно теплой, и они не очень замерзли. Утром, доев остатки картошки, они пошли на поиски Вовки. Нашли его недалеко от «лагеря» лежащим без сознания в какой-то яме. Парни разделились, один остался с братом, второй побежал за помощью. К тому моменту мы уже заявили об их пропаже, а потому в полиции быстро среагировали на звонок с сообщением о заблудившихся в лесу детях. Так они и оказались в больнице.

На протяжении двух следующих недель я каждый день навещала брата. Рука его зажила, обследования показывали, что с мозговой деятельностью тоже все в норме. Он узнавал нас, реагировал на свое имя, даже внимательно слушал разговор и будто бы все понимал. Но никак не участвовал, словно происходящее его никак не интересовало. Вызванный для консультации психолог говорила, что не видит никаких серьезных отклонений. Но на всякий случай все-таки рекомендовала показать брата психиатру, если вдруг будут ухудшения.

Когда Вовку выписали, поначалу мы от него не отходили, хотя он и вел себя почти нормально. Со временем мы привыкли к его молчанию, перевели его с домашнего обучения обратно в школьный класс. Учителям и одноклассникам первое время было с ним сложно, но со временем все приспособились. Только его друзьям было непонятно, почему он больше не несется со всех ног во двор и не предлагает очередное новое и интересное занятие. Брат стал замкнутым и все время проводил дома. Когда я пыталась его спросить, что с ними тогда случилось, он тихо уходил в свою комнату. Казалось, что в тот день с ним случилось что-то еще, о чем никто не знал. И это было причиной его перемены.

Так наша семья прожила следующие шесть лет. За это время я переехала в отдельную квартиру поближе к работе, а Вовка закончил школу. Он по-прежнему молчал, что не помешало ему неплохо сдать выпускные экзамены. Кроме молчания, он вел себя практически как обычно, за исключением пары попыток ночных уходов из дома, которые были признаны простым лунатизмом. По этой причине родители боялись надолго оставлять его одного и старались везде брать с собой. Я понимала, как им непросто, а потому купила им путевку на море и предложила пару недель отдохнуть вдвоем. Заботу о брате на это время я взяла на себя. Он переехал ко мне, и первое время все шло хорошо. Мы вместе гуляли в парке, смотрели фильмы и играли в игры, он помогал мне с готовкой. До определенного момента я не замечала в нем ничего необычного.

И вот однажды ночью я проснулась от холода. Было всего два часа ночи. Оглядевшись, я поняла, что все окна квартиры настежь открыты. Вовка стоял босиком на балконе и смотрел вдаль. Я тихонько подошла к нему, пытаясь понять, что случилось. Услышав шаги, он оглянулся и пристально посмотрел мне в глаза с легкой улыбкой, так, что мне стало не по себе.

– Ты слышишь? Они зовут меня!

От удивления я сама потеряла дар речи. Мой брат молчал так долго, что я даже не представляла, какой у него, семнадцатилетнего юноши, теперь голос. За столько лет он не сказал ни слова, а сейчас вдруг спрашивает, не слышу ли я чего-нибудь! Тогда мне показалось, что мы оба сошли с ума, другого объяснения этому просто не было.

– Что? Как? Почему ты заговорил? Как это возможно? Что с тобой?

– Я не знаю, как тебе это объяснить. Раньше не мог, а теперь снова получается. Я услышал зов, и голос вернулся. Ты слышишь?

– Нет. Я ничего не слышу. И совсем не понимаю, о чем ты.

На улице было тихо. Ни шума изредка проезжающих машин, ни звуков соседских посиделок, совершенно ничего. Однако Вовка выглядел непривычно воодушевленным и внимательно вслушивался в темноту:

– Знаешь, наверное, это только мой зов. Ты не сможешь его услышать.

Я окончательно перестала что-либо понимать. Услышав про некий зов, я сперва подумала, что настал тот момент, когда Вовкины проблемы с головой дали о себе знать. Но когда я услышала такое, таящаяся в глубине моей души надежда, что он все-таки не сумасшедший, потухла окончательно.

Пока я пыталась понять, что происходит, Вовка зашел в квартиру, неспешно закрыл все окна и ушел на кухню ставить чайник. Он был бодр и весел, и, несмотря на позднее время, не планировал снова ложиться спать. Напротив, он выглядел точно также как в детстве, когда обдумывал очередную безумную затею. Его энтузиазм пугал меня, и я не решалась спрашивать, в чем дело.

Брат, казалось, и сам понял, что ему стоит все мне объяснить. Он разлил по кружкам чай, сделал себе бутерброд и снова заговорил:

– Я знаю, для тебя это все очень странно. Я и сам так думал, боялся мысли, что мне все это приснилось или что я схожу с ума. Но потом моя память начала восстанавливаться и я понял, что все это произошло на самом деле. Я попытаюсь тебе рассказать.

В тот день мы с ребятами, как обычно, встретились после школы. Был удивительно теплый день, сидеть во дворе совершенно не хотелось. Я предложил поиграть в туристов, пацаны со мной согласились. Так мы оказались в лесу. Дошли достаточно быстро, набрали дров, развели костер, начали жарить сосиски, потом хотели в золе картоху запечь. Саня как раз показывал, чему его за лето отец-походник научил.

Сидим, болтаем, и вдруг я слышу, как кто-то тоненько и жалобно скулит. Оглянувшись по сторонам, я заметил большую тощую дворнягу, которая стояла метрах в двадцати от нас и принюхивалась. Я подозвал ее куском сосиски и, когда она подходила, заметил, что лапа ее сильно поранена. Мне стало очень жалко дворнягу, а решил ей помочь, хотя бы рану промыть. Начал ее подзывать, она робко приближалась, а потом снова отбегала. Тогда я принял дурацкое решение пойти за ней. В тот момент я был твердо уверен, что должен помочь. Взял бутылку воды, полотенце, в которое была завернута картоха, и решил ее догнать. Собака это будто почувствовала и начала ускоряться. Я видел, что ей больно и неудобно бежать на трех лапах, а потому надеялся быстро ее догнать.

И когда мне это почти удалось, случилось то, чего я никак не ожидал. Собака прыгнула в яму, прямо как кролик из «Алисы в Стране чудес», а я отвлекся, запнулся за корягу и упал в яму вслед за ней. Пролетев несколько метров, я приземлился на большую кучу листьев и сильно ударился рукой о здоровенный булыжник, который ждал меня под листьями.

Когда боль немного утихла, я решил осмотреться. Сверху, с поверхности земли, моя ловушка выглядела как огромный холм с большим отверстием посередине, однако внутри ее стенки были укреплены деревом, будто кто-то специально ее облагородил с непонятной для меня целью. Глубина была метра три, что не позволяло мне выбраться без посторонней помощи, особенно с травмированной рукой. Телефон мой в яме не ловил, пацаны на мои вопли не отозвались. Я сел на булыжник, на который в тот момент был очень зол, и начал обдумывать свое положение.

