«Подари воспоминания». © Гектор Шульц

- Понятия не имею, что дарить Ване на Новый год, - буркнула Маринка, когда мы, найдя минутку в скрипящем от натуги рабочем графике, выбрались в любимый бар, чтобы пропустить по бокалу пенного.

- А у него всё есть? – спросил я и усомнился. – Так не бывает, Мариш.

- Оказывается, бывает, - ответила она, задумчиво уставившись в окно и смотря на серую улицу, начисто лишенную и снега, и новогоднего настроения. Марина всегда подходила к вопросу подарков любимым людям с необычайной ответственностью еще с детства. Каждый из нашей маленькой компании сорвиголов и бузотёров знал, что если Маринку пригласить на праздник, то она обязательно раздобудет такой подарок, которым ты потом годами хвалиться будешь. Так Семену, чья семья была тихой, бедной и скромной, она подарила «Сегу» с тремя картриджами. Правда для этого ей пришлось гоняться за нами несколько месяцев и с боем отбирать деньги на подарок другу. Но стоило увидеть Сёмин дрожащий подбородок и блестящие глаза, как вся жадность тут же улетучивалась, а гордый Маринкин вид заставлял всё больше и больше восторгаться предприимчивой подругой. Но сейчас, спустя без малого двадцать пять лет, Маринка ломала голову над подарком своему мужу и, по совместительству, нашему товарищу родом из детства, Ваньке.

- У него всё есть, - снова буркнула Маринка, мрачно смотря на янтарный бокал её любимого пива. – Телефон – один из последних. Приставка – тоже. Компьютер для работы больше, чем машина стоит. Вот кто знал, что однажды у него будет всё. Ну, из материального, само собой. А тут, как назло, вся банда наша собирается.

- Это точно, - согласился я. Впервые за долгое время в одном городе на Новый год собирались почти все мои друзья детства. Даже Сёма, теперь пузатый Семен Валерьевич, нашел время в плотном графике и взял билеты в Москву аж из далекого Китая. С минуту мы посидели молча, а потом Маринка внезапно вскинулась и, блестя от возбуждения карими глазами, повернулась ко мне, заставив неуютно поежиться.

- А может ему квадроцикл подарить?

- А задница у него не слипнется? – ехидно спросил я. Маринка чуть подумала, вздохнула и залпом осушила половину бокала.

- Слипнется. Но я правда не знаю, что ему подарить. Веришь?

- Верю, - кивнул я. – Избаловала малахольного, вот и страдаешь. А всего-то надо было разумно подходить к делу. Может, наушники какие-нибудь хорошие? Ваня же до сих пор гитару мучает.

- Мучает, да наушники у него и так одни из лучших. Отец из Германии привез, - кисло протянула Маринка. Она закусила губу и бухнула кулачком по барной стойке, заставив лысого бармена удивленно поднять бровь. – Извините.

- Повторить или хватит? – улыбнулся бармен. Маринка кивнула и протянула ему пустой бокал.

- Повторить. Пока не придумаю, что дарить своему ненаглядному и зажравшемуся супругу. Его сейчас ничего не удивит, - буркнула она и замолчала, когда посмотрела на меня. – Чего ты рот открыл?

- Да есть тут одна идейка, - ухмыльнулся я, вспомнив далекое детство и Ванькины глаза, когда я дал ему почитать несколько своих комиксов.

- Давай, делись, - обреченно махнула рукой подруга. – Я любую идею готова рассмотреть, если для этого не понадобится органы продавать.

- Не понадобится, - кивнул я и с заговорщицким видом подмигнул Маринке. – Если не знаешь, что дарить, то дари воспоминания.

- Чего? – удивилась та, но я поманил я к себе и начал шептать на ухо, словно боялся, что мою гениальную идею кто-то украдет.

За полчаса до боя курантов все уже наелись и лениво переговаривались друг с другом. Я болтал с Ваней и Маринкой, в квартире которых все и собрались. Сёма пытал о жизни Комара, который поразил всех бронзовым загаром и неестественно белозубой улыбкой, как у голливудской кинозвезды. Марат лениво листал ленту соцсетей со смартфона, с комфортом расположившись на диване и положив одну руку на внушительный живот, вместивший в себя кулинарного гения Марины. Он наотрез отказывался присоединиться к беседе, мотивировав тем, что если встанет с дивана, то лопнет и испортит всем праздник. А в углу, рядом с дверью на лоджию, ярко и весело переливалась разноцветными искорками небольшая ёлочка, под которой лежали упакованные в красивую бумагу подарки. На улице, то и дело, слышались глухие взрывы петард и фейерверков. Город, как и вся страна, готовился встречать Новый год, который уже стучал в двери.

- Ой, ребята, - всплеснула руками Маринка, взглянув на часы. – Давайте уже шампанское наливать.

- Давайте, - улыбнулся Ваня, лихо вырывая пробку из бутылки. С громким «ПУМ» пробка выскочила из бутылки под, не менее, громкие крики гостей. С тихим шипением шампанское полилось в бокалы, как раз в тот момент, когда куранты на экране телевизора возвестили о том, что Новый год наступил.

- С Новым годом! – крикнула Маринка.

- С Новым годом! – закричали все остальные. Кроме Марата, конечно. Его крик был тихим и осторожным, потому что Марат не сдержался и почти в одиночку уничтожил фирменный Маринкин салат «Сельдь под шубой» и половину «Оливье».

- А теперь всем открывать подарки, - снова крикнула Марина, когда все закончили звенеть бокалами и поздравлять друг друга. Было видно, как ей не терпелось увидеть реакцию гостей, потому что все подарки Маринка покупала сама, как обычно подойдя к делу со всей ответственностью.

Сёма открыл свой подарок первым и оторопело уставился на черную коробочку с цветной полиграфией под прозрачной пленкой, на которой виднелся логотип нашей любимой игры детства – «Ultimate Mortal Kombat 3». Сколько джойстиков было уничтожено во время ожесточенных баталий, когда Сёма таскал приставку к нам домой, если его родители запрещали приводить гостей.

На миг Сёма снова превратился в того тихого и скромного мальчугана, которому друзья, скинувшись, подарили то, о чём он и мечтать не мог. Его глаза поблескивали, а Маринка, хитро улыбнувшись, показала мне большой палец, благодаря за совет.

- XCABCZXABCZ… - прошептал Сёма, прижимая к себе коробку, которую Марина нашла на какой-то барахолке почти в отличном состоянии. Но потом Сёма вдруг побледнел, когда открыл коробку и трясущимся пальцем ткнул в картридж. Подойдя, мы увидели на яркой наклейке знакомые всем инициалы «С.П», которыми Сёма клеймил особо ценные вещи. Маринка удивленно присвистнула и тихо шепнула мне на ухо:

- Так бывает?

- Новый год же, - улыбнулся я. – Время чудес.

- Моя кассета. Ребята… - Сёма обрел дар речи, а потом, скривив лицо, сгреб Маринку в охапку и смачно поцеловал в щеку. – Я так обиделся, когда родители продали приставку… А тут… Она же. Она. «Смертельная битва». Моя.

- Ну-ка меня пропустите, - шипя, вклинился Марат, подползая к ёлке и беря сверток со своим именем. Он зашуршал бумагой, а потом радостно засмеялся, словно не было никакого салата и никакой тяжести, держа в руках сборник кодов для «Сеги». – Да ладно, Мариш! Ты помнишь до сих пор?

- Все помнят, Марик, - улыбнулся Ванька. – Как ты давал книжку на пару дней, чтобы мы выучили комбинации или пароли там какие-то переписали.

- А я свою потерял тогда. Дал кому-то, а кому – забыл, - растеряно улыбнулся Марат, прижимая к себе книжку. Затем он открыл её, словно наугад, и радостно рассмеялся. – Ха! Помню же. «С-вперед, А-назад, А-вверх. Два раза».

Комар получил в подарок перочинный нож в виде рыбки. Такой у него был когда-то, из-за чего с Комаром дружили даже старшие ребята и частенько просили нож, чтобы поиграть в «Ножички». Конечно, они запросто могли отобрать его, потому что Комар был худым и болезненным, но вот его отец, наоборот, был большим и суровым. Поэтому Комара никто не трогал, и тем более, никто не покушался на его нож. А нож был удобным. Он словно был волшебным, с удивительным изяществом вонзавшийся в землю после любого броска, но лучше всех им владел, конечно же, сам хозяин.

