Разметав снежные сугробы, сорвав сохнущее на верёвке бельё, перепугав оленей в загоне, у стойбища приземлился вертолёт. Из открывшейся кабины на землю спрыгнул Лётчик.

- Кто к нам пожаловал! – воскликнул Дядя, раскрывая объятия.

Из дровника, радостно крича, спешили родители со Стариком Назаром.

Маленький Вылка во все глаза рассматривал спустившегося с небес гостя. Короткая кожаная куртка на медвежьем меху имела с десяток карманов, застёгнутых на серебристые молнии. Высокие песцовые унты поднимались до колен, а на голове красовалась сдвинутая на затылок фуражка, отороченная гагачьим пухом. Не было у Лётчика ни усов, ни бороды, ни даже волос на голове. И рост! Дядя едва доставал тому до плеча.

Из чума вышла Бабушка и, охнув, схватилась за сердце.

- Чаю хочешь? – помахал ей рукой Лётчик.

Бабушка, вскрикнув, бросилась гостю на шею.

- В дом заходите, - хлопотала Мама. – Как раз к обеду поспели.

- Милости просим, - радовался Отец.

- Как долетели? – солидно интересовался Старик Назар, уважительно трогая край кожаной куртки Лётчика.

Гость, одной рукой придерживая сидящую на плече Бабушку, второй достал из кабины картонную коробку.

- Гостинцы к чаю, - пробасил он.

***

За обедом, приняв от Мамы миску с запечёнными оленьими языками, Лётчик снял с головы фуражку и Маленький Вылка восхищённо уставился на его блестящую голову. Старик Назар, с годами изрядно облысевший, тщательно лелеял сохранившиеся волосы. Смазывал на ночь нутряным жиром, а снимая капюшон малицы, доставал из кармана гребень, распределяя уцелевшие пряди так, что бы скрыть проплешины. Лётчика же, казалось, наоборот, совершенно не тяготила отполированная лысина. Во время разговора он изредка проводил ладонью по голове, словно проверяя на гладкость.

- Догадался, кто наш гость? – шепнула Мама.

- Тот, кто привёз Бабушку, – так же шёпотом ответил Маленький Вылка.

Дядя, тем временем, открыл коробку с «чайными гостинцами» полную невиданных богатств.

- Ореховые вафли с шоколадной крошкой, - читал этикетки Отец, бережно рассматривая очередное сокровище. – Цитрусовый мармелад. Пастила.

- Смотрите-ка что тут, - Старик Назар тоже достал из коробки пакет, - сладкая африканская ягода финик. Выращивается неграми в местах, называемых оазисами.

- Угощайтесь, - кивал гость.

Мама раздавала кружки с горячим чаем, а Старик Назар упрашивал Лётчика ещё раз поведать историю чудесного появления Бабушки.

- Для песни надо, - пояснял он. – Тут каждая мелочь важна.

Гость легко согласился и рассказал, как однажды попал над морем в пургу. Дотянув до берега, посадил вертолёт у самой кромки воды, где стоял чум, в котором жила Бабушка.

- Поздоровался с ней. Не отвечает! Интересуюсь, где остальные люди? Молчит. Давно одна пребываете? Опять молчит. Смекаю, видно в одиночестве разучился человек говорить, - развёл руками Лётчик. – Спрашиваю, чаю хочешь? Смотрю, заулыбалась и головой кивает.

- За душу берёт, - застонал Старик Назар. – Сейчас, прямо вживую, вижу.

- Сбегал к вертолёту, - продолжал гость, - принёс банку чая. Так дней пять, пока пурга не унялась, и чаёвничали. А пришло время улетать, решил с собой Бабушку забрать. Не дело, думаю, пожилой женщине в одиночестве жить. Сгрёб в охапку, посадил в машину, и запустил мотор. Летим час, другой, третий. Вижу - стойбище внизу, а между чумами на верёвках пелёнки сушатся.

- Твои пелёнки, - подмигнул Дядя Маленькому Вылке.

- Прикидываю, - сказал Лётчик, - вдруг здесь бабушка нужна? При каждом младенце непременно бабушка должна быть.

- Божий промысел, - назидательно заметил Отец. – Ничто просто так не происходит.

- Приземлился. Передал. Вот и весь рассказ, - закончил гость.

- Так бы и слушал, - всхлипнул Старик Назар, украдкой вытирая глаза.

***

Расставались затемно. Каждый, по очереди, пожал огромную ладонь гостя, а Бабушка подарила ему шапку из собачьей шерсти. Лётчик, сняв фуражку, надел. Завязал тесёмки под подбородком и его суровое лицо внезапно стало таким родным и близким, что у Старика Назара вновь навернулись слёзы.

- А почему Бабушка жила совсем одна? – спросил у Отца Маленький Вылка, когда вертолёт поднялся в небо.

- Никто не знает, - ответил Дядя. – Так получилось.

- Кстати, - обрадованно заговорил Старик Назар, - есть древняя легенда о том, как стая волков похитила на стойбище ребёнка и воспитала. И всё бы хорошо, кабы не старый злобный медведь Ханза, решивший, во что бы то ни стало, съесть мальчика. Отправился ребёнок за советом к мудрому Моржу Каби…

Маленький Вылка не слушал. Он смотрел на удаляющиеся огни вертолёта, в кабине которого сидел Лётчик в вязаной шапке. Человек, подаривший ему Бабушку.

