Дело было в карауле. Был я разводящим. Мои караульные охраняли два поста №3 и №4. Пост №3 охранял вещевые склады находившиеся в низине. Пост №4 охранял склад боеприпасов стоявший на пригорке. Между ними находился небольшой перелесок. Зима, мороз, ветер дующий с 3-го поста на 4-ый. Караульные - молодые солдаты только начавшие службу. При заступлении в караул, комендант части на инструктаже обратил внимание на случай нападения на пост в соседней части и призвал нести службу бдительно.

Ночь. Сменил я часовых и прибыл в караулку. Минут через двадцать с моих постов доносятся звуки автоматных очередей. Караул в ружьё! Бежим на посты. Пока бежали стрельба затихла. Прибыв на посты нахожу своих часовых на своих постах, в окопах, с пустыми магазинами и глазами полными ужаса, но живыми. Оба докладывают о нападении на пост и успешном отражении атаки.

После разбора выяснилась следующая картина. Часовой 4-го поста услышал скрип снега под ногами часового 3-го поста. Помня о инструктаже и находясь на взводе кричит:"Стой! Кто идёт!" . Часовой 3-го поста из-за ветра не слышит окрик и продолжает обходить свой пост. Часовой 4-го поста :"Стой! Стрелять буду!" Часовой 3-го поста продолжает идти. Тогда часовой 4-го поста производит предупредительный выстрел не совсем в верх. Пуля срезает ветку с сосны которая падает на часового 3-го поста. Тот услышал выстрел, получив веткой по голове, падает на землю и дает с перепугу очередь, случайно в сторону 4-го поста. Часовой 4-го поста услышав свист пуль прыгает в окоп и начинает отражать нападение. Война продолжалась пока не кончились патроны у обоих. Хорошо что не поубивали друг друга. Но сосны были сильно избиты пулями.

Так называемые дома с привидениями - это обычно заброшенные, пустующие постройки, которым не один десяток лет. Редкий город, пусть даже и небольшой, обходится без подобной «достопримечательности», пользующейся в народе дурной славой. Я лично знаю один такой дом, свидетелем «странностей» которого был сам, -и на протяжении не одного дня или ночи, а без малого двух лет.

Центральной, наиболее выдающейся постройкой военного училища, где я учился, была (да и, впрочем, остается) казарма времен Австро-Венгерской империи, построенная еще в прошлом веке. Стены толщиной в полтора метра, монументальная, даже какая-то потусторонняя мрачность. В бытность нашу курсантами в этом здании находился учебный корпус с кафедрами, аудиториями, лабораториями и т. д. А с торца был вход в нашу казарму, размещавшуюся на полу-чердачном третьем этаже. Слово «получердачный» не подразумевает тесноты. В каждой «комнатушке» этажа можно было без труда устроить баскетбольную площадку (в те времена, в отличие от наших, на квадратные метры не особо жались). Во всем здании жила только наша рота, занимая, приблизительно, одну двадцатую его часть.

Когда мы заселялись в казарму на первом курсе, старшекурсники не преминули рассказать нам множество историй, связанных с этим корпусом. Самое безобидное, что здесь происходило - поочередное выключение по ночам дежурного освещения в кубриках взводов, причем в четкой и неизменной последовательности. Но если это можно было объяснить чьими-то глупыми шутками, осуществляемыми с завидным упорством и постоянством, то еженощное срабатывание сигнализации в закрытой и опечатанной комнате для хранения оружия шуткой не объяснишь. Каждую ночь ровно в 1.37 в комнате (с решеткой и сигнализацией на окне и решетчатой дверью с двумя замками) начинал мигать свет. В 1.39 срабатывала сигнализация на пирамиде с оружием № 2, еще через две минуты - на пирамиде № 4, потом на 5-й и 7-й. Через десять минут сигнализация самостоятельно отключалась (что технически невозможно). Интересно, что на пульте дежурного в штабе училища, где фиксировалось любое срабатывание сигнализации в любом уголке нашей alma mater, не было и намека на сигнал тревоги! В том, что это происходит каждую ночь, вскоре убедились и мы.

