Данная статья относится к Категории: Творческое развитие юношей и девушек

«Подобно тому как наши суждения о предметах могут меняться множество раз в жизни, а характер наш при этом будет оставаться неизменным, - точно так же можно переходить от одного жанра к другому, ни в чем существенном не изменяя своей манере.

В большинстве своем таланты располагают одними и теми же приёмами, которые они лишь переносят на различные предметы и даже в различные жанры.

Самые великие умы владеют как бы печатью, которую они ставят в уголке своего произведения; все же прочие имеют готовую форму, которую они прилагают к любому предмету без разбора и до бесконечности воспроизводят её.

До некоторой степени можно изучать таланты путём изучения их духовных наследников, учеников и подлинных почитателей. Это уже последнее - из доступных и удобных - средство наблюдения. Сродство душ в этом случае обнаруживает и выдает себя совершенно свободно.

Гений - это владыка, собирающий вокруг себя своих подданных.

Сказанное применимо к Ламартину, Гюго, Мишле, Бальзаку, Мюссе, Восторженные почитатели - это своего рода соучастники гения: в лице своего великого представителя они боготворят самих себя, свои собственные достоинства и недостатки. Скажи мне, кто тебе поклоняется и тебя любит, и я скажу, кто ты. Однако необходимо распознать подлинное, естественное окружение всякого знаменитого писателя и уметь отличать это самобытное ядро, отмеченное печатью учителя, от обычной публики, от толпы заурядных поклонников, лишь повторяющих то, что они услышали от соседей.

Весьма любопытно наблюдать за учениками, подражающими манере и вкусам своего кумира: наиболее же верные из них могут, в свою очередь, пролить свет на его натуру. Обыкновенно ученик, сам того не замечая, шаржирует и пародирует учителя: если дело идет о литературной школе, где культивируется утонченность, то подражатель лишает манеру наставника её силы, если же школа увлечена живописностью и яркостью выражения, то он утрирует, чрезмерно подчеркивает и преувеличивает её особенности, подобно выпуклому зеркалу. Иногда ученик исполнен такого пыла и чистосердечия, что и вправду может ввести в заблуждение, так что хочется воскликнуть, перефразируя древнюю эпиграмму: «О Шатобриан! О Сальванди! Кто из Вас кому подражал?». Если желаете, замените имена и подставьте самые современные: эта эпиграмма вечна. [...]

Однако не все ученики создают только копии и подделки; не все они компрометируют своего учителя; напротив, среди них встречаются и такие, которые вселяют доверие и как будто нарочно созданы для того, чтобы утвердить авторитет наставника. Не так ли обстоит дело с г-ном Литтре, прояснившим и усовершенствовавшим метод Огюста Конта? Что же касается собственно литературы, то и здесь мне известны такие почитатели и ученики иных дерзновенных талантов, которые многое раскрывают мне в этих писателях, внушая уважение к тем людям, коих без их помощи я, быть может, воспринял бы более поверхностно.

Но если справедливо судить о талантливом человеке по его друзьям и подлинным почитателям, то столь же правомерно судить о нём - судить от противного (ибо дело здесь идет о самой настоящей противооценке) - по его врагам, которых он, сам того не желая, восстановил и вооружил против себя; по его противникам и недоброжелателям, по всем тем, кто инстинктивно не может его переносить. Ничто не позволяет лучше очертить границы таланта, определить сферу и область его влияния, нежели точное знание тех пределов, где вспыхивает мятеж против него. [...]

Так окончательно вырисовывается антагонизм между различными семействами умов. Что же здесь удивительного? Этот антагонизм заложен в крови, в темпераменте, в первых предубеждениях, которые нередко возникают совершенно помимо нашей воли. Если исключить случаи низкого завистничества, то, видимо, всё дело в ненависти к чужой породе. Как могли бы вы заставить Буало восхищаться Кино? Фонтенеля - почитать Буало? А Жозефа де Местра или Монталамбера - любить Вольтера?».

Шарль Сент-Бёв, Жизнь, стихотворения и мысли Жозефа Делорма, в Сб.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе / Под ред. Г.К. Косиковой, М., Изд-тво Московского университета, 1987 г., с. 47-48.