В конце весны Бабушка взялась за выращивание рассады, и стоило сойти снегу, разбила грядки, высадив бруснику и морошку. Теперь каждое утро, ни свет ни заря, Семья просыпалась от грохота, сопровождаемого шёпотом «Чаю хочешь?». Это Бабушка, то налетая в утренних сумерках на печь, то сшибая пустым ведром стоящие вдоль стен хореи, собиралась на озеро за водой для полива,

- Объясните мне, - негодовал за завтраком Отец, - зачем она так рано встаёт? Боится, что взойдёт солнце и иссушит тундру? Выжжет лучами проклятые грядки?

- Не сердись, - вздохнула Мама. – У старых людей сон краток.

- Хотите расскажу притчу о коротком сне? – немедленно встрял Старик Назар и, не дожидаясь согласия, продолжил. – Давным-давно на берегу моря обитали древние люди, звавшиеся тавусами. И жила средь них женщина по имени Ябтане, которая спала так мало, что ей для сна достаточно было одного шага. Подняла ногу, опустила и, глядишь, уже выспалась.

- Знавал я одну такую Ябтане, - ухмыльнулся Дядя. – С этим же умением, только наоборот. Суток трое могла проспать. Родом бабёнка была с Каратайки, что уже само по себе смешно…

Договорить Дядя не успел. Распахнулась входная дверь и в чум ворвалась запыхавшаяся Бабушка.

- Чаю! – закричала она, размахивая руками. – Чаю хочешь!

- Что случилось? – всполошился Старик Назар.

- Чаю хочешь? – приложила та растопыренные веером пальцы к затылку.

- Олени? – догадалась Мама. – Что-то с оленями?

Бабушка обрадовано закивала.

Толкаясь и тесня друг друга, вывалились во двор, бросились к загону, а добежав в растерянности остановились. Ничего с оленями не происходило. Одни лениво ели из кормушек; другие дремали, привалившись к ограде; третьи – удивлённо разглядывали появившихся людей.

- Чаю хочешь! – Бабушка, стоя на пороге, указывала куда-то вдаль.

Дядя, по приставной лестнице, взобрался на крышу чума. Приложив ладонь козырьком, закрутил головой, пытаясь разглядеть, что так взволновало Бабушку.

- Вижу, - наконец сообщил он. – Олени. С десяток будет.

Старик Назар, сбегав к себе, вернулся с театральным биноклем.

- Дикие, - наведя резкость, констатировал Дядя. – А вожак у них, просто загляденье.

Спрыгнул вниз, довольно потёр руки и объявил, - Похоже, намечается охота.

Подобрав из костра уголёк, нарисовал на стене чума несколько маленьких кружков.

- Олени, - пояснил Дядя.

Ниже изобразил треугольник.

- Наше стойбище.

Затем, справа и слева от кружков поместил два квадрата, пометив один буквой «М», а второй «О».

- Мама зайдёт справа, а Отец слева.

- По схеме получается, что внутри Отца олень, - немедленно съехидничал Старик Назар.

- Хорошо, - согласился Дядя, стирая букву «О». - Пусть будет крестик.

- Что за намёки? – обиженно прищурился Отец.

- Так всех устроит? – разозлился Дядя, заштриховывая квадрат.

- А я где? – спросил Назар.

- Вот тут, вместе с Вылкой, - Дядя нарисовал квадрат наверху. – Ваше дело, как охота начнётся, приняться шуметь, что бы зверь в тундру не утёк.

- Выполним, - сурово ответил Старик Назар. – Не впервой.

- Сам же, - Дядя поставил стрелку, - пойду в лоб на стадо.

Он сделал шаг назад, любуясь получившейся схемой сражения.

Бабушка достала из сундука оленью шкуру и оклеенную шерстью строительную каску с привинченными рогами.

- Как живой, - засмеялась Мама, помогая Дяде облачаться.

Бабушка, сходив в загон, принесла ведро с навозом. Помогая друг другу, натёрлись, дабы отбить запах.

Присели «на дорожку».

Маленький Вылка с Назаром, сделав большой крюк, обошли стадо и, таясь, залегли на пригорке.

- Главное, вожака изловить, - объяснил шёпотом Старик Назар. – Схватим, считай остальные у нас в кармане.

- Дядя справится, - уверенно ответил Вылка.

- Надеюсь, - задумчиво пробормотал Назар. – Смотря кто попадётся. Олени, малец, на три типа делятся. Первые - «кормовые», что на шкуры, да мясо идут. Таких пруд пруди и цена им копейка. Вторые – «ездовые», те, что в упряжке готовы ходить. Этих, поди поищи. Дай бог, из десятка голов один найдётся. Но, порой в тундре третьи рождаются – «скорокопыты». Сядешь на него верхом, оглянуться не успеешь, а уже с десяток вёрст отмахал.

- Что такое «вёрстотмахал»?

- Далеко уехал, значит.

Со стороны стойбища заухала сова. Тотчас справа и слева откликнулись две другие.

- Сигнал, - выдохнул Старик Назар. – Началось.

Вылка увидел, как со стороны стойбища, идя на четвереньках, появился Дядя. Рогатая каска время от времени сползала набок, шкура оказалась великоватой и её края волочились по земле. Стадо, заметив приближающегося Дядю, насторожилось.