Еще один момент, связанный с электричеством: в закрытых помещениях среди ночи неожиданно включался свет. Однажды я нес службу с двумя товарищами в наряде по корпусу. Зашел патруль и уведомил нас, что на втором этаже, в лаборатории, горит свет. В этом помещении находились компьютеры, так что присутствие злоумышленников могло быть вполне реальным. Отключив сигнализацию, мы вскрыли опечатанную лабораторию и... ничего не обнаружили. Света тоже не было. Через полчаса опять зашел патруль (вернее, забежал) - в этот раз свет включился только что, у них на глазах. Мы ринулись в лабораторию. Свет действительно горел, Обыскали все, и ничего не нашли (опять-таки, сигнализация на двери и окнах не сработала, дверь была опечатана). Закрыли все и ушли. За последующие полчаса свет включался по всему этажу. Мы сначала по очереди бегали выключать его и искать «виновника», но вскоре махнули на это дело рукой. Патруль тоже. С двух часов ночи начала срабатывать сигнализация - на всех этажах по очереди! Первые раз двадцать мы еще «велись» на нее, но потом просто плюнули и отключили все тумблеры на пульте. Корпус стоял незащищенным, как украинский потребитель на внутреннем рынке. Нас это беспокоило, но носиться как лоси с этажа на этаж ночь напролет мы тоже почему-то не очень хотели.

Наутро старшекурсники просветили нас, что в этом чертовом корпусе старые караульные волки оставляют сигнализацию до десяти вечера - для проверки дежурным по училищу, его-то мистикой не убедишь, а затем все отключают и, закрывшись в «дежурке», мирно ложатся спать. Первый корпус - не то место, где можно верить глазам и ушам своим, а задержание привидений устав караульной службы не предусматривает.

Случались и другие, еще более жуткие истории. Как-то раз, стоя в наряде по корпусу, мы уже по привычке закрыли все входы-выходы и резались в «дежурке» в карты. Наш сержант по прозвищу «Бутеныч» около часу ночи собрался в туалет. Для того чтобы туда попасть, надо было пройти пролет первого этажа.

Не было его полчаса, не меньше. Мы уже начали подшучивать между собой на тему перловки, вызывающей тяжелые запоры, как во входную дверь корпуса раздался громовой стук - били явно ногой. Мы в недоумении вскочили. За дверью стоял Бутеныч... Я в первый раз в жизни увидел, как у человека в прямом смысле слова стоят дыбом волосы.

- Там... Ну его к черту, - пролепетал он, указывая на коридор по направлению к туалету.

Мы врубили на этаже полный свет, но ни в коридоре, ни в самом туалете ничего аномального не обнаружили. Не меньше часа Бутеныч с вытаращенными глазами пил чай в дежурке, пока не пришел в нормальное состояние. Тогда он рассказал следующее.

Пройдя темный коридор, он свернул к туалету, и, уже открывая дверь, боковым зрением обнаружил позади слабое свечение. Бутеныч обернулся. В нише в углу фосфоресцирующим голубым фантомом светилась фигура человека, закутанного во что-то наподобие простыни. Голова его была странной формы. Первым побуждением Бугеныча было кинуться назад, в дежурку. Бутеныч (по натуре далеко не трус и закостенелый материалист) ринулся к коридору. Мгновенно силуэт из ниши передвинулся в проход, преграждая путь. Бутеныч теперь рассмотрел, что это был старик: на голубом лице выделялась большая белая борода, а на голове было нечто вроде чалмы. Старик кивал головой из стороны в сторону. Бутеныч не стал кивать ему в ответ, а, как и любой нормальный человек метнулся в туалет. Включив свет, заглянул за дверь. В коридоре, вдали, угадывалась фигура старика. Сержант не стал шугать призрак командирским голосом или устраивать с ним диспут на тему «Привидения как детище недостатка образования». Он просто открыл окно и выскочил на улицу - благо, что первый этаж.