Внезапно я осознал, что где-то рядом должна быть собака, из-за которой я здесь и оказался. Рядом со мной ее не было, но яма была очень темной, и а начал подозревать, что здесь должно быть какое-то углубление. Я осторожно встал, и медленно, держась за больную руку, сделал несколько шагов во тьму. Подсветил дорогу фонариком и увидел длинный темный тоннель, конец которого нельзя было различить. Собака, как я и думал, лежала в начале тоннеля и тихонько скулила. Однако теперь она меня будто не боялась и даже позволила обработать рану. В куче листвы в месте падения я обнаружил свою бутылку с водой, полотенце лежало в кармане, а телефон заменил фонарик. Рана оказалась большой, но неглубокой, так что я полил ее водой, немного очистил от грязи и перевязал сухим куском полотенца, которое предварительно разорвал на две части. Собака с интересом за мной наблюдала, мне даже показалось, будто она ждет, что я буду делать дальше. Я погладил ее по голове и в шутку спросил, не знает ли она способа выбраться из этой западни. И практически сразу получил ответ.

Внезапно откуда-то из темноты послышался гул. Он шел из-под земли и постепенно нарастал. И чем громче он становился, тем отчетливее я различал в нем свое имя, словно меня кто-то звал. Я знал, что должен идти туда, в темноту тоннеля. Я сделал шаг и увидел их…

Из темноты мне на встречу выдвинулось восемь ярко желтых огоньков. Они приближались так медленно, что можно было принять их за группу людей с очень тусклыми карманными фонариками. Но когда они подошли вплотную, сердце моё замерло. Это были худые собакоподобные существа, каждое размером больше алабая, с неестественно длинными тонкими лапами и выгнутыми дугой худыми спинами, на которых сквозь тёмную жесткую шерсть проступали крупные позвонки. Шеи их были неестественно тощими, как и хвосты, чем-то напоминавшие длинную старую щётку для обуви. Раскрытые пасти обнажали два ряда сверкающих белых острых зубов, с которых стекала густая слизь.

Существа эти медленно выступали из темноты в полной тишине. Я оцепенел, но совсем не чувствовал страха. Я слышал, как некий голос в моей голове призывал меня успокоиться, поверить, что мне не причиняет вреда, и следовать за ними. Не знаю почему, но я поверил ему. Но потом я понял, что они могут быть опасны для раненой собаки, сделал шаг, чтобы защитить ее, и уперся спиной во что-то неприятное и жесткое. Обернувшись, я вскрикнул и от неожиданности выронил телефон – дворняга, которую я гладил всего несколько минут назад, тоже была этим жутким существом. Она угрожающе оскалила зубы и всем своим видом показывала, что выйти из тоннеля у меня не получится. Я понял, что вариантов у меня нет, и пошёл за ними. Пятеро существ окружали меня, указывая путь во тьме и следя, чтобы я не рискнул убежать.

Не знаю, как долго мы шли, пока наконец не дошли до некоего подобия пещеры с высоким полукруглым сводом и тусклым искусственным освещением. Когда мои глаза привыкли к свету, я понял, что нахожусь в волчьем логове. Было душно, от запаха подгнившего мяса меня начало тошнить, везде валялись полуобглоданные кости каких-то более мелких животных, кое-где в недоеденных кучах копошились стаи мух и жирные опарыши. И среди всего этого вальяжно ходили или дремали еще несколько таких же жутких существ, как и те, что привели меня сюда.

Пока я осматривался, ко мне подошёл человек. Я не сразу его заметил, и поэтому очень удивился, увидев его, настолько инородным он казался в этом вонючем помещении. Он рассказал мне, что когда-то давно вместе с несколькими коллегами он работал над выведением новой породы собак, скрещивал их с волками, пытаясь добиться больших размеров, выносливости и сопротивляемости сложным условиям среды, в том числе на случай ядерной войны, для чего несколько поколений щенков облучали. Когда эксперимент был признан бесперспективным, то всех волков приказали уничтожить, на что ученый пойти не смог. Он спрятал их в подвале своего учреждения, я не запомнил, где именно он работал, и продолжал там свои исследования. Со временем, как я понимаю, он обезумел и, одержимый своей сумасшедшей идеей, начал обращаться к каким-то околонаучным практикам. Он долго объяснял мне про различные теории из прошлого, но я был настолько напуган, что почти ничего из этого не запомнил, кроме нескольких деталей. Ему удалось создать нечто по-настоящему ужасное, но он считал это делом всей своей жизни, называл их земляными волками. Он нашел старую заброшенную систему тоннелей, приспособил ее для жизни своих питомцев, даже оборудовал им выход на поверхность – ту самую яму, в которую я провалился. Они выходили в лес по ночам, охотились на более мелких животных, в основном, на бездомных кошек и собак. Но еще ни разу они не приводили человека.

Старик сказал, что один из волков почувствовал во мне особую силу, выделяющую меня из общей массы людей. И когда я помог ему, я доказал, что добра во мне больше, чем страха и ненависти к тем, кто слабее. И теперь старик предлагал мне занять его место. Он говорил, что его стая не проживет без вожака, кто-то должен их защищать и оберегать, моя любовь к животным поможет мне стать достойным лидером.

Слова старика меня очень сильно напугали. Я не мог не поверить ему, мне очень хотелось посмотреть на другой мир. Сначала я говорил ему, что хотел бы остаться, но затем мне стало так страшно, что я начал просить его вернуть меня домой, к семье, говорил, что родные будут переживать и искать меня. Тогда я пообещал, что если старик отпустит меня сейчас, то потом я подготовлю свой уход из дома, вернусь к нему и сделаю все, что он скажет. Это его устроило. «Когда ты будешь им нужен, они придут за тобой. Жди их, ты услышишь их зов». После этих слов стая резко окружила нас, один из волков, самый большой и косматый, прыгнул на меня сзади, схватил за одежду, как кошка котенка, и потащил во тьму. Я понимал, что меня несут домой, но от этого было не менее страшно, помню, что я дико орал. К тому же волк несся с такой скоростью, что я несколько раз ударился головой и больной рукой о землю. От боли я потерял сознание, а очнулся уже в больнице.

Я жил с этим шесть лет. Мои друзья ничего этого не видели и не знали, да я и сам уже смирился с тем, что банально сошел с ума. И вдруг сегодня услышал зов. Значит, все это правда, они ждут меня. Я должен идти, я обещал. Волкам нужен вожак. Знаешь, я пойду к ним прямо сейчас, не могу ждать утра. Я не знаю, веришь ли ты моим словам, но так будет для всех лучше. Вы с родителями сможете вздохнуть с облегчением, а я буду там, где действительно нужен. Передай маме с папой, что я уехал в очень длинное путешествие. Они поймут.

Закончив рассказ, Вовка встал из-за стола, положил в пакет хлеб и колбасу, взял куртку и молча вышел из квартиры. Я даже не успела понять, что произошло. А когда поняла, бросилась за ним на улицу, но, конечно, не смогла догнать.