- Догадаются, - встревожился Маленький Вылка.

- Ни в жизнь, - успокоил Старик Назар. – Запомни, малец, что бы обмануть оленя надо себя поставить на его место. Что тот видит? Рогатого зверя на четырёх ногах. Что унюхивает? Запах навоза. А теперь отгадай загадку – кто рогатый по тундре на четырёх ногах ходит и оленьим дерьмом пахнет?

- Олень.

- Точно, - довольно заключил Назар.

Вожак, тем временем, отделился от стада и, осторожно ступая, двинулся к Дяде. Тот же вёл себя как заправский олень. Почёсывал брюхо задней ногой и беззаботно пощипывал ягель.

Не дойдя десятка шагов до охотника, вожак остановился. Принюхавшись, угрожающе опустил голову. Чуть присел, и внезапно, в один прыжок оказался перед Дядей.

- Скорокопыт! – взвизгнул Назар.

Вожак, взревев, поднялся на дыбы и ударил передними копытами охотника, сбив рогатую каску. Дядя, поняв, что раскрыт, выпрямился и замер, ожидая следующего нападения. Однако стоило оленю во второй раз встать на задние ноги, как охотник, пригнувшись, ринулся вперёд и боднул вожака головой в живот. Тот охнул и завалился на бок. А справа и слева, вопя во всю глотку, уже мчались Мама с Отцом.

- Вяжи его! – тонким голосом закричал Старик Назар, бросаясь на подмогу.

- Вяжи! – подхватил Маленький Вылка.

***

На обед, чтобы отметить удачную охоту, Мама напекла блинов, а Отец открыл банку консервированных абрикосов.

Дядя, поминутно бегающий к загону «глянуть, как там скорокопыт», наконец успокоился и присоединился к пиршеству.

- Обязательно сложу песнь о сегодняшнем дне, - объявил Старик Назар. – Об отважном охотнике и его верных друзьях, вступивших в схватку с диким зверем. О том, как бесстрашие и отвага помогли победить в неравном поединке.

- О Бабушке не забудь, - подсказала Мама. – Она первая оленей заметила.

- Чаю хочешь? – смутилась Бабушка.

- Что ищет? – спросила Мама у стоящего неподалёку Старика Назара.

- Насадку для дрели.

- У него есть дрель? – удивилась Мама.

- У каждого уважающего себя мужчины должна быть дрель, - невозмутимо ответил Старик Назар.

Вконец отчаявшись, Дядя залез по приставной лестнице на чердак чума, где и обнаружил искомую жестянку с насадками.

- Ремонт затеваешь? – поинтересовался Отец.

- Это для рогов, - туманно пояснил Дядя.

Усмехнулся, видя удивлённые лица Семьи.

- Я вот что придумал. Соберу оленьи рога, что с весны за дровником горой свалены, и в основании каждого просверлю большую дырку.

- Отверстие, - поправил Назар. – Правильно говорить «отверстие».

- Возьму сначала несколько ветвистых рогов, потом помельче, потом совсем маленькие и надену на хорей. Сообразили, что получится?

- Сушилка для одежды, – предположила Мама.

- Ёлка! – обиженно воскликнул Дядя. – Новогодняя ёлка.

- Не стойбище будет, а сатанинское капище, - нахмурился Отец. – Но раз уж так хочется, то съездим в Салехард и купим на рынке живую.

- Поздно ехать, Новый Год на носу. Да и самодельная не хуже настоящей получится. А как праздник закончится, разберём ёлочку, и пусть на чердаке лежит. Опять же, не надо будет каждый год на новую тратиться.

– Лишние траты нам ни к чему, - тотчас согласилась Мама. – Покрасим рога, повесим игрушки, вот и весь сказ.

Дядя, подмигнув Маленькому Вылке, запустил генератор и взялся за дрель…

К вечеру чудо-дерево было готово. Старик Назар, перепачканный зелёным акрилом, несколько раз обошёл ёлку, подкрашивая кистью одному ему видимые изъяны, и остался доволен. Мама сварила брусничный морс и разлила по принесённым Дядей формочкам из холодильника. Тот сунул их в морозилку, предварительно опустив в каждую ячейку по верёвочной петельке.

- Замёрзнут, - объяснил Дядя Маленькому Вылке, - повесим на ёлку вместо шариков.

Бабушка украсила рога разноцветными лентами, а Отец вырезал из консервной банки Вифлеемскую звезду.

За трудами не заметили, как стемнело. Сели ужинать, и Старик Назар взялся рассказывать историю об Охотнике, которому шаман предсказал смерть от любимого оленя. Поразмыслив и погоревав, мужчина отдал верного скакуна в стадо, попросив не пускать того на мясо. Однако пастухи не послушались и съели оленя. Охотник, узнав о приключившемся горе, пришёл на стойбище и отыскал череп друга. Рыдая, пал на землю, где и был укушен энцефалитным клещом. Так сбылось мрачное предсказание шамана.

- Умеешь ты создать праздничное настроение, - саркастически заметил Отец.

- Ёлкой из оленьих рогов навеяло, - взялся оправдываться Старик Назар. – Сам посуди…

- Время! – оборвал Дядя, показывая на висящие на стене часы с кукушкой. Стрелки приближались к полуночи.

