©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.

- Многонедельный труд, - вздохнула она. – По черновому сценарию гном принцесс самотыком ебал, но клиент очень уж хочет, чтобы сцена ебли принцессы и гнома была непременно показана. А принц Ларри в финале гному хуй отрубает и ему же в жопу загоняет, типа проклятье его на него же и обращает. Понимаешь? Сема идею зарубил. Говорит, у нас тут порно, а не горграйндхаус. Мол, клиенту сказка нужна, а не расчлененка с кровищей.
- Бедная, - съязвил Сергей. – Так душить творца – это противоестественно.
- Все так, козявка. Но хули делать. Я деньги только за снятые по сценарию фильмы получаю, так что пришлось продать душу проклятым капиталистам. Слушай, может ты Сему того… выебешь втихаря? Чтобы тоже в волшебный сон впал. А кинцо мы сами снимем, а?
- Кажется, ты перебрала не только с кофе, - мотнул головой Марк. Настя показала ему язык, захлопнула ноутбук и, подхватив чашку с кофе, направилась к выходу.
- Сема просил передать, что через десять минут начинаем, - обронила она, хлопая дверью.
- Настя, - вздохнул Марк. – Простая, как три рубля.
- Ну, хотя бы не предложила Семена Витальевича Луи Вторым наказать и то хорошо, - согласился Сергей, поправляя на голове колпак. – Ладно, пошли. Пока Настя в сценарий новых правок на радостях не напихала.
- Тоже верно, - задумчиво кивнул Марк, делая глоток чая.

Площадку украсили под стать идее фильма. Я удивленно рассматривала бутафорские каменные стены, украшенную высоким паланкином кровать, на которой валялась в неглиже расписанная татуировками принцесса Лада, наблюдавшая со скукой за тем, как гримерша Валя убирает свои принадлежности в черную сумку. Странностей тоже хватало.
Слева от кровати, к бутафорской стене был прикован цепью Веня-Кукуруза. Тоже абсолютно голый, больше похожий на уродливого тролля, которым он, собственно, и являлся, как рассказал мне Марк. Веня периодически передергивал кукурузу между ног, чтобы та оставалась в боевом положении и покорнейше ждал отмашки режиссера, о чем-то шепчущегося с оператором Олегом. Возле кровати я увидела еще одну девушку. Рыжеволосую, худую, с маленькой грудью, как у подростка. Она, никого не смущаясь, гоняла «змейку» на экране своей «Нокии» и тихонько ворчала что-то себе под нос.
- Так, на позиции! – подал голос Сема. Заметив меня, он улыбнулся и кивнул мне. – Напомню тем, кто забыл. Веня, ты – тролль. Злой, ненасытный, охочий до женского тела. Тебе Сережа бросает своих пленниц, над которыми ты измываешься, аки бесстыдный зверь.
- То есть, сцена со мной будет? – обрадованно воскликнул Веня.
- Нет. Тебе бросят Свету, - рыжеволосая девушка картинно вздохнула и показала Вене язык. – Ты начнешь ее лапать, запустишь руку между ног, максимум членом потрешься, как настоящий тролль, а потом в башню врывается принц Ларри… Настя!
- А?
- Почему Ларри? Где ты видела принцев с таким именем? Ладно там Себастьян, Джон, Дикон. Ларри?
- А чоб нет? – пробормотала с набитым ртом Настя, больше внимания уделяя не режиссеру, а пирожку с мясом, прихваченному с кухни вместе с кофе. – Ты заявку забыл? Принца должны звать либо Гарри, либо Ларри.
- А, черт. Точно, - хлопнул себя по лбу Сеня. – Тогда ладно. Итак. Принц врывается в башню и видит, как на принцессе извивается Сережа.
- Румпельштильцхен, - поправила его Настя. Сема скрежетнул зубами, но сдержался. Видимо, на площадке подобные диалоги были нормой.
- Сережа, ты, увидев принца, падаешь с кровати и тянешься за мечом. Лада находится под проклятием и не шевелится.
- Угу, - откликнулась та.
- Олежа, крупный план Ладочкиных прелестей, потом камеру на Сережу. Надо показать ужас, который испытывает Рупель… Румпль… Руль…
- Румпельштильцхен, - снова подсказала Настя.
