Душевнобольные всегда смотрят тебе в глаза. Не потому что проверяют на вшивость, а потому что очень соскучились по людям. Люди ведь обычно от них отворачиваются.
«Слышу голос...»

Шизофрения пахнет водой, которая осталась в вазе, когда цветы уже завяли. Когда Леша впервые попал сюда, в психоневрологический интернат на Бурых Углях, было лето, и в вазе, в кабинете, тоже стояли цветы. Лёше было немного страшно: он не мог привыкнуть к раздвоенности своего сознания и поэтому старался не отходить от статной женщины в белом халате ни на шаг.

До болезни Леша был Алексеем Николаевичем и работал терапевтом в обычной криворожской поликлинике... Ему исполнилось тридцать восемь лет, когда однажды вечером он вернулся домой, поужинал мамиными пельменями и включил радиостанцию. Постепенно стал прислушиваться и понял, что дикторша говорит о нем. Сначала она рассказывала о том, как Алексей Николаевич хотел стать научным сотрудником, потом - о перипетиях его личной жизни. Дикторша даже знала, что Леша разводится, чтобы жениться на своей медсестре… Алексею стало плохо. Он переключил ФМ-канал, но там тот же голос рассказывал о нем. «Ты меня не выключишь, - пропела дикторша, когда Леша протянул руку к штепселю. - Мы тебя найдем».

Алексей Николаевич в панике выбежал на улицу, но везде было оно - радио с дикторшей.

- Я болен! - сказал себе Леша. - Сошел с ума… Надо к врачу… Но ночью они не работают.

- Зато есть милиция, - подсказало радио.

- Помогите мне, я слышу голос, - тихо пролепетал Алексей.

- Допился до «белочки»! - подытожил дежурный в райотделе милиции, а радио засмеялось.

Наутро Леша уже был в ПНД.

- Вы должны привыкнуть к голосам. Это болезнь, - сказал врач.

- Когда я выздоровею?

- Ну… Мы снимем острый психоз. Через несколько недель, может, будет ремиссия. Пропишем лекарства и отпустим домой.

Дома Леша избил родителей. Потом снова лечение. Дом. Снова агрессия, уже более жестокая. В общем, ремиссии не вышло. Голоса не исчезли - таблетки лишь притупляли тревогу и немного тормозили…

Леша пьет эти таблетки двадцать лет. Иногда у него случаются провалы в памяти - сложно вспомнить какое сегодня число, год, месяц, сложно вспомнить самые простые медицинские термины и даже свое имя…

Плохо быть умным

Врачи говорят, что шизофрения - это процесс, когда сознание человека раздваивается и больная душа постепенно начинает превалировать над здоровой. Реальность путается в больных головах со снами, сны - с бредом. Сопротивляться этому можно, но это могут только очень сильные люди. Как светило психиатрии Кандинский, который сам описал свою болезнь. А высокий интеллект только делает бред сложнее. Некоторые пытаются складывать сознание по кусочкам, а оно не складывается... Пытаются что-то придумать, найти какие-то связи, следствия, а не получается.
В психоневрологическом интернате кроме шизофреников живут беспокойные эпилептики, алкоголики с провалившимися лицами, инвалиды с кривыми, как серп, худыми ножками и невероятным взглядом, который дают тяжелейшие психозы. Лежачих - 97, колясочников - 50, буйных - 90.

Шизофреники обычно держатся замкнуто и почти не общаются друг с другом. Эпилептики более активные, именно они, объединившись, иногда устраивают побеги.

Лёшу тоже однажды позвал голос. И он пошел в ночь. Поле, деревья, луна - всё вокруг говорило с ним. Он сел под деревом и решил умереть.

- Ты замерзнешь, - сказал голос над головой. - Пойдем.

Это сказало не дерево и не луна, а милиционер, которого вызвали искать сбежавших из интерната.

- Я не хочу, - прошептал Леша.

Милиционер доверчиво улыбнулся и сказал:

- Подлечишься еще чуть и придешь работать к нам, в милицию. Найдем тебе жену, квартиру дадим. Пошли!..

Алексей Николаевич потом еще долго ждал и надеялся, что его возьмут на работу в милицию, найдут жену и дадут квартиру.

Он наблюдал за остальными больными и думал, что каждый из них делает что-то такое, чего не умеет он.

Вот молодой Паша. У него любовь с пожилой женщиной из Зеленого Поля. Паша не мог на ней жениться, потому что у него провалы в памяти. А иногда он дико орал и бросался на санитаров.

Вот кривоногий Антоша. Он верит, что человек состоит из двух частей: одна живет дома, а другая - в интернате. Беда, что больная часть никак не может вспомнить, где находится здоровая. Леша знал, что Антоша ошибается, что есть простой путь домой - выздороветь. Просто выздороветь и уйти. Надо лишь пить таблетки и ждать, слушаться врача, и тогда и ты станешь здоровым. Но пока этого не случилось.
«Мне, кажется, легче стало»

Оля - красивая девушка. Гордость родителей и школы, медалистка, поступала в вуз и вдруг, как говорится, планка упала. Начались припадки, жуткие депрессии, паранойя… Легла лечиться - окна била, койки… Как мать ее настрадалась! Она каждые выходные забирала дочку домой, но не справлялась, и не дожидаясь понедельника вызывала карету скорой, чтоб привезти ее снова в интернат.