В следующий раз я нес службу в казарме со штангистом-однокурсником по прозвищу «Маленькая Моль». Два метра ростом и столько же, наверное, в плечах, Маленькая Моль из всей мистики признавал только необъяснимую пропажу из его тумбочки коробки молочной смеси «Малыш», которой он подкармливался вместо протеина. Зная размер его кулаков, я с точки зрения простой человеческой логики объяснить эту пропажу тоже не мог -явных самоубийц в нашем взводе вроде бы не было. Разве что он сам во сне слопал, что весьма реально.

Была глубокая ночь, вся рота мирно дрыхла по своим кубрикам, а мы вдвоем охраняли курсантский сон. Вернее, я возле тумбочки дневального внимательно следил, чтобы никто не спер входную дверь (иных функций я за собой не замечал), а Моль наводил порядок. И понесла его нелегкая в темную каптерку на чердак - за веником. Маленькая Моль всегда славился тяжеловесной неповоротливостью, а туг вылетел из каптерки со скоростью Бена Джонсона на финише стометровки. Не без труда затормозив возле меня, Моль с минуту смотрел тяжелым взглядом в сторону каптерки, затем сказал:

- Знаешь, там, в каптерке, какая-то свинья сидит на корточках. И глаза у нее светятся. Я бы подумал, что это кошка, но тогда эта кошка тоже штангой качается - она ростом с меня. И хохотало у нее не меньше моего. - Тут он погладил себя по щеке. Потом посмотрел мне прямо в глаза: - Я никогда ничего не боялся, а тут...

Маленькая Моль снял с пожарного щита топор и направился опять к каптерке. Мне было очень любопытно, но я воздержался от сопровождения Моли. Как выяснилось, не зря - Моль пробыл в каптерке не более пяти секунд, и его забег, на сей раз с топором, повторился.

- Пошел он к такой-то бабушке! - сказал Маленькая Моль, вешая топор на место. - Я не трус, но если я сейчас испугаюсь, то вся рота будет неделю убирать. Зачем ребят напрягать?

Более подробно о своем инциденте с «кошкой-культуристом» Моль распространяться не стал. Мы не постеснялись разбудить дежурного по роте (правда, по инструкции ему спать не полагалось, но для того инструкции и существуют, чтобы их нарушать), взять у него фонарь и исследовать каптерку. Ничего странного мы не обнаружили, зато Маленькая Моль стал счастливым обладателем вожделенного веника. Но на этом фокусы не закончились. Моль пошел наводить порядок в умывальной, и тотчас оттуда послышался изумленный голос. Он звал меня. В умывальной свет, хоть и тусклый, но был, и я рискнул прийти на зов товарища. Моль с недоумением созерцал лужу под крайней у окна раковиной.

- Слушай, посмотри ты и скажи, что я не сошел с ума, - сдавленным голосом попросил он. Я присмотрелся и обомлел. От лужи в коридор вели следы... большой птицы, сантиметров по десять в длину. «Куриные» следы шли к решетчатой двери оружейной комнаты, и продолжались за ней по полу «оружейки» куда-то за угол, к пирамидам с оружием! Допустить, что по казарме училища, в центре города, на третьем этаже бродит гигантская курица, проникает через опечатанные двери (ячейка решетки - не более семи сантиметров, меньше следа!) может разве что умалишенный. Если этот объект нематериален, то откуда взялись следы? Мы ничего не понимали. Тут в «оружейке» начала срабатывать сигнализация. Так и есть - время «Ч”. Свет в комнате замигал. На этот раз сигнализация сработала не по обычной схеме, а во всех пирамидах сразу. Мы подняли дежурного по роте. Он послушал сигнализацию, посмотрел на мигающий свет, убедился, что «куриные» следы - не плод нашего больного воображения, и стал звонить дежурному по училищу. Нет, на пульте в штабе ничего особого не происходило. Да, по их датчикам сигнализация в нашей казарме работает в дежурном режиме, питание в норме, сигнала «тревога» нет. Наш дежурный попросил разрешения отключить сигнализацию с целью проверки «оружейки» и вскрыть комнату.