- Да, еб вашу мать! Гном! Гном испытывает ужас и это надо показать, - рявкнул Сема. – Итак, принц выхватывает свой меч.
- То есть, хуй? – спросила Настя, заставив меня улыбнуться. То ли она придуривалась, то ли специально бесила Сему. Поди вот разбери.
- Нет, Настя, не хуй. Хуй я покажу тебе, если продолжишь нести ахинею! – натурально взвыл Сема и, судя по гаденькой улыбке Насти, этого сценаристка и добивалась. – Собрались, родные! Нам финалить надо, а вы тут кривляетесь. Премии лишу. Каждого.
- Тю, не велика потеря, - фыркнула Настя, но тихо, так, чтобы Сема не услышал.
- Что мне-то делать? – устало вздохнул Марк, поигрывая в руках бутафорским мечом.
- Сначала ты заколешь тролля, не дав ему надругаться над Светой. Далее следует твой монолог, Сережа. И больше жизни, больше гнева. Этот человек, - палец Семы указал на Марка, - лишил тебя добычи. Казнил твоего тролля и хочет убить тебя. Олежа, тут нужны крупные кадры лиц. Динамики побольше. На мечах старайся акцент не делать. Видно, что они игрушечные.
- Спасибо скажите, что хоть такие нашла, - проворчала Валя, внимательно слушающая режиссера.
- Безмерное и искреннее спасибо, Валечка. Без тебя и твоих связей от заказа пришлось бы отказаться, - вздохнул Сема. – Так, ладно. Идем дальше. Принц убивает Рульпель… гнома! Убивает гнома, чтоб его. Затем, склоняется над кроватью, где лежит принцесса и целует ее.
- А потом ебет так, что замок рушится, - тихо добавила Настя.
- И любит ее так, что стены трясутся.
- А я? – поинтересовалась рыжая Света.
- Ты, дорогая, присоединяешься к принцу и принцессе. Благодаришь Марка за спасение. Здесь, думаю, уместно будет «шестьдесят девять», а Марк будет попеременно то вагину, то рот использовать.
- Понял, - кивнул Марк, ничуть не смутившийся того, что требовал режиссер.
- Как скажу, снимаем окончание.
- Внутрь или на лицо? – меланхолично спросила Лада.
- На лицо. Определенно. Обильно, красиво, крупным кадром. Так, Марк, сначала на Ладу, потом на Светочку. Финалим общим планом, а потом плавный зум на залитое солнечным светом окно. Так, всем понятно?
Синхронный кивок. Словно репетировали его так же, как и основные сцены.
- Тогда за работу. Начали!

Съемка этой простой, казалось бы, сцены заняла весь день. Закончили, как обычно, поздним вечером, когда актеры еле двигались и ни о каком отыгрыше своих ролей уже думать не могли. Но у меня перед глазами до сих пор стояла та сцена, где Марк занимается сексом с двумя девушками. При мыслях об увиденном сами собой потели ладони, а живот сводило в сладкой неге. И Марк, и Лада, и Света отыгрывали так, словно действительно получали кайф от происходящего. Порой кто-то из девушек вскрикивал, и я видела, как их мелко трясет от оргазма. Поди вот разбери, симулировали ли они или это правда был оргазм. Но я один хрен смотрела на это представление, как завороженная. Пусть и понимала, что передо мной актеры. Каждый из них это только подтверждал.
Марк, который не кончал, навскидку, час, а потом, по команде режиссера, выдавший такой залп, что девчата, не сдержавшись, рассмеялись после крика «Снято». Лада, стонавшая так сладко и моментально превращавшаяся в холодную и равнодушную, как только команда объявляла о перерыве. Света, больше похожая на гибкую змейку, выполняющую причудливый танец верхом на Марке, и моментально обо всем забывающая, как только звучало то же «Снято».
Мне же пока все это было в диковинку. Одно дело сниматься в чем-то легком, как мой первый опыт, и совсем другое – трахаться по-настоящему, пока на тебя пялятся режиссер, оператор, гример и остальные актеры, ждущие своей очереди. Решение, которое предстояло принять, зрело во мне медленно, но верно. Надо только переступить через свой стыд. Кто бы знал, насколько тяжело дастся этот шаг. Вроде крохотный, маленький… подумаешь, ебля на камеру. А сколько усилий требуется, вообще молчу.