- С мизинчика. Со спины, - хохотнул он, после чего бережно раскрыл нож и осторожно потрогал лезвие. – Острый… Прям как мой когда-то. Такой же красненький.

Ваня открывал свой подарок с глупой улыбкой на лице. Он догадывался, что внутри его ждет нечто безумно дорогое и из далекого прошлого, но что именно, тогда еще не знал. Зато знали мы с Маринкой и сейчас, стоя рядом, смотрели, как Ванька шуршит бумагой, а потом вытаскивает из шуршащей кипы… книжку в черной обложке, на которой горят золотым английские буквы.

- Elf Quest, - прошептал Ванька и, глухо кашлянув, взглянул на нас с Мариной блестящими глазами. – Это же… тот самый комикс, да? Про эльфов и пустыню? Рубака, Лита, Звездочет, Рейек… Они же, да? – он словно не верил своему счастью.

- Тот самый, дружище, - улыбнулся я. – Помнишь, как ты выклянчивал его у меня каждые выходные?

- Помню, - всхлипнул Ваня, раскрывая книгу. – Блин… Тут все, как в детстве. Почти, как в детстве. Круче, чем в детстве.

Да, это была та самая «Сага о лесных всадниках» - нежно любимый всей нашей компанией комикс девяностых. Когда отец купил мне те пять выпусков, я еще не знал, насколько сильно полюблю и мир, и героев, и историю. Мои друзья тоже оценили сагу.

Всё лето мы носились душными днями на заднем дворе колледжа по соседству, играя в лесных всадников. Ванька был Рубакой, я Звездочетом, Маринка – Литой. Мы придумывали свои приключения, а вечером до самой темноты раз за разом листали комиксы, которые я выносил из дома. Тогда они еще были напечатаны на плохой бумаге, а со временем истрепались и куда-то пропали.

- Помнишь, как мы дерево свое обустраивали? – спросил Ванька, листая глянцевые страницы «переиздания» саги.

- Помню. Ты тогда с дерева навернулся и голову разбил, - ответил я. – Маринка тебе тогда своим платком кровь вытирала и домой отводила. Прямо как Лита, ей-Богу.

- Ага. А как он из дома нож для мяса украл, тоже помнишь? – хохотнула Марина.

- Отец потом мне знатно зад нарумянил, - хмыкнул Ваня. – Лесные всадники… Ну надо же… Спустя столько лет.

Я открывал свой подарок вместе с Маринкой. Та очень удивилась, когда я протянул ей маленькую коробочку, в которой что-то гремело. Она разорвала бумагу, покраснела и вытащила из коробочки маленькую, блестящую фигурку акулы с сундучком. Марина с трудом сдержала слезы, а потом обняла меня и чмокнула в щеку. Именно этой фигурки в своё время ей не хватало для полной коллекции акул из шоколадных яиц Киндер. Маринка ничего не сказала, только долго рассматривала фигурку и изредка бросала взгляд на мужа, с обожанием листавшего комикс про лесных всадников. А что я? Я тоже получил привет из детства в виде книги. Книги обожаемой мной и зачитанной буквально до дыр.

Открыв свой подарок, я увидел зеленую картонную обложку и буквы на ней – «Республика ШКИД». Точно такая же была у меня когда-то и точно так же, как и комикс, куда-то пропала. А сейчас я снова держал её в руках, а в голове вихрем проносились далекие, но такие знакомые сюжеты – Шкида, сламщики, черный хлеб с солью, ростовщик-Слаенов, журнальная лихорадка, табак японский, Янкель, Пантелеев, Цыган, Воробышек, Японец и другие. Все это снова возникло, словно никуда не исчезало. И исчезать не собиралось.

Улыбался Ванька, листая комикс. Улыбалась Марина, рассматривая маленькую фигурку акулы с сундучком. Улыбался Сёма, проводя пальцем по картриджу. Улыбался Комар, вертя в руках ножик. Улыбался Марат, вчитываясь с комбинации любимых бойцов. Улыбался и я, держа в руках книгу из детства. Улыбались все. Такое иногда случается, когда дарят воспоминания…

«Странница».  © Гектор Шульц

Она пришла в село с последними лучами заката, на миг осветившими её скрюченную спину. Одетая в ветхое рубище, седая старушка медленно шла по широкой улице, подслеповато смотря на могучие дома, в окнах которых горел теплый, желтый свет. Шла медленно, тихо бормоча себе что-то под нос.

Не огрызались на неё собаки, видя худую, сморщенную фигурку. Лениво уходили с дороги жирные курицы, направляясь к своим дворам. Даже немногочисленные селяне, сидящие на лавках возле домов, бросали в её сторону рассеянный взгляд, после чего их глаза подергивались усталой поволокой и устремлялись к чернильным небесам, в которых еще виднелись синеватые краски, напрочь забывая о старушке. А старушка продолжала идти. Медленно, потому что ноги, опухшие и растертые от дороги, плохо её слушались. Потому что спина ныла и рука, держащая посох, дрожала от усталости. Но она продолжала идти, всё так же смотря на могучие дома, в окнах которых горел уютный, желтый свет. Никто не приглашал её войти, разделить с ними ужин, рассказать о своём пути. Все прятали глаза в небесах, словно пытаясь там найти ответы на вопросы, мучавшие их.

- Бабушка, хотите пить? – старушка нахмурилась, услышав звонкий детский голосок. Напрягла больные глаза и внимательно осмотрела чумазую девочку в простеньком сарафане, которая стояла напротив неё и протягивала потускневший ковш с водой.

- Хочу, - осторожно ответила старушка, аккуратно беря в руки ковш и поднося его ко рту. Она пила медленными глотками, проливая большую часть на дырявое платье. Иногда шумно отфыркивалась, когда вода попадала в нос. И снова пила, пока ковш не опустел. – Спасибо, милая.

- Бабушка, а может вы есть хотите? – старушка улыбнулась и ласково прикоснулась дрожащей рукой к голове ребенка. – Хотите?

- Немного, - честно ответила она.

- Пойдемте. Сядьте на лавочку, а я мигом, - засмеялась девочка и, вцепившись в руку странницы, потащила её к занозистой скамье возле небольшого, покосившегося домика. – Я мигом. А вы пока отдохнете.

- Иду, иду, - улыбнулась старушка, еле поспевая за ребенком. И лишь когда она опустилась на скамью, тихонько вздохнула и выпрямила ноги, девочка оставила её и, весело напевая какую-то песенку, помчалась домой.

Вернулась девочка быстро. Плюхнулась на скамью рядом со странницей, положила на колени сверток и, развязав его, достала небольшой кусок сыра и половинку сухой горбушки, после чего протянула нехитрую еду старушке. Глаза странницы слабо заблестели в темноте, а голос задрожал, когда она поблагодарила девочку. Но та, кивнув, снова убежала. И вернулась спустя минуту, неся в руках белую кружку, от которой поднимался пар и устремлялся к черно-синему небу.

- Простите, бабушка, чая у нас нет, но есть отвар из душистых трав, - виновато шмыгнув носом, сказала она. – И хлеб черствый. И сыр.

- Не извиняйся, милая, - тихо ответила ей старушка, беря из детских рук кружку с отваром. – То, что от души дается всегда будет вкуснее самых изысканных блюд. Как тебя зовут?

- Тая.

- А меня Вера, - ответила старушка. – Вот и познакомились.

- А куда вы идете, бабушка Вера? – спросила девочка, болтая грязными ногами и смотря на странницу.

- Куда глаза глядят, туда и иду, - улыбнулась старушка, осторожно делая глоток душистого отвара. Она разломила сыр на две половинки и одну протянула девочке. – Угощайся. Одной мне не съесть, - и вдруг замолчала, когда увидела, что девочка заворачивает сыр обратно в сверток. – Почему не ешь?

- Братке оставлю лучше, - вздохнув, ответила девочка. – Хворый он немного, свой кусок давно уже съел.

- А чего ж ты всяким старухам тогда последнюю еду отдаешь? – удивилась странница.

- Мама говорит, что путника наперво покормить надо, а потом себе, что останется. Мама верит, что добро когда-нибудь вернется, - девочка прижала сверток к груди и, вздохнув, продолжила. – Хотите еще отвара?

- Спасибо, милая. Мне много не надо. Ты сухарь-то тоже возьми, - кивнула старушка, протягивая хлеб ребенку. – Зубов у меня уже нет, а размачивать – только время терять.

- Хорошо, бабушка Вера, - сухарик отправился в сверток к сыру незамедлительно. – Может вы у нас переночуете? В сарае сено мягкое и покрывало не колючее я вам дам. А утром пойдете. Куда ж вы ночью-то?

