Поначалу в «Одноклассниках» у меня все шло хорошо. Это было давно, и тогда я еще не знал, что «Одноклассники» — это фейсбук, украденный у Цукерберга нашими пенсионерами.

Звоночек прозвенел, когда в «Одноклассниках» меня нашла моя первая любовь, мы с ней выяснили в переписке отношения и страшно разругались. И хотя довольно быстро выяснилось, что мы просто обознались, осадочек остался.

Потом мне стали присылать подарочки. Это такие цифровые значки, которые в «Одноклассниках» автоматически вешаются на твою аватарку, так что скоро я стал похож на рэпера. Меня украшала «Лада-Калина», банка с долларами и пятнадцать котиков. Любой нормальный работодатель при мониторинге соцсетей перекрестился бы и поспешил прочь с такой страницы. Хорошо, что на тот момент я был трудоустроен.

А потом, после всех звоночков, прозвенел колокол. Колокол звали Леша Коммандо. Этот Леша Коммандо, попросившийся в «Одноклассниках» ко мне в друзья именно под таким именем, утверждал, что мы с ним вместе учились в седьмом классе. Не весь седьмой класс, а только полгода, а потом его перевели. Такое в нашей школе случалось: она, и правда, служила для некоторых перевалочным пунктом на пути в колонию. С аватарки Леши Коммандо на меня смотрел повсюду квадратный человек с лицом, об которое взгляды разбиваются всмятку. Я его не узнал. Может, потому что на его аватарке было пятнадцать банок с долларами и ни одного котика.

Мы обменялись несколькими дежурными сообщениями, вспомнили пару сомнительных личностей из нашего класса и разошлись, даже не всхлипнув. Вообще «Одноклассники» — это такой ад для отличников и рай для троечников. Наши хорошие оценки будут преследовать нас и после экзаменов. Запомните это, когда соберетесь отдать своих детей в гении. Одним словом, Леша Коммандо назначил меня океаном своей ностальгии и решил искупаться во мне вдосталь.

Он писал мне каждый день. Часто несколько раз в день, иногда ночью. Та маниакальная продуктивность, с которой он вспоминал все больше погребенных в жировых закладках времени подробностей, наводила на мысль, что, за исключением этого полугодия в нашем седьмом классе, Леша Коммандо больше нигде не учился.

Даже самый вежливый кролик может себе позволить пропустить одно-два сообщения. Ну, или десять-двадцать. На фоне общей сотни это, право слово, не грех. Но Леша Коммандо обиделся. Я понял это, когда хмурой безлюдной ночью с порывами ветра до двадцати метров в секунду он упрекнул меня в том, что я забываю старых друзей. Прочитать такое от человека, который на всех фотографиях (даже пляжных) в камуфляже, скажем так, плохая примета. Я метался в беспамятстве до рассвета. На рассвете Леша Коммандо прислал мне еще одно сообщение. Он написал, что не сердится. В сообщении были смайлики. End of story, viva «Одноклассники», но нет. Потому что в сообщении от Леши Коммандо была еще одна фраза, последняя: Я ПОЗВОНЮ. И тут же смайлики стали похожи на улыбающиеся отрезанные головы.

Дело в том, что своего телефона я Леше Комманло не давал (с таким же успехом можно было добровольно сдаться коллекторам). Не было моего телефона и на моей странице.

После этого сакраментального Я ПОЗВОНЮ я перебрал в памяти все анекдоты про фсбшников, дозванивающихся на выключенные телефоны, и впервые в жизни не смеялся. Как назло в тот день по радио мне несколько раз попалась песня из кинофильма «Карнавал» «позвони мне, позвони». И, хотя Леша Коммандо не звонил, меня до смерти напугала одна подозрительная деталь: он и писать перестал. То есть, когда он писал, я его мог хотя бы контролировать. А молчащего человека в камуфляже контролировать невозможно.

