Doctor.Kto

• 50 кВт лазер может:

  • Прожечь 1 см стали за 1–2 секунды

  • Поджечь пластик, топливные баки

  • Сжечь дрон или камеру

  • При длительном наведении — прожечь бронежилет

А если попробовать собрать такое “на колёсах”?

Допустим, у нас есть обычный пикап (какой-нибудь Hilux, Ranger, L200, не суть) — ставим в него следующее:

• Генератор на 20 кВт

• Аккумулятор на 100 кВт·ч (реально влезет в кузов)

• Суперконденсаторы для быстрой разрядки (например, 10 × 3000 F, 2.7 В)

• Лазерный модуль 50 кВт (да, такие реально есть, хоть и дорогие)

Одна зарядка “боевого конденсаторного патрона”:

• ≈ 120 000 Дж = 33.3 Вт·ч

• Генератор 20 кВт зарядит за ~6–7 секунд

  → Получаем один выстрел каждые 7 секунд — бесконечно, пока есть бензин

Если стрелять из аккумулятора:

• 100 кВт·ч / 33.3 Вт·ч ≈ 3000 выстрелов

• С учётом КПД — ~2500

А если поставить больше аккумуляторов?

Например, в кузове лежат 10 аккумуляторов по 48 В, 50 А·ч:

• Даёт 24 000 Вт·ч → хватает примерно на 700 выстрелов

• Можно стрелять очередями, а не ждать по 7 секунд

Что мешает сделать такое прямо сейчас?

• Цена: лазерный модуль на 50 кВт — дорогой, от $10к

• Охлаждение: вот это наверное самое главное, оно должно быть очень мощным

• Стабилизация: нужно точно держать луч в точке (в эру ИИ в принципе достичь хорошего результата можно)

• Законодательство: оружие это все таки оружие

Вывод

Выводы делайте сами)

P.S. Расчеты сделаны по принципу палка-палка-огуречик

P.P.S. Я ни к чему не побуждаю

Скорее всего, многие уже и не помнят, что когда-то существовали дисковые телефоны — тяжёлые, с крутящимся кругом вместо кнопок. Для тех, кто родился уже в эпоху сенсорных экранов, они могут казаться странной техникой из музея. Но когда-то именно через такие телефоны люди общались каждый день — дома, на работе, в автоматических телефонных будках.

Разберёмся, как они вообще работали и как с их помощью можно было связаться с другим человеком.

Что такое дисковый телефон

У дискового телефона не было кнопок. Вместо них — круглый диск с цифрами от 1 до 0. Чтобы набрать номер:

1. Палец вставляли в отверстие нужной цифры.

2. Поворачивали диск по часовой стрелке до упора.

3. Отпускали его — и он медленно возвращался в исходное положение.

При этом внутри телефона раздавались щёлчки — это были не просто механические звуки, а импульсы, которые отправлялись по линии на телефонную станцию.

Как телефон "передавал" цифры

Каждая цифра превращалась в определённое количество импульсов:

• цифра 1 — один щелчок,

• цифра 5 — пять щелчков,

• цифра 0 — десять щелчков.

Эти сигналы шли один за другим с небольшими паузами между цифрами. Именно по паузам телефонная станция понимала, что один набор закончился, и начинался следующий. Телефонная станция подсчитывала количество щелчков в каждой серии и соединяла вас с нужным абонентом.

Что появилось потом: кнопочные телефоны

Когда появились телефоны с кнопками, сначала они работали по тому же принципу. При нажатии на кнопку телефон всё так же создавал серию щелчков — имитируя работу диска. Это был импульсный набор, только быстрее и удобнее.

Но затем появился другой способ связи телефона со станцией — тональный набор (так называемый DTMF — Dual Tone Multi Frequency). В этом случае каждый раз, когда вы нажимаете кнопку, телефон издаёт два звуковых сигнала одновременно — один с определённой частотой по горизонтали и один по вертикали.

Например:

• кнопка «1» — сочетание частот 697 Гц и 1209 Гц,

• «2» — 697 Гц и 1336 Гц,

• «3» — 697 Гц и 1477 Гц,

• «0» — 941 Гц и 1336 Гц.

Каждая кнопка имеет свою уникальную комбинацию частот, и телефонная станция «слушает» эти звуки, мгновенно определяя, какая цифра нажата. Это позволяло набирать номер гораздо быстрее, и сигнал стал менее чувствителен к качеству линии, чем щелчки.

Современная сотовая связь

Сегодня телефоны работают совсем по-другому. Когда вы набираете номер на мобильном устройстве, никакие щелчки или звуковые сигналы не передаются. Телефон просто сохраняет номер как текст и отправляет его оператору в виде цифрового сообщения.

Сотовая сеть, состоящая из вышек, серверов и маршрутизаторов, анализирует, куда должен идти звонок, и соединяет вас с нужным человеком. Сам разговор тоже передаётся в цифровом виде — голос преобразуется в данные, которые передаются по сети, а потом снова превращаются в звук на другой стороне.