Утром я сообщила о пропаже родителям и заявила в полицию. Нам сразу сказали, что раз он уже убегал, поиски могут занять годы или вообще ни к чему не привести. Родители переживали, винили во всем меня, но через несколько лет смирились и научились жить без него. Я и сама винила себя во всем, пыталась понять, почему не удержала его тогда. Была в его словах какая-то уверенность, брат заставил меня поверить в то, что он отдает отчет своим действиям. И до сегодняшнего утра я уверяла себя в том, что все сделала правильно. А сейчас я не могу ни о чем думать, только судорожно сжимаю в руках телефон в надежде на то, что позвонит мама, и скажет, что в лесу нашли не его…

Пятница, 6 сентября

Я почти закончил обход пациентов, остался последний, мой самый нелюбимый, если можно так выразиться. Странно, конечно, выбирать себе любимчиков, когда работаешь в детском отделении психиатрической лечебницы. В каждом своем пациенте я стараюсь разглядеть что-то хорошее и доброе. Я вижу их проблемы и пытаюсь жалеть их одинаково. Конечно, не все они безобидные маленькие ангелы, есть среди них действительно злые и жестокие дети, хотя даже и они не виноваты в том, какими родились. Но среди них всех особенно выделяется один – Билли, девятилетний пациент с шизофренией, каждый разговор с которым вызывает у меня дрожь.

Билли поступил к нам полгода назад с жалобами на голоса в голове. Случай был тяжелым и достаточно запущенным. Родители мальчика на протяжении нескольких лет думали, что их сын – обычный ребенок с богатой фантазией, который просто любит болтать со своими игрушками и рассказывать про своего воображаемого друга. Тем более, он был очень замкнутым и молчаливым, настоящих друзей у него не было. Школьный психолог придерживался такого же мнения, и болезнь мальчика получила возможность безнаказанно развиваться до тех пор, пока не случилось нечто ужасное. Во время прогулки у озера с отцом и двухлетним братом Билли выбрал момент, когда родитель отвлекся, и утопил малыша. Потом спокойно подошел к отцу, сказал, что он хочет мороженного, сел на велосипед и направился в сторону дома. Пытаясь его остановить, тот упустил ценное время и не смог спасти младшего сына. Разбираясь в обстоятельствах произошедшего, органы опеки и направили Билли к нам. Здесь мальчика поместили под наблюдение, начали необходимое лечение, и его состояние несколько улучшилось. Под действием препаратов он перестал говорить о голосах в голове. Само собой, он стал вялым и заторможенным, но так мы могли быть уверенными, что болезнь больше не заставит его совершить что-то настолько же ужасное.

Несмотря на нынешнее спокойное состояние, есть в Билли что-то такое, что вызывает у меня иррациональный страх. Он принимает кучу препаратов, замедляющих реакцию, его сознание постоянно в некой пелене, но я отчетливо вижу, что глубоко внутри, там, куда наши лекарства не в силах добраться, он сохраняет хладнокровие и будто бы смеется надо мной. Он всегда встречает меня не характерным для ребенка ледяным взглядом, о родителях рассказывает так, словно это совсем посторонние для него люди, а о смерти брата и вовсе говорит, что тот просто хотел посмотреть на рыбок, и совершенно не видит своей вины. Я чувствую свое бессилие и меня это очень сильно пугает.

Вот и сейчас я собираюсь с силами, делаю медленный выход, набираю полные легкие воздуха и захожу к нему в палату. «Всего десять минут стандартной беседы, и ты будешь свободен на целых две недели», – убеждаю я себя.

Билли, как обычно, сидит на краю кровати и безучастно болтает ногами. Мое появление не вызывает у него никакого интереса. Будто он чувствует, что я и сам не хочу его видеть.

– Добрый день, Билли, – я изо всех сил пытаюсь выглядеть радостным, – Как ты себя сегодня чувствуешь? В каком ты сегодня настроении?

– Добрый день, доктор, – в его голосе я слышу привычное равнодушие, – все хорошо. Только я соскучился по своему другу.

О, это уже что-то новое. За полгода у нас он ни разу не говорил ничего подобного. Неужели наметился какой-то прогресс? Я должен ухватиться за эту ниточку!

– Чудесно, Билли! Расскажи мне про него, и мы что-нибудь придумаем. Может быть, он даже сможет тебя навестить!

– Это мой лучший друг. Я люблю проводить с ним время. Играть, кататься на велосипеде, смотреть мультфильмы. Он больше любит «Скуби-Ду», а я «Тома и Джерри». А еще нам нравится вместе есть мороженное. Я больше всего люблю клубничное, и он тоже.

– Отлично, Билли! Ты большой молодец, что рассказал мне про него! А как зовут твоего друга? Вы учитесь в одном классе?

– Нет, доктор. Это моя игрушка, бобер. Он не сказал своего имени, но ему нравится, когда я называю его Джеком. Он говорит, что если бы мог, то сам выбрал бы для себя это имя, но там, где он родился, его зовут совсем по-другому. А вы вправду сможете сделать так, чтобы он пришел?

– Конечно смогу, Билли, – я всеми силами должен скрыть свое разочарование и негодование, – я поговорю с заведующим отделением, и если он, и твои мама и папа не будут против, то мы устроим вам с Джеком небольшое свидание.

– Спасибо, доктор. Я очень скучаю по своему другу. Я так давно с ним не говорил. Не хочу, чтобы он забыл про меня.

– Хорошо, я постараюсь узнать все прямо сейчас. Всего доброго, Билли.

– До завтра, доктор. Надеюсь, вы приведете Джека.

Ну уж нет, завтра суббота, и я не пойду на встречу с тобой ради какой-то игрушки. А потом у меня начинается двухнедельный отпуск, и я точно не собираюсь появляться в эти дни на работе. Полгода лечения и никакого прогресса! Надо поговорить с завотделением, возможно, он подскажет, что делать.

Наш завотделением  – крупный и добродушный мужчина лет пятидесяти. Удивительно, как он сумел сохранить оптимизм, всю жизнь проработав в таком сложном месте. Он искренне сочувствует всем нашим маленьким пациентам и старается им помочь. Хотел бы и я в его возрасте быть таким же жизнерадостным и уверенным в правильности своей профессии!

Он, как обычно, на своем рабочем месте, инструктирует нового медбрата, как правильно давать лекарства, чтобы ребята не отказывались. Увидев мое озадаченное выражение лица, он тут же понимает, что что-то случилось, и быстро заканчивает инструктаж, а затем жестом просит меня зайти и изложить свою проблему. Я пересказываю ему разговор с Билли, попутно наблюдая, как его лицо становится все более задумчивым.

– Что ж, печально это признавать, но, похоже, у нас нет другого выхода. Впервые за все время лечения мальчик проявил эмоции, мы должны попробовать организовать это, если так можно выразиться, свидание. Это может быть ему полезно. Вспомни, у него совсем нет друзей, вероятно, он действительно сильно привязан к этой своей игрушке. В таком случае встреча с ней может быть для него крайне полезна. Позвони его матери, если она сможет приехать сегодня, то, в порядке исключения, организуем все как можно быстрее, пока настроение ребенка не поменялось. Как знать, вдруг он завтра об этом не вспомнит.

Я вышел из кабинета еще более озадаченным. А что, если я действительно слишком увлекся своими собственными страхами и не заметил, что мой самый безнадежный пациент на самом деле – это одинокий маленький мальчик, страдающий и от тяжелой болезни, и от банального недостатка внимания и общения. Я ведь разговаривал с его родителями и видел, насколько его мать жестока и равнодушна, и насколько его отец убит горем и увлечен обвинениями старшего сына в смерти младшего. За полгода, что мальчик у нас, родители приходили к нему всего однажды. Вдруг встреча с единственным верным другом действительно сможет помочь? Может быть, он все-таки не так безнадежен, и это я просто недостаточно внимательный врач?