- Тая! – девочка вжала голову в плечи и виновато посмотрела на худенькую женщину в бедном платье, высунувшуюся по пояс в окно. – С кем ты там болтаешь?

- С бабушкой. Её Вера зовут, и она идет, куда глаза глядят, - тихо ответила девочка.

- А чего ж ты на улице-то её оставила? – сердито буркнула мать. – Холодно уже, тёмно.

- Не хочу смущать вас, - покачала головой старушка, но женщина лишь головой помотала.

- Дома и поговорите. А смущать? Было б чему смущать, - рассмеялась она. – Тая! Веди гостью в дом. Я как раз ужин сготовила. Всяк лучше, чем сухари сосать.

Старушка сидела за столом и с любопытством наблюдала за тем, как ужинает небольшая семья. Ужинали, чем Бог послал: вареной картошкой, по три кругляша на каждого, пожелтевшим, ломким сыром, да половинкой горбушки. Тая, сидя рядом со странницей, почти не ела, зато заботливо помяла картофелины вилкой, разломала сыр и принесла на блюдце пару размоченных кусочков сухаря. Помимо девочки за столом сидела и её мать – бледная, усталая женщина, в глазах которой, все же, горела любовь. И не только к детям, но и к жизни. А рядом с ней, прижавшись к материнскому плечу, сидел худенький, бледный мальчик. Он давно съел свою порцию и сейчас, осоловев от неожиданной сытости, клевал носом.

После ужина, женщина отнесла сына к печи, причем старушка заметила, что ноги мальчика неестественно тонкие и безвольно болтающиеся, после чего вернулась за стол, разлила по кружкам душистый отвар и с улыбкой посмотрела на дочь, ухаживающую за старушкой.

- Спасибо вам за приют, - тихо сказала странница, на что женщина лишь устало улыбнулась и покачала головой.

- Редко сейчас кому дают приют, - ответила она. – Вы уж не обижайтесь на людей. Раньше как было: странник идет, так ему со всего села еду несут, домой зовут, постель готовят. А сейчас так… глаза отводят и молчат. Не верят люди друг другу, что уж о помощи говорить.

- Нет в людях веры больше, - кивнула странница. – Зато страх есть. И злоба. Помочь ближнему – слабость для них. Не верят люди в доброту…

- Давно вы в пути?

- Давно. Сколько себя помню, - старушка удивленно замолчала, когда женщина встала и вышла на улицу, а когда вернулась, то увидела, что та несет в руках деревянный тазик с теплой водой. Она опустилась на колени перед гостьей, поставила израненные дорогой ноги в таз и принялась их мыть. Осторожно и медленно. Тая, крутясь возле матери, дождалась сигнала и принесла откуда-то чистую тряпочку, которой заботливо вытерла ноги странницы, а потом, взяв таз, выбежала на улицу, откуда почти сразу раздался шум выливаемой воды.

- Пойду я, пожалуй. Поздно уже, а мне еще идти и идти, - ответила старушка. – Да и не хочется вам мешать. Вижу я, что и сами вы стеснены. А доброты ко мне вы и так изрядно проявили.

- Куда ж вы пойдете-то? Ночь на дворе, луны не видно. Заблудитесь в трех соснах, - покачала головой женщина. – Постель мы вам найдем, поспите, а утром и пойдете. Не прощу себе, ежели с вами чего случиться на дороге…

- Оставайтесь, бабушка Вера, - поддакнула Тая и старушка, улыбнувшись, кивнула.

Она засыпала под сказки, которые Тае рассказывала мать. Сказки о добре и чудесах. Сказки, в которые сама верила. Верила в них и маленькая Тая. Впервые за долгое время странница спала в теплой постели, укрывшись одеялом до подбородка и, сжимаясь в комочек, слушала, как на улице грохочет гром и как барабанят тяжелые капли по окнам. И улыбалась до тех пор, пока не уснула.

Утром, только петухи пропели, Тая спрыгнула с печи и удивленно посмотрела на пустую кровать, где еще вчера спала странница. Кровать была аккуратно заправлена, словно никого и не было вчера в гостях, но на столе, за которым семья ужинала вареной картошкой, стоял одинокий кожаный мешочек, в котором поблескивали золотые монетки…

*****

Она пришла в село с последними лучами заката, на миг осветившими её точеную, молодую фигурку. Одетая в яркое, цветастое платье, молодая девушка уверенно шла по широкой улице, смотря озорным взглядом на могучие дома, в окнах которых горел теплый, желтый свет.

Её приветствовали собаки, разражаясь веселым тявканьем и кружась под ногами, жирные куры, недовольно квохча, убегали с дороги. И немногочисленные селяне снимали с голов шляпы, приветствуя странницу, посетившую село. Каждый из них зазывал девушку к себе, открывались двери, откуда тянуло жарким и теплом домашнего очага, но девушка шла вперед, напевая себе под нос веселую песенку.

Она остановилась перед покосившимся старым домиком, в окнах которого тоже горел свет. Теплый, желтый свет. Рядом с домом виднелась могучая фигура человека, коловшего дрова. Взлетал над головой топор, потом опускался и кривое полено разбивалось на две половинки, которые тут же летели в кучку своих собратьев. Мужчина работал молча и сосредоточенно, пока не остановился, увидев, что за его работой кто-то наблюдает.

Он прищурил глаза, утер рукой пот со лба и сделал шаг к страннице, предварительно вонзив в старый пень топор. Внимательно осмотрел задорное, юное лицо и, повернувшись к дому, крикнул:

- Тая! Принеси воды страннице!

- Иду, братка, - раздался веселый девичий голос и, спустя пару мгновений, странница увидела высокую девушку в белом платье, которая несла в руках потускневший и помятый ковш с ледяной водой. – Ой, и впрямь, странница.

- Благодарю, хозяюшка, - кивнула девушка, принимая из её рук ковш. Она пила медленно, с наслаждением, стараясь не пролить ни одной капли. Вода приятно охладила разгоряченное долгой дорогой тело, влила в усталые мышцы сил, а в голову свежесть мыслей.

- Давно ли и куда идете? – спросил мужчина, присаживаясь на лавочку.

- Давно иду. Куда глаза глядят, милый, - ответила странница, присаживаясь рядом. Она улыбнулась, когда увидела, что хозяйка чуть нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить, а потом с облегчением вытянула длинные ноги. – Спасибо, что дали губы смочить. Пару вздохов отдохну, да пойду дальше…

- Куда ж вы пойдете-то? Ночь на дворе, - покачал головой мужчина, а потом повернулся к сестре. – Тая, нагрей воды и постель бы надо.

- Я не хочу смущать вас. Вы и так добры изрядно, - странница усмехнулась, когда увидела, что хозяйка снова нахмурилась. – Постелью будет мне трава, а крышей небо звездное.

- И звери лесные, да люди злые, - кивнула Тая. – Ужин с нами разделите, омоетесь, а поутру снова в путь-дорогу. Негоже странника ночью на дорогу гнать.

- Твоя правда, сестричка. Как звать вас, странница?

- Ваша правда, хозяева. А звать меня Верой…

На ужин было жаркое, горячий чай и много смеха. Улыбалась странница, смотря на брата с сестрой, которые, хохоча, разделывались с ужином. Сама же странница съела немного: лишь головку сыра да сухарь размоченный. Как её хозяева не уговаривали, к жаркому она не притронулась. Лишь сидела тихо, да отвар душистый из белой кружки пила. И продолжала наслаждаться им, даже когда мужчина, зевнув, отправился на печь. И продолжала пить его, когда хозяйка постелила ей постель. Улыбнулась девушка, увидев, как задумчиво смотрит на неё Тая, и, чуть подумав, взяла её за руку, после чего спросила:

- Почему лицо твое сурово, а губы улыбаться не хотят? Ты доброе дело сделала, Тая. Страннице усталой кров дала.

- Я будто знаю вас, - тихо ответила девушка. – Но вот откуда, не знаю.

- Конечно, знаешь, - снова улыбнулась гостья. – Когда-то я бывала в этом доме. И ты мне точно так же воду подала… А мать твоя постель мне приготовила, омыла ноги и была добра.

- Так вы… та бабушка? – ахнула Тая, прижимая руку к губам. – Та странница, что кошель золота оставила на столе? Мы Степку на ноги благодаря ему поставили, и мама все долги вернула!