Прошел где-то месяц. Я почти совсем расслабился и даже начал включать мобильник дольше, чем на пять минут в день. Я больше не вздрагивал от звонков стационарного телефона на своем рабочем столе в офисе. Поэтому я не сразу отреагировал, когда мне позвонили с ресепшен и со смешком спросили, соединять ли меня с Лешей Коммандо. Зато потом мои действия были непогрешимо точны и молниеносны, как у зайца, убегающего от волка: секунда — положить трубку, вторая — удалить аккаунт в «Одноклассниках».

Опубликовать на своей странице реальное место работы было не лучшей идеей. В этом мире на воле бродит еще много диких ровесников.

Социальные сети порой не то, чем кажутся: слишком тонка спасительная грань между «Одноклассниками» и оффлайном.

Автор: Олег Батлук (https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3011234162248131...)

С детских лет меня тянуло к сбитым летчикам. В то время как у остальных ребят в друзьях были яркие харизматики и лидеры мнений, мне вечно доставались какие-то неудачники-инферналы.

Взять, к примеру, легенду моего детства - ребенка по кличке Пончик. Мы с ним якшались, по меткому определению тогдашних взрослых, в детском саду. Свою кличку он получил не из-за полноты - напротив, Пончик был худым, как жердь. Просто однажды эта тростинка тайком сожрала целый поднос пончиков, приготовленных для нашей группы. Вот уж, ни разу не мыслящий тростник, по Паскалю.

Пончик как-то сам приблудился ко мне. И, тем самым, он моментально отогнал от меня остальных потенциальных друзей в детском саду. Правда, сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что в те годы я не был королем танцпола и, скорее всего, никто и так не стал бы дружить с настолько тухлым ребенком. Таким образом, Пончик оказал мне первую бесценную психотерапевтическую услугу, распугав других детей, которые и не собирались со мной знакомиться, чем сэкономил мне ручьи слез по поводу неразделенной взаимности.

Впоследствии Пончик оказал мне множество подобных, по сути, чисто психотерапевтических услуг. На длинной дистанции наша с ним дружба оказалась для меня психоаналитическим Клондайком. И хотя Пончик все делал не нарочно, каждый раз он ненароком приносил мне врачебную пользу. Такой вот неуклюжий ангел-хранитель. Я до сих пор не понимаю, чем приглянулся тогда этому странному грустному терминатору. Возможно, он встретил во мне родственную душу: я тоже мечтал сожрать целый поднос пончиков, но так и не решился.

Во-первых, Пончик научил меня главному в жизни - есть зубную пасту. В нашем советском детстве была такая детская зубная паста с вишневым, кажется, запахом. Каждый раз во время читки зубов мне казалось, что я выплываю в раковину целую горсть сладких спелых вишен. Мне очень хотелось попробовать содержимое тюбика, но однажды родители мне это запретили, когда я, наивный чистый ребенок, спросил у них про это напрямую. Я так бы и заработал на всю жизнь невроз непроглоченного тюбика, если бы не Пончик, который был кем угодно, но только не наивным чистым ребенком. Как-то раз в детском саду он подошел ко мне во время утреннего моциона, взял мою вишневую пасту и начал чистить зубы. Мне так показалось. Только потом я обратил внимание, что щетки-то у него в руках нет. Пончик стоял рядом со мной и за обе щеки уминал вишневую пасту. Позавтракав таким нехитрым образом, он протянул тюбик мне. И тогда я тоже попробовал. Божественная эссенция. По сравнению с ней настоящая вишня - сплошная химия.

Во-вторых, Пончик избавил меня от комплекса неваляшки. Была у нас в том же советском детстве популярная игрушка - пластмассовая девочка с большими печальными глазами, которая не могла лечь спать. Ты ее наклоняешь на бочок - она возвращается в исходное положение. Я страшно переживал за неваляшку из-за ее бессонницы, я пытался помочь малышке, придавливая ее подушкой и садясь сверху. Но девица каждый раз восставала из спящих. И когда у меня уже начал дергаться правый глаз, Пончик подошел ко мне с кирпичом и разбил неваляшку. Неваляшка с гигантской дырой в нижнем шаре очень даже неплохо лежит на боку. Если у вас есть маленькие дети с такой игрушкой, вы можете сами это проверить.