Та же история с другим отличником - мальчик, сын завуча школы, постоянный участник математических олимпиад… И вдруг замкнулся. Вот теперь здесь - до сих пор ходит и считает.

Однажды 30-летняя Оля не съела всё печенье, а оставила на завтра... И неожиданно всё вспомнила! Вспомнила какой год, какое число. Вспомнила чем вкус картошки отличается от вкуса яблок.

- Мне, кажется, легче стало, - сказала она медсестре.

- Конечно, - отвернулась та и заплакала.

Внезапное исцеление от шизофрении бывает. И называется оно предсмертной ремиссией. За несколько дней до смерти больной, много лет бредивший, вдруг возвращается к обычному сознанию. Другого выздоровления шизофрении не бывает. Потому и плакала медсестра. Наверное, даже один день такого просветления сознания стоит того, чтобы двенадцать лет пить галоперидол. Ведь жизнь прекрасна, а разум бесценен, и чтобы понять это, надо собрать его воедино из осколков своего сознания - как герой в «Снежной королеве» собирал слово «вечность» из обломков льда.

Оля ушла в вечность на следующий день.

Умерших здесь почти никто не оплакивает, кроме разве что любимчиков, которых оплакивает привязавшийся персонал. Родня в основном давно отказалась от своих сумасшедших, выписав их из квартир и прописав в интернате.

Ручки как фетиш

- Как кормят здесь? - спрашиваю худенького Андрюшку.

- Нормально, - равнодушно отвечает.

Не все, как он, здесь равнодушны к пище: большинство постояльцев постоянно испытывают чувство голода - таково действие болезни, потому кормить их надо хорошо.

Сейчас в интернате живет без малого триста человек. Больные бестолково, как сомнамбулы, толпятся на улице и в коридорах.

Идем мимо большой клетки на улице, внутри - ряды лавочек. Там гуляют буйные. С ними санитар-надзиратель.

Особенно «продвинутые» иногда занимаются с массовиком-затейником (она же библиотекарь) - устраивают несложные ролевые игры, рисуют. Но это больше зимними вечерами - чтобы разбавить бесконечные просмотры телевизора.

Отделение лежачих больных - самое грустное. Там пахнет мочой, пролежнями, потому что не менее пятидесяти жильцов «ходят» в памперсы. Они есть. Но лимитировано. Санитарка моет лежачих и меняет белье, но запах все равно остается. На 50 человек - одна санитарка. Думаю, понятно. У каждого заковыристый диагноз. А может, и не один.

Увидев, как я фотографирую санитарку Нину, интернатовцы оживляются и выпучивают на меня глаза. Заместитель директора Тамара Манженко поясняет - они хотят, чтоб я и их сфотографировала. Несколько вспышек - и в ответ на лицах безумная радость. Не меньше, чем радуемся мы выигранным деньгам.

Многие больные считают персонал интерната всесильным, особенно заместителя директора. И чтобы завоевать расположение, улыбку и добрый взгляд, приносят сотрудникам купленные (или выдуренные у кого-то) шариковые ручки. У меня четыре человека просили эти самые ручки.

Впереди - забвение?

Администрация пытается привлечь волонтерские, общественные организации, промышленные предприятия к решению своих внутренних проблем. А их, особенно сейчас, много. Но это не всегда находит отклик. Обществу с его кучей собственных забот сегодня не до сумасшедших.

- Раньше нам помогала «Сухая Балка»: транспортом, ГСМ, запчастями, стройматериалами. Теперь - нет. В правительстве сегодня призывают перейти на альтернативные источники обогрева, а как? У нас котел сравнительно новый, работающий только под газ, - говорит директор Георгий Гудым. - Сегодня нам оказывают помощь только волонтерские христианские организации - отремонтировали пищеблок, установили моечное оборудование, построили с нуля летний павильон…

- Свернули мы и подсобное хозяйство, - добавляет бухгалтер Анатолий Чилич. - И техника устарела, и материалов нет - ни посеять, ни обработать землю. Это раньше дотации были… В прошлом году нам в долг фермеры дали посевной материал, так мы только этой весной с ними еле рассчитались. Теперь вот решили не испытывать судьбу - заключили договор на совместную обработку наших 60 га земли. Хозяйство у нас раньше было ого-го, мы на 100% обеспечивали свои потребности по мясу и молоку. Сейчас у нас только небольшое стадо коров в 70 голов - оно позволяет обеспечивать потребности интерната на 80% молоком и на 20-25% - мясом. Нет дотаций. В общем, подсобное хозяйство наше - как чемодан без ручки: и нести тяжело, и выбросить жалко. Но без него еще тяжелее было бы. Ведь нашим подопечным нужно усиленное питание, особенно ужин, чтоб спокойнее спалось. А на одного человека выделяется всего 35,59 грн. в день.

У Тамары Манженко в кабинете стоит холодильник. Сюда то и дело заглядывают душевнобольные - за его дверцей у многих из них хранится какая-то вкуснятина. Согласно законодательству, 75% от суммы пенсий жителей интерната перечисляется на счет учреждения. Они используются администрацией для покупки медикаментов, памперсов, продуктов питания, средств гигиены, телевизоров, мебели - всего того, что улучшает качество жизни больных. Остальные 25% (а это в среднем 200-250 гривен) людям раз в месяц выдаются на руки. На эти деньги они обыч