Удивительно, но мать достаточно быстро согласилась привести ребенку игрушку. Она приехала в больницу уже через сорок минут после моего звонка, но наотрез отказалась навещать сына. А на мои вопросы про бобра она, кажется, совсем не хочет отвечать, будто ей противно все, что связано с Билли:

– Да он все время носится с этим своим блохастым бобром. Будь его воля, только с ним бы и общался. Мне иногда даже казалось, что общение с семьей интересует его меньше, чем с этим дебильным куском ткани. Нянчится с ним с тех самых пор, как этот идиот, братец его безвольного папашки, притащил ему эту мерзость вместо подарка на день рождения. Билли тогда года два или три было, точно уж и не помню, я ее выкинуть хотела, а мелкий как в нее вцепился и давай орать, еле успокоила. Пришлось этого мерзкого бобра оставить. Вот с тех пор только с ним он всюду и ходил.

– А как к Билли  относился его дядя, тот, который подарил ему эту игрушку?

– Да никак. Мы с ним и не общались никогда. Он тогда приехал к нам на пару дней, клянчил у мужа денег в долг, но я ему тогда четко объяснила, что для него у нас ничего нет. Он тогда обиделся, притащил Билли эту жуткую зверюгу, будто на свалке ее какой-то откопал. Сказал еще, что раньше это был его друг и теперь у ребенка хоть какая-то интересная компания будет, и уехал. Билли его, наверное, даже и не вспомнит. Долго мне еще об этой гадости с вами тут трепаться? А то мне на работу надо вернуться.

Мать ушла. Теперь я понимаю, почему Билли такой замкнутый. На его месте я бы, вероятно, тоже сошел с ума или подружился с настолько странной игрушкой. Это сложно назвать бобром. При ближайшем рассмотрении она больше похожа на полуметровую дохлую крысу, которую сбросили с крыши небоскреба, после переехали грузовиком и пару раз ударили кувалдой, чтобы убедиться, что она точно больше не будет бегать. Потом на эту искалеченную деформированную тушку налепили два глаза, сформировали четыре лапы, надели «милую» шляпку и назвали бобром. О том, что это именно бобер, говорят только плотный широкий хвост и два торчащих грязно-серых тканевых зуба. Жесткая шерсть оставляет в ладонях неприятное маслянистое ощущение чего-то очень грязного. Хочется поскорее вымыть руки и никогда больше к нему не прикасаться. Каким же несчастным должен быть ребенок, для которого это странное нечто является лучшим и единственным другом!

С этим «другом» я иду к завотделением. Он искренне рад увидеть это игрушечное нечто, хоть и не скрывает удивления его непрезентабельным видом. Вместе мы идем в палату к Билли. Нам интересно, что выйдет из всей этой затеи.

Мальчик сидит на кровати в привычной позе. Я подхожу к нему и протягиваю игрушку:

– Билли, посмотри, кого я тебе привел. Твой друг очень рад тебя видеть.

– Не правда. Джек говорит, что он мною недоволен. Он говорит, что я слабак.

Реакция ребенка меня обескураживает. Я стою перед ним и не понимаю, что все это значит. В этот момент в разговор вступает завотделением:

– Билли, Джек сам тебе это сказал? Только что?

– Да, он говорит, что я не должен был вам про него говорить. Он разочарован. Но он не обижается на меня, потому что теперь знает, как все исправить.

– А почему ты можешь его слышать, а мы нет? Он не доверяет нам или мы слишком взрослые для того, чтобы с ним говорить?

– Да, Джек говорит, что все взрослые самоуверенные и упертые. Он не любит с ними играть, потому что они задают слишком много бесполезных вопросов. Джеку нравится играть со мной, я его слушаю. Не задаю вопросов и делаю то, что он скажет.

– А что он тебе еще говорит? Как вы обычно играете?

– Джек говорит, что ему нравится, когда мы играем в человеческих детей. Смотрим телевизор и едим мороженое. У себя дома он так делать не может.

– А где находится его дом? Что он там делает?

– Джек говорит, что вы слишком любопытный, и он вам ничего не расскажет, потому что вы все равно слишком  глупы, если вы не знаете, где живут бобры. А еще Джеку не нравится, что вы меня о нем спрашиваете. И вы ему не нравитесь. Джек говорит, что вы заберете его у меня и больше не отдадите.

– Нет, Билли, не беспокойся. Джек твой друг и мы не будем вас разлучать. Скажи, а когда твой братик утонул на озере, Джек тоже был с вами?

– Да, Джек тогда сказал, что будет здорово, если мы посмотрим на рыбок. И первым я должен показать рыбок братику. Обязательно под водой, так интереснее. Я помог ему, долго держал под водой, чтобы он все рассмотрел. А потом Джек сказал, что дальше братик справится сам, а мы обязательно должны поесть мороженого, мама как раз купила наше любимое. Я сел на велосипед и мы поехали домой. Потом папа догнал нас и начал кричать. Мороженого мы так и не поели.

– А почему ты не сказал папе, что вы хотите посмотреть рыбок? Где он был в это время?

– Папа чинил свой велосипед. Перед прогулкой Джек сказал, что будет очень смешно, если мы спустим у его велосипеда колеса. Мы сделали это, и когда приехали на озеро, то папа сразу начал накачивать их обратно. А мы пошли смотреть рыбок. Джек сказал, что без папы будет интереснее.

– А сейчас Джек что-нибудь говорит?

– Да, он говорит, что ему не нравятся такие любопытные взрослые и что он от вас устал.

– Хорошо, Билли, я все понял. Как думаешь, Джек не будет возражать, если на выходные мы оставим его в моем кабинете? А в понедельник вы снова сможете увидеться.

– Джек говорит, что ему это подходит.

– Отлично, тогда до понедельника. Мы с твоим доктором проследим, чтобы Джеку здесь понравилось.

– Джек тоже так думает. До свидания.

Мы выходим из палаты и возвращаемся в кабинет завотделением, чтобы все обсудить. Я понимаю, что еще никогда разговор с Билли не был для меня настолько тяжелым и пугающим. Несмотря на полгода лечения, мы не добились совершенно никакого результата. Ребенок все также опасен для общества. Он со спокойным лицом рассказывает о своем преступлении и жалеет только о том, что не поел мороженого. Без сомнения, игрушка для него является способом внутреннее примириться с болезнью, найти какое-то оправдание странного поведения. Я не уверен, что смогу ему помочь. Но я точно знаю, что эту игрушку надо у него забрать, чтобы больше не давать повода маскировать свои действия чужими указаниями. Он должен примириться с собой.

Завотделением согласен с моим мнением. Мы решаем немного увеличить дозу лекарств и понаблюдать за Билли. Бобра он пока решает оставить у себя в кабинете, на всякий случай.

На этом мы прощаемся. Уходя, я оглядываюсь, чтобы еще раз взглянуть на эту чудовищную игрушку. И я уверен, что она тоже злобно смотрит на меня и легонько машет своей отвратительной лапой. Кажется, я совсем заработался.

Понедельник, 23 сентября

Я отдохнул и почти перестал думать о том странном дне перед отпуском. Почти на входе в больницу меня ловит завотделением, он выглядит достаточно взволнованным и обеспокоенным, будто специально ждал меня. Случилось что-то, что он должен мне показать.