- Голова кругом? – спросил Марк, когда мы вышли на улицу, чтобы покурить и насладиться чистым, вечерним воздухом. С нами увязалась и Настя, которую Сема, уставший от ядовитых укусов сценаристки, отправил погулять.
- Немного, - честно призналась я. – Не каждый день увидишь, как гном ебет принцессу.
- Это еще что, - усмехнулась Настя. – Как-то раз такое снимали… Короче, типа девица одна нашла в лесу горшочек с золотом… Валя тогда все магазины оббегала, чтобы шоколадные монетки найти. Ну, знаешь, в фольге такой, блестящей.
- Ага, - кивнула я. – Знаю.
- Короче, нашли в лесу приятную такую полянку. Солнышко сквозь ветки светит, под деревьями ковер из травы, как в сказке, птички щебечут. Идиллия. Так вот, по сюжету девица находит горшочек с золотом, а золото-то непростое, а лепреконское. Клиент походу шизу по ирландским легендам поймал. Хотел, чтобы лепрекон ту, кто на его золото покусилась, выебал. В общем, снимаем, все хорошо идет, осталась пара сцен. Половинкин по лесу ходит, как настоящий лепрекон. В костюмчике зеленом с подтяжечками, цилиндр у него на голове… хуй знает, где нашли, но я б от такого не отказалась. Жаль, что потом вернуть хозяину пришлось. А! Туфли у него еще были козырные. С пряжками блестящими, типа золотыми.
- В общем, перекур объявили, - улыбнулся Марк, - а Сережка погулять пошел, голову проветрить. Проходит минут двадцать…
- И он несется к нам с перекошенной рожей, ножками своими кривыми тюп-тюп-тюп, - заржала Настя. – А за ним табун каких-то пьяных говнарей. Кто с чем. Один с котелком, в котором каша гречневая засохла… эт мы потом выяснили, когда он этим котелком Бессмертного хотел уебать. Второй с дубинкой, третий с гитарой. Бегут за лепреконом и орут что-то про золото. А у нас там площадка, готово все. Маришка голая под деревом лежит, книжку читает, пока съемка не началась. И горшочек этот блядский с шоколадными монетами лежит. Говнари, как увидели это, совсем обезумели. Перекинулись походу, шизу поймали. Решили, что маломерок, значит, настоящий лепрекон, а Маришка – это фея, с которой у него шуры-муры. Ну и решили фею освободить, золото себе забрать, а лепрекона отпиздить. Оказалось, ролевики это. Отдыхали своей компашкой, а Половинкин наш на них случайно наткнулся. Ну и хули, пьяным разве много надо? Сами себе легенду придумают, поверят в нее и помчатся исполнять.
- И чем все кончилось?
- Сема-миротворец все порешал. Вышел вперед, камерой прикрываясь. Говорит мол, «кино снимаем, проследуйте граждане отсюдова нахуй». Говнари покочевряжились, но в итоге свалили. Так что отделались легким испугом. Кроме Бессмертного. Ему один говнарь котелком нос поломал. Олег потом неделю, как панда ходил. С двумя фонарями под глазами.
- Сережа после того раза с площадки до конца съемок ни ногой, - усмехнулся Марк.
- Неудивительно, - понимающе кивнула я.
- У нас постоянно, как натурные съемки, так пиздопляска какая-нибудь случается, - добавила Настя, пытаясь открыть «Чупа-Чупс». – Да, блядь. Кто их так намертво запаковывает. Марк, будь душкой, а?
- Давай, - вздохнул тот и, чуть повозившись, освободил конфету от обертки, после чего вернул ее Насте.
- А Семен специально людей… ну, необычной внешности для фильмов берет?
- Когда как, - ответил Марк, закуривая сигарету. – Все же от заявки зависит. Заявка приходит, начинает поиски подходящего актера. Насть, какой там была первая роль?
- Половинкина? Не помню, - хмыкнула та. – Столько их было, заявок этих.
- Садовник, - послышался позади нас мягкий голос. Обернувшись, я увидела, что Сергей стоит позади нас и закуривает сигарету. Он спустился по ступенькам, криво усмехнулся, посмотрев на Настю с «Чупа-чупсом» и, вздохнув, поджал губы. – Садовника играл. Богатая вдова его соблазняла, а потом кувыркалась с ним. Все хорошо было, пока я в розовый куст не свалился. Пришлось некоторые сцены менять.