Пока мы возились с замками, сигнализация отключилась сама. Следы исчезли. Потом неоднократно ребята после нарядов по роте рассказывали о появляющихся в самых различных местах следах гигантской птицы и еще «детских» - отпечатках маленькой человеческой босой ноги, длиной в пять сантиметров...

Вскоре нашу роту перевели в другое расположение, в новую казарму, а это здание было решено полностью сделать учебным корпусом. Больше я там не бывал.

Источник: Д.Волколак "Интересная газета. Непознанное" №10, (год неизвестен, конец 90-ых).

Армия

Я попал сразу в войска, учесть искать проеб в учебке меня миновала. Добирались до полка мы 5 дней. Потные, грязные вспоминали родной дом ( в котором я на тот момент, уже лет 6 не жил) в общем, в дороге подъев припасы и половину сухпая ( вторую половину продав) принялись хуярить синьку. Добравшись до части нас выгрузили перед КПП и построили в 2 шеренги, растянувшись вдоль всего забора мы стояли и ждали неизвестности. Напротив Части было стрельбище, откуда доносились вопросительные крики "буряты есть?" "Киргизы есть"? И тп, после редких выкриков из строя "есть", со стороны стрельбища стали доноситься советы из ряда "за тряпку не берись", "в ту-то роту иди" "в ту-то не вздумай". Тяжело осознавая происходящее с бодуна, я особо не принял все эти возгласы во внимание и думал только, о том как же быстрее лечь поспать. В общем простояли мы часа 2 потом зашли на территорию части, прошли мед осмотр ещё часа за 3, потом были выстроены перед казармой на личный досмотр, где контрабасами и сержантами были изъяты(как обещали что потом вернут, ну конечно хуеньки) все гражданские вещи: полотенце душистое, мыло, тапочки, спортивные костюмы, и тд и пт, было выдано казенное имущество: банное мыло и вафельные полотешки. Зайдя в казарму перед нами предстал убогий вид, одноэтажное здание с хуевой горой двухъярусных кроватей а-ля ссср и табуретов, заняв шконки мы отправились на первый за этот день приём пищи "ужин" кормили в нашей в/ч довольно таки неплохо для казенной организации. нас миновала участь жрать кашу с червями как это делал призыв до нас. Вернувшись в казарму мытьё, первое подшивание отбой и наконец сон...

Кмб

Месяц мы прожили в казарме и узнали понятия полка в общем это что-то среднее между зоной и армией тряпку в руки взял- низшая каста, в роту попал где командир контуженный дагестанец который пиздит своих подопечных ёршиком тоже 90% станешь низшей кастой, офицеры основная масса молодые, бухают как звери, личный состав их абсолютно не интересует в общем год намечался очень веселый.

Баня

На следующий день прибывания в части мы отправились в баню. Она представляло собой помещение квадратов 80 разделённое на предбанник- раздевалку(20) и само место с душевыми и тазиками(60) разделись оставили часового охранять вещи ( постоянно происходили кражи) скидали нижнее белье в указанную на полу кучу и пошли мыться... наконец то... помывшись вернулись в предбанник где прапор который нас сопровождал сказал "это короче,коптера нет и завтра не будет, Новое белье получить не получиться, придёте в понедельник, а пока разбирайте шмотки и в казарму" 2 огромные вонючие кучи трусов и маек с чужими чиркашами лежали перед нами, сразу отказавшись от идеи одевать чужое нижнее белье я одел китель и штаны на голое тело, Большая часть же призывников разобрали первые попавшиеся труселямбы чтоб в казарме постирать, вернувшись в казарму я нашёл нашего сержанта и остатки своих денег выменял на новый комплект нижнего белья, больше в бане я его никогда не сдавал, а стирал всегда сам.

