Таких площадок в городе было несколько. Сейчас той, что на фото уже нет. Лестницы, подъемы, тоннель, был когда-то канат на наклонной площадке, горка.

Высота конструкции 5-6 метров.

В детстве, помню, самым крутым считалось - подняться на горку со стороны спуска.

фото не моё.

Это было проявление глубокого и принципиального политического конфликта. На самом деле, я считаю, что он плевал на могилы советских солдат, плевал на память о героической, страшной и трагической эпохе, когда говорил, что СССР был колоссом на глиняных ногах, поэтому в начале войны было столько пленных. На мой взгляд, это было жуткое оскорбление. Какой же это колосс на глиняных ногах, когда он (СССР) победил нацистскую Германию, практически один воюя два первых страшных года. Это либеральное отношение, конечно, возбудило страсти. Надо выбирать выражения.

И потом, я его не оскорблял. "Плюешь на могилы" – это идиоматическое выражение. Уже в ответ он пошел – "ты мерзавец, подонок". Конечно, не стоило доводить до рукоприкладства, но что делать.

Вопрос: У вас же давний конфликт, который начался еще на площадке Общественной палаты?

Максим Шевченко: Да, он пытался меня втянуть в травлю ученых Вдовина и Барсенкова. Тогда только два человека проголосовали против этого – Рита Симоньян (Маргарита Симоньян, – ныне главный редактор RT, – прим. Накануне.RU) и я. И если у Риты была половинчатая позиция, она была антисталинистка, но не могла подписать, я тоже, естественно, не мог ничего подписать, что требовал Сванидзе, но я и Вдовина и Барсенкова не считал сталинистами. Я полагал, что это хорошая и интересная работа, которая ставит своей задачей исследовать реальные причины и мотивы процессов, которые происходили тогда в Советском Союзе. Она дает выйти из плена мифологии, которую нам навязали с хрущевских времен, и мы видим на примере Сванидзе, что рационально говорить об этой эпохе такие люди, как он, не позволяют. Бред, который они (подобные Сванидзе) навыдумывали, сейчас становится общим местом.

Миллионы расстрелянных? Я говорю ему: "А какие документы?". Это, говорит, все знают, это написано в монографиях. Так развивалась наша дискуссия.

Я говорю, ну вот есть записка 1954 года Руденко, прокурора СССР, который еще на Нюрнбергском процессе председательствовал от Советского Союза, он говорит о 600 тыс. расстрелянных. Если бы разговор шел спокойно, можно было бы вспомнить еще одну записку, по которой общую численность расстрелянных за все время с 1921 по 1954-й доводят до 780 тыс. человек. Это не миллионы, но это много, это чудовищные цифры, страшные. Кто-то говорит – 820 тыс. Такая страшная цифра тоже встречается. Бортников (глава ФСБ России Александр Бортников, – прим. Накануне.RU) в своем интервью "Российской газете" тоже опирался, судя по всему, на записку Руденко. Очевидно же, что главе ФСБ готовили материалы по архивам. Нет, они начинают, опять говорят: "Миллионы!"

А дело не в цифрах, даже не в нюансах. Дело в системном и принципиальном подходе. Нас загоняют в пространство, в котором мы не можем даже обсуждать плюсы и минусы, ошибки Сталина и свершения. Это религиозное пространство, где нас заставляют присягнуть каким-то тезисам, из которых СССР получается беспросветной империей зла, населенной рабами и господами этих рабов. Тогда вопрос, а как же в 1941 году рабы встали на защиту своей Родины? Кто их заставил – Сталин или НКВД? Кажется, что пора дать ясный и внятный идеологический отпор этим ревизионистам, совершенно не оправдывая ошибки той эпохи.

Большой террор нельзя оправдать, депортации народов нельзя оправдать. Я и не пытаюсь. В истории человечества в эту же эпоху есть события, которые нельзя оправдать, но можно попытаться объяснить. Например, применение атомного оружия против гражданского населения Японии. Хиросима и Нагасаки. Оправдать это невозможно – действия Трумэна. Но можно попытаться понять. Как Макартур рассуждал, какие цели преследовали американцы, приговорив к жуткой смерти 200 тыс. человек? Как оправдать Касабланкскую декларацию, которую подписали Черчилль с Рузвельтом, которая приговаривала население Германии к смерти, фактически санкционировала террор против гражданского населения Германии? Сталин отказался подписать этот документ, считая его бесчеловечным, кстати. По мнению некоторых историков, именно Касабланкская декларация продлила войну с Германией на два года, потому что лишила патриотическое офицерство Германии возможности свергнуть Гитлера. После этой декларации Геббельс и остальные смогли сказать своему народу: "Видите, они хотят уничтожить нас". Там совершенно же четко было сказано: "Сломить волю, массовым террором принудить к капитуляции". Это оправдать невозможно, но понять можно. Есть мотив: бомбить, но не высаживаться. Так же, как и с Хиросимой. Понятно, что американцы потеряли бы полмиллиона человек в боях на Японских островах, где японцы уже не боялись смерти. Поэтому – атомная бомба.