- Жопу расцарапал, - пояснила Настя, увидев мой удивленный взгляд. – Но кадр, где он в кусты падает, охуенный получился. Чисто Линч или ранний Хичкок. Жаль, что вырезали. Я б к нему еще крик Вильгельма добавила.
- Все б тебе кусать, да? – рассмеялся Сергей. Но тепло и как-то по-доброму. Он повернулся ко мне и, чуть подумав, добавил. – Я тоже по объявлению пришел. Как раз без работы сидел… как и многие.
- Факт. Белкой много не заработаешь, - встряла с очередным комментарием Настя.
- Белкой? – снова удивилась я.
- Да. Сеть салонов «МоБелка». Слышала? – кивнул Сергей. – Маскот это их. Белка. Вот в этом проклятом костюмчике я шесть часов рядом с главным салоном гулял, клиентов зазывал. Платили мелочь, конечно, но куда деваться. Газету тогда купил вечером, там объявление увидел. «Нужен человек нестандартной внешности в экспериментальное кинопроизводство. Желательно человек маленького роста». Позвонил, сходил, с Семеном Витальевичем пообщался. Не знаю, как, но ему удалось что-то задеть внутри меня.
- Маленькое сердечко такое податливое, когда дело касается ебли, - кивнула Настя. Сергей снова рассмеялся и шутливо пихнул сценаристку в бок.
- И тебя не смущает твоя работа? – спросила я, ежась от прохладного вечерка.
- Работа, как работа. В чем-то даже лучше других, ну, тех, где я работал. Здесь на меня смотрят, а не прячут взгляд и кривые усмешки. Да, Настенька?
- Конечно, красотуля. Ты знаешь, что я тебя люблю. «Уиллоу» был моим любимым фильмом в детстве. До дыр кассету затерла. А однажды мне снилось, как Уоррик Дэвис меня яростно трахает на верхушке Эйфелевой башни…
- Язва, - улыбнулся Сергей. Сделав затяжку, он выпустил дым к черному небу и задумчиво посмотрел на меня. - Так что история моя простая, Жень. Либо ты втягиваешься в это, либо уходишь. Я, как видишь, втянулся.
- Как хуец на морозе, - кивнула Настя, заставив всех рассмеяться. – Ладно, не злись. Я ж любя.
- Знаю, - кивнул он. – Ладно, заболтался я. Пора домой.
- Да, денек выдался удивительный, - вздохнула я, достав телефон. – Ого, час ночи.
- Тебя проводить? – поинтересовался Марк. Он проигнорировал язвительный смешок Насти и та, фыркнув, отправилась вслед за Сергеем к ступеням.
- А, давай. Прогуляться не помешает.
- Только не по Окурку, - улыбнулся Марк, доставая телефон. – Вызову такси до Речки. Есть у вас там бульвар какой-нибудь?
- Ага, - ответила я и, чуть подумав, сообщила ему адрес.
- Отлично. Тогда я вещи заберу и вернусь.
- Погоди. Я с тобой. С остальными ребятами попрощаюсь тоже.
- Тогда пошли.
- Пошли. Осторожно, тут пара ступеней шатаются, - я покраснела, как школьница, когда Марк взял меня за руку. Взял, конечно, машинально, не думая ни о чем таком. Но мне, пусть и было неловко, это понравилось.

- Сережка – хороший парень. Добрый.
Мы с Марком медленно шли по ночному бульвару, недалеко от моего дома. К счастью, тут можно было гулять относительно спокойно. Наркоманы этот бульвар не особо жаловали, а местные слишком уж ревностно за ним следили. Конечно, порой тут собирались компашки пацанов и девчонок из разных дворов, но до взаимных доебов доходило крайне редко. Все чтили негласный нейтралитет. Да и не принято было на Речке доебываться до пацана, который идет с девчонкой. В Окурке же все было по-другому. И в Марке окурковский пацан был сильно заметен. По взгляду, внимательно скользящему по скамьям с отдыхающей молодежью. Взгляду холодному и цепкому. Отчасти даже злому. Голос же звучал спокойно, словно Марк прогуливался не по ночной Речке, а где-нибудь в центре.
- Настя его жалит порой слишком уж сильно, - ответила я.