Он скоро сбегал в свой чум и вернулся с упаковкой пива. Роздал каждому по банке. А как только кукушка высунулась из домика, сообщая о наступлении Нового Года, все открыли пиво и принялись поздравлять друг друга.

Маленькому Вылке пиво показалось горьким, и он отдал банку Маме.

- Ты заглядывал под ёлку? – спросила Мама. – Говорят, что под неё колдун Мороз кладёт подарки послушным мальчикам.

- И под нашу может положить?

- Сходи, посмотри, - подмигнул Дядя.

Маленький Вылка, набросив на плечи малицу, вышел за дверь и не поверил глазам. Под ёлкой стоял деревянный ящик обклеенный звёздами из фольги. Он опасливо приоткрыл крышку и обомлел. Внутри лежали подарки для «послушного мальчика»! Тёплые носки из собачьей шерсти, коробка цветного пластилина, плетёная удавка для песцов и настоящий охотничий нож с костяной рукояткой.

- С Новым Годом, малыш! - на пороге чума стояла улыбающаяся Семья с банками пива в руках.

Мерцала, озарённая светом луны, жестяная Вифлеемская звезда на ёлке. Покачивались на ветру розовые ледяные кубики. Шуршали ленты в зелёных рогах.

- С Новым Годом, - прошептал Маленький Вылка.

К празднованию Рождества в Ясной Поляне начинали готовиться уже в конце ноября. Софья Андреевна покупала в Туле полную корзину деревянных куколок-скелетцев, которых, затем вместе с детьми раскрашивала и наряжала в самые невероятные платья. Золотили грецкие орехи для ёлки, складывали из цветной бумаги цветы, вырезали флажки для гирлянд. Портниха шила костюмы для рождественского маскарада, в которые наряжалась вся семья, включая дворовых. Вместе придумывали сценарий предстоящего праздника, и на Рождество дом превращался то во дворец турецкого султана, то в подводное королевство, а однажды, даже, в скотный двор с козами, свиньями и коровами.

Лев Николаевич в приготовлениях участия не принимал, но и не осуждал, лишь изредка замечая, что «сей день правильнее отметить рассказами о добрых поступках, совершённых за год, а не безудержным разгулом». Впрочем, вскоре вихрь приготовлений увлекал его и граф брался за сочинение меню для угощения многочисленных гостей из окрестных деревень, которые валом валили в усадьбу на рождественскую ёлку.

Особая роль в хлопотах отводилась Мартынову, старому солдату, воевавшего под командованием графа ещё в Крымскую кампанию, а сейчас состоящего в должности ключника. Отставной воин, с присущим ему усердием, занимался покупкой к празднику свечей, бенгальских огней, шутих и хлопушек. Нанимал в Туле музыкантов с бубнами, тарелками, дудками, сопелками. Привозил из леса ели, устанавливая ту, что повыше, во дворе «для гуляний», а вторую, «семейную», в доме. Следил, что бы мужики расчистили лёд на замёрзшем пруду для столь любимого в семье Толстых катания на коньках. Помогал плотнику в создании декораций к домашнему спектаклю. Украшал крыльцо гирляндами из сосновых веток, готовя усадьбу к встрече Рождества.

- Notre ange de Noël (наш рождественский ангел), - называла Мартынова в эти дни Софья Андреевна.

Всё это так, если бы не отвратительная привычка старого солдата мгновенно и безбожно напиваться в разгар веселья. Залив же за воротник, Мартынов становился неукротим. Неуклюже плясал, расталкивая окружающих и налетая на стулья. Громовым голосом требовал уважения к себе. Выкрикивал частушки. Пытался ходить колесом. Куражился, как умел, пугая безудержным буйством гостей.

- Не так должно справлять, - выговаривал ему на следующий день Лев Николаевич. - Именинник Христос, а ты празднуешь дьявола. Не пьянства и распущенности господь ждал, а смиренья и чистоты.

- Бес попутал, ваше сиятельство, - глотая слёзы, бил себя кулаком в грудь Мартынов. – Поверь в последний раз, отныне капли в рот не возьму.

И, ведь, не врал! Весь год не притрагивался к спиртному. До самого Рождества…

***

В этот год случилась такая тёплая и снежная зима, что решено было справлять праздник на дворе. Софья Андреевна с детьми налепили снеговиков, выстроив их вдоль дороги, ведущей от ворот усадьбы к дому. Лев Николаевич, велел плотнику сколотить стол для угощений такой длины, что за ним могло без стеснения уместиться до сотни гостей. Для крестьянской детворы поставили в саду качели, снежные горки и pas de geant (гигантские шаги). Однако и в этот раз Мартынов всех потряс, построив из снега крепость с воротами, фортами и бастионами. С зубчатых стен свешивались разноцветные флаги. Из бойниц выглядывали пушки со стволами из берёзовых колод.

- Такую твердыню приступом враз не возьмёшь, - уважительно цокал языком Лев Николаевич.

- Пушечки почитай взаправдашние, - гоголем расхаживал Мартынов. – Подсыпь пороха, заряди мочёным яблоком и пали в своё удовольствие.

Рождество удалось, как никогда. При свете горящих факелов водили хороводы; прыгали гурьбой со стен крепости в сугробы; лакомились варёной в меду репой; хохоча, скатывались с горок; играли в снежки; хором пели «Ночь тиха, ночь свята».