- Я вижу, что вы им по уму распорядились, - кивнула странница. На миг Тая увидела, что перед ней снова сидит та старушка в ветхом рубище, но видение пропало, стоило лишь моргнуть.

- Но почему? Почему мы, а не другие? Степан говорил, что вас все в гости звали, а вы… к нам.

- Другие звали в гости красоту, а старость и усталость не замечали, - поджав губы, ответила странница, обнимая ладонями горячую кружку с душистым отваром. – Зачем им я? Они не нуждались во мне. А вы нуждались в Вере.

- Не верят люди друг другу, что уж о помощи другим-то говорить.

- Вот и бреду я по свету, ищу тех, кому нужна… - тихо продолжила гостья, - Иногда нахожу, молодею. Не нахожу – старею. Такой вы и увидели меня в ту ночь. Отчаявшуюся Веру, в которую никто не верит. И только вы заставили меня опять поверить. По-прежнему добры вы к тем, кому нужна помощь. И вам не важно, красив нуждающийся или грязен и уродлив. Последний кусок хлеба отдадите ему, о себе забывая. И верите, что доброе дело добротой вознаграждается. Долго брожу я по свету, ищу таких, как вы. Нахожу – молодею. Не нахожу – старею. И с каждым годом всё реже нахожу…

Ночь накрыла село. Изредка побрехивали собаки, вскидывались иногда потревоженные лисами куры, блестели холодной темнотой окна могучих домов. И только в маленьком, покосившемся домике горел теплый, желтый свет, а за столом мирно беседовали две девушки. Одна искала Веры, вторая этой Верой и была.

«Призыв».  © Гектор Шульц

В темной комнате громко бахнуло, запахло серой и нечистотами. Витя протер закопченными ладонями не менее закопченные глаза и, икнув от неожиданности, уставился безумным взглядом на роскошную (а она действительно была роскошной) брюнетку в черных брючках и аккуратной белой блузке с небольшой пунцовой розой в нагрудном кармане.

Брюнетка, посмотрев на Витю, наоборот скривилась, шмыгнула носом и тоскливо оглядела всё ту же темную комнату. Затем щелкнула пальцами и удовлетворенно кивнула, когда в воздухе начал разливаться аромат цветов, заглушающий все остальные неприятные запахи, включая прогоркло-кислый Витиных носков, каким-то образом завалившихся за шкаф.

- Желаю… - проблеял Витя, но тут же осекся под строгим взглядом брюнетки, которая сложила на объемной груди руки и поцокала языком.

- А насрать мне что ты там желаешь, - ответила она мелодичным голосом (голос действительно был мелодичным, словно в воздухе зазвенели крохотные серебряные колокольчики). – Для начала предложи даме стул, а потом начинай желать. Грубиян херов. Призываешь в какую-то странную комнату, где воняет прогорклыми носками, и еще что-то желаешь. Спалить бы твою душу к чертям собачьим… А, ты пентаграмму на полу намалевал, - она понюхала воздух и снова скривилась. – Погоди… Это козлиная кровь?

- Ага, - радостно ответил Витя. – Наисвежайшая. Два часа назад на рынке у армян купил. А почему вы босиком?

- В самом деле, почему? – фыркнула брюнетка, посмотрев вниз. – Наверное потому, что ты меня выдернул с законного отдыха, когда я только пришла в свою уютную пещерку и сбросила туфли?

- Простите, - потупил глаза Витя. – Желаю…

- Э, нет, человечек. Так дело не пойдет, - брюнетка осмотрелась еще раз и, выбрав наиболее чистое кресло, плюхнулась в него и водрузила ноги на журнальный столик, попутно снеся какую-то козлиную статую с пентаграммой. – Для начала позволь тебе прояснить несколько нюансов. Нельзя просто так взять и призвать Владыку Зла пред свои глупые очи и что-то там желать…

- Но я же жертву принес, - возмутился Витя, мусоля край своей черной мантии, сшитой из старого отцовского брезента для рыбалки. Брюнетка кивнула и ехидно посмотрела на частично размороженную цыплячью тушку, стоящую в центре пентаграммы, начертанной на обшарпанном полу.

- Хреновая жертва. Уже пованивать начала, - резюмировала гостья, разглядывая свой шикарный маникюр (а маникюр действительно был шикарным. Шутка ли, его делали десятки провинившихся, но чертовски талантливых мастеров маникюра). – И кто тебе сказал, что я предпочитаю в качестве жертвы замороженное птичье мясо?

- Ну так в книге написано.

- В какой книге? – брюнетка удивленно подняла бровь, когда Витя протянул ей толстенный, покрытый пылью томище со страшным заголовком. – «Черная магия», Папюс… Знаю такого. И там написано, что мне цыплят замороженных подавать надо?

- Ну… Там написано, что в качестве жертвы сгодится невинно убиенная плоть, - Витя покраснел от смущения, когда гостья мелодично рассмеялась. – Вряд ли этот цыпленок был согласен, чтобы его убили.

- Поправочка, человечек. Невинно убиенная плоть лично тобой, - глаза брюнетки вспыхнули жарким пламенем, заставив Витю отступить к стене. – Впрочем, спишем на озлобленность автора книги. Он, видишь ли, расстроился, когда я отказалась выполнить его желание, вот и понаписал черт знает что.

- А что мог Папюс просить у вас?

- Вечную жизнь, но не это меня разозлило, - брюнетка задумалась на минуту, а потом обрадованно воскликнула. – А… еще он хотел клубничный круассан и горячий кофе, потому что проголодался, пока готовился к призыву. Скажи, я похожа на официантку?

- Нет, - солгал Витя, тщетно пытаясь придать своему голосу безразличие. Черные брючки, белая блузка, розочка. Не хватало маленького блокнотика и фирменной доброй улыбки.

- Вот и я думаю, что нет, - брюнетка вновь щелкнула пальцами и сотворила себе из темноты бокал с зеленоватой жидкостью. – Твое здоровье.

- Слезы грешников? – осторожно спросил Витя.

- Яблочный мартини – поправила его гостья и тяжело вздохнула. – Ну что за идиотизм, а? По-твоему, если я Владыка Зла, то обязана жрать замороженных цыплят, которых мне идиоты вроде тебя жертвуют, и пить слезы грешников? Я вот яблочный мартини люблю, пиво баварское, мясное рагу с запеченными овощами.

- В книгах о таком не пишут.

- Это потому что никто не додумался спросить, что я люблю. Может, я сговорчивей была бы, предложи ты мне вместо цыпленка мартини или какой-нибудь шедевр кулинарии, - с непередаваемой грацией брюнетка выпила мартини, облизнула губы и задумчиво посмотрела на Витю.

- А почему вы не мужчина с головой козла и огромными рогами? – гостья устало вздохнула и влепила себе ладошкой по лбу. – Простите. Тоже невежливо?

- Еще как, - ответила она. – Стоило разок показаться в таком облике дремучему крестьянину, как теперь все об этом талдычат. Нет, человечек. Я не мужчина, а женщина. Хотя, ангелы, даже падшие, все же бесполые. Но ладно, для удобства пусть будет так. Но ты же один черт все забудешь, когда я исчезну… И не поверит тебе никто, что Дьявол – женщина. Ведь мужик с козлиной головой и рогами куда круче. Ладно, чего ты хотел-то?

- Эм… - Витя не был готов к этому вопросу. Ему просто хотелось увидеть Владыку Зла и проверить, работает ли та богохульная графомания, описанная в книге.

- Ну? Долго мне ждать? – сварливо поторопила его брюнетка и снова рассмеялась. – Шучу. Я читаю твои мысли. Ты просто хотел на меня посмотреть. Так себе идейка, человечек.

- Хотите кофе с коньяком? – слабо улыбнулся Витя.

- С печеньем и вареньем? – уточнила гостья и, когда Витя кивнул, кивнула в ответ. – Хочу.

- Вот ты как думаешь, почему я такая злая? – доверительно спросила брюнетка, она же Дьявол, она же Отец Лжи и Владыка Зла, она же Люцифер, она же Утренняя звезда. – Потому что мне никто кофе не предлагал. Благо тебе ума хватило это сделать. Сожгла бы твою душу, да полетела бы обратно.

- Совсем никто? – удивился Витя. Не каждую ночь пьешь кофе в компании Дьявола, поэтому он старался быть особенно вежливым и гостеприимным. Даже пентаграмму быстро смыл, проветрил комнату и принес гостье мягкие тапочки.

- Никто. Зато дохлых ягнят, телят, козлят и поросят ешь не хочу. Ты вот выделился цыпленком.