Тут тоже есть похожие вещи. Вот большой террор – это невозможно простить, но это можно понять. Но нам же не разрешают ничего понимать. Получается, в мире есть страна, где ничего нельзя понимать. Правда есть еще Германия, где тоже уже нельзя ничего понимать, и надо принимать на веру. Нас ведут по тому же пути. Мы должны просто верить тому, что говорит Сванидзе и подобные ему люди. А мы верить не хотим. Я считаю, что не стоят события столетней или восьмидесятилетней давности таких страстей. Мы можем о них спокойно и холодно рассуждать. Но почему же они против таких рассуждений? Потому что если мы о них спокойно и холодно рассуждаем – мы являемся свободными людьми, которые сами признают ошибки и отмечают достижения.

Свободная история – признак свободного общества. Они же говорят, об этом нельзя рассуждать, а если ты задаешь вопрос о том, сколько на самом деле было убито людей – ты сталинист, ты негодяй, ты моральный урод. Против такой позиции я активно возражаю и считаю ее антидемократической и русофобской. Направлена она на унижение и реколонизацию, против чего я буду лично бороться.

Вопрос: Вы сами недавно говорили, на "Эхо Москвы" спорили с ведущим, когда он употребил слово "бойня". Когда происходят различные драки между людьми, которые разные позиции занимают, в эфирах, в СМИ, это ли не провоцирует, прямо скажем, гражданскую войну?

Максим Шевченко: Конечно, провоцирует. Искренне сожалею, что поддался такому чувству. Надо было не отвечать. Но тогда стали бы говорить, что Сванидзе дал пощечину Шевченко.

Я не считаю, что я его бил. Я ладонями мягко отбросил его в сторону. Я видел, что он рвется дальше и собирается читать мне нотации. Если бы я бил – я бы бил. У меня руки были расслаблены и кулаков я не сжимал. Я вполне контролирую ситуацию в такие моменты. В целом не наносил ему ударов по голове или куда-то еще. Вполне аккуратно дал ему мягкие пощечины, которые даже следов на лице у него не оставили, понимая, что имею дело с интеллигентным, не готовым к ударам по голове человеком. Надеюсь, Николай Карлович не получил никаких физических увечий, я еще, находясь в редакции, спросил его об этом, судя по его словам, все было нормально.

Искренне сожалею, что конфликт дошел до такого уровня, но это вопрос принципиальный, который не мог не закончиться спором. Он начал распускать руки. С одной стороны, он не прав, но я не должен был отвечать и уподобляться ему.

Вопрос: Но, судя по реакции в сети, вы исполнили мечтания многих людей – тысяч, а, может, миллионов.

Максим Шевченко: Ну, мечтания миллионов тоже надо сдерживать. Дело в том, что либералы настолько уже опротивели стране, их оскорбления постоянные страны, ее памяти, ее истории, их ложь, клевета и демагогия, что, наверное, была бы воля миллионов, их перебили всех. Но мы же не можем идти по этому пути.

Мы готовы к дискуссии. Это они не готовы к дискуссии. Это они нам навязывают какие-то концептуальные понятия, которые мы не можем обсуждать. Это они организуют травлю ученых: Вдовина, Барсенкова, Земскова, Безугольного – всех, кто пытается работать с документами и хоть как-то восстанавливать адекватную картину эпохи, выбирать ее из-под глыб, созданных в хрущевское, яковлевское, горбачевское, медведевское время.

Не задавались вопросом, почему до сих пор не опубликованы материалы работы Следственного комитета по Катыни? У меня есть простой ответ. Там нет подтверждения мифологии, которую нам транслируют, о "десятках тысяч расстрелянных лучших польских офицеров". Если там погибли все лучшие, тогда ведь встает вопрос, кто такой генерал Андерс и его офицеры, которых Сталин вооружил в 42 году в Средней Азии. Заметьте, от нас скрывают историческую правду. Возможно, она может оказаться несоответствующей тем мифам, которые нам навязывают. Я думаю, что и с репрессиями то же самое. Репрессии – это было страшное и трагическое время в истории нашего народа. Но можно же объяснить, почему оно было таким. Когда мы читаем Карлейля о Великой Французской революции, о временах террора, мы же позволяем Карлейлю объяснять – потому что так развивалось сознание революции, таков был конфликт якобинцев и жирондистов, мы же видим нюансы. Мы же видим нюансы в Английской революции, в борьбе парламента с королем. Только в истории нашей страны не должно быть нюансов, должна быть дебильная патетика – антисоветская и русофобская.

Еще он стал апеллировать, как это я, православный, друг мусульман, друг кавказцев, понимаете ли, пошел в КПРФ и стал доверенным лицом Павла Грудинина. Это просто шантаж. Наглый шантаж.

Сам ход дискуссии со стороны Николаева Карловича исключал какой-либо рациональный разговор и приводил к конфликту, и я не должен был поддаваться на провокацию.

Вопрос: Не опасаетесь теперь?

Максим Шевченко: Чего я должен опасаться, мести либералов? Они и так меня ненавидят, о чем речь? Хуже, чем было, уже вряд ли будет, а так этот гнойник был выведен на поверхность силами самого Николая Карловича.

https://www.nakanune.ru/articles/113668/