Источник — портал VIKENT.RU

+ Ваши дополнительные возможности:

Плейлист из 7-ми видео: РАЗВИТИЕ МОЛОДЕЖИ: ТВОРЧЕСКОЕ / КРЕАТИВНОЕ / ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ

Изображения в статье

Шарль Сент-Бёв — французский литературный критик, создатель собственного метода критики, который в дальнейшем был назван «биографическим» / Public Domain

Изображение Ri Butov с сайта Pixabay

Данная статья относится к Категории: Появление новой научной дисциплины

«Из повседневного опыта мы знаем, что художник, искусно обрабатывая свой материал или высказывая решительные и зачастую верные суждения о ценности произведений своего искусства, лишь в исключительных случаях исходит из теоретического знания законов, предписывающих ходу практической деятельности её направление и порядок и вместе с тем определяющих мерила ценности, согласно которым испытывается совершенство или несовершенство законченного произведения.

Художник-творец по большей части не способен дать нам надлежащие сведения о принципах своего искусства.

Он творит не на основании принципов, и не в соответствии с принципами оценивает. В своём творчестве художник следует внутреннему побуждению своих гармонически развитых сил, в суждении - своему тонко развитому художественному такту и чутью.

Но так обстоит дело не только в изящных искусствах - мысль о которых напрашивается здесь прежде всего, - но и в искусствах вообще, беря это слово в самом обширном его значении. Это применимо, следовательно, также к научному творчеству и к теоретической оценке его результатов, научному обоснованию фактов, законов, теорий. Даже математик, физик и астроном для выполнения даже наиболее значительных своих научных работ также не нуждается в постижении последних основ своей деятельности.

И хотя полученные результаты обладают для него и других значением разумного убеждения, он всё же не может утверждать, что всюду выяснил последние предпосылки своих умозаключений и исследовал принципы, на которых основывается убедительность его методов.

Но с этим связано несовершенное состояние всех наук.

Мы говорим здесь не о простой неполноте научного познания истин данной области, а о недостатке внутренней ясности и рациональности, — качеств, которых мы вправе требовать независимо от степени развития науки.

В этом отношении и математика, обогнавшая все науки, не может притязать на исключительное положение. Нередко она всё ещё считается идеалом науки вообще; но насколько её действительное состояние не соответствует этому мнению, показывают старые и всё ещё однозначно не решённые споры об основах геометрии и правомерных основаниях метода мнимых величин.

Те самые исследователи, которые с неподражаемым мастерством применяют замечательные методы математики и изобретают новые методы, часто оказываются совершенно не в состоянии дать удовлетворительный ответ о логической основательности этих методов и о пределах их правомерного применения.

Но хотя науки развивались, несмотря на эти недостатки, и дали нам такое господство над природой, о котором прежде нельзя было и мечтать, всё же они не могут удовлетворить нас в теоретическом отношении.

Это - не кристально ясные теории, в которых были бы вполне понятны функции всех понятий и утверждений, все посылки - точно проанализированы и где, следовательно, общий результат стал бы вне всяких теоретических сомнений…»

Эдмунд Гуссерль, Пролегомены к чистой логике, в Сб.: Антология реалистической феноменологии, М., «Институт философии, теологии и истории святого Фомы», 2006 г., с. 109-111.

Источник — портал VIKENT.RU

+ Ваши дополнительные возможности:

ТЕОРИЯ ТВОРЧЕСТВА — плейлист из 16-ти видео

Изображения в статье

Эдмунд Гуссерль — австрийский философ. Считается основателем такого направления как «феноменология» (учение о феноменах) / Public Domain

Изображение Arek Socha с сайта Pixabay

Александр Никонов рассказывает:

«В своём блоге я как-то проводил очередной эксперимент на людях. Задал им старую задачку: гибнут двое — Эйнштейн и слесарь. Кого будете спасать, если спасти можно только одного? Времени на рассуждения нет.