- Можно на праздник и выпить в меру. Плохого тут нет. Веселье любезное богу дело, - приговаривал граф, угощая знаменитым яснополянским сидром.

- Благодарствуйте, барин, - степенно кивали мужики.

Расходились гости уже за полночь.

- Посмотри на Мартынова, - шепнула Софья Андреевна супругу.

Лев Николаевич, заранее предчувствуя неладное, отыскал того глазами и, о, диво! Старый солдат, трезвее трезвого, помогал горничной убирать со столов.

- Рождественское чудо, - обнял Софью Андреевну граф. – Вот уж подарок, так подарок.

***

На следующий день двумя тройками с бубенцами покатили в Тулу. Затем принимали гостей, сами ездили с визитами, веселились до упаду на домашнем маскараде. Новый год же решили встретить в семейном кругу, пригласив лишь самых близких из друзей. Приехали Оболенские, князь Урусов, Николай Страхов. Смотрели кукольный спектакль, устроенный детьми. Играли в лото, музицировали, танцевали, а ближе к полночи сели за стол. Высокие старинные часы, стоящие на втором этаже пробили двенадцать раз и все принялись поздравлять друг друга, чокаться бокалами с шампанским.

Лев Николаевич, со стаканом морса в руке, поднялся с места.

- Хочу сказать несколько слов об искре божьей, - начал он. – Той самой, что зажжена господом в каждом из живущих ныне людей. У многих она еле тлеет, у других же разгорается ослепительным…

В этот миг во дворе полыхнуло, взметнув к ночному небу столп оранжевых искр. На окнах гостиной, отражаясь и множась, заплясали огненные сполохи.

- Браво, Leo, – зааплодировал князь Урусов, но взглянув на изменившееся лицо Льва Николаевича, сконфуженно смолк.

Граф, не одеваясь, выбежал на крыльцо. Перед домом, у гигантского костра, подбоченясь, отплясывал пьяный Мартынов.

- С новым Годом, господа! - завопил он, заметив высыпавших вслед за Львом Николаевичем гостей.

Скрестил руки на груди и пошёл по кругу вприсядку.

- Не велите казнить, - выбрасывая вперёд то правую, то левую ногу, хохотал Мартынов. – Душа радости требует.

- Подлец, - простонал Толстой и скрылся в доме.

- Невозможно человеку без праздника! - донеслось до него со двора.

Старик Назар, решивший с утра пораньше убраться в чуме, чистил половики из медвежьих шкур. Разложил на снегу мехом вниз, лёг сверху и несколько раз перекатился по ним из стороны в сторону. Перевернул и сейчас отряхивал веником из багульника. Он-то первым и заметил приближающийся вездеход Доктора.

- Беда, - заволновался Назар. – Сердцем чую, беда идёт.

Действительно, оранжевый вездеход не мчался, как обычно, подлетая на кочках и зарываясь в сугробах, а осторожно направлялся к стойбищу. Молчала сирена, не крутилась мигалка, не гремел мегафон, возвещая о приближении оленьего или песцового гриппа.

- Эй! – засуетился Назар, подбирая половики. – Просыпайтесь, неладное стряслось!

Пока семья, позёвывая и почёсываясь со сна, выбиралась из чумов, машина въехала в стойбище. Лязгнул люк и показался ухмыляющийся Доктор. Подмигнув собравшимся, спрыгнул вниз.

- Встречайте дорогую гостью, - возвестил он.

Следом из вездехода выбралась дородная женщина в расшитой узорами кухлянке. Откинула капюшон и приветливо помахала рукой. Дядя, спешивший с традиционным подношением, застыл. Но тотчас, спохватившись, юркнул в чум и появился уже с двумя кружками и парой бутербродов с салом.

- Знакомьтесь, - продолжал Доктор, - очаровательная ветеринар Марина Владимировна. Моя коллега.

- Какая же коллега? – нахмурился Назар. – Ветеринар животных лечит.

- Ключевое слово здесь «лечит», - откликнулся Доктор, принимая от Дяди кружку и с удовольствием нюхая содержимое.

- Не откажите и вы, - с нескрываемым восторгом рассматривая Марину Владимировну, с придыханием прошептал Дядя. – Положено так. Закон тундры.

- Дама подобное не пьёт, - отобрал у него кружку Доктор.

Покрутив головой, выпил вторую и принялся за бутерброды.

- Погостите у нас? – радушно улыбнулась Мама. – Мальчики гостевой чум протопят.

- Марина Владимировна до вечера пробудет, - сказал Доктор. – Олешек осмотрит. Я, тем временем, на Центральное Стойбище съезжу. Похоже, вождь у них захворал.

- Старейшина, - негодующе поправил Старик Назар. – Старейшина, а не вождь.

- Ключевое слово здесь «захворал», - отмахнулся Доктор.

Стуча армейскими унтами по обшивке, забрался в вездеход. Машина зарычала, разбрасывая ледяное крошево, закрутилась на месте и рванула прочь. Включилась мигалка, а динамики грянули боевую песню северных подводников «Уходит лодка снова в океан».

- Неукротимый человек наш Доктор, - непонятно, одобряя или осуждая, заключил Старик Назар.

Из-за дровяного чума вышла лайка. Недоверчиво обнюхала пимы Марины Владимировны. Та, присев, почесала псину за ухом.

