AdecvatHO

Практикуя больше десяти последних лет кочующий образ жизни, я повидал съемных квартир больше, чем Алигьери придумал кругов. Начиная от клоповника, четыре на два метра, в буквальном смысле, заканчивая хорошей евродвушкой, с которой, в сию секунду, намерен съехать без промедления. И вот почему.

Первые три дня, прямо как в сказке, были полны восторга от квартиры. Качественный ремонт: матовые, красно-черные потолки, встроенные шкафы-купе с огромными зеркалами в обеих комнатах, душевая кабина со всеми режимами водного удовлетворения, включая радио, отсутствие запаха сырости, гниения или старости, и ни намека на насекомых. Плюсом огромный бонус - коммуналка в счёт квартплаты! Кочевники поймут в чем кайф. А на четвертый день началось!

Почти каждую ночь начала истерить, кричать, долбить по стенам пьяная соседка. Было слышно, как чуть вменяемый мужик пытается словами утихомирить её, но это "чуть вменяемо" было ничуть не тише. Больше всех же напрягал ребенок. Девочка орала на родителей, чтобы те не орали друг на друга. Вот такой зацикленный круг ада. Как тебе такое, Данте?

Ничего сверхъестественого, скажите вы, обычная семья алкашей, что очень жаль ребенка, и что на этом можно заканчивать мой рассказ, но - увы, не так всё не сверхъестественно, как кажется.

Сейчас семь утра, я не спал всю ночь: до четырех, от набравшей какой-то неслыханной наглости пьяной гулянки, а после, упаковывая вещи для очередного переезда. Но между двумя этими событиями было ещё одно - монолог соседки. Так вот, ближе к четырем начал орать ребенок, да так громко, что алкаши начали орать ещё громче, плюс добавляя к бонусам моей квартиры звуки бьющейся о стены посуды. Как вы понимаете: никакие беруши тут не спасли бы, и терпеть этого было больше нельзя. Ни то чтобы я не доверяю методам работы нашей полиции, просто сам нормального спортивного телосложения, что я, двум алкашам не донесу смысл стишка о хорошем и плохом?! Так в гневе решил я и вышел в коридор. И так получилось, что одновременно со мной вышла соседка.

Чтобы вы понимали, моя квартира на этаже угловая, то есть одна её сторона соседствует лишь с шахтой лифта, и только другая, многострадальная, с людьми, чьи двери в квартиру ровно под углом девяносто градусов, относительно моей двери, поэтому оказавшись одновременно с соседкой в коридоре, мы чуть буквально не столкнулись с ней лбами.

Это была самая настоящая бабушка - божий одуванчик. И дальше говорила только она. Я же застыл с открытым ртом, забыв как дышать. Когда она окончила, вежливо попрощалась и вернулась в свою квартиру, я ещё целую вечность отходил от услышанного, потом ещё столько же пытался закрыть дверь на все два замка, на все обороты ключа, до упора. Уже закидывая в сумку последний носок, я сложил в общую картину детали, на которые не обратил особого внимания при заселении. Ни то чтобы они отличались от обычных деталей, в десятках снятых мной квартир до этой, но всё же, имейте в виду. Первое, что вспоминается, это грязный затоптанный обувью пол, словно покидали жилище в спешке. Второе: подписывая договор у меня замерзли пальцы, несмотря на то что батареи, в феврале, шпарили будь здоров, я проверял. И третье, при разговоре по телефону с хозяйкой, она попросила не шуметь по ночам, не беспокоить соседку. Последний пазл был самым важным во всей этой истории, но он просто проскочил мимо моих ушей, мимо евроремонта, шкафов, душа и включенной в квартплату коммуналки. Картина сложилась, и ноги моей здесь больше не будет ни секунды!

Черт, чуть не забыл! Вот что почти дословно сказала мне божий одуванчик: "Доброй ночи, молодой человек я женщина старая и глуховатая, но даже меня вы достали! Заткните до утра свою жену и не трогайте её раз ей это не нравится! И ребенок, того глядишь, не отбитым хулиганом вырастит, сколько можно то в конце концов, совесть имейте! Дайте уснуть! Или ментов вызову! С виду такой приличный парень, а такой же, как и до был! Тьфу! Спокойной ночи!"

Соседка вновь начала орать.

Метроном железных дорог

Посвящается вам, перелетные птицы

Я еду домой
Спиной вперед.
Перед лицом город
Удаляется в точку
Яркую, как звезда,
Перед всполохом последним.

Вокруг: надо мной,
Под, шпалам счет
Ведет ночь, и морок,
Как в колыбели дочку,
Качает провода.
За метрономом дорог след
Железный скручивает в рог
Луну – попутчицу.
Из вагона в вагон,
Слышу, бродит азартный Бог,
Ведь кто, если не Он
Кохает Пьяницу
Раздать на троих.
Недописав стих,
Затылком сквозь сон чую,
Как паутиной, сединой припорошенной,
Обволакивает и поет,
Родина, посреди двух болот.
Поет блатную песню отчизны брошенной
Тем, кто покинул стаю,

Со стаей иных – перелетных птиц;
Тем, чьи копии стариковых лиц
Будут напоминать о них в отражениях
Нас самих, на всех путях времяскольжения.
На семафорах, шлагбаумах и полустанках,
От подземного Стикса, до небесного Ганга,

Между бозонов Хиггса к Богу,
Который, убрав колоду
крапленых карт за пазуху,
Принял на грудь
и поставил мой метроном на паузу.
Не обессудь,
мол, в следующий раз доиграем партию,
А сейчас встречай поседевшую станцию
Лицом вперед.