- Настя всех жалит. Вне зависимости от внешности, пола и отличительных особенностей, - хохотнул он. – Порой кажется, что без этого она потеряет смысл жизни. Но Сережку она любит. Где-то там, внутри своей черной души. Пусть никогда в этом открыто не признается. Да и сложно не любить. Жизнь его хорошенько так потрепала. Как и многих.
- В смысле?
- В прямом, - коротко ответил Марк. Он закурил и, улыбнувшись, протянул пачку мне. Я отказываться не стала. Что-то подсказывало, что сигарета точно не помешает. – Он о своей жизни мало чего рассказывает, но и пары «сцен», как сказал бы Сема, хватит. Короче, то, что он карлик и так понятно. И если мать в Сереге души не чаяла, то отец, как только понял, что сын родился не таким, благополучно свалил в закат и фактически забил на него хуй. Потом школа… Сережка о ней вспоминать не любит, да тут и так понятно, что приятного в школьных годах не было.
- У нас всяких ущербных в класс коррекции отправляли, - ответила я.
- Его это тоже не миновало, - задумчиво кивнул Марк. – К ним вся школа, как к цирку уродов относилась. Обшарпанный кабинет, Сережка как-то фотографии показывал своего класса, где-то в глубинах школы, куда и шпана-то не забредет. И дети там учились. Девочка с дцп, немой, кого там только не было… Только ребята-то нормальные были. Умные. Без задержек в развитии, а к ним, как к имбецилам относились. Да, был у них там один, недалекий. Один всего. Так гребли под одну гребенку. Мы ж в одной школе учились.
- Серьезно?
- Ага. Я на два года постарше. Но видел, как их училка в столовку водила, а мы с пацанами ржали… Бывало, что и доебывались до них. Девчонка та, с дцп, как ее звали… Карина Шарипова, кажется. Карина идет в библиотеку, а за ней табун кривляющихся уродов. Ржут, издеваются, толкают. А она идет и молчит. Глаза только блестят и губы дрожат… Над Сережкой тоже издевались. Огрызком звали. Не знаю, откуда у него столько терпения было. Его доебывают, а он молчит и улыбается. Однажды старшака одного улыбкой своей из себя вывел. Сережку в туалет школьный затащили и там избили. Жестко. Он на пару недель пропал. Дома в себя приходил. Хорошо, что мама у него нормальной оказалась. Сережка ее любил больше жизни. Правда, когда я в девятый перешел, она умерла. С сердцем что-то, не знаю. Серегу в детский дом оформили, до совершеннолетия. Отец-то от него отказался, а родни больше не было. Вот и отправился он в казённый дом. А там нравы суровые, жестче, чем в школе. Не знаю, как, но Сережка и там человеком остался. Не превратился в звереныша, как многие. О сцене грезил. Актером быть мечтал. Даже в Кулек наш, ну… институт культуры поступить пытался. Да кому там карлик нужен? Отшили его, даже на квоты наплевали. Пытался он еще раз, через год, да хрен там плавал. А жить на что-то надо, вот и пустился в заработки. В театре детском грибы да кусты всякие играл. Копейки платили, но хоть так, чем совсем ничего. Так и перебивался шабашками, пока к нам не попал. Ну, ты это слышала уже. Сейчас он хоть немного на ноги поднялся. Сережка, конечно, ни за что не признается, то мы – это его вторая семья. Про маму свою он тоже не забывает. Есть у него, если можно так сказать, странность одна.
- Так, это уже пугает, - рассмеялась я. Марк, улыбнувшись, мотнул головой.
- Не, не. Все в рамках приличия, Жень. Просто Сережка каждое воскресенье на кладбище ездит. Ну, если съемкой не занят. На могилку мамы своей. Стихи ей читает, о жизни своей рассказывает. Еще услышишь, как он бубнит себе под нос на кухне что-нибудь из Бродского. Говорит, что так легче. Ну а мы… мы не осуждаем. Свои, все-таки, да и у самих скелетов в шкафах предостаточно.
- У тебя тоже есть? – улыбнулась я. Марк неожиданно нахмурился и поджал губы.
- Есть, - скупо ответил он. – Но, может, когда-нибудь я тебе о них расскажу. А пока… хватит грусти. Во время таких прогулок о любви говорить надо, а не о сломанных судьбах.
- Есть истина в твоих словах, - кивнула я и, зевнув, снова рассмеялась.