Задача, как Вы понимаете, чисто теоретическая, поскольку в реальности никто не тонет. Причём я максимально облегчил задачу гражданам, подчеркнув, что слесарь Вася — пропойца и семейный тиран. Но дерьма в мозгах у большинства людей оказалось столько, что они предпочитали убить обоих — и Эйнштейна, и слесаря — лишь бы не принимать никакого решения самим!

Смотреть за этим умственным стриптизом граждан было чрезвычайно забавно. Одни затыкали глаза и уши и начинали спорить: «Да не может быть, чтобы можно было спасти только одного!..»

Другие работали под дурака: «Нет, в задаче недостаточно условий для решения. Дайте больше! ещё больше! ещё больше!..»

Третьи торговались: «А я не знаю, может быть, Эйнштейн этот Ваш жену бьёт?..»

Четвёртые начинали выкручиваться: «А какой это Эйнштейн — который уже открыл свою теорию относительности или ещё нет? Потому что если уже да, то в его спасении меньше смысла. А у слесаря, может, двое детей, которых надо ещё растить». (Априорно заданного условия «при прочих равных» люди упорно не хотели замечать.)

Пятые начинали фантазировать: «А ведь мы не знаем, что будет с этим слесарем и пропойцей дальше! Быть может, он исправится и станет Буддой?» Иными словами, уже готового «Будду» — Эйнштейна — люди готовы были променять на возможного, вероятность возникновения которого из слесаря стремилась к нулю...

В общем, люди лепили любую дурь, лишь бы не принять того решения, которое самым естественным образом подсказывали им мозги. Но мозгами думать не хотел почти никто.

И пока они болтали, гибли оба персонажа... Гибли два человека вместо одного — только для того, чтобы граждане могли потешить свой ложный гуманизм, который на деле выливался в полную свою противоположность.

... Так всегда бывает при абсолютизации тезиса — он превращается в свою противоположность.

Порой, чтобы не принимать никакого решения, люди отдавались на волю случая — решали бросить монетку. То есть снимали собственную голову и вместо нее ставили рулетку.

Повторюсь: никто не тонул. Нужно было, сидя дома у компьютера, просто дать правильный ответ, но некристаллизованная деревенская муть в головах настолько затемняла сознание, что читать ответы граждан порой было просто забавно.

Одна девушка, например, в своих пространных рассуждениях договорилась до того, что заявила: «А ведь слесарь тоже нужен! Что я буду делать, когда у меня засорится канализация? Эйнштейна позову? Кто придёт чинить кран, если слесарей не будет?» Баба, конечно, дура, но её бесхитростный полудетский мозг наглядно продемонстрировал следующее: она совершенно непроизвольно положила на одну чашу весов Эйнштейна, а на другую всех слесарей планеты. Вот вам случайно выданный, сидящий в её подсознании курс обмена.

Вот реальное соотношение стоимостей.

Оно и понятно: гений — штучный товар, а слесарей за небольшие деньги можно наготовить целый фронт«.

Никонов А.П., Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма, М., «Энас»; СПб «Питер», 2011 г., с. 162-163.

Дополнительные материалы:

12 индикаторов успешных / неудачников в творческих проектах

Определение понятия «гений» по И.Л. Викентьеву

ВИДЕО: РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ: ГЕНИАЛЬНОСТЬ, ТАЛАНТЛИВОСТЬ, ОДАРЕННОСТЬ

Данная статья относится к Категории: Построение научных моделей

Изучая деятельность творческих личностей, которые создавали новое направление в технике и науке, Г.С. Альтшуллер пришёл к выводу, что для получения первых принципиальных результатов они часто использовали простое оборудование, что делало их принципиально независимыми от действий и прихотей Внешних обстоятельств.

«Часто возражают: «Многие современные цели, например в медицине, принципиально недостижимы без использования спецоборудования: сложных и дорогих рентгеновских микроскопов, мощных ЭВМ, лазерных установок. Означает ли это, что такие цели не относятся к достойным? Мы рассматриваем стратегию ТЛ, то есть одного человека. Ход […] выражает простую мысль: одиночный исследователь должен выбирать цель, достижение которой не требует сложного, дорогостоящего, дефицитного оборудования. Это вовсе не значит, что цель должна быть небольшой. Напротив, новая идея, выдвигаемая одиночным исследователем, чаще всего содержит совершенно неожиданную концепцию, открывает новые миры. Большинство крупнейших открытий и изобретений были созданы, в сущности, в домашних условиях с использованием самодельного оборудования. На первых порах работает найденная концепция. Всё зависит именно от неё, а не от сложности и точности оборудования. Первый прибор Майкельсона стоил всего 10 долларов. А последняя установка Майкельсона обошлась в 50 000 долларов. Качественной разницы между результатами не было».