В-третьих, Пончик вылечил меня от котлетного расстройства. Мы с ним на пару терпеть не могли котлеты. Точнее, сначала котлеты не переносил только Пончик. Но после того, как он на ухо сообщил мне новость о том, что котлеты - это дохлые хомячки, я тоже их сразу разлюбил. В те годы в детских садах процветало пищевое насилие. Воспитатели воспитывали под популярным лозунгом кубинской революции «Котлета или смерть!» Но Пончик нашел выход. Элегантный и интеллигентный, как все в его арсенале. Он насаживал котлету на вилку и закидывал ее на шкаф. Скоро Пончик и меня научил этому нехитрому приему. Мы с ним сидели за последним столом, на галерке, как и полагается социально чумным детям. Нас было плохо видно. Да и шкаф стоял почти вплотную - котлетам лететь недалеко. Так что мы практически не промахивались. Через неделю в столовой появился странный запах. Через две он стал невыносимым. Источник смрада обнаружился благодаря местному слесарю, вызванному чинить канализацию. Он слез с того шкафа седым. Видимо, разложившиеся котлеты мутировали в какую-то другую, отвратительную форму жизни, как в фильме ужасов. Иначе чем еще можно объяснить испуг бывалого слесаря, к тому же ни разу не трезвого. Нас с Пончиком разоблачили, усадили за стол в первом ряду и принялись кормить запеканкой со сгущенкой, изверги.

Наконец, с помощью Пончика я преодолел синдром непризнанного гения. С самого детства у меня все валилось из рук. Я родился с коротким тельцем, и руки у меня какое-то время действительно росли оттуда. Снизу. В смысле - не из плеч.

К празднику седьмого ноября в нашем саду запланировали выставку детских поделок из пластилина. Целый месяц детвора лепила. Все, кроме Пончика. Он выступал в индивидуальном зачете - рисовал карандашами в темном углу, за отдельным столом. Я тоже лепил. Насколько это было вообще возможно для ребенка, у которого все валится из рук.

В день выставки все пластилиновые поделки выставили на всеобщее обозрение. Среди узнаваемых кошечек, собачек, птичек, рыбок и даже одного узнаваемого слона выделялось одно пластилиновое нечто. Мое. По замыслу под нечто тоже подразумевалась кошечка. Вот только хвостик у нее рос прямо из лобика, и это было наименьшей из ее проблем. Милые детки, они так радовались моему фиаско. «Это что такое, наверное, батлукоглаз!», «это что такое, наверное, батлукорук!» -неслось со всех сторон. Так виртуозно мою фамилию ни до ни после больше никому не удавалось просклонять. Надо отдать воспитателям должное, они пресекли это словотворчество. Ровно в тот момент, когда креативные малыши, перебирая части тела сверху вниз, подозрительно приблизились к области ниже пояса. Воодушевленные моим позором, дети пошли обедать.

Во время тихого часа Пончик несколько раз вставал и отлучался куда-то. Потом возвращался и хомячил что-то в одиночку под одеялом. Видимо, печенья, разложенные для полдника на столах, таскал, решил я тогда.

После полдника пришли все родители, чтобы посмотреть выставку. Кстати, печенья на полднике оказались на месте, не тронутыми. Родителей вместе с нами, детьми, пригласили в игровую комнату, где были выставлены поделки.

«Вот - результат месяца нашей кропотливой работы», - по-стахановски отрапортовала воспитательница и жестом предложила собравшимся пройти к экспонатам.

Сначала заплакала девочка, сказавшая «батлукоглаз». Потом зарыдал мальчик, крикнувший «батлукорук». А за ними заголосили и остальные дети.