Почитал в похожих темах реальные ужасы про дедовщину в Советской армии и решил поделиться тем, с чем столкнулся сам. Сразу скажу, то что я рассказывал своим ровесникам, воспринималось ими как что-то малореальное, ибо их опыт был другим. Цифры и некоторые имена преднамеренно изменены или просто не помню.

Мы еще на гражданке были наслышаны про ужасы дедовщины и ненавидели ее сразу. Когда прибыли в часть в час ночи, вокруг нас, алмаатинцев, собрались дембеля с одним вопросом - как там на гражданке и какие свежие анекдоты есть. В общем почти до утра рассказывали всякие истории и на коварные вопросы отвечали, что денег нет. Прапорщик, что вез нас, заранее предупредил что деньги точно заберут дембеля и собрал их у себя. Через недельку, правда, честно их отдал. Потом приехали ребята из Иваново и Средней Азии (с нами 77 человек, что считалось много) и начался карантин. Командовал нами какой-то сержант в очках, который всех называл чурками (меня лысого за русского категорически отказывались принимать). При очевидных залетах по незнанию, он обычно перед строем вызывал провинившегося и отчитывал подражая азиатскому акценту:

- Ты что обурель…оборзель … Выглядел он конечно как идиот, особенно со свисающим до яиц ремнем.

Мы, алмаатинцы, быстро сдружились с парнями из Ташкента, среди которых были и узбеки, и татары и кореец Дю – здоровый и, невероятно, добрый бугай. Потом кстати вместе с ними разводили и своих и старших сослуживцев на горький перец. Им его регулярно присылали и они знали, что я его люблю. Перед кем-нибудь из россиян, белорусов или украинцев с аппетитом съедались пару стручков горького перца, и говорилось, что это вкусно. Им обычно не верили, тогда в ход запускали меня:

- Саня, перец горький будешь?

- Да с удовольствием – я подходил и, смакуя, разжевывал стручок, показывая блаженство. После этого жертва кусала перец и отплевываясь бежала полоскать рот от непривычной как нам горечи.

Была реальная группа таджикских пацанов, которые вообще не понимали русского языка, но только на первом году службы. С таким таджиком меня поставили первый раз дневальным. Он умудрился разозлить какого-то старослужащего, и тот начал наезжать на пацана прямо по посту. Я кое-как погасил этот конфликт, фактически закрыв парня собой и не давая его бить. А поскольку мы еще не давали присяги, а я был на голову выше этого деда, он как-то не рискнул на меня прыгать. Позже этот таджик стал поваром, и у меня на кухне был полный блат от масла с хлебом и жаренной картошки по вечерам до мяса или специального плова по каким-либо событиям.

Через месяц карантина нас отправили по ротам и батальонам, где и стали дрючить. Но только дрючить в нашей части означало учить молодых бойцов профессиональным навыкам. За бестолковку сержант заставлял бегать кросс в противогазе, отжиматься от пола или проходить «дорогу жизни» на спортплощадке.

Конечно были и неуставные взаимоотношения. Пацаны на полгода старше стояли в окнах на шухере, пока деды смотрели телек, бегали за сигаретами для дедов, пару чмошников стирали за дедами белье. Кто отказывался получал, но повторно его уже не заставляли.

Когда я стал сержантом, первым делом настоял, чтобы молодые не стояли на шухере в мое дежурство. Объяснял, что лучше залечу с телевизором и получу взыскание, чем меня будут прессовать за неуставные взаимоотношения. Деды поворчали, но в итоге решили твои залеты, твои проблемы.