Альтшуллер Г.С., Вёрткин И.М., Как стать гением. Жизненная стратегия творческой личности, Минск, «Беларусь», 1994 г., с. 162-163.

Вот характерный пример из научно-фантастического рассказа:

«Как ни странно, в истории техники нет ни одного случая, когда работа велась бы в нормальных условиях. Всегда что-то мешало, и ещё как! Величественные старцы с прекрасными волнистыми бородами и гордо устремлёнными вдаль взглядами существовали только на страницах «Чудес техники». На деле же были люди, издёрганные непониманием окружающих, вечно спешащие, осаждаемые кредиторами. Пытаясь создать новое, они неизбежно вступали в конфликт с научными истинами своего времени. И надо было, преодолевая неудачи, ежедневно, ежечасно доказывать себе: нет, все ошибаются, а ты прав, ты должен быть прав... Тут не до гордых взглядов вдаль. Взгляды появились позже - усилиями фотографов и ретушёров».

Генрих Альтов, Создан для бури / в Сб.: Опаляющий разум, М., «Детская литература», 1968 г., с. 92-93.

По мере развития конкретного технического или научного направления, действует и противоположная тенденция: научное оборудование неуклонно усложняется. Так, исследования в современной электронике, микробиологии, химии, физике, астрономии – малореальны без специализированного оборудования.

Вот как рассказывает о научном оборудовании П.Л. Капица:

«При создании таких институтов, оборудованных всеми удобствами для научной работы, часто возникает вопрос как у нас, так и на Западе: правильна ли сама идея создания таких институтов? Ведь самые большие, самые значительные научные открытия, почти все без исключения, были сделаны при помощи самых элементарных, простых средств. Зачем же строить такие институты, если все мировые открытия были сделаны с чрезвычайно простой аппаратурой? Этот вопрос дискутировался у нас и дискутировался на Западе. Я читал только что вышедшую книгу Дж. Дж. Томсона «Воспоминания и раздумья», в которой он описывает всю свою жизнь. Он останавливается и на этом вопросе. Я хочу привести выдержку, которая имеет большой интерес, так как именно Томсон из всех физиков конца прошлого и начала этого века сделал самые фундаментальные открытия. Он открыл электрон, открыл изотопы, а работал он с чрезвычайно простыми средствами. Что же он думает об этом? Он говорит следующее:

«...Обычно не первый шаг в открытии нового физического явления стоит больших денег. Так, открытие Рентгеном Х-лучей, или супругами Кюри радия, или продолжительные опыты Вильсона над образованием капелек на частицах, заряженных электричеством, - все они стоили ничтожные суммы. Открытия, подобные этим, обязаны тому, что не может быть куплено, - именно остроте и силе наблюдательности, интуиции, непоколебимому энтузиазму до окончательного разрешения всех затруднений и противоречий, сопутствующих пионерской работе. Когда первоначальное открытие сделано, наблюдаемый эффект очень мал и требует целого ряда длительных опытов для получения достоверных результатов. Вот это стремление добиться большого эффекта и стоит дорого. Это может означать затрату многих тысяч фунтов стерлингов для постройки сильных магнитов, или даже для получения электродвижущих сил во много сотен тысяч вольт, или же для приобретения больших запасов радия. Но все эти деньги хорошо израсходованы, так как они дают нам возможность добиваться новых знаний гораздо быстрее и с большей достоверностью».

Эта идея Томсона совершенно правильна. Когда Колумб отправился в экспедицию, результатом которой было открытие Америки, он плыл на простом маленьком фрегате, на лодчонке с современной точки зрения. Но чтобы освоить Америку, потребовалось построить большие корабли, как «Лузитания», «Титаник», и это полностью себя оправдало. Мне кажется, совершенно правильным идти по пути строительства совершенных институтов, оборудованных по последнему слову техники».