- Парная телятина дорогая, - покраснел Витя. Брюнетка кивнула и осторожно пригубила горячий кофе.

- Знамо дело, человечек. Возможно для вызова какого-нибудь Маркиза или Барона Ада сгодится, но для меня – это оскорбление, - ответила она. – Кофе, кстати, замечательный. Благодарю тебя. Печенье жестковато, но это не критично. Всяк получше той тушки, что ты благоразумно спрятал обратно в холодильник. Но меня другое интересует. Как так вышло, что у тебя нет желания? Ты же что-то хотел, когда я только появилась?

- Ну, это не желание, а так… просьба, - замялся Витя, снова отчаянно краснея. – Не сжигайте мою душу, пожалуйста. Я просто на вас посмотреть хотел. Так ли вы страшны, как говорят.

- И как? Страшна? – недобро усмехнулась брюнетка, но Витя помотал головой, заставив её вздохнуть.

- Нет. Вы красивая. Ехидная немного, но не страшная.

- Угу. Поглядела бы я на тебя, явись в другом виде, - ответила гостья. – Ладно. Только ответь мне, почему так вышло, что у тебя нет желания? Обычно все что-то желали. Круассан там, вечную жизнь, денег, власти, любви. А в обмен свою никчемную душу совали, представляешь?

- Разве не это ваша цель? Ну, душой завладеть, на муки её адские обречь? – уточнил Витя.

- Не-а, человечек. На кой мне души ваши-то? Что с ними делать? Рано или поздно все вы у меня окажетесь, так чего напрягаться? – рассмеялась брюнетка, болтая ногами сидя в кресле. – Или ты думаешь, что мне нравится праведников с праведного пути сбивать?

- А разве нет?

- Нет, конечно. Упертые они. Слишком уж целеустремленные и скучные. Да и желаний у них нет, кроме как постели да еды какой-нибудь простецкой. Скучно. Вот и вызывают меня дураки всякие, а потом удивляются, чего это я такая злая. Хуже всего, когда из дома выдергивают, - хмыкнула она и Витя, в который раз отчаянно покраснел от смущения. (Не каждый день приходится Высшим силам неудобства доставлять).

- Простите.

- Да чего уж там, - вздохнула гостья и поднялась с кресла. – Пора мне, пожалуй. И это… книжечку я у тебя заберу. Хобби у меня последнее время такое. Всякие книжки, где написано, как меня призвать, изымать и в костре потом сжигать.

- Понимаю. Устали, - улыбнулся Витя.

- Не то слово, человечек. Но знаешь, что…

- Что? – Витя напрягся, потому что мелодичный голос вдруг стал каким-то слишком уж грозным и злым. Даже воздух от этой угрозы завибрировал.

- Ты все же напиши о нашей встрече. Обстоятельно так напиши, чтобы у тебе подобных желание выдергивать меня по пустякам начисто отпало. Ну или пусть хотя бы мартини яблочным запасутся. А то сожгу к херам их души… Плевое дело, знаешь ли. Ох, черт, - чертыхнулась брюнетка. – На вопрос-то я так и не получила ответа.

- Почему у меня желаний нет?

- Ага. Почему? – спросила она, лукаво сверкнув глазами.

- Да у меня всё есть вроде. Квартирка, пусть и небольшая, работа, которая нравится. Даже девушка есть. Надо до её прихода убраться тут, кстати, - шмыгнул носом Витя. – Чего мне желать еще? Машину? Так я коплю потихоньку, то там, то сям подработки беру. Зачем вас напрягать ради такой мелочи? На море билеты попросить? Тоже накопить проще. А вечная жизнь и власть с богатством мне ни к чему.

- Почему это?

- Цель из жизни пропадет, - вздохнул Витя. – А у человека должна быть цель, и он к этой цели сам идти должен. Вы уж простите, что я вас выдернул с отдыха. Обещаю, что больше не буду.

- Извинения принимаются. Забавный ты человечек. Не те Царство наследуют, знаешь ли, - усмехнулась брюнетка. – Ох, не те… Но не мне это решать. Прощай. И запомни хорошенько наш разговор…

- Запомню, - кивнул Витя и, улыбнувшись, осмотрел пустую комнату, в которой пахло цветами.

«А кем ты был?». © Гектор Шульц

- Лео, а кем ты был в прошлой жизни? – стройный кот, сидящий на подоконнике и меланхолично смотрящий на Луну, слабо поморщился, выгнул спину и лениво зевнул, услышав вопрос. Он посмотрел одним глазом на сидящего под окном щенка и еле слышно фыркнул. – Лео? Ты меня слышишь?

- Тебя весь дом слышит, дружок, - мягко, с ноткой недовольства в голосе, ответил кот. Улегшись на живот, он снова еле слышно фыркнул. – Чего это тебя на разговоры потянуло?

- Так хозяев нет. Скучно… - протянул щенок, смешно плюхаясь на пол и с обожанием смотря на кота.

- Скучно? - коротко спросил кот. – В кои-то веки ты можешь побыть наедине со своими мыслями, Ангус, но тратишь время на пустую болтовню.

- Но всё же. Я вот помню, кем был в прошлой жизни. Только с каждым днем оно… как бы это сказать…

- Забывается? – усмехнулся Лео, не сводя янтарных глаз с Луны. Щенок радостно тявкнул и замотал головой, словно подтверждая догадку кота. – Так и есть, дружок. Каждый день приближает тебя к перерождению, поэтому прошлая жизнь забывается. Становится тонкой, как самая легкая и воздушная ткань, покуда вовсе не превращается в мираж. И ты гадаешь, а было ли это на самом деле. Помнишь тот миг, когда очнулся в новом… хм… теле?

- Помню, - в голосе щенка послышалась грусть, заставившая кота слабо улыбнуться. – Сложно забыть, Лео. Но и это забывается.

- О, да, Ангус. Панический страх, ужас, непонимание, шок и боль, - тихо проворчал кот, выпуская коготки и еле слышно царапая лакированное дерево подоконника. – В отличие от тебя, я помню это так, словно вчера переродился. Тебе всего пара месяцев, а ты всё забываешь. Счастливец.

- А почему ты не забываешь, Лео?

- Я другой, Ангус, - улыбнулся кот и острые клыки блеснули в лунном свете. – Видишь ли, я уже двенадцать лет в этом теле, и я всё помню. Помню прошлую жизнь, даже мельчайшие и незначительные детали помню.

- А я на поле брани умер, - ответил ему щенок и почесал себя за ухом лапой. – Шумно было, страшно, а потом резкий свет, словно я куда-то полетел, и вот я в теле собаки. И кушать хочется.

- Так ты воином был? – удивленно спросил кот, поворачивая голову к щенку. – Под чьим началом?

- Под покровительством этого… как его… - щенок задумался на секунду, а потом радостно ответил. – Суибне-заики.

- Знакомое имя, - задумчиво буркнул Лео, меняя позу. Лежать на одном боку ему надоело, да и постоянно вертеть головой туда-сюда тоже. – Король Ирландии, да?

- О, так Суибне королем стал? – щенок радостно завыл, вызвав ехидную усмешку у Лео. – Мы как раз против Маэл Кобо и его орд сражались, когда меня по темечку тюкнули.

- Задержался ты, дружок, - усмехнулся кот. – Это тысячи тысяч лет назад было.

- А какая разница? Для меня всего миг прошел, - растеряно ответил Ангус. – Но все равно странно, Лео. Вот я на поле топором махал, а тут раз… и собакой стал. Видать, боги меня в наказание собакой обратили.

- Боги тут не причем, Ангус. Да и есть ли они… никто не знает, - фыркнул Лео, снова возвращаясь к созерцанию Луны. – В любом случае, через пару месяцев ты забудешь свою прошлую жизнь.

- А ты?

- А я буду помнить, - скривился кот.

- Но почему? Почему ты помнишь всё, а я всё забуду? Я не хочу забывать, Лео, - всполошился щенок и принялся скакать внизу, пытаясь обратить внимание кота на себя.

- Потому что я другой, Ангус. Говорил же. И таких, как ты, я уже видел. Жил тут один. До тебя, - ответил Лео. – В прошлой жизни он в легионах Марка Аврелия служил. Тоже воин, как ты. Погиб в германских лесах от топора варвара. Долго пытался смириться с тем, что в собаку переродился. Чуть с ума не сошел, бедняга. Мебель драл, да на людей кидался…

- Стало быть, мы и после смерти служить обязаны? – чуть подумав, буркнул щенок. – Только другим хозяевам.