Мы идем к Билли. По дороге я узнаю, что за время моего отпуска состояние ребенка неожиданно улучшилось. Это сложно объяснить, лучше мне все увидеть своими глазами.

Войдя в палату, я вижу довольно непривычную картину. Билли сидит на кровати, сложив ноги по-турецки, и читает книгу. На его лице максимальная сосредоточенность и заинтересованность, видно, что из-за таблеток ему крайне сложно сконцентрироваться, но он упорно пытается понять смысл прочитанного. Заметив меня, он откладывает книгу в сторону и начинает меня внимательно изучать. Кажется, будто он с трудом меня узнает.

– Здравствуй, Билли. Ты помнишь, кто я?

– Здравствуйте. Вы мой доктор. А почему вас так долго не было?

–  Я был в отпуске, нужно было немного отдохнуть. Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит. Спать все время хочется. Мне книжку принесли, я ее читать пытаюсь, но ничего понять не могу, слова какие-то трудные.

– Не переживай, это все из-за твоих лекарств. Скоро тебе станет полегче. Скажи, пожалуйста, а ты скучаешь по кому-нибудь?

– Да, я хотел бы увидеть своего братика. Ему два года, он очень смешной.

– Что, –  Этот вопрос меня шокировал. Такого провала в памяти я не ожидал. Нужно было вести себя осторожно, чтобы не напугать его, – Ты разве не помнишь, почему ты здесь?

– Нет, а почему?

– Твои родители решили, что ты немного заболел, – нужно, чтобы мой голос звучал как можно убедительнее, – и попросили нас за тобой присмотреть. Ты еще пока болеешь, но обязательно поправишься и вернешься домой.

– Хорошо бы. Я хотел бы вернуться домой.

Понимаю, что не должен этого делать. Но я не могу удержать себя, я должен хотя бы попытаться понять, что происходит. Я не могу не задать этот вопрос:

– Билли, скажи, пожалуйста, кто такой Джек?

Билли на пару мгновений задумывается, а потом серьезно отвечает:

– Я знаю только одного Джека, но он ненастоящий. Это мой игрушечный бобер.

– А ты знаешь, где он сейчас?

– Нет. Я не уверен. Мне кажется, он потерялся.

– То есть ты его потерял?

– Не знаю, – Билли замялся. Было непонятно, пытается ли он что-то вспомнить или хочет мне соврать, – кажется, он сам потерялся. Я стал для него слишком взрослым, а он же мягкая игрушка для детей. Я больше ему не подхожу.

– Спасибо, Билли. На сегодня мы закончили. Отдыхай, а я приду завтра.

Вот теперь я решительно ничего не понимаю. Парень выглядит нормальным, насколько нормальным может быть человек с его диагнозом, понимает, что игрушка не может быть настоящей. Но самое главное, он не помнит, как здесь оказался! Значит, наше лечение оказалось успешным. Обсуждая эту неожиданную перемену, мы с завотделением заходим в его кабинет. И тут я замечаю, что этого омерзительного животного там больше нет.

– А куда же делся этот несчастный бобер? – спрашиваю я, надеясь, что он уже пылится на свалке.

– Ты не поверишь. Буквально в тот же день, как он оказался здесь, его заметила наша уборщица. Точнее ее маленькая внучка. Мать ее бросила несколько лет назад, оставить девочку не с кем. Вот бабушка и приводит ее с собой на работу. Знаю, что это нарушение всех возможных правил, но девочка они тихая, никому не мешает, поэтому я и не запрещаю. Ее и не видно почти никогда. А тут смотрю, за дверью притаилась, и пристально так страшилище это разглядывает, аж не моргает. «Что, – спрашиваю я ее, – неужели понравился бобер?». А она смотрит на него и тихонько так головой кивает. Бабушка убираться закончила, тянет ее на выход, а та за дверь уцепилась и не шевелится. Видно, что хочет эту игрушку, а попросить боится. Ну и подумал я, что ничего страшного не случится, если я его ей отдам. А Билли потом объясним, что его бобер теперь нужен одной маленькой девочке, все равно он его дестабилизирует. Я когда бобра этого отдавал, она прямо вся сияла. Радовалась, обнимала, говорила, что это ее новый друг. Странные нынче дети, столько красивых игрушек вокруг, а они такой ужас в друзья выбирают. А ты чего так напрягся? За парня нашего переживаешь?

– Да, меня поразил его прогресс. Думаю, я должен пообщаться с ним еще немного. Если позволите, я прямо сейчас его навещу.

Это слишком странное совпадение. Билли был совсем бесперспективным, и вдруг такое прояснение. И еще эта девочка. Кажется, мать Билли тоже что-то подобное говорила про эту игрушку. Нужно найти правильный вопрос, чтобы не навредить мальчику. Так, я, кажется, придумал.

– Билли, – я забежал в палату и сразу перешел к делу, – а почему ты думаешь, что стал для Джека слишком взрослым?

– Не знаю, – Билли удивленно на меня посмотрел, – мне кажется, будто он сам мне это сказал. Но ведь так же не бывает?

– Почему бы и нет. Например, ты мог увидеть это во сне. Тогда в этом не будет ничего странного. А не помнишь, что именно он тебе сказал? Что он в тебе разочаровался, потому что ты стал такой же глупый, как все взрослые?

– А откуда вы знаете, – Билли недоверчиво смотрит на меня, – если я видел это во сне, то как вы могли это угадать?

– Не переживай, Билли, все видят такие сны, когда прощаются с любимыми игрушками. Только не все об этом рассказывают. Спасибо, ты мне очень помог!

Теперь я окончательно ничего не понимаю. Точнее что-то понимаю, но не представляю, как это вообще возможно. Может, я тоже схожу с ума? Вдруг безумие все-таки заразно?

Пятница, 27 сентября

Вот уже неделю я наблюдаю за Билли. Из-за лекарств он сонный и заторможенный, видно, что ему трудно долго держать в голове одну мысль, но в целом состояние его как будто улучшается. У него даже появились какие-то мечты и планы на будущее. Может, для парня еще не все потеряно.

В его поведении пока не наблюдается странностей. Про себя я, однако, этого сказать не могу. Сегодня я видел уборщицу и ее внучку. Они прошли мимо меня, и я заметил в руках у девочки этого чертового бобра. Я отчетливо слышал, как она мило болтала с игрушкой и называла его Джеком. А когда я оглянулся, клянусь, эта тварь подмигнула мне и опять помахала своей мерзкой ободранной лапой.

Надеюсь, с этой девочкой ничего не случится… И со мной тоже…

Сергей проснулся от противного писка будильника. Часы показывали шесть утра. Вставать в такую рань всегда было трудно и лениво, но желание поскорее разобраться с делами не позволило ему долго нежиться в постели. Да и нельзя сказать, чтобы он этого особо хотел. Он не любил провинциальные гостиницы и старался проводить в них как можно меньше времени. И эта не была исключением. Особенно после недели проживания.