Молодых периодически били, но при мне ни разу просто так. За вольную или невольную подставу, за залет по пьянке (оборзевший дух, еще службы не тащит, а уже бухает), за неуважительное отношение или дерзость в сторону старослужащих (я дважды получил и понял важность иерархии), но преднамеренного гнобления не было. Были и просто идиотические случаи.

Наш сержант взвода молодых радистов только стал черпаком и любил в классе массу подавить, вместо того, чтобы молодых гонять. Отправлял нас на физзарядку, а сам отлеживался в казарме. Дедам это не понравилось и они вызвали его на разговор с хорошей плюхой по роже (разведка донесла). Тот начал буйствовать и на следующее утро ребятки с юга СССР отправились на зарядку в 20-ти градусный мороз без шапок и положенных перчаток. Мало того, что пробежали 3-хкм кросс, так он нас еще и на дорогу жизни завел. Там надо было на руках по металлическим трубам метров двадцать перейти. К завтраку весь взвод, кроме двух «казахов» меня и Гани, отправился в санчасть. У кого отморозило уши, у кого вздулись волдыри на ладонях от термальных ожогов. Сержанта посадили на губу, а потом и вообще заменили на другого.

Но ребят на полгода нас старше гоняли посильнее. С одной стороны, сохранялись там какиетрадиции, которые наш первый ротный жестко пресекал, а с другой за год службы из них только два парня белоруса и сержант Павлов стали спецами, причем Павлов был и спецом и водителем. Остальные были балластом всю службу, а двоих самых гнилых дембеля напоследок отхреначили, несмотря на то, что они уже были деды. Поскольку эти два дембеля были моими земляками, я как-то за них заступился. Виктор и Наиль меня просветили:

- Саня, эти козлы стучат с первого своего дня в армии. Половину наших залетов на их совести. Кстати, наверняка и на тебя уже стучали. Кто ты, как общаешься, чем тебя можно прижать. Ты думаешь просто так, все быдло бестолковое через полгода из роты убрали, а эти остались, и даже ротный ничего не смог сделать.

Была еще одна прикольная дедовская традиция в батальоне. Три наши роты имели специфические прозвища: нас планшетистов называли «суслаˈми», соседнюю радиоприемную «зайцаˈми», а радиопередающую «моржами». Если вечер был томным или по телеку ничего интересного после отбоя посмотреть было нельзя, деды развлекались лежа на кровати. Кто-нибудь из них подавал команду:

- Суслы´!

Молодые обязаны были лежа горизонтально громко ответить – Мыыыыы!

- Всеобщее презрение зайца´м!

- Вот сууууууки! – кричали молодые. Со стороны приемников раздавалась ругань дедов с выскоком в коридор:

- Душары, салабоны, сгною, …бу, глаз на жопу натяну и моргать заставлю!

Выходили в коридор наши деды и заявляли:

- Наших духов не трогать, своих дрючьте!

- Ах так – подрывались деды приемников – Зайцы´!

- Мыыыы! – отвечали молодые из приемной роты.

- Всеобщее презрение сусла´м!

- Ууууу, сууууки!

Теперь начинали ругаться на молодых зайцов наши деды и получали ответку. В это время над нашими дедами начинали прикалываться деды моржей. И игра расширялась:

- Суслы´!

- Мыыыы!

- Зайцы´!

- Мыыыы!

- Всеобщее презрение моржам!

- Вот суууууки! – грохали две роты молодых.

- Моржи!

- Мыыыыы!

- Всеобщее презрение сусла´м и зайца´м!

- Ууууу, сууууки!

Иногда вариации менялись, и мы с моржами кричали против зайцов. Иногда они против нас. Правда один раз чуть не случилась большая драка, когда деды стали выкрикивать по персоналиям. И деды крикуны сцепились в коридоре. Товарищи их развели:

- Не хватало, чтоб мы перед духами друг другу морды били.