- Обожаю лаек. Как её зовут? – спросила ветеринар у Вылки.

- Собака, - удивлённо ответил Вылка. – Так у нас заведено. Собак зовём собаками, песцов – песцами, а рыб – рыбами.

- Позвольте, объясню, - обрадовался Дядя. – Тундра, как известно, место колдовское. Призраки, тени предков, чёрные шаманы – всего вдоволь. Но, самые опасные среди прочих - духи! Эта нечисть мигом погубит вас, или, в лучшем случае, напакостит. Но и у них имеется слабое место. Не зная имени человека, дух не в силах причинить зла. То же касается и домашних животных.

- Что за бред! Не слушайте, уважаемая, – рассердился Отец. – Подумаете ещё, что к язычникам попали.

- Ах, так, - усмехнулся Дядя, - скажи в таком случае, какое у тебя имя?

- Какое надо, - буркнул Отец и ушёл в чум, нарочно громко хлопнув дверью.

Дядя развёл руками, словно говоря, - Вот вам и доказательство.

Повисло неловкое молчание.

- Марина Владимировна собиралась олешек посмотреть, - вспомнила Мама.

- Провожу, - взял под локоток ветеринара Дядя. – Сами увидите, стадо образцовое. Сытые, здоровые, ухоженные. Хочешь в кино снимай, хочешь на выставку в Москву вези.

- Витамины в корм добавляете?

- Обязательно! Раз в неделю ганасупервит в ягель сыплем. Как издавна предками завещано.

Дядя с Мариной Владимировной ушли к загону, а Мама с Бабушкой принялись готовить обед.

- Почему только у нас двоих есть имена? – спросил Вылка у Старика Назара.

- Чего ж проще? Ты, по малолетству, духам тундры пока не интересен. Я же, по старости, уже не гожусь.

- А когда вырасту?

- Выберешь имя сам. Можно, - Старик Назар задумчиво разгладил бороду, - Младший. Или Сын. Или, вообще, Иннокентий. Главное, что бы не Вылка.

***

Обед начался весело. После грибного супа, Мама выставила стопку блинов из тёртого оленьего рога, мочёный дикий горох и плошку с бобровой подливой. Бабушка разложила на обеденной доске, истекающие янтарными каплями, тушки муксуна.

- Смотрите, Мариночка, как это едят, - придвигаясь и приобнимая ветеринара за талию, учил Дядя. - Ножом срезаешь ломтик со спинки муксуна. Кладёшь на блин, посыпаешь горошком. Заворачиваешь и макаешь в бобрятину. Затем делаешь так…

И он, запрокинув голову, опускал свёрнутый блин в распахнутый рот.

- Обожаю рыбку, - облизывая блестящие от жира пальцы, благодарно кивала Марина Владимировна.

- Расскажу вам притчу о Белой Девице, - заговорил Старик Назар, до сих пор ревниво наблюдавший за дядиными ухаживаниями. – Случилось это в стародавние времена. Жила на берегу океана Девица. Ловила рыбу, плела сети, разводила куропаток. Но больше всего любила купаться. Часами могла нырять и плескаться в волнах. Потом выйдет на берег, упадёт без сил на камни и спит. Сама гладкая, пышная. С широкими бёдрами, с круглыми плечами. Ну, просто вылитая Марина Владимировна.

Старик Назар засопел и так посмотрел на ветеринара, что та покраснела.

- Что-то притчу не туда повело, - пихнула его в бок Мама.

- Не мешай, - рассердился тот. – Так вот. Плыл как-то раз на своей колданке Рыбак. Глядит, разлеглась на берегу белая тюлениха. Что за невидаль? Подгрёб ближе и видит, то не морской зверь, а голая девка. Скинул тогда Рыбак малицу и пополз нагишом…

- Здесь ребёнок, - сурово оборвала Мама.

- Из песни слова не выкинешь, - возмутился Старик Назар.

- Ещё как выкинешь. Прямо сейчас, - вспыхнула Мама, начиная привставать.

- Не заставишь!

И быть бы Назару битому, не вмешайся Марина Владимировна.

- Как же я забыла?! - воскликнула ветеринар. – Собиралась же поговорить о воспалении сычуга у оленей. Поверьте, крайне опасное заболевание.

- С удовольствием послушаем, - обрадовался Отец, с усилием усаживая на место кипящую от гнева Маму.

***

Провожали гостью всем стойбищем. Долго махали вслед оранжевому вездеходу.

- Познакомились с Семьёй? – спросил у Марины Владимировны Доктор, беря курс на Салехард. – Понравились?

- Они, - осторожно ответила та, - самобытные.

- Что ж, - усмехнулся Доктор, закуривая, - пока едем домой, расскажу немного о каждом.

И поведал:

- о Маме, исцелённой от немоты шаманом;

- о «много повидавшем на своём веку» Старике Назаре;

- о принявшем христианство Отце;

- о доброй Бабушке, умеющей говорить только «Чаю хочешь?»;

- о неунывающем весельчаке Дяде;

- и, конечно же, о замечательном мальчике по имени Маленький Вылка.

Саша вот уже год, как служил художником в губернском театре. Трудился на совесть, надеясь однажды быть замеченным и покинуть провинцию. Мечтал получить приглашение в Москву, а если очень повезёт, то и в столицу. В оазисы искусства, где не боялись дерзких экспериментов с декорациями и эпатажа публики эксцентричными костюмами.