- Именно так. И неважно, воином ли ты был или земледельцем, Ангус. Собаки всегда были ближайшими друзьями человека, а ты… Ты наверняка был слепо предан этому своему Заике?

- Конечно. Славный он был человек, хоть и странный немного, - кивнул Ангус, заставив кота рассмеяться. – Что смешного, Лео?

- Вот поэтому ты в теле собаки, дружок. Тебе важно кому-нибудь служить.

- А ты? Ты тоже кому-нибудь служил?

- Нет, - покачал головой кот. – Люди служили мне, а я служил своей стране.

- Ты был кем-то знатным? – охнув, спросил щенок.

- Сейчас это не важно. Сейчас я кот, а ты пёс. Об этом и надо думать, - туманно ответил Лео, положив голову на лапы.

Какое-то время они молчали, думая о своем. Ангус вспоминал славные битвы и иногда коротко тявкал, словно вновь ощущая запах пролитой крови врага и хриплые крики раненных. Лео дремал на окне, прикрыв глаза. Но сердце кота взволнованно билось и скоро даже щенок услышал его биение.

- Лео… Я тебя расстроил? – спросил он.

- Нет, дружок, - усмехнулся кот. – Скорее мысли расстроили. Двенадцать лет я в этом теле, а до сих пор гадаю, почему.

- Ты был плохим? – осторожно спросил Ангус. – Как Фаэлху-пердун?

- Не знаю, кто такой Фаэлху-пердун.

- Плохой человек. Скверный воин. Трусливый, - презрительно ответил Ангус, вновь заставив Лео рассмеяться. – Я не хотел тебя обидеть, Лео…

- Ты и не обидел. Я понял твой вопрос, - кивнул кот и, задумавшись, прищурил янтарные глаза. – Нет, я не был плохим, Ангус. Несмотря на благородную кровь, мне тоже пришлось воевать рука об руку с такими, как ты. С обычными воинами. Потому что это был мой долг, дружок, - усмехнулся он, когда Ангус открыл рот, чтобы задать очередной вопрос.

- Ты был принцем?

- Был. А потом стал королем, когда моего отца забрали горы.

- И у тебя была королева? – Лео нехотя кивнул и поморщился. Воспоминания резанули по сердцу острым ножом. – Красивая?

- Очень красивая, - вздохнув, ответил он. – Её звали Астрид. Спустя год после женитьбы её не стало.

- Ох… прости, Лео.

- Не извиняйся, Ангус. Воинам свойственно задавать прямолинейные вопросы. Еще одно отличие между мной и тобой, - тихо ответил кот. – Короли вынуждены взвешивать каждое свое слово.

- А дети? Дети у тебя были? – Ангус кивнул, сочтя молчание Лео за согласие. – У меня тоже были дети. Интересно, они тоже теперь в телах собак?

- Не исключаю.

- Лео?

- Да, Ангус?

- Но почему ты тогда в теле зверя, раз был королем? Почему не переродился опять в человека?

- Увы, дружок, ответа на этот вопрос я не знаю, - ответил кот. – Возможно потому, что я потерял свою власть. Возможно потому, что народ винил меня в смерти Астрид. Возможно потому, что все благородные мужи и девы после смерти обязаны провести время в зверином теле, чтобы поразмыслить о былой жизни и сделать правильные выводы.

- О… Это объясняет, почему ты хозяина царапаешь, когда он тебя на руки берет, и еду ешь не всякую, - Лео рассмеялся и взглянул на щенка с интересом.

- В проницательности тебе не откажешь, Ангус, - улыбнувшись, ответил он и тут же серьезно добавил. – Я никогда не бегу по первому зову, дружок. Не пристало королю, пусть и бывшему, так себя вести. Склонен думать, что остальные коты и кошки тоже себя так ведут. А еще думаю, что людские души делятся на два типа. Простые люди, как ты, Ангус, после смерти перерождаются в собак, а благородные в кошек. Вы забываете свое прошлое, слишком быстро все поняв и осознав, служите людям, а нам надлежит помнить прошлое до следующего перерождения. Помнить, кто мы есть и кем всегда будем…

- А что будет потом, Лео? Ну, в следующем перерождении. Я снова буду воином?

- Не исключаю этого, Ангус.

- А ты снова будешь королем?

- Не могу знать. Возможно, в следующей жизни я снова буду котом. И так раз за разом, пока не разберусь в ворохе своих мыслей или пока не забуду прошлое, - хмыкнул кот, смотря на Луну. – Никто не знает, что ждет нас за порогом, Ангус. Ни ты, ни я.

- Знаешь, Лео. Нечасто мне доводилось вот так просто говорить с королем, - спустя пару минут молчания произнес щенок. – Я вообще короля только пару раз видел. Украдкой, на поле боя, когда он с ревом сносил головы врагам, да на пиру одном. И знаешь, что я понял?

- Что, Ангус?

- Простым людям, как я, нужны такие, как ты. Мы неспособны много думать, наша жизнь, как ты сказал, проста. А твоя сложна и запутана. Кто-то должен брать ответственность за других на себя. Как взял однажды ты, Лео.

- Кто-то должен брать, - согласился кот. – Но важнее не злоупотреблять этим, а мировая история как раз хранит много случаев такого злоупотребления. Но, справедливости ради, тоже признаю, что нечасто мне доводилось вот так говорить с простым людом. Знаешь, Ангус, мне было бы спокойнее, если бы меня окружали такие люди, как ты. Сейчас преданность только у собак и встретишь.

- Спасибо, Лео.

- Не за что, дружок. Ладно, пошли уберем подальше те обслюнявленные ботинки, что ты погрыз, пока твои хозяева не вернулись. Сомневаюсь, что ты задумывался о том, какая порка тебя ждет по их возвращению.

- Не задумывался, Лео, - заволновался щенок. – И впрямь, всыплют мне, как Фаэлху-пердуну, когда он на пиру газы шумно выпустил и нос владыки нашего осквернил. Ох-ох, Лео. Вот ведь срам-то…

- Знаю, Ангус, знаю, - кот спрыгнул с подоконника и грациозно виляя хвостом отправился в коридор, а щенок, забавно потряхивая головой, двинулся за ним на почтительном расстоянии.

«История о трех вампирах».  © Гектор Шульц

Привет, малята. Готовьте ваши осиновые колья, серебряные цепи и образа с почитаемыми святыми, ибо сегодня я расскажу о трех малоизвестных вампирах, которых почему-то пиздец как несправедливо обделяют вниманием. Речь пойдет о графе Варгоши, немецком докторе Шпатце и русской страховидле – Романе Стропикаро. Посему запасайтесь чайком с печеньками и погружайтесь в таинственную историю трех адовых кровососов. Будет интересно. Не все ж про клятых Дракул с Батори всякими читать.

💀Граф Варгоши.

В мадьярских хрониках тринадцатого века всплывает имя некоего графа Варгоши – смутьяна, бабника, сатаниста, извращенца и садиста. По сравнению с ним мейнстримовый граф Дракула – жалкий пацан.

В частности, в хрониках говорится о том, что сей граф умудрился не только убить тысячу невинных дев, но и жесточайшим образом их изнасиловать. Об оргиях, которые проводились под крышей замка графа Варгоши, ходили леденящие кровь слухи. А может, люди просто завидовали тому, что человек умел веселиться в отсутствие интернета и мемасиков. Как бы то ни было, но графу очень скоро пришел пиздец и по хроникам сей пиздец случился после одной из славных оргий, когда оный граф взял и самоубился, что очень странно, ибо оргии он любил, как среднестатистический реднек любит своих сестер. «Ну и хер с ним, с ебателем», подумали местные жители и похоронили блудливого графа на кладбище. А через сорок дней после его смерти взвыли.

Взвыли из-за того, что в округе начали находить изуродованные трупы местных женщин. У несчастных были прокусаны шеи, в телах не было ни капли крови, а руки с ногами были переломаны к хуям. Понятно, что пытливые крестьянские мозги сразу же связали страшные находки с недавно подохнувшим графом Варгоши. Мол, «и сдохнув, паскуда такая, не угомонился».

Графа очень шустренько отлучили от церкви, а его имя предали всеобщему позору, но убийства женщин не прекратились, а наоборот утроились. Местные жители озлобились и, вооружившись острыми палками, пошли эксгумировать тело графа из кладбищенской земли, дабы самолично отпиздить ушлого извращенца. И охуели, когда выкопали гроб и увидели, ЧТО там теперь лежит.

