Итак, продолжаем рассказ о Фокионе, который считался самым великим душою и силой духа человеком, о котором с почтением отзывались даже его враги: македонские цари, а впоследствии и диадохи.
Будучи "на задании" своих сограждан вне города, Фокион, сторонник промакедонской партии, был не в состоянии помешать афинянам начать открытую борьбу с Филиппом Македонским (отцом Александра Македонского), а вернувшись стал убеждать их идти на сближение, ибо Филипп был настроен миролюбиво и ему невыгодна была война.
Ему возражали: «Неужели, Фокион, ты решаешься отговаривать от войны афинян, когда они уже держат в руках оружие?» – «Да, решаюсь, – ответил Фокион, – хотя и отлично знаю, что на войне я буду начальствовать над тобой, а во время мира – ты надо мною».
Демосфен, противник Фокиона победил, настроив Афины против Македонии и говоря, что сражение македонцам стоит дать как можно дальше от своих границ. «Милый ты мой, – заметил ему Фокион, – не об том надо думать, где нам сражаться, но как победить. Только в этом случае война будет от нас далеко, а если мы будем разбиты, все беды и ужасы окажутся у нас прямо перед глазами».
Когда умер Филипп, Фокион отговаривал народ приносить благодарственные жертвы богам. Во первых, сказал он, неблагородно радоваться по такому поводу, а во вторых, сила, стоявшая против них при Херонее, сделалась меньше всего лишь на одного человека.
Когда Демосфен осыпал бранью Александра, меж тем как македонское войско уже подходило к Фивам, Фокион сказал:
«О злополучный! Зачем раздражаешь ты грозного мужа
и жаждущего великой славы? Или, может, ты хочешь, раз уж поблизости пылает такой громадный пожар, поджечь заодно и наш город? Но я ради того и принял должность стратега, чтобы не дать этим людям погибнуть, хотя бы даже они и рвались навстречу гибели».
Разумеется афиняне проиграли, и прислав первое прошение о мире, увидели, что Александр швырнул его на землю и повернулся к послам спиной и бросился прочь. Тогда афиняне послали Фокиона. Александр милостиво его принял, так как старшие его соратники подсказывали, что его отец глубоко уважал его. Александр не только принял прошение, но и милостиво принял Фокиона и даже выслушал его советы. Увидев, что советы Фокиона совпадают с его желаниями, царь даже решил, что если с ним что то случится в дальнем походе, Афины должны стать во главе Греции. С Фокионом он заключил союз дружбы и гостеприимства (у греков это был самый священный союз, клятва вечной дружбе и взаимопомощи). До такой степени Александр проникся к нему дружбой, что после победы над Дарием, когда перестал начинать письма пожеланиями здоровья, только ему и Антипатру продолжил обращаться этим приветствием.
Александр написал афинянам, чтобы они прислали ему триеры , ораторы решительно возражали, а Совет просил Фокиона высказать свое мнение. «Говорю вам прямо, – объявил он, – либо побеждайте вооруженной рукой, либо храните дружбу с победителями».Пифея, который тогда только начинал появляться на возвышении для оратора, но уже успел проявить себя человеком болтливым и наглым, он оборвал, крикнув: «Уж ты то, во всяком случае, помалкивай – среди рабов народа ты еще новичок!»
Когда Александр прислал ему 100 талантов (а это 100 огромных сосудов, полных драгоценностей), Фокион спросил, почему только его награждают? «Потому, что лишь тебя одного он считает человеком достойным во всех отношениях», – последовал ответ. «Пусть же он не лишает меня возможности оставаться таким и впредь – и в чужих глазах, и по существу», – сказал Фокион. Посланцы проводили его до дому и, увидев во всем чрезвычайную скромность, увидев, как жена Фокиона месит тесто, а сам он достал воды из колодца и моет себе ноги, принялись еще упорнее настаивать на своем и с негодованием говорили, что это, дескать, просто неслыханно: друг царя живет в такой скудости и убожестве! Тогда Фокион, заметив какого то бедного старика в потрепанном, грязном плаще, спросил своих гостей, не считают ли они, что ему приходится хуже, чем этому случайному прохожему. «Что ты, что ты!» – воскликнули посланцы. «А ведь он тратит куда меньше моего и все таки доволен. И вообще говоря, либо я совсем не сумею воспользоваться царскими деньгами, и они будут лежать у меня без всякого проку, либо, если воспользуюсь, опорочу и себя самого, и царя перед всем городом». Так эти деньги и вернулись из Афин восвояси, послужив для греков доказательством, что человек, не принимающий такого подарка, богаче того, кто его делает. Александр рассердился и написал Фокиону, что если друзьям ничего от него не нужно, он их друзьями не считает, но Фокион и тогда денег не взял, а попросил отпустить на волю софиста Эхекратида, имбросца Афинодора и двух родосцев – Демарата и Спартона, арестованных за какие то проступки и брошенных в тюрьму в Сардах. Александр немедленно их освободил, а Кратеру, посылая его в Македонию, велел предложить Фокиону на выбор один из четырех городов Азии – Киос, Гергит, Элею или Миласы, внушая при этом еще настоятельнее, что будет разгневан, если тот откажется. Тем не менее Фокион отказался, а царь вскорости умер. Дом Фокиона украшен медной обшивкой, а в остальном незатейлив и прост.