Капица П.Л., Эксперимент. Теория. Практика, М., «Наука», 1987 г., с.130-131.

Естественно, наличие сложного оборудования ещё не гарантирует творческие результаты высокого уровня...
И.Л. Викентьев

Дополнительные материалы

Уровни творческой деятельности

Изображения в статье

Генрих Саулович Альтшуллер (псевдоним – Генрих Альтов) – автор Теории Решения Изобретательских Задач (ТРИЗ), автор Теории Развития Творческой Личности (ТРТЛ), изобретатель, писатель / Официальный Фонд Г.С. Альтшуллера

Image by Konstantin Kolosov from Pixabay

Данная статья относится к Категории: Публицистика

«Я встречался в жизни с несколькими людьми, которых я считаю гениальными. Что такое гений?

Гений для меня - это человек, которому дано видеть окружающий мир немножко по-другому, чем видят его обычные люди. Немного. Если много, это уже сумасшедший. (Статистика гениев говорит, что гений видит мир кардинально иначе, чем его современники – Прим. И.Л. Викентьева). Эйнштейн немного увидел по-другому, Достоевский немного увидел по-другому. Какой-нибудь художник вроде Гойи или Модильяни: немного увидел по-другому. Эти продолговатые овалы и вытянутые линии. Или Шагал. Чуть-чуть увидеть по-другому, это вот свойство гениального человека. У меня было несколько людей, которые для меня были такими гениями. […]

Каждый встреченный человек что-то вносит в твою жизнь. Вот, например, Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Тот период жизни, в котором жил Дмитрий Сергеевич (я имею в виду жизнь не только нынешнего поколения, но и предшествующего, моего и моих родителей), - это время уничтожения порядочных людей. Остаться просто честным, порядочным человеком было бесконечно трудно. В это время нельзя было не преклоняться, не предавать, не идти на компромиссы, не заискивать перед властными людьми и прочее, и прочее. Время искалеченной, погубленной нравственности. Время страхов и время искажения человека.

Дмитрий Сергеевич был просто нормальным человеком. Он не был святым, не был подвижником, не был образцом, который можно было бы предъявлять миру. Он умел в максимальной степени сохранять своё душеустройство - вот и вся его заслуга. Вы не найдёте в его работах политического или научного приспособленчества. Казалось бы, у него и специальность такая была, которая позволяла уклоняться: текстология, древнерусская литература. Но и в этой науке тоже были свои мерзости и интриги. Дмитрий Сергеевич много лет работал корректором. И всё равно укрыться совсем было невозможно.

Как мы знаем, он был сослан. Однако и на опыте этой жизни, на этом материале Лихачёв написал замечательную работу о воровском языке. Потому что он был учёным по всему своему складу, а не только по образованию. Такие люди, которые и в ссылке оставались учёными, уникальны. В этом ряду можно назвать ещё Флоренского, Чижевского.

Дмитрий Сергеевич счастливо уцелел. В его биографии после выхода из Соловков, которые также попали на мерзостные годы, мы не найдём того, что есть в биографиях большинства людей его профессии и его социального калибра. Он не выступал с требованием смертной казни оппозиции на митингах, которые проходили в академических учреждениях. В библиографии Лихачёва нет верноподданнических статей.

Люди моего поколения познакомились с Дмитрием Сергеевичем по-настоящему, когда он стал выступать по телевидению. Он использовал телевидение не для саморекламы и не для рекламы своих научных работ. Случалось, что и до него писатели использовали эфир. Ираклий Андроников, например. Однако в Андроникове говорила потребность не только литературоведа, но и артиста. На телевидении раскрылся его талант рассказчика.

История выхода на экраны Дмитрия Сергеевича - совсем другая. Заслуга его в том, что он использовал телевидение для пропаганды нравственных ценностей.

Каких?