Иногда для передачи голоса используется не обычная связь, а интернет — например, при звонках по Wi-Fi или через технологию VoLTE.

Мне всегда казалось, что космос — это про одиночество. Когда ты за тысячи километров от Земли, когда за бортом — абсолютная тишина, когда даже твое дыхание звучит как нечто инородное в этой стерильной тишине, — ты учишься жить внутри себя. Я не боялась пустоты. Я боялась не найти в ней того, кто услышит.

На станции мы вдвоём: я и он. Инженер Михаэль, молчаливый немец с точными движениями и невероятно спокойными глазами. Мы работаем в разных секторах, встречаемся на сменах, иногда пересекаемся на завтраке. Месяц назад мы прибыли на станцию. Сперва — просто коллеги. Теперь… всё сложнее.

Эта история случилась на третьей неделе. Я проснулась раньше обычного — сон сбежал, будто чувствовал, что мне нужно быть начеку. В каюте тихо, экран на стене показывает маршрут станции. Я не вижу Земли — только звездную крошку.

Я пошла на пост управления — и увидела Михаэля. Он сидел в темноте, смотрел в иллюминатор, плечи чуть опущены, руки на коленях. Я не стала говорить. Просто подошла и села рядом. Мы сидели, не касаясь друг друга.

Он тихо сказал:

— Здесь очень одиноко. Даже когда ты рядом.

Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Я молчала. А потом положила ладонь поверх его.

Он не посмотрел на меня сразу. Только сжал мои пальцы — осторожно, будто проверяя, не исчезну ли я, как сон, как голос в радиоэфире, пропадающий на полуслове.

— Иногда мне кажется, что ты не настоящая, — сказал он после паузы. — Как будто ты — часть этой тишины, красивая галлюцинация, придуманный голос.

Я не знала, что ответить. Сердце било в груди слишком громко, как будто нарушало правила этой станции, созданной для беззвучных шагов и точных расчетов. Я посмотрела в иллюминатор — туда, где не было Земли, только бесконечная чернота, расшитая светом.

— Я настоящая, — сказала я. — Просто тишина здесь громче слов. И чувства… они как под увеличительным стеклом. Ты замечаешь каждую мелочь, даже взгляд.

Он кивнул. Медленно, будто боялся, что резкое движение разрушит хрупкую конструкцию этого момента.

— Я думал, что привык к одиночеству, — сказал он. — До тебя.

Мы сидели ещё долго. Потом он поднялся, и я подумала, что всё закончилось — но он протянул руку.

— Пойдём. Я покажу тебе кое-что.

Я пошла за ним, босая, по металлическому полу, чувствуя, как пальцы ещё хранят его тепло. Он открыл шлюз в технический отсек, который всегда был закрыт.

Там, в центре небольшого отсека, среди приборов и кабелей, стояла маленькая модель Земли — синяя, с материками, собранная из деталей от старых датчиков. Он выключил свет, и она засияла — изнутри, мягким зеленовато-голубым светом.

— Я сделал её в первые дни. Чтобы помнить, зачем мы здесь. Чтобы не забыть, что мы не одни. И теперь… теперь мне кажется, что ты — моя Земля.

Я стояла в полумраке и смотрела на светящуюся планету. И чувствовала, что впервые за всё время в космосе — мне не страшно.

Я не знала, что сказать. Слова показались бы слишком тяжёлыми, слишком земными для этого света, этой тишины и его слов. Я просто стояла рядом, и он это почувствовал — ему не нужны были ответы. Мы вернулись молча, и он не отпустил мою руку до самого поворота к каютам.

На следующее утро всё было как обычно. Смены, отчёты, калибровка сенсоров. Словно ничего не произошло. Но каждый наш взгляд — это уже было нечто большее. Простое «доброе утро» в интеркоме звучало, как прикосновение.

А потом началось.

Сначала — мелочи. Несинхронизированные лог-файлы. Незначительные отклонения в уровне кислорода. Кратковременное мерцание панели в третьем модуле. Инженерные мелочи, которые Михаэль отмечал, но не считал критичными.

— Вероятно, просто сбой в автосистемах, — сказал он. — Такое бывает после обновлений.

Но я видела, как он нахмурился, когда уже третий раз за сутки сбивался внутренний таймер шлюзов. И как он всё чаще задерживался в техническом отсеке.

На шестой день мы потеряли связь с основным спутником связи. Сигнал просто пропал — без аварии, без предупреждения.

Мы оба понимали: это не случайность. И не стандартная поломка.

В ту ночь он пришёл ко мне. Не в обнимку — не за лаской. Просто сел рядом, снова в тишине. И сказал:

— Кто-то ещё на станции...

https://habr.com/ru/news/t/718738/