Быстро собравшись, Сергей спустился на первый этаж. Кафе еще было закрыто, а девушка-администратор мирно спала прямо на рабочем месте. Увидев это безобразие, мужчина презрительно кашлянул, желая привлечь ее внимание. Администратор продолжала спать. Тогда Сергей, уже начиная злиться, несколько раз нажал на кнопку вызова персонала. От звона девушка подняла голову и уставилась на него, не понимая, что происходит.

- Доброе утро, Жанна, - недовольно проговорил Сергей, прочитав имя на бейдже девушки, - я просил подготовить мой завтрак ровно к половине седьмого. Почему еще ничего не готово?

В ответ девушка начала бормотать про режим работы, про необходимость оставить заявку и про что-то еще. Ее невнятные слова вывели Сергея из себя. Он понял, что про его завтрак банально забыли, а потому счел справедливым высказать все, что думает об администраторах, поварах, качестве их еды (вчерашний ужин показался ему особенно невкусным), гостинице и городке в целом. А затем злобно заявил, что не останется здесь больше ни на минуту. Закончив гневную тираду, он гордо направился к выходу, бросив на прощание свое любимое «Курица провинциальная», чем окончательно испортил едва начавшийся рабочий день Жанны.

Сергей вышел на улицу и направился к машине. Отсутствие завтрака расстроило его, а возможность выплеснуть негатив на беззащитную девушку вопреки ожиданиям не улучшила настроение. «Все равно там кормят отвратно, да и кофе, мягко говоря, низкосортный. Лучше найду что-то более приличное и пообедаю там как белый человек, когда с делами разберусь», – утешал он себя, поудобнее устраиваясь за рулем своего нового премиального внедорожника. Машина эта, по его мнению, была лучшим свидетельством его состоятельности, а потому в командировки он старался ездить на ней, каким бы долгим не был путь. К тому же ему казалось, что так даже в глуши можно наслаждаться комфортом высшего класса.

***

Сергей считал себя успешным человеком. Еще в институте он смог обзавестись нужными связями, и пока его вчерашние однокурсники, как он сам говорил, мыкались по съемным квартирам и бегали по собеседованиям, пытаясь ухватиться хоть за какие-то призрачные перспективы, он уже начал строить карьеру в крупной московской промышленной компании. Молодой специалист показывал удивительную деловую хватку, готов был работать без отдыха и при необходимости мог перешагнуть через своих же коллег. Его рвение не могло не привлечь внимание руководства, и уже через десять лет после начала работы он достиг таких высот, о которые его более опытные сослуживцы не могли мечтать и после двух десятилетий на одном месте.

Успех и благосклонность начальства заставили Сергея поверить в собственную исключительность. Он начал думать, что представляет собой тот редкий тип людей, для которых не существует никаких преград и которые при желании могут реализовать любые проекты. Амбиции шептали ему, что пройдет еще пять-десять лет, и он возглавит региональный филиал или даже сможет войти в совет директоров компании. «В этой стране нет таких акул бизнеса, которых я не смог бы усадить в свой аквариум», - говорил он после каждой успешной сделки, стараясь подчеркнуть свою уникальность. Начальство же, в свою очередь, считало его достойным специалистом и не придавало значения столь вызывающему поведению.

К своим неполным сорока годам Сергей, таким образом, успел приобрести не только несколько объектов элитной, по его мнению, недвижимости и премиальный автомобиль, но и весьма неплохую должность. В круг его обязанностей входили и переговоры с региональными поставщиками. Обычно переговоры эти сводились к тому, что Сергей приезжал на какой-либо завод, встречался с руководством и простым языком объяснял, почему они должны снизить цены на свою продукцию для его компании и почему компаниям-конкурентам подобные условия предлагать нельзя. Также он в красках описывал перспективы банкротства, которое непременно ждет предприятие, если директор откажется принять предлагаемые «выгодные» условия. И факт того, что обычно все переговоры, хоть и с разной степенью сопротивления, заканчивались подписанием контрактов, мужчина приписывал исключительно своим выдающимся деловым способностям. Он совсем не обращал внимания на тот простой факт, что его компания не только была одним из лидеров отрасли, определенную славу в профессиональных кругах она получила благодаря широкому применению хорошо отработанной схемы преднамеренного обанкрочивания и последующего захвата мелких предприятий.

С каждой новой успешной сделкой Сергей все больше и больше верил в то, что его таланту под силу любая задача. И одновременно росло пренебрежение, с которым он относился окружающим людям. Те, кто добился в жизни меньшего, были в его представлении лентяями и бездарями. По причине своего крайнего высокомерия он очень быстро перестал поддерживать отношения с сокурсниками, «родственниками-нахлебниками» и большей частью коллег, кроме пары-тройки тех, кто придерживался подобного взгляда на жизнь. Но самое большое презрение вызывали у него именно жители тех населенных пунктов, куда его отправляли в командировки. Попадая в очередной такой городок, Сергей тут же превращался в столичного сноба, ходил со смесью пренебрежения и отвращения на лице и всем видом показывал свое превосходство. И хотя местные чаще всего спокойно к нему относились и не обращали внимания на гостя из мегаполиса, в своих собственных глазах он был чуть ли не дворянином, который очутился среди челяди.

Вот и нынешняя поездка поначалу ничем не отличалась от предыдущих. Кроме, пожалуй, того обстоятельства, что в этот раз предстояло договариваться не о поставках, а о покупке предприятия в целом. Однако стоило Сергею оказаться на заводе и изложить привычным тоном свои предложения, как все сразу же пошло не по плану. Директор, простой и добродушный на вид мужичок лет пятидесяти по имени Степан Степаныч, молча выслушал его и тут же озвучил свои встречные требования. Его не устраивала ни сумма сделки, ни назначение столичного управляющего, ни запланированное сокращение сотрудников, ни корректировка их зарплат. В ответ он назвал цену, в полтора раза превышающую первоначальное предложение, потребовав при этом сохранения должностей для себя и своих замов, и отказался уменьшать штат. Сергей был обескуражен подобным поведением, от неожиданности он пообещал передать все руководству и постарался быстрее удалиться прочь.

Выслушав отчет, начальник предсказуемо назвал все требования чушью и предложил усилить напор на нерадивого директора, припугнув его банкротством. Для убедительности можно было описать, как в случае отказа все работники окажутся на улице и в скором времени будут лишены возможности обеспечивать себе даже самые минимально комфортные условия жизни. А ведь у многих дети, нужно и о них подумать. Городок-то маленький, другой работы особо нет. «Так что согласится как миленький, напугай его посильнее, и все пройдет гладко».

Слова начальника немного успокоили Сергея, и на следующий день он с новыми силами предпринял попытку повторных переговоров, которые на этот раз проходили в присутствии всего руководства завода. Однако результат поразил его еще больше: вместо того, чтобы впечатлиться и согласиться на все условия, директор только сильнее разозлился, заявил, что угрозами дела не решаются, и выставил Сергея из кабинета. Тот был настолько ошарашен, что даже не сразу решился позвонить своему начальнику. Такого раньше не было, и он откровенно не понимал, как это вообще возможно и что делать дальше.