Тело графа позеленело и покрылось плесенью, плюс на нем была тьма кровоточащих язв и нарывов, а на зеленых губах поблескивала свежая кровь. Кто-то тогда брякнул, что граф Варгоши еще и дышал, покуда его тыкали палками, пытаясь проверить жив он или нет.

Понятно, что, увидев такую картину, местные больше не сомневались, что именно граф виноват в смертях, и поступили, как и подобает дремучим крестьянам.

Тело блудливого упыря связали цепями и засунули в бочку, которую доверху залили кипящей смолой. После этого бочку закинули в колодец, оный колодец залили расплавленным оловом и водрузили сверху тяжелую плиту. Ну и по традиции навтыкали рядом хуеву тьму осиновых кольев, дабы упырь поцарапался и сдох, если б решил вылезти из новой могилы. Убийства на какое-то время прекратились, а потом возобновились опять.

Местные, поняв откуда ветер дует, ринулись к могиле графа и охуели, когда её увидели. Земля вокруг колодца оказалась перерытой, все осиновые колья валялись на земле, каменная плита лежала в трех метрах от колодца расколотая надвое, а олово, которым залили нутро колодца, словно разорвала неведомая сила.

Вечером того же дня пиздец пришел и священнику, который самолично обвязывал останки опального графа цепями. Его попросту этими самыми цепями и задушили к хуям, попутно расплавив на груди нательный серебряный крестик. Видимо после этого граф Варгоши счел свою миссию выполненной и со спокойной совестью отправился в Ад, когда в его замок пизданула молния и разнесла оный замок в щепки. Местные там еще и зеленые огоньки видели, которые сразу же приписали освободившимся душам, вырвавшимся из плена мадьярского упыря.

💀Роман Стропикаро.

А вот этот упырь самый что ни на есть родной, российский, квартировавший под городом-героем Тулой, в селе Покровское. Все началось, как и подобает, словно в классическом вампирском ужастике.

В славное село Покровское взял и приехал новенький граф, имя которому Роман Стропикаро. Ну приехал и приехал, подумали бы остальные, но местные сразу же почуяли недоброе, ибо новый житель вел себя как-то странно. Во-первых, он сразу же построил себе натуральный замок и выписал откуда-то страшных молчаливых слуг, а потом отказался дружить с местными жителями. Сейчас таких называют интровертами и мизантропами, но тогда графа сразу окрестили «упырем ебаным» и прокляли до кучи, когда стало понятно, что днем он гулять отказывается, зато любит кататься в карете ночью.

Вскоре после прибытия нового жителя стали исчезать люди. Все по классике, как я уже говорил. Только вот их находили довольно быстро и немножко мертвыми. Плюс обескровленными, словно из бедняг кто-то выкачал всю кровь. Справедливости ради, местные вначале подумали на некую болезнь и бешеных животных, пока откуда-то не заявился супер-сыщик, являющийся по совместительству сыном одного из помещиков. Он внимательно изучил все данные и не мудрствуя лукаво указал пальцем на замок «ебаного упыря Романа». Местные сыщику поверили и, вооружившись по традиции кольями, вилами и серебром, отправились давать странному интроверту пизды.

Замок графа Стропикаро взяли в осаду и принялись стучать палками по камням, пока кто-то не увидел, как от одной из стен отделяется странная тень и вприпрыжку несется в поля.

- Лови блядину! – рявкнул кто-то и вся толпа ринулась за несчастным графом, которому даже оправдаться не дали.

Догнали его быстро, а потом коллективно отпиздили палками до острого приступа смерти, что подтвердило гипотезу местных о том, что оный граф был вампиром, ибо сдох он именно тогда, когда его сердце проткнули осиновым колом.

После этого тело графа захоронили со всеми почестями, причитающимися вампиру, а именно отрубили голову, навтыкали кольев в тело и сравняли с землей могилу. После этого веселая толпа отправилась к особняку убиенного графа и предалась веселому мародерству. Всего за каких-то три дня особняк растащили до последнего кирпича, а имя опального упыря прокляли в местных книгах, переименовав село из Покровского в Романово.

Правда еще долгое время ходили слушки, что вместо графа был убит его двойник, но кто ж теперь проверит? Все забылось и мхом поросло, как манда старой девы.

💀Генрих Шпатц.

Жил-был в Баварии девятнадцатого века, в городке Вюрцбург, один доктор. Генрих Шпатц. Жил, не тужил, пиво с сосисками пил, с людьми дружил и славился на всю округу, как замечательный человек и врач.

Со всеми он был обходителен, частенько давал щедрые суммы денег тем, кто их просил и вообще являл собой кладезь обаяния и милашности.

Но в один прекрасный день герр доктор вдруг распродал все имущество и срулил в Чехию, объяснив любопытным, что его позвали работать в Пражский университет. Ну срулил и срулил, хуй бы с ним, однако сразу после отъезда в полицию прибежали два ассистента герра доктора и с порога заявили, что-де: «доктор, на самом деле, не доктор, а упырина ебаный и надобно его сжечь к хуям, а жене его кочергу раскаленную в дупло воткнуть». Полиция посмеялась, но дом внезапно уехавшего доктора все-таки решила обыскать. И охуела, обнаружив в подвале восемнадцать трупов различной степени свежести. Понятно, что тут же были подняты все силы, дабы отыскать герра доктора, но он пропал. С концами. В Пражском университете сразу заявили, что никакого Генриха Шпатца не знают и не знали.

Полиция, которой вдруг стало не до смеха, допросила двух ассистентов и охуела еще больше, когда те стали рассказывать шокирующие истории о добром докторе, который давал приют бродягам, а потом жестоко их убивал и пил кровь, принуждая к этому и ассистентов, до жути боявшихся своего босса.

Прислуга тоже рассказывала странные истории о том, как доктор отправлял всех домой после захода солнца и никому не разрешал оставаться на ночь. Логично, что свидетелей убийств, кроме двух ассистентов, не было.

Спустя полгода об истории забыли, покуда снова не всплыли два ассистента. Один из них сошел с ума, уехал в ебаную глухомань и вместо нормальной еды пил свиную кровь и боялся солнца. Потом он не выдержал стресса и повесился к хуям на балке в своем доме. А вот второй…

Второго захуярила топориком собственная сестра, когда поймала за кровососанием из шеи собственного племянника. Взяла и тюкнула горе-вампира по темечку, из-за чего тот тоже немножко умер, как и подобает упырю. Правда историю попытались замять, чтобы спасти женщину от тюрьмы, поэтому историю с вампиризмом всячески скрывали.

Однако с того момента имя Генриха Шпатца обрело зловещую славу и его боялись произносить, ибо верили в то, что услышавший его тоже станет вампиром и будет пить кровь, как остальные. Всякие атеисты этому не верили и называли доктора психопатом и ебучим сатанистом, устроившим в своем доме хуй знает что. Но самого доктора-то так и не нашли…

На сём все. Меняйте трусы, жахните водочки, дабы отойти от стресса, и выкурите сигаретку. Ну а с вами был дядя Гектор. Едрить вас, по традиции. И покеда.

Уютная телега тут.

«Легенда о рыцаре 18+». © Гектор Шульц

Кто такой рыцарь? Ну, я уверен, что вы-то уж точно знаете, кто это такой. Если все же не знаете, то вкратце поясню. Рыцарь – это средневековая гопота в доспехах, прославившаяся в этих ваших интернетах благодаря хуевой туче фильмов и игр. В истории – дворянский титул четвертого уровня «системы щита». Нихуя не поняли? Ладно, тоже поясню. В первый уровень входили голожопые нищеброды из числа простолюдинов, вторым были сквайры (они же оруженосцы и те еще распиздяи), третьим являлись держатели поместий из числа вассалов, ну а четвертыми наши любимые кастрюлеголовые уебаны.

В феодальной системе земля и все остальное имущество чаще всего передавалось от отца к старшему сыну, а всем остальным законным отпрыскам полагался хуй без соли и выбор, куда податься дальше. Кто-то шел в монахи или циркачи, но большая часть покупала себе коня, доспехи, острую джедайскую саблю и пиздовала насаждать добро всяким дремучим уебанам под прикрытием какого-нибудь короля. Все просто. Иными словами, без выебонов и петросянства, рыцарь – это обычная тяжелая кавалерия со страхом и упреком.