Все поделки были изуродованы. Кошечки без голов, собачки без ног, слоник с головой и ногами, но без туловища, вот незадача.

«Пончик!» - заорала воспитательница.

Все обратили взгляды в его сторону.

Пончик стоял у края стола с выставкой и доедал попку у мышки. Точнее, у того, что до полдника было мышкой.

Ах, да, я, кажется, не упомянул об этом. В пантеоне странностей Пончика была еще одна, довольно милая: он ел пластилин. Видимо, в организме ребенка не хватало каких-то важных микроэлементов, и он их таким образом восполнял. С помощью пластилина. Да, и еще зубной пасты. Но только не котлет, мы помним. Воспитатели знали об этом его баге и не позволяли ему лепить. Именно поэтому во время лепки экспонатов Пончика специально отсадили, снабдив тупыми карандашами, которыми нельзя покалечиться. Но никто из взрослых функционеров детского сада и представить себе не мог, что Пончик покусится на святая святых, детское творчество, и за тихий час сожрет целую пластилиновую выставку.

На столе, среди груды бесформенного неузнаваемого пластилина выделялась одна узнаваемая кошечка. Моя. Пончик не тронул ее. Пощадил, единственную. И даже хвостик, торчащий из головы, теперь мою кошечку не портил.

На фоне уродливых монстров, в которых превратились поделки других детей, она выглядела лапочкой. И даже немножко шедевром.

Впоследствии, во взрослой жизни, я встречал много прекрасных талантливых специалистов.

Но ни один из них и рядом не стоял с малолетним психотерапевтом Пончиком...

(С)Олег Батлук

Я люблю фильмы про супергероев. Они ненадолго уравновешивают мою карму.

Как-то вечером в деревне я устроил себе марафон мужественности – посмотрел подряд целых три нетленки про супергероев: Халка, Человека-паука и Тора.

Под впечатлением от увиденного я вышел на крыльцо отдышаться. Скрипя половицами, я подслеповато вглядывался в свой внутренний мир.

А там как раз развернулась широкая кампания по героизации меня. Через несколько минут я уже чувствовал себя довольно смелым и даже немного отважным: зеленые мышцы под рубашкой бугрятся, паутина в ладонях чешется, и молоток зудит. Правда, на улицу за калитку я всё-таки выйти не рискнул: это было бы форменным безрассудством.

В тот момент мне почему-то вспомнилась военная кафедра в Университете, и подполковник Загорулько, который на полигоне очень переживал, что перед стрельбой из автомата Калашникова я снял очки. Зато он заметно воодушевился, после того как я ни разу не попал в него. Я и по мишеням ни разу не попал, но всё же окрылен подполковник был именно тем, что я не попал в него.

Я стоял на крыльце по колено в сумерках, в которые уже начали подмешивать чернила мрака, и ощущал себя отчасти Чаком и отчасти Норрисом. В пропорции где-то 50 на 50. И вдруг в разгар своего героического стояния я услышал, как тяжелая металлическая калитка с лязгом задрожала. Я мужественно присел – точнее, ножки в коленках самопроизвольно подкосились сзади. Но я не упал, отнюдь! Я же Халк! И даже в чем-то Тор.

Несколько мучительно долгих секунд я ждал, что из темноты на меня набросится нечто чудовищное: беглый каторжник, Годзилла, дикий вепрь, Никита Джигурда. Я снова стал маленьким-маленьким, как в детстве во время прогулки в лесу.

Наконец, прямо перед крыльцом что-то угрожающе зашуршало. Я зажмурился, оставив узкую щелочку-бойницу в правом глазу. Из клокочущего Виями мрака на авансцену вышел довольно упитанный еж.

Еж был размером с маленького поросенка. Такой сильно небритый поросенок-карлик. Очевидно, он пролез к нам во двор под калиткой, зацепив ее своей выдающейся задней частью и произведя тем самым тот громогласный лязгающий звук.