***

Сев в машину, Сергей попытался успокоиться. Он убеждал себя в том, что директор обыкновенный старый дурак, ничего не смыслит в бизнесе и не видит очевидных преимуществ сделки. Но после недели общения с этим человеком он начал понимать, что все совсем наоборот, поэтому подобное убеждение не могло сработать. Вдобавок голодный желудок ныл, а мозг отчаянно требовал кофе, пусть и самого скверного. Угнетение усиливал местный пейзаж, за неделю успевший порядком надоесть. Одним словом, настроение было настолько отвратительным, что хоть отказывайся от проекта и пусть московские боссы сами тут договариваются. Или пусть сразу банкротят завод.

В таком подавленном состоянии Сергей приехал на завод. Директор был весел и не спеша завтракал, что только усиливало негодование мужчины. Хотя предложенные свежие теплые булочки немного скрасили положение. «Это жена напекла, угощайтесь, не стесняйтесь. И чаек тоже пейте, домашний, сами травы собирали. Гостиничные-то харчи, наверное, особо не радуют. Вы кушайте, не торопитесь, а поговорить мы всегда успеем», - хлопотал директор. Домашняя еда действительно была очень кстати, а потому настроение Сергея улучшилось. Плотно позавтракав, он снова был готов вступить в бой, именно так он воспринимал сложившуюся обстановку.

Покончив с завтраком, Степан Степаныч начал разговор:

- Я понимаю, что у вас указания сверху. И что вы такой же наемный рабочий, как и мои ребята в цехах. Но вот скажите мне, вам самому-то не надоело каждый день на протяжении недели приходить и как попугай озвучивать мне одни и те же невыгодные условия? Ведь я же сразу четко обозначил, что не соглашусь на сделку, которая погубит мой завод. Вон у вас сколько «дочек» по всей стране пляшет под одну и ту же дудку, мы тридцать лет назад не для того тут все на своем горбу вытаскивали, чтобы вам за корку хлеба продаваться. Я знаю, что у вас и власть, и деньги, и связи. Но я своих людей не подведу, они на меня надеются. Я их на улице не оставлю.

- Все верно, у меня есть четкие указания руководства, и я не располагаю полномочиями для того, чтобы вносить какие-либо изменения в параметры сделки, – Сергей вдруг почувствовал непривычную апатию и опустошенность, будто что-то высосало весь его энтузиазм. – В случае, если сегодня нам не удастся достигнуть соглашения, я вернусь в головной офис, и на основе моего отчета руководство компании выработает новую стратегию. С большой долей вероятности для вас она будет менее выгодной, чем озвученные мной условия.

- В таком случае, боюсь, вам действительно придется возвращаться с пустыми руками. И передать руководству, что мы будем сопротивляться этой бесцеремонной попытке захвата. Я понимаю, что вы, наверное, расстроены, и предложение это прозвучит странно, но не согласитесь ли вы сегодня вечером составить нам компанию на небольшом мероприятии. У одного из моих замов юбилей и он будет рад видеть на торжестве московского гостя. Вы, самой собой, вправе отказаться, праздновать нам с вами все-таки нечего, но очень вас прошу – уважьте заслуженного работника! У нас тут, как видите, развлечений почти нет, все однообразно, а так хоть подарок имениннику необычный сделаем. А пока, раз мы все равно закончили, не хотите небольшую экскурсию по заводу?

Сергея охватила волна безразличия. В первый раз за все время работы он вдруг ощутил себя беспомощным и бесполезным. Это новое чувство настолько поглотило его, что он даже не заметил, как согласился на это глупое и нелогичное предложение. Что он будет делать там, в незнакомой компании чужих людей, простых работяг, для которых он – чужак, едва не погубивший единственное в городе нормальное предприятие. Да и зачем его вообще пригласили, ох уж эта их провинциальная широта души и чрезмерная хлебосольность.

Перебирая в голове эти тяжелые мысли, он механически шел за директором по помещениям завода и совсем не слушал увлеченный рассказ последнего. Да и какая ему разница, что предприятие было основано еще в императорской России, что Советская власть принесла ему рост и модернизацию, а производство не прекращалось даже в годы войны, что последние тридцать лет весь персонал трудится над улучшением качества продукции и ее конкурентоспособностью, да настолько успешно, что даже из-за границы делегации приезжают посмотреть и поучиться. Так незаметно и прошла эта ненужная экскурсия.

Полностью вымотанный, Сергей доковылял до машины. «Это определенно что-то странное. Почему он так вцепился в свой заводик? И почему я не смог с ним договориться?», - с такими мыслями он подъехал к ресторану, единственному на весь город. Без особого энтузиазма заказал еду, даже не измотав официанта обычными для такого случая въедливыми вопросами о составе блюд и качестве продуктов, бездумно поел и решил, что ничего не потеряет, если поедет на этот провинциальный юбилей. В конце концов, таких развлечений он еще не видел. А завтра рано утром выдвинется домой и по возвращении попросит у руководства небольшой отпуск.

Приехав по указанному директором адресу, Сергей с удивлением отметил, что крошечный коттеджный поселок в десяти минутах езды от городка выглядит вполне прилично. Несмотря на довольно позднее время нужный дом удалось найти без труда. Как оказалось, его уже ждали. На улице был накрыт стол, за ним сидело шестеро немолодых мужчин во главе с директором. Все они искренне обрадовались гостю, усадили его на почетное место рядом с юбиляром, который по какой-то непонятной причине был особенно счастлив от его приезда.

К удивлению Сергея, стол буквально ломился от угощений. Помимо нескольких обязательных для каждого русского застолья салатов и холодца были там и качественный алкоголь, и разнообразные мясные и рыбные закуски, и дорогие сыры, и икра. И над всем этим великолепием возвышался запеченный молочный поросенок. При этом каждый из присутствующих стремился угостить гостя, ему щедро подкладывали все новые и новые порции еды, следя, чтобы он обязательно попробовал каждое из многочисленных блюд. И каждый считал своим долгом с дорогим гостем выпить. Сергею начало казаться, что все эти незнакомые ему люди собрались только ради того, чтобы его напоить и накормить, и в то же время никто не спрашивал у него ни о работе, ни о жизни, будто ничего это их не интересовало. Все пребывали в веселом расположении духа и определенно получали удовольствие от происходящего. «И зачем меня вообще пригласили, если ни о чем не спрашивают? Чтобы раскормить на убой, как этого молочного поросенка?», - думал Сергей, в очередной раз закусывая за здоровье юбиляра.

Спустя несколько часов застолья Сергей ощутил невыносимую усталость, веки его отяжелели, а сознание стало совсем спутанным. Он хотел спать, настолько сильно, что уже был не в состоянии ровно сидеть. Однако он не чувствовал себя опьяненным, это было скорее одурманивание. Увидев, что гость начал засыпать, Степан Степаныч встал и с торжественным видом начал свой поздравительный тост:

- Друзья, как вы знаете, недавно нам поступило предложение о продаже нашего предприятия. И как вы понимаете, сделка эта была для нас крайне невыгодной. Но нам удалось с честью выстоять перед московским Голиафом. Признаюсь, это было весьма непросто, переговоры продолжались целую неделю и стоили мне немалых сил и нервов. Но мы с вами будем вознаграждены так, как этого заслуживаем! Сегодня мы отблагодарим нашего великого покровителя за то, что он дает нам стойкость и мужество для борьбы! Мы принесем ему славную жертву, которая покажет нашу безграничную верность и благодарность!