- Наша публика консервативна, - вспоминал он первый разговор с директором театра, - оттого футуризма не потерпит. Сами знаете, как ныне модно стало. То художник солнце треугольное на небе изобразит, то хлебопашцев в рыцарские доспехи закуёт или, не приведи господь, так дам оголит, что хоть святых выноси.

Саша согласно кивал, стараясь никак не проявить некоторого разочарования.

- Обещаю, скучно не будет, - напоследок похлопал его по плечу директор.

И действительно! Сашин предшественник, пристрастившийся к горячительным напиткам, мало уделял времени работе, чем привёл реквизит в плачевное состояние. Пришлось, засучив рукава, браться за дело, восстанавливая, а то и полностью переделывая декорации.

- Тружусь маляром и плотником, - сетовал Саша вечерами матушке, - точно государь Пётр. Вычищаю владения от праха и гнили, укрепляю пошатнувшийся фундамент…

Какова же была его радость, когда директор, собрав труппу, объявил о постановке нового спектакля. Выслушав восторженную и несколько сбивчивую речь, Саша понял, что пьеса написана современным популярным автором, что театр удостоился великой чести и что «ударить в грязь лицом никак невозможно».

- За дело, други мои, - потирал руки директор. – Час славы близок.

- Знаем этого уездного Некрасова, - помрачнел трагик. – Хитрован, каких поискать. Почуял, что деревня сейчас в моде, ухватился двумя руками и доит, как хочет. Прежде пьески самого низкого пошиба за копейки кропал, а ныне его столице ставят. Отчего ж нет? Господа либералы все уши прожужжали «мужицкими натруженными руками» и «бесхитростными глазами простого народа». Мол, примите истину из мозолистых ладоней пахаря. Вот увидите, в тексте сплошь «чаво» да «кубыть» будут. Докатились!

Саше вручили экземпляр пьесы и он, обложившись альбомами, ушёл в работу.

Через неделю эскизы были готовы.

- Чудесно-чудесно, - радовался антрепренёр, рассматривая разложенные листы с набросками. – Деревенская изба из папье-маше ещё от «Ивана Сусанина» осталась. Подкрасить кое-где, как новая будет. Армяков-сарафанов с лаптями пруд пруди. Лес же с деревьями за вами будет. Уж, будьте любезны, сами сочините из чего да как, но помните, рубля лишнего потратить не позволю.

- Мне видится, - говорил Саша, - что цвет платков крестьянок должен меняться по мере приближения к финалу. Понимаете? От беспечно-розового к тревожному-багровому.

- Вот с автором и обсудите.

- С удовольствием. Когда его ждать?

- Ждать? – рассмеялся антрепренёр. – Нет, невинная душа, самим придётся с визитом отправиться. Он, на манер графа Толстого, на природе поселился. Творит среди нив и полей. Питается, чёрт бы его драл, соками земли российской. Так что перерисовывайте набело и на днях будьте готовы в путь.

***

Стоило выйти из вагона на платформу, как налетели оводы со слепнями. Одни, угрожающе гудя, взялись водить над головами путников зловещий хоровод, другие же, бесшумно подлетая, безжалостно жалили.

- Сейчас наймём коляску, помчим с ветерком, глядишь, и отстанут, - отмахиваясь носовым платком, обнадёжил антрепренёр.

Экипажей в этой глуши не оказалось, так что пришлось удовлетвориться мужицкой телегой. Возница, заросший до самых глаз чёрной смоляной бородой, не торгуясь, согласился довезти за гривенник.

Въехав в берёзовую рощицу, наломали веток, коими и принялись отбиваться от мух.

- Вот, - ободряюще подмигнул антрепренёр, - прелести деревенской жизни.

Словно в ответ мужик вполголоса затянул бесконечную песню. Слов было не разобрать, за исключением часто упоминавшихся «кандалов», «посеченной спинушке» и «волюшке». Допев до конца, тяжело вздохнул и дальше ехал молча.

- Кстати, - спохватился антрепренёр, когда впереди показались первые избы, - как вас величать по батюшке?

- Васильевич.

- Так вот, не забудьте представиться не Сашей, а Александром Васильевичем.

Въехали в деревню.

- Тута, - мужик остановил лошадь у высокого, в человеческий рост забора.

На стук долго не открывали.

- Чего надо? – наконец спросил сердитый женский голос.

- Мы, любезная, - пропел антрепренёр, - из города. Прибыли засвидетельствовать почтение.

Громыхнул тяжёлый засов и в приоткрывшемся створе ворот появилась дородная баба с изрытым оспой лицом. Недовольно осмотрев гостей, впустила внутрь.

- Обувку скидайте, - возясь с запором, буркнула она. – Нанесёте грязи-то.

Двор был чисто выметен и пуст. По левую и правую руку – поленницы, доверху заполненные берёзовыми дровами. В тени, осторожно переступая, вышагивал петух. Лохматая собака спала у миски с водой.

Гости поднялись на крыльцо. Послушно разулись в тёмных сенях.

- Делайте как я, - шепнул антрепренёр и, прежде чем ступить в горницу громко произнёс, - Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.

Затем, отворив дверь, вошёл в комнату.