Фокион был женат дважды, но сведения сохранились лишь о второй его жене. Еее сдержанность и скромность пользовались у афинян не меньшей известностью, нежели честность Фокиона. Однажды на театре давали новые трагедии, и актер, игравший роль царицы, уже перед самым выходом потребовал у хорега целую свиту богато наряженных прислужниц. Тот не соглашался, актер был возмущен и не желал появляться перед зрителями, заставляя весь театр ждать. Тогда хорег Меланфий стал выталкивать его на проскений, крича: «Ты разве не видел, что жена Фокиона ходит повсюду с одной единственной служанкой? Твое бахвальство испортит нам всю женскую половину дома!» Слова эти были услышаны, и театр откликнулся на них громкими рукоплесканиями и одобрительным шумом. Та же самая вторая жена Фокиона сказала приехавшей из Ионии гостье, которая с гордостью показывала ей золотые, усыпанные драгоценными камнями ожерелья и диадемы: «А мое украшение – это Фокион, который вот уже двадцатый год командует войсками афинян».
Первым, кто сообщил афинянам о смерти Александра, был Асклепиад, Демад советовал не давать веры его словам, потому, дескать, что будь это так, запах тления уже давно наполнил бы всю вселенную, а Фокион, видя, что народ склонен к мятежу и перевороту, пытался утихомирить сограждан. Меж тем как многие взбегали на ораторское возвышение и кричали оттуда, что весть, принесенная Асклепиадом, верна и что Александр действительно умер, Фокион сказал: «Что же, если он мертв сегодня, то останется мертвым и завтра, и послезавтра, стало быть, мы можем держать совет спокойно и, главное, ничего не опасаясь».
Вскоре Леосфен силою втянул Афины в Ламийскую войну, (о которой я упоминал в одном из постов) и как то раз насмешливо спросил Фокиона, до крайности недовольного его действиями, какую пользу принес он государству, столько лет исполняя должность стратега. «Немалую, – отвечал Фокион, – благодаря мне афинских граждан хоронили в их собственных гробах и могилах». В ответ на пространные, дерзкие и хвастливые речи Леосфена в Народном собрании Фокион заметил: «Твои слова, мальчик, похожи на кипарис – так же высоки и так же бесплодны». Гиперид поднялся и спросил: «А по твоему, когда нужно афинянам вступить в войну, Фокион?» – «Когда я увижу, что юноши полны желания удержать свое место в строю, богачи – исправно платить налоги, а ораторы – не запускать руки в казну», – последовал ответ. Многие восхищались силою войска, которое набрал Леосфен, и спрашивали Фокиона, что он думает о сделанных приготовлениях. «К бегу на один стадий мы вполне готовы, – сказал он, – но длинного пробега я боюсь, потому что больше у нашего города нет ни денег, ни кораблей, ни пехотинцев». Когда же поднялся жуткий переполох в Собрании, Фокион предложил прямо из собрания повести войска, включая даже стариков. Понялся ещё более дикий крик и тогда Фокион с усмешкой сказал: «Напрасно вы шумите, ведь вашим начальником буду я, а мне уже восемьдесят». Таким манёвром он вразумил афинян и удержал их от опрометчивого шага.
В другой раз Фокион возглавил двинувшихся против врага афинян, и так как к нему то и дело подбегали с различными советами и поучениями, убеждая его занять такой то холм, или отправить туда то конницу, или там то расположиться лагерем, он воскликнул: «О, Геракл, как много вокруг меня полководцев и как мало воинов!» Он уже выстроил пехоту в боевой порядок, как вдруг один пехотинец сперва выбежал далеко вперед, а потом, испугавшись вражеского воина, бросившегося ему навстречу, вернулся в строй, – и, увидев это, Фокион крикнул: «Эй, мальчуган, как тебе не стыдно! Ты уже дважды покинул свое место – то, куда тебя поставил стратег, и то, которое ты назначил себе сам». Ударив на врагов, афиняне после ожесточенной схватки обратили их в бегство, многих уложив на поле боя.