Не в силах слушать эту странную и непонятную речь, Сергей откинулся на спинку стула и заснул. Проснулся он от резкой обжигающей боли в запястьях. Оглядевшись, он сначала подумал, что ему снится какой-то глупый сон. Но скоро эта мысль сменилась осознанием того, что у него большие проблемы. Сергей с удивлением обнаружил, что находится посреди поляны, окруженной достаточно густым и темным лесом. Руки его вытянуты над головой и накрепко привязаны к деревянной конструкции, чем-то похожей на виселицу. Ноги тоже были связаны и беспомощно болтались над землей, снятые ботинки лежали неподалеку, во рту кляп, что лишало его возможности позвать на помощь. Шагах в десяти перед ним горел большой костер, вокруг которого стояло шесть фигур с факелами, одна из которых негромко повторяла какие-то непонятные слова.

Сергей начал судорожно крутиться из стороны в сторону, не очень понимая, как ему это поможет. Его хаотичные движения привлекли внимание людей у костра. Один из них, облаченный в маску ворона, приблизился к мужчине, убедился, что тот пришел в сознание, и жестом подозвал остальных.

Фигуры выстроились перед Сергеем, по три с каждой стороны, образовав между ним и костром своеобразный полукруг. Одна из них, скрывавшая лицо под маской козла, заговорила, и Сергей с ужасом узнал голос директора:

- Наверное, ты еще не понял, что здесь происходит. Я объясню тебе, и ты удивишься как все просто. Давным-давно присланные из столицы промышленники заложили в этих краях завод, для постройки которого со всех окрестных деревень согнали трудоспособных крестьян. Они жили и трудились в нечеловеческих условиях, за любую провинность управляющие подвергали их жестоким наказаниям, любые попытки сопротивления пресекались с еще большей жестокостью, многие были забиты до смерти или сосланы на каторгу. Несчастные мужики, истерзанные и оторванные от семей, молили бога о прощении и смягчении их участи, но просьбы эти оставались без ответа. И тогда, почти обезумев от отчаяния, они обратились к противоположной силе, которая услышала их. Самый жестокий управляющий первым был принесен в жертву, его кровь стала достойной платой за спокойствие. Это было только начало. Мужики бунтовали до тех пор, пока не добились назначения самого смекалистого и предприимчивого из них новым управляющим. Он, в свою очередь, исправно приносил жертвы этой темной силе, взамен получая защиту и гарантируя заводу благополучие. Со временем должность управляющего стала передаваться по наследству старшему мужчине в роду того самого крестьянина вместе с обязанностью следить за правильным и регулярным принесением платы. Таким образом наша семья уже больше двух столетий оберегает предприятие и его работников от всевозможного произвола и несправедливости. И чем сложнее нам противостоять внешнему давлению, тем больше нужно жертв. Крови курицы или теленка уже недостаточно. А человек вроде тебя вполне сгодится.

Директор подошел поближе к Сергею, чтобы убедиться, что тот внимательно его слушает, и продолжил:

- В твоих глазах читается страх. Ты, вероятно, считаешь меня чудовищем. Но поверь, единственный монстр здесь ты. От моих действий зависят жизни людей всего города, в каком-то смысле я жертвую собой каждый раз, когда исполняю свой долг перед нашим владыкой. Ты же живешь только ради собственного удовлетворения. Сам того не ведая, ты уже давно потерял человеческий облик, продал не только душу, но все хорошее и доброе, что в тебе когда-либо было. Если, конечно, в тебе было хоть что-то хорошее. И, главное, ради чего это все? Ради кругленькой суммы на счете и красивой новой машины? Нет, я знал тех, кто гонится за внешней стороной благополучия, ты не похож на них. Ты, Сережа, делал все это, чтобы прокормить свою непомерную гордыню. Ты ведь, в сущности, такой же наемник, как и ребята на моем заводе. Но только мы, простые работяги, для тебя - словно грязь на твоих роскошных ботинках. Ты как дикий зверь, с той лишь разницей, что каждый зверь идет на поводу своих инстинктов и не знает жалости, потому что с ней он погибнет. А ты, напротив, готов уничтожить целый город всего лишь ради лишнего пункта в резюме, без сострадания и угрызений совести. Я никогда прежде не видел такого, как ты, прогнившего и одичалого от самовлюбленности настолько, что мне потребовалась целая неделя, чтобы сломить тебя. Но я победил, и ты станешь достойной платой за то, чтобы мои люди сохранили работу и приличные условия жизни.

Закончив свою речь, директор простым карманным ножом вывел на лбу и щеках Сергея различные символы, все шестеро встали вокруг костра и начали повторять заклинание, разобрать слова которого Сергей не мог, да и не пытался. Не прошло и минуты, как в лесу за его спиной послышался шум, будто крупный зверь несся сквозь чащу на большой скорости. Вдруг шум затих, также внезапно, как и появился, и мужчина почувствовал на шее чье-то теплое дыхание. В следующий момент огромная косматая лапа, возникшая у него из-за спины, резко полоснула его по животу острыми как бритва когтями. Последним, что он увидел, была брызнувшая на землю кровь…

***

В кабинете Степана Степаныча раздался телефонный звонок. Секретарь будничным тоном сообщила, что к нему пришли из полиции. Столь же буднично директор велел ей пустить нежданного посетителя. Как оказалось, капитан пришёл с целью узнать, когда на заводе в последний раз видели гражданина, прибывшего примерно месяц назад из столицы с деловым визитом. Директор, немного подумав, рассказал, что около трех недель назад они закончили переговоры, итог которых совершенно разочаровал его столичного коллегу. Тот в расстроенных чувствах покинул предприятие и, вероятно, уехал из города, так как других целей у него здесь не было. А затем поинтересовался, в чем же, собственно дело, не случилось ли чего с дорогим московским гостем, он ведь был так раздосадован сорванной сделкой, что мог и глупостей натворить.

Полицейский с грустью подтвердил опасения Степана Степаныча. Он сообщил, что несколько дней назад грибники обнаружили в лесу искореженную сгоревшую иномарку, метрах в тридцати от дороги. Тело водителя обгорело настолько, что опознать его практически невозможно. А поскольку это единственная трасса, по которой можно выехать из города, и никто из местных в последнее время не заявлял о пропавших родственниках, то были опрошены работники двух местных гостиниц. В одной из них и рассказали о постояльце, который останавливался в связи с командировкой на завод. Других приезжих на подобных машинах в последний месяц никто не видел. По версии следствия мужчина не справился с управлением, слетел с трассы, его автомобиль на большой скорости перевернулся, столкнулся с деревом и загорелся. По какой-то причине водитель не смог выбраться из машины и сгорел заживо. То, что одним из последних погибшего видел такой уважаемый в городе человек, как Степан Степаныч, и при этом тот был расстроен, подтверждает предположение, что погибший был не в состоянии полностью контролировать ситуацию, возможно, даже был пьян.

Полицейский поблагодарил директора за помощь, добавив, что все обстоятельства установлены, дело, в принципе, можно закрывать. Уходя, он поинтересовался, все ли хорошо на заводе. На что директор с улыбкой ответил, что беспокоиться не о чем. Прошедшие переговоры показали способность предприятия сопротивляться внешним угрозам. Более того, уже почти месяц нет отбоя от новых заказов, которые обещают неплохую прибыль.