Он рассказывал о традициях своей семьи, своего детства. Оказалось вдруг, что всё наше общество давно забыло, что такое русская интеллигентная семья. Какие правила были там, какие взаимоотношения со старшими? Как общались друг с другом братья? Что такое отец? Что такое мать? Что такое отношения родителей между собой? Что такое дачная жизнь? Дмитрий Сергеевич обо всем этом бесхитростно рассказывал. Перед нами вставали все прелести этой ушедшей от нас жизни в их нравственном наполнении. Никаких проповедей. Он вспоминал с восторгом (но это была не проповедь) о том, например, что нельзя было обманывать, о гостях, которыми были люди, достойные восхищения. Самые простые вещи.

В то же примерно время, что и Лихачёв, появился Сахаров, отчасти Солженицын. Но имя Солженицына всегда было связано с острым политическим конфликтом, это был вызов системе. Сахаров - тоже была политизированная фигура. А Лихачёв был прежде всего фигурой нравственной. Это было приемлемо, близко и понятно для большинства.

Он говорил о забытых понятиях. Что такое учтивость? Я испытал это на себе, когда заговорил о милосердии. Забытое слово, почти запретное. Сколько писем ко мне тогда пришло!

Предки... Семейная честь... В квартире Лихачёва висели портреты дедушек и бабушек. Этого же нет у нас. Мы боимся своих предков. А он ими гордился. […]

Я думаю, что я так и не понял себя. Человек - это больше, чем его жизнь. Иногда гораздо больше. Человек состоит из упущений, неосуществленных желаний и стремлений, возможностей. То, что осуществлено, - это жизнь. Но огромная часть человека - это неосуществленное. Толстой когда-то говорил, что есть числитель и знаменатель у человека. Числитель - это то, чем он является на самом деле, а знаменатель - это то, что он о себе воображает. А я думаю, что да, это дробь, но в числителе то, что ему удалось осуществить, а в знаменателе то, что ему не удалось осуществить. То есть то, чем он был. В числителе то, чем он стал.

У каждого человека, вероятно, есть это соотношение, когда он сам больше, чем его жизнь. Поэтому сказать, понял он себя или нет, невозможно. Я не могу.

Я мог стать и тем, и другим, и третьим. Я многое потерял, не сумел, или не стал, или не захотел тогда, а потом уже не смог. То есть я состою из множества несбывшихся, неосуществленных людей. И я не знаю, какой бы из них был мне важнее, дороже, какой из них добился бы большего: Не знаю и не могу даже это представить себе. Поэтому я не могу ответить на вопрос: понял ли я себя? Могу только сказать, что я себя во многом не понял.

Я теперь не понимаю, чего я боялся, допустим, в пятидесятые годы? Чего я боялся? Страхи у нас многое отняли. Я не понял, почему я так примитивно, и грубо, и неполно любил? Теперь только я понял, как много я не понимал себя.

В итоге жизни получается всегда величина отрицательная, потому что, как я уже сказал, человек всегда больше, чем жизнь. Возможно, есть какие-то случаи более счастливых дробей. А гении? Может быть, у них значения числителя и знаменателя максимально сближены? Трудно сказать. Обычно считается, и наверное не без основания, что гений успевает осуществить себя полностью. Что ему предназначено, то он и успевает сделать. Возможно, это и так. Но ведь есть гении, которые пережили себя. Ну, допустим, Артюр Рембо. Писал, писал, перестал писать, стал купцом. Осуществил то, что у него было запрограммировано, программу свою гениальную, или гениевую, осуществил, а потом ушёл и всё. Есть ещё, наверное, такие примеры, я сейчас просто не помню. Так что с гениями трудно. […]

Гений может быть шалопаем, бродягой, пьяницей, распутником, хамом и так далее. А создаёт при этом гениальные вещи. Но гений может быть и примерным человеком, педантом. Гёте, например. Тайный советник, благопристойный немецкий быт. Я не рискну ничего определённого сказать про гения. Всё, что сделал Моцарт, это так прекрасно и так велико, что бессовестно считать, что он мог бы ещё многое написать. Может быть. Думается, что если бы Пушкин ещё прожил, он написал бы не одну замечательную вещь. Или нет? Это вещи таинственные, которых грех касаться.