Один раз нас за этим делом застал молодой новенький офицер – дежурный по части. Стал стыдить и требовать, чтобы деды-крикуны вышли в коридор. Но все лежали и даже похрапывали. Проверять тот не стал и ушел. Зато как только хлопнула входная дверь раздались три команды:

- Суслы´! - Зайцы´! - Моржи!

- Мыыыыыыы! – грохнула сотня глоток.

- Всеобщее презрение дежурному по части!

- Вот, суууууууука!

Через полчаса таких перекличек батальон затихал и мирно спал до утра.

Когда ушли наши деды, на смену им в нашу роту пришло 29 парней из Москвы, Ярославля и Иваново. Наши новые деды пришли в ужас. Как эту толпу «дрючить». Там были и крепкие парни. Поэтому нас новых сержантов вызвали на собрание и дружно поручили по всем армейским правилам управляться с этой толпой самостоятельно, как то профессионально обучить и при этом привить соответствующее уважение к дедам.

С новыми парнями проблем не было. Во-первых, сразу сказывалась разница в базовом образовании между Россией и Средней Азией, им дважды не надо было объяснять элементарные вещи, а во-вторых среди них гнилья практически не было. Пару-тройку бойцов, которые тупили быстро перевели в хозроту и через полгода к сожалению забрали возить командира части Юру. Это его русское имя, он был 25-летним корейцем с Дальнего Востока с высшим образованием, да еще и работал в Ивановском пединституте преподавателем физкультуры – дзюдоист. В армию пошел сам, чтобы получить красный паспорт и свободно перемещаться по Союзу. Я тогда впервые узнал, что существуют целые поселки людей с зелеными паспортами, которые как зэки должны были регулярно отмечаться и не имели права их покидать. Благодаря своим способностям Юра окончил Иркутский институт физкультуры или что там у них есть и получил разнарядку в Иваново. Богатый жизненный опыт и личное обаяние сразу вывели его за рамки всех порядков армейской дедовщины.

Более того, были и очень талантливые ребята, к примеру Гоша-футболист, балагур и балабол, чесал, что играл за Спартак Владикавказ, но реально играл в футбол технично, умно и красиво. В сборной части мы с ним играли сдвоенный центр полузащиты. Были два Андрюхи из Ярославля. Мой алматинский приятель Женька сдружился с Андреем П., тот красиво и быстро рисовал, а я сдружился с Андреем К. и на почве футбола (крайний правый в сборной) и по жизненным принципам. Я его через полгода забрал в свою бригаду и позднее передал свой центр.

А пока мы с Женькой и еще двумя сержантами, Колей Г. и Витей С. взялись за воспитание молодого пополнения. Правда Коля и Витька тоже не фига не умели, их учили командовать и радиолокации, а попали в планшетисты. Но им это было очень легко, особенно моему комоду (командир отделения) Коле Г. Парень был мастер на все руки, вплоть до того, через полгода стриг наш призыв и дедов, а через год к нему бегали офицеры нашего батальона. Даже если он не знал дела – месяц два и Коля был мастер. Более того, у него уже был ребенок. Женился на своей преподавательнице в техникуме (3 года разницы), а за 4 месяца до дембеля у него родилась еще и дочка – удачно съездил в отпуск, который заслужил по честному за три месяца службы в нашей роте. На предложение подать рапорт и уйти из армии раньше срока, Коля сказал:

Витка С. был одессит-украинец, со всеми вытекающими от происхождения качествами характера. Дружелюбный, безумный фанат футбола (левый крайний в нашей сборной) и лучший коптер, из числа которых я знал. У наших бойцов все всегда было, в том числе зимой зимние портянки у всех, при этом у него всегда был маленький запас всего. Меня он перед дембелем выручил новой шинелью с иголочки. Выручал так всех, кого считал друзьями. С учетом того, что наш глубокоуважаемый старшина ушел на пенсию, и полтора года рота была без «старого», Витька тащил основные обязанности старшины роты.