Я не стал больше искушать судьбу и поспешил вернуться в дом.

«Не боятся только дураки», – бурчал я себе под нос.

Я запер дверь изнутри на два оборота: местные поговаривали, что кто-то видел в округе лягушек размером с крокодилов.

А молоток у меня всего один. Да и паутина не казенная.

Когда мне было семь, я мечтал отыскать волшебную телефонную будку времени, снять блестящую коричневую трубку старого дискового телефона, который в то время ещё был новым дисковым телефоном, набрать на нем 2020 и поговорить с собой сорокапятилетним. А что если бы тогда, в 1982-ом, мне это удалось?

— Здравствуйте, это Олег Викторович?

— Ну, ты даёшь, ты бы меня ещё дядей Олегом назвал. Мы же родные люди. Роднее некуда. Привет.

— Ты ещё на Земле или уже на Марсе?

— Я на Земле, дружок. Причём ты будешь смеяться: все там же, в Измайлово.

— А коммунизм наступил?

— Нет, но некоторые по-прежнему ждут.

— Ты, наверное, каждый день ешь мороженое?

— Ммм, не совсем каждый...честно говоря, даже не припомню, когда я последний раз ел мороженое.

— Плохо. Но днём хотя бы уже не спишь?

— Не сплю, но очень хочу.

— Как там у вас погода?

— Как обычно. Зима. Дождливо.

— А сколько у тебя друзей?

— 5 000.

— Ого! А сколько из них пришло на твой день рождения?

— На мой день рождения из них пришёл только кот.

— Ты что, живёшь с котом?

— Да нет, ты понимаешь, только ничего такого не подумай, просто именно в этот день мои...

— Обалденно!

— Да, ты так думаешь?

— А помнишь фильм «Приключения Электроника»? Ты его очень любил. Ну, мы его очень любили. Интересно, что стало с этими актёрами-близнецами? Вот бы взглянуть на них...

— Знаешь, дружок, совершенно искренне и от души — не советую.

— А ты стал водителем комбайна, как я мечтал?

— Если только кухонного...

— Какого?

— Понимаешь, у нас сейчас сельское хозяйство — не самая перспективная отрасль.

— Что такое «отрасль»?

— А, ну да, тебе же всего семь...В общем, я сельское хозяйство последний раз видел в деревне, когда местный тракторист в пруду трактор утопил.

— А ты стал красивым?

— Эээ, пока нет, но все ещё работаю над этим.

— А у тебя есть своя машина?

— Даже две.

— Ого, зыкенски!

— Что-что?

— Ну — зыкенски…

— А. Я бы не сказал, я все равно на них не езжу, пробки.

— Какие пробки? Как в бутылках?

— Хуже, гораздо хуже. В бутылке хоть дно видно, а тут ни конца ни края.

— Я стараюсь хорошо учиться. Какой предмет в школе самый важный?

— Я тебе так скажу, дружок: из школьной программы в жизни больше всего мне помогла физкультура. Умение быстро бегать всегда пригодится.

— А ты женился на Светке из 1-ого «Б»?

— Кто это?

— Ты что, я же ей обещал!

— Прости, дружок. За Светку за эту и...вообще...за все. Не так я себе представлял этот разговор...

— И я, Олег Викторович, и я...

Автор-Олег Батлук

В коммерции есть такое направление — люксовые продажи. Это своего рода приватный театр. Я однажды попал.

Бежал в Лос-Анджелесе по торговому центру и впопыхах заскочил в часовой магазин одной известной марки. Марка очень дорогая. А я в люксовых брендах разбираюсь посредственно — знаю только «Роял Де Люкс» в «Макдоналдс» — поэтому в магазин я забежал с ложным ощущением, что это бренд демократичный, и мне по карману. А на самом деле — нет, столько карманов не найдешь, чтобы мне на такие часы хватило.