История без рыцарей погрязла бы в унынии, ибо доставлять веселье кастрюлеголовые могли, умели и практиковали. До сих пор существует дохуища баек разной степени унылости о рыцарских подвигах – от откровенно пафосных, вроде легенд о короле Артуре и его кружке мечемахателей, до суровых и брутальных средневековых манускриптов. Пересказывать все это я не буду, но вот некоторые мифы и легенды о рыцарях постараюсь развенчать или, наоборот, подтвердить. Конечно же, только самую мякотку, ибо про скучное говно вы и в Википедии почитаете.

- Все рыцари владели замками и были богаче королей.

Ложь, пиздеж и провокация. Учитывая, что большинство рыцарей – это пятые и десятые сыновья какого-нибудь знатного бабая, то замка они чаще всего не имели по причине того, что оный замок отходил к старшему сыну, о чем я уже говорил в начале статьи. Нет, были, конечно, случаи, когда рыцарь возвращался из похода, волоча за собой пару телег с золотыми трофеями, на которые потом покупал у короля землю и строил на ней замок, но обычно рыцарь так и оставался голожопым нищебродом, мечущимся между войнами, и пропивая добычу в перерывах.

- Право первой ночи. Рыцарь мог трахнуть невесту своего вассала в первую брачную ночь.

Частенько практиковалось и не только рыцарями, но и феодалами. Хуй его знает, ради чего это делалось, но со временем это вошло в привычку. Одна из самых популярных отмазок гласит, что таким образом кровь черни и всякого быдла разбавлялась кровью благородного человека, который сам был тем еще быдлом, дабы чернь окончательно не деградировала.

Эта тема нашла широкий отклик в современном искусстве и редко какой фильм о рыцарях может похвастаться отсутствием сцены ебли похотливого феодала и бедняжки-красавицы-простолюдинки.

- Рыцари так воняли, что в радиусе трех километров полностью вымирали все деревни, леса и звери.

Естественно, воняли. А ну как если поход какой или война, где без живительной водицы приходится обходиться месяцами? Ну а если серьезно, то рыцарские доспехи чаще всего оборудовались чудо-юдо дверцами и скрытыми каналами, позволяющими владельцу срать, не слезая с лошади, и отливать на безродных крестьян ради веселья. Да и сами доспехи надевались перед боем. Чаще всего рыцарь попросту скакал в более легкой броне. Не будем забывать и об обильном потовыделении во время махания мечом верхом на лошади или постыдной половой ебле в сарае с ладной пастушкой, когда особо жарко и солнышко печет жопку. Да, рыцари воняли, но, как и все в Средние века. Умеренно, короче.

- Рыцари были благородными, добрыми, щедрыми и лапочками.

Херня на постном масле, выдуманная монахами-летописцами и пиздострадательными бардами, которым только в радость что-нибудь отромантизировать. Не, серьезно. Вы можете себе представить воина, который мечом кромсает какого-нибудь нехристя-мусульманина, а потом плачет над его разрубленным и изувеченным телом? Рыцари чаще всего были циничными хуеплетами и не стеснялись дать пизды какому-нибудь крестьянину, трахнуть пару сельских девок, заделав им пару ублюдков, а то и монастырь ограбить.

Конечно, какой-то свод указаний у них был, где говорилось о пяти добродетелях, но на практике им редко кто следовал, а тот, кто следовал, своими собратьями признавался хворым выблядком и подлежал закидыванию тухлыми овощами и изгнанию на мороз ссаными рыцарскими доспехами. Исключения, конечно же, были, но мало.

С другой стороны, за рыцарями пристально следили. И не только король, но и церковь. Поэтому особо буйных сразу отлучали от Боженьки и попутно лишали всех привилегий. Посему хулиганили рыцари по-тихому, а вот в войнах и всяких походах отводили душеньку за будьте-здрасьте, устраивая кровькишкираспидорасило по три раза за день.

- Рыцари любили турниры и крестовые походы.

Это правда. И дело не только в том, что на турнире можно было затащить к себе в постель пару милых дев, а утром проснуться от гусарского насморка, когда с писи течет, как из брандспойта. А в том, что там можно было без устали мериться хуями с другими рыцарями, показывать свою доблесть и избить до кровавых ссак особо бесящего тебя хуеплета из числа собратьев.

Там же рождались байки о подвигах и каждый украшал их, как мог, ибо знал, что на турнирах, помимо других уебанов, есть и барды с менестрелями, способными сложить такую балладу, что её потом будут во всех городах распевать. Да, тешить свое чувство собственного величия рыцари любили и это исторический факт. А еще любили носиться на лошадях и сносить с них соперников копьями.

Крестовые походы рыцари тоже любили. И не потому, что им нравилось насаждать правильную веру варварам с помощью огня, меча и пиздюлей, а потому, что из похода можно было вернуться охуительно богатым человеком, ибо боевые трофеи никто не отменял. Конечно, охуительно богатый рыцарь после возвращения из похода все пропивал\проедал\проебывал и превращался в охуительно нищего рыцаря, с нетерпением ожидающего нового похода.

- Меч всему голова.

Относительный пиздеж в этом есть. Чаще всего меч служил эдакой блестящей палкой, которой круто трясти на собраниях и впечатлять высокодуховных дев. Хороший меч стоил весьма дорого, и далеко не каждый рыцарь мог его себе позволить, и тем более не мог позволить тупить его на поле брани.

Вместо мечей в бою рыцари использовали булавы, молоты, топоры и прочие тяжелые предметы, включая сушеное говно и палки. Все потому, что порезать супостата в доспехах мечом было довольно сложновато, а вокруг еще и остальные раздают пиздюля друг другу. Куда эффективнее пиздануть противника по шлему дубиной, а потом с наслаждением смотреть, как он корчится, пытаясь снять с головы изувеченную кастрюлю, попутно вытирая кровищу, хлещущую из ушей. Другое дело, когда рыцарь сражался с противником в легкой броне. И тут меч решал, ибо был куда удобнее, легче и острее копий с топорами, протыкая и разрубая тушки в легкой кольчуге и кожаном панцире.

Слабозащищенные соперники рыцаря тоже понимали, что мечом эту ебанину в миланском доспехе хуй завалишь и поэтому тоже отдавали предпочтение дубинам и топорам. Оглушить противника было проще, чем пытаться прирезать, ювелирно выискивая щели в броне. Да и никто не запрещал взять за живого, хоть и пленного рыцаря, выкуп. На самом деле срачи насчет этого мифа живее всех живых и продолжаются до сих пор. Поэтому сами решайте, что правда, а что пиздеж. Я не нашел золотой истины, но может товарищи в теме черканут пару комментариев и просветят остальной люд и болтливого автора.

- Дама сердца и пояс верности.

Зафиналить можно сим нехилым мифом о том, что рыцарь выбирал себе даму одну и на всю жизнь, всячески холил её и лелеял. Ну, немного огорчу прекрасный пол, ибо пиздят ваши баллады. Безбожно пиздят…

Дама у рыцаря и правда была одна, и ей он посвящал свою клятву любви, но на деле клятве этой не следовал, ибо был тем еще быдлом. Иной раз своей дамой рыцарь называл жену сюзерена, что добавляло ему + 53 балла популярности в глазах начальства и шанс на то, что оная дама, польстившись на сладкие речи, замолвит перед мужем словечко, ежели оному рыцарю случится накосячить. Ну а если рыцарь брал себе деву в жены, то это не мешало ему трахать баб в походах, получать их в качестве подарков от других рыцарей, и постоянно юзать пастушек в набегах на другие земли. Дама сердца это понимала и особо не пиздела, ибо в гневе за непослушание рыцарь запросто мог набить своей половинке половинку лица, а то и вовсе захлестать до полусмерти вожжами.

Кстати, один из популярных мифов про «пояс верности» тоже является романтичным пиздежом. Хотя бы потому, что его длительно ношение гарантирует даме рыцаря стертую до мяса пизду и заражение крови бонусом, ибо антисанитария и все такое. Ну и никто не мешал даме сделать копию ключа и по отъезду мужа в поход, предаться похоти с садовником или поваром среди груд сырого лука в погребе. Однако пояс верности имел место быть, только вот не носили его тридцать лет и три года, а надевали в те моменты, когда на замок надвигалась беда в виде другого феодала, возжелавшего себе земли и богатства, ну и писечку жены хозяина замка тоже.

На сём всё, малята. Рубитесь мечами разумно, храните верность своим дамам сердца, и помните, что пояс верности не спасает от мандавошек. С вами был дядя Гектор. Едрить вас. И покеда.

Уютный канал в Телеграм тут