Через полгода рота и батальон отличились хорошими результатами на учениях. Офицеры получили новые звания и премии. Мы решили воспользоваться этим моментом и выпросить себе Новый год поинтересней. Собрались сержанты трех рот, придумали программу и вышли на начштаба батальона подполковника С. Для меня лично он был образцом русского офицера. Однажды заткнул одного генерала, который вздумал его подрючить при нас солдатах.

- Товарищ генерал-майор, заткнитесь! Вы можете вызвать меня к себе и наказать, как считаете нужным. Но вы не имеете права ронять мой авторитет перед моими солдатами!

Начштаба не только нас поддержал, выделил финансовую помощь на призы за победы в новогодних конкурсах, а потом еще организовал приход офицеров и прапорщиков с женами, сыновьями и дочерями. Комбат еще кроме дочери двух племянниц привел.

Надо сказать, нас это сильно смущало, но и с другой стороны потанцевать с девушками, не выходя из части, такого не всех было. Бойцы не покачали в плане хороших манер, с дамами были галантны.

Да и концерт удался. Оказалось, очень много бойцов, которые играют на гитарах, прекрасно поют. Я читал свои пародии на Райкина и Хазанова применительно к армии. Но у нас был в соседней роте еще один парнишка из Москвы, которого так особо никто и не замечал, кроме умения влетать в фееричные залеты. Он оказался талантливейшим, как сегодня бы сказали, стендапером. С полчаса казарма на ушах стояла от смеха, пока он тихим интеллигентным голосом рассуждал о превратностях судьбы солдата советской армии и его отношениях с прекрасным полом. При этом без единого слова пошлятины или пошлых намеков, без которых не может жить современные корифеи жанра. Шикарным финалом перед Новым годом была музыкальная композиция на шести гитарах парней из соседних рот, которую никто из нас не знал. Но сегодня известна всем как «Отель Калифорния».

После встречи Нового года, дамы с большинством мужей разошлись по домам. Но надо было и самим как-то правильно встретить Новый год. Отмечать мы его стали еще во время концерта. По трое с закуской в карманах технично смывались из казармы и как бы, между прочим, дефилировали на плац. Все спиртное было спрятано в главной трибуне. Перед Новым годом в части был большой шмон. Шерстили казармы, коптерки, классы. У кого-то что-то нашли. Но в нашем батальоне ничего не было. Мы объединили все усилия, я не был занят в подготовке этой части праздника и узнал, где выпьем уже, когда мы около часа ночи пошли за своей порцией. Никому не пришло в голову искать на самом открытом месте части, да еще под трибуной, где обычно стоял командир. Правда и случайно заглянув найти было нельзя. Наши умельцы приделали крючки и фактически прилепили пакеты в сетках под трибуну. Каждой группе полагалось бутылка водки (по два стопарика) или коньяка (заранее оговаривалось, когда скидывались) и бутылка лимонада запить. Все было чисто для запаха и веселья.

Обычно в новогоднюю ночь солдат отбивают в час ночи. Но после нашей программы офицеры и прапорщики уединились только полпервого и очухались только полчетвертого. В эту ночь мы легли спать только после просмотра всей новогодней программы по телику.

В полдень начштаба вызвал всех сержантов-организаторов праздника и поблагодарил за хороший концерт. Потом хитро заметил:

- Знаю, что всем батальоном употребили, но без эксцессов и никто не знает где и как. Ну, молодцы что не спалились. Советского солдата всегда выручала смекалка.

Нам оставалось только ответить:

- Служим Советскому Союзу!

Земляки-сослуживцы. Вверху - Гани и Мишаня, внизу я и Женька

Наш призыв в роте. Внизу сержанты - Коля, я, Женька и Виктор, вверху Гани, Женька, Мишка и Абрамов (забыл имя склеротик).