На пороге меня встретил человек в ливрее. Он проводил меня в королевскую ложу и усадил напротив себя в высокое викторианское кресло. Мне принесли кофе. Мы с ним поговорили о погоде, о литературе, о живописи. Про часы — ни слова. Увлажнитель воздуха распылял золотую пыль. Мне стало страшно.

Мне стало страшно вдвойне, когда часы мне все-таки принесли. При том, что я не просил. Девушка, которая принесла часы, была похожа на Джулию Робертс. Возможно, не только похожа, говорю же, дорогая марка. Это из нашей последней линейки, сказал человек в ливрее и надел мне часы на руку, которую я не успел отдернуть. У меня заныла почка: сразу поняла, что ей светит, если часы мне вдруг понравятся. А такие часы и «понравиться» — это категории из разного смыслового ряда. Ну, это как если бы мы всерьез обсуждали, кому нравится Алмазный Фонд.

Часы на моей руке гудели, как пчелиный рой. Я судорожно соображал, как же это я ухитрился так вляпаться. В какой-то момент у меня промелькнула паническая мысль отрезать себе руку и убежать.

— Простите, но они слишком тяжелые для меня, — сказал я, слыша себя со стороны.

— Слишком тяжелые для вас? — повторил человек в ливрее металлическим голосом. Мне показалось, что ливрея позади него встала дыбом.

Не говоря больше ни слова, он снял с меня часы. Я почувствовал себе дворовой жучкой, которую впервые в жизни отстегнули от цепи. Я медленно поднялся, все еще не веря в то, что сумел так легко отделаться.

— За кофе я вам что-нибудь должен? — спросил я.

Человек в ливрее сморщился так, что я испугался, а не инфаркт ли у него.

Выскочив из бутика, я пошел прямиком в «Макдоналдс». Я смаковал каждый «макнагетс» из девяти. Мог себе позволить.

(С)Олег Батлук

Легко писать «Историю моих бедствий». Это наш любимый жанр. Вопрос вежливости «как дела» грозит разбудить в нас незваного пациента.

Гораздо труднее выступать в мажорном жанре. Тут порой требуются годы тренировки. Любая бочка мёда тщательно сканируется на предмет содержания ложки дёгтя. Мы одержимы неверием всех сортов, мы сомневаемся профессионально, как следователи и таможенники. Ни одна радость, даже самая мелкая, не проскочит у нас без досмотра.

Поэтому я, например, взял для себя за правило вести т.н. «мажорный дневник». Не всегда на бумаге, чаще просто в голове, умозрительно. Я выписываю в столбик плюсики. Если взяться за дело академически, то минут за десять, а то и раньше можно накидать не слабую такую портянку. Только надо не стесняться и не страдать ложным героизмом «чего это мне, и пению птичек радоваться?». Да, и пению птичек, тем более пение птичек посреди грохочущего мегаполиса само по себе явление экстраординарное.

Помимо пения птичек, в мой список попадают любимые мной люди, которые ещё живы, части моего тела, болевшие раньше и вдруг переставшие болеть, что-то вкусное только что на завтрак, удачный вычитанный у кого-то пассаж, мой собственный удачный пассаж, вид из окна (поделюсь здесь страшной тайной: из каждого окна есть вид), всякие божественные мелочи из поведения моего ребёнка, мечтательный взгляд жены вдаль и возможность полюбоваться ею и т.д и т.п. И если не воротить нос от тихой красоты повседневности и не обвинять себя в мещанском гедонизме, эти самые «и т.д.» вместе с «и т.п.» обязательно воспоследуют.

Важный лайфхак: говорить только о том, что имеем на руках. Ни о каких кредитах, ни о каком будущем. Будущее — это колониальная побрякушка дьявола, на которую он выменивает у нас золото настоящего. То, чего мы ждём, мы у себя отнимаем.

Без «мажорного дневника» никак. Ангелы радости скромны и ждут в коридорчике, пока мы не обратим на них внимания. Им надо помогать. Только всадники апокалипсиса врываются без стука.

Автор-Олег Батлук