Чистая половина оказалась точно такой же, как Саша себе и представлял. Белёная русская печь, лавки вдоль стен, окованные медью сундуки. В красном углу - иконы в окладах. Непривычным казался только новенький «Underwood», стоявший на заваленном бумагами столе, да обилие керосиновых ламп, расставленных тут и там.

Хозяин, тучный мужчина с багровым носом, сидел на полу с иллюстрированным журналом. Взглянув на гостей, даже не предпринял попытки встать, а коротко кивнув, вернулся к чтению.

- Дорогой вы наш, - ничуть не смутившись холодным приёмом, принялся выпевать антрепренёр, - слов не найдётся, выразить восторг от встречи с величайшим драматургом эпохи. Шекспиром и Мольером земли российской. Простите великодушно, что отрываем, да уж больно дело неотложное.

Автор нехотя, с кряхтением встал. Прошлёпав босыми ногами к столу, сел и жестом указал на лавку напротив.

- Извольте, - антрепренёр достал из портфеля с десяток листов. – Вот контракт со всеми вашими пожеланиями. Вот список актёров-актрис для утверждения. А начать вернее будет с декораций и костюмов. Александр Васильевич, прошу.

Саша, стараясь выглядеть уверенным, разложил перед классиком листы.

- Задник для первого акта, - пояснил он, указывая на первый рисунок.

Хозяин, насупившись, мельком глянул и тотчас застонал, как от зубной боли.

- Ты, милостивый государь, прежде чем рисовать, пьесу прочёл?

- Разумеется, - заволновался Саша. – И не раз.

- Тогда должен был уразуметь, что действие происходит в Ушатовке. А где Ушатовка, знаешь? Здесь она, - и драматург указал пальцем в пол.

Сердито посмотрел сначала на антрепренёра, потом на Сашу.

- А теперь скажи, видел здесь хоть одну избу у которой наличники с петухами? Нет? Потому как в Ушатовке наличники с плодами-ягодами. На том она стояла и далее стоять будет.

- Всенепременно исправим, - спохватился антрепренёр. – Замечательно, что заметили, иначе оконфузились бы перед публикой.

- Я же, - возвысил голос хозяин, - в том не огрех, а пренебрежение вижу. Презрение к деревне. Ты, сударь, случаем не социал-демократ?

- Помилосердствуйте! – вскричал антрепренёр. – Какой же Александр Васильевич социалист? Прекрасный, талантливый художник и только.

- Скучились в городах, - не слушая, продолжал драматург, - и плюёте на крестьян, а в них вся правда-то. На мужиках Русь стоит, а не на пьяных рабочих. Фабричные что ли государство кормят? Хрен вам!

И драматург сложил пальцы в кукиш.

- Сейчас Александр Васильевич, - подталкивая Сашу к сеням, успокаивающе зачастил антрепренёр, - пройдётся по деревне. Срисует, что надо в блокнотик. Как раз, по приезду так и собирались поступить.

- Вреда в том для господина социалиста не вижу. Пусть на народ, что его кормит-поит поглядит.

Саша, огорошенный словами писателя, поспешил выйти.

Обувшись, спустился с крыльца во двор. С трудом отомкнул тяжёлый засов и вышел на улицу ровно тот момент, когда мимо проходили два мужика, волоча под руки пьяного третьего. Заметив Сашу, остановились, отпустив товарища и тот, словно тряпичная кукла, мягко повалился в дорожную пыль.

- Добрый день, - поздоровался Саша, на всякий случай, добавив, - Бог в помощь.

Мужики, ни слова не говоря и пошатываясь, смотрели на него. Затем подхватили приятеля и двинулись дальше.

- Чаво он хотел? – громко спросил первый.

- Да разве их, захребетников, поймешь?

Саша, решив отказаться от прогулки, вернулся во двор. Прошёлся вдоль поленницы, трогая сохнущие дрова. Достал из кармана карандаш и, оторвав от полена кусок бересты, попробовал рисовать. Бросил. Присел на корточки, наблюдая за петухом. Из-за дома, держа корзину с бельём, появилась баба, что встречала по приезду. Села на крыльцо и подтянув собачью миску с водой, вымыла в ней ноги. Охая встала и скрылась в дверях.

Саша, окончательно заскучав, прокрался к окну, в надежде подслушать, что же происходит внутри.

- Повторяю, рожа у него, социал-демократическая, - гремел голос хозяина. – Так бы и двинул кулаком!

Саша, вздрогнув, скоро отошёл подальше. Устроился в тени, прикрыл глаза и незаметно для себя задремал.

Разбудил его антрепренёр. Молча протянул папку с эскизами, отпер ворота и зашагал в сторону станции.

- Надо бы мужика с телегой поискать, - робко предложил Саша.

Но тот, продолжая идти, лишь отмахнулся.

Миновав поле, вошли в рощу. Антрепренёр остановился, широко расставил ноги, снял шляпу и внезапно испустил такой вопль, что зазвенело в ушах. Затем ещё и ещё раз. Откричавшись, сел в траву на обочине и вытер покрасневшее лицо платком.

- Всё утвердил. И актёрский состав, и декорации, и костюмы, - устало сказал он. – Напился, упырь, моей кровушки и подписал контракт.

- Слава богу!

- Саша, признайтесь как на духу, вы точно не социал-демократ?

- До сегодняшнего дня о них не слышал, но, клянусь, уже испытываю симпатию.