На встрече со студентами меня попросили назвать тех мастеров русской культуры, что обрели мировое значение. Художников, писателей, музыкантов... Список стали горячо обсуждать - были имена очевидные, а были спорные, во-первых, «дело вкуса», во-вторых, не было уверенности, шут его знает, как «там» воспринимаются наши кумиры.

Мой список выглядел так: Лев Толстой Федор Достоевский Николай Гоголь Антон Чехов Петр Чайковский Александр Пушкин Модест Мусоргский Сергей Прокофьев Михаил Лермонтов Михаил Шолохов Иван Бунин Александр Блок Борис Пастернак Марк Шагал Владимир Маяковский Джордж Баланчин Сергей Рахманинов Дмитрий Шостакович

Ещё предлагали Набокова, Ахматову, Врубеля, Кандинского, Тургенева и Стравинского. Как бы там ни было, список оказался внушительным, куда больше, чем у многих европейских стран. Решено было, что ни Испания, ни Англия, ни Франция, ни скандинавские страны не могут выставить подобную команду. Причём в России все они расположились в XIX - XX веках, так что урожай был собран всего за два века, несмотря на войны, репрессии, тоталитарный режим, голод. Казалось бы, столько бедствий претерпел народ, а вот поди ж ты, сколько успел.

Первенствовала Италия с её тысячелетней историей искусств, великими художниками, композиторами, в первую очередь, конечно, надо было отдать должное её народу, который сумел сохранять тысячелетиями шедевры итальянской архитектуры, живописи. Нашему бы народу такой климат и эти мраморы...»

Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «ОЛМА Медиа Групп», 2011 г., с. 471-473, 474-475 и 502-504.

Источник — портал VIKENT.RU

Дополнительные материалы

КАК СТАТЬ ГЕНИЕМ - творческий путь Г.С. Альтшуллера – видео,

1 ч 40 мин

Суммарный творческий индекс портала VIKENT.RU за XVIII-XXI века

Изображения в статье

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия – Герман) — отечественный писатель. Ряд его произведений посвящён выдающимся учёным / Public Domain

Image by Greg Montani from Pixabay

Image by Monsterkoi from Pixabay

Image by Mimzy from Pixabay

Image by Negrebets from Pixabay

Данная статья относится к Категории: Публицистика

«Сейчас, когда завершилась жизнь такой выдающейся личности, как мадам Кюри, нельзя ограничиваться воспоминанием только о том, что дали человечеству плоды её творчества.

Моральные качества выдающейся личности имеют, возможно, большее значение для данного поколения и всего хода истории, чем чисто интеллектуальные достижения. Последние зависят от величия характера в значительно большей степени, чем это обычно принято считать.

К моему великому счастью, в течение двадцати лет мы были связаны с мадам Кюри возвышенной и безоблачной дружбой. Моё восхищение её человеческим величием постоянно росло. Сила её характера, чистота помыслов, требовательность к себе, объективность, неподкупность суждений - все эти качества редко совмещаются в одном человеке. Она в любой момент чувствовала, что служит обществу, и её большая скромность не оставляла места для самолюбования. Её постоянно угнетало чувство жестокости и несправедливости общества. Именно это придавало ей вид внешней строгости, так легко неправильно понимаемой теми, кто не был к ней близок, - странной строгости, не смягчённой каким-либо искусственным усилием.

Наиболее выдающийся подвиг всей её жизни - доказательство существования радиоактивных элементов и их получение - обязан своим осуществлением не только смелой интуиции, но и преданности делу, упорству в выполнении работы при самых невероятных трудностях, что не часто встречается в истории экспериментальной науки.

Если бы европейские интеллигенты обладали даже небольшой частью силы характера мадам Кюри и её преданности делу, Европу ждало бы более блестящее будущее».

Альберт Эйнштейн, Памяти Марии Кюри / Собрание научных трудов в 4-х томах, Том 4, 1967 г., «Наука», с. 193.

Источник — портал VIKENT.RU

Изображения в статье

Мария Склодовская-Кюри — первая женщина-нобелевский лауреат (1903 и 1911). Является одной из первооткрывателей радиоактивности и автором термина «радиоактивность» / Public Domain