Когда же дела Афин стали совсем плохи народ в испуге призвал Фокиона, крича, что доверяет лишь ему одному. "Ах, если бы вы раньше с доверием прислушивались к моим советам, не приходилось бы нам сейчас совещаться по такому тяжкому поводу".Он отправился к македонцам и первое, о чем он просил, это чтобы перемирие было заключено на месте, без перемены позиций. «Фокион толкает нас на несправедливость: он хочет, чтобы мы оставались на земле своих друзей и союзников и причиняли убытки им, в то время как можем существовать за счет противника», – возразил Кратер, однако Антипатр, взяв его за руку, промолвил: «Надо оказать эту милость Фокиону».
Все послы, кроме Ксенократа, признали условия заключённого мирного соглашения мягкими и остались довольны, а Ксенократ сказал, что будь афиняне рабами, требования Антипатра можно бы назвать скромными, но для людей свободных они слишком тяжелы. Фокион просил не вводить караульный отряд, но Антипатр якобы ответил: «Фокион, мы готовы уступить тебе во всем, кроме того, что может погубить и тебя, и нас». Существует и другой рассказ – будто бы Антипатр спросил Фокиона, ручается ли он, что афиняне, если их освободить от караульного отряда, не нарушат мира и не пустятся снова в опасные предприятия. Фокион медлил с ответом и молчал. Начальником гарнизона назначили друга Фокиона Менилла. А сам Антипатр, как сообщают, говорил, что у него в Афинах два друга – Фокион и Демад: первого он никак не убедит принять от него подарок, а второму, сколько ни дарит, все мало.
А теперь расскажу анекдот, которому уже почти 2.500 лет.Когда погиб Демосфен и все самые ярые противники македонян, дела афинян стали так плохи, что они начали с тоской вспоминать о Филиппе и Александре, ибо те даже в самом страшном гневе способны были на благородную снисходительность и выказывали величие души. Так вот, один крестьянин, копавший землю, на вопрос что он делает, с горьким вздохом ответил: "Ищу Александра! Или на худой конец Филиппа".
Именно этот караульный отряд и стал причиной гибели Фокиона. Когда народный гнев стал угрожать македонцам, которые кстати совершенно не применяли насилия, он тайно дал им сбежать. Как я думаю, тут он исходил из двух соображений: если бы афиняне расправились с македонцами, город точно снесли бы, а потом там были его друзья.
Его приговорили к казни. Но не только его, но и друзей ("Потому что вы друзья Фокиона", так кричали афиняне). В тюрьме, когда Фудипп, увидев, что уже трут цикуту, потерял присутствие духа и стал оплакивать свою судьбу, крича, что незаслуженно погибает вместе с Фокионом, тот промолвил: «Как? Разве ты не радуешься, что умираешь вместе с Фокионом?» Кто то из друзей спросил, не хочет ли он что нибудь передать своему сыну Фоку. «Да, конечно, – ответил Фокион, – я хочу ему сказать, чтобы он не держал злобы против афинян». Никокл, который был самым верным из его друзей, попросил, чтобы Фокион позволил ему выпить яд первому. «Тяжела и мучительна для меня твоя просьба, Никокл, – сказал Фокион. – Но раз уже я никогда и ни в чем не отказывал тебе при жизни, не откажу и сейчас».
И тем не менее, враги Фокиона, словно все еще не насытившись борьбою, провели новое постановление – чтобы труп его был выброшен за пределы Аттики и чтобы ни один афинянин не смел разжечь огонь для его погребального костра. Поэтому никто из друзей не решился коснуться его тела, и некий Конопион, обыкновенно бравший на себя за плату подобного рода поручения, увез мертвого за Элевсин и там сжег, принеся огонь из Мегариды. На похоронах присутствовала супруга Фокиона со своими рабынями, она насыпала на месте костра могильный холм и совершила надгробные возлияния, но кости спрятала у себя на груди и, принеся ночью к себе в дом, зарыла у очага с такими словами: «Тебе, мой родной очаг, я вверяю эти останки прекрасного человека. Ты же отдай их отчей могиле, когда афиняне образумятся».
И в самом деле, не много времени потребовалось, чтобы сами обстоятельства показали, какого вождя, какого стража разума и справедливости погубил народ, и ему была поставлена бронзовая статуя, а кости его преданы погребению на общественный счет. Одного из обвинителей, Гагнонида, афиняне сами приговорили к смерти и казнили, а с Эпикуром и Демофилом, бежавшими из города, расправился сын Фокиона.
Подписывайтесь, с нами Вы узнаете много разных интересных и познавательных фактов о мировой истории.
Благодарю за внимание! Надеюсь, Вам было так же интересно, как и мне!=)