- Ну, вот. Уже усыпил, - поддержал мой смех Марк. – Ладно, пошли до дома провожу. У меня завтра съемка, а потом институт начнется. Надо как-то будет график устаканить, чтобы съемки практике не мешали.
- Ох, бля… Практика… - простонала я. – Надо вот было тебе напомнить.
- Что поделать, - пожал плечами он. – Грызть гранит – это тебе не семки щелкать.
- Угу. Хорошо хоть школу на Речке дали. Не надо в ебеня тащиться.
- Капризная вы, Евгения Анатольевна.
- О, ты не представляешь насколько, - съязвила я. – Потому и кавалеров на горизонте не наблюдается.
- Это радует, - загадочно хмыкнул Марк. Остановившись у двери в подъезд, он спросил. – Ты тут живешь?
- Не совсем. На третьем этаже, а не на этой лавке.
- Смешно.
- Старалась, - улыбнулась я. – Ладно. Спасибо за прогулку и насыщенный день. Будет что внукам в старости рассказать.
- Эту сказку про Румпельштильцхена они точно не поймут. Кстати, послезавтра натуру снимаем в области. Ты поедешь? Сцены в замке отсняли, теперь черед природы.
- А можно?
- Можно, - улыбнулся Марк. – Забронирую тебе местечко в автобусе. Только учти, едем с утра и на весь день. У Семы по плану и дневные съемки, и вечерние. Хочется ему снять, как на закате Румпельштильцхен трахает свою пленницу.
- Уверена, это Насти идея, - проворчала я.
- Чья же еще, - согласился Марк и, наклонившись, поцеловал меня в щеку. По спине тут же побежали мурашки. – Беги. Поздно уже. Мама ругаться будет.
- Мама там поди над братцем хлопочет, - вздохнула я. – Ладно, до встречи. Мне в студию приезжать?
- Не, заберем тебя. Я же знаю теперь, где ты живешь, - ухмыльнулся Марк.
- Ох и коварный же ты, - поддела я. – Доброй ночи.
- Доброй ночи.

В субботу вся съемочная группа, как Марк и говорил, отправилась в лес, который находился за городом. Приятное это было место. Летом многие старались свалить из душного и раскалённого города хоть куда-нибудь и небольшой лесок для этого подходил лучше всего. Лес был рад каждому. И грибникам, прошерстившим его вдоль и поперек. И неформалам, выбирающимся сюда с палатками и закопченными котелками, чтобы поорать песни под гитару, а потом позабавиться в кустах со своей девчонкой. Неудивительно, что за натурными съемками сюда поехал и Сема. С кучей техники, провизии, в битком забитом японском микроавтобусе, видавшем лучшую жизнь.
Они заехали за мной рано утром, переполошив весь дом громким гудком и криками. К счастью, я была уже готова, собрав свой нехитрый скарб: воду, сменную одежду, сигареты, да пару баллончиков со спреем от насекомых. Конец лета не означал, что в лесу вдруг закончились комары или еще какая-нибудь пакость.
Микроавтобус был полон, но мне все же нашлось местечко у окна, чему я была только рада. Кто-то, как Валя и Сергей, постоянно зевал. Марк, засунув в одно ухо наушник, лениво покачивал ногой и загадочно улыбался, ловя мой взгляд. Настя, не расстававшаяся со своим ноутбуком, расположилась на заднем сиденье и с упоением стучала по клавиатуре, прерывая чей-нибудь голос сухим щелканьем клавиш. Лада со Светой беззастенчиво спали, прижавшись друг к другу, как родные сестренки. Веня, сидевший спереди, болтал с Семой. Олегу болтать было некогда, он крутил руль и ругался под нос, когда колесо микроавтобуса попадало в ямы, которыми так славен был мой двор.
До леса пришлось добираться примерно час, и этот час показался многим вечностью. Поэтому не было ничего удивительного, что разномастная ватага, состоящая из актеров и съемочной группы, высыпала из машины, стоило той только остановиться. Я их не осуждала. У самой затекло все, что только можно, поэтому, отпихнув в сторону Настю, я первой вылезла на свежий воздух и утерла вспотевший лоб ладонью.
- Так, родные, - скомандовал Сема. – Сначала работа, потом отдых.
- Как всегда, - буркнула Настя, делая глоток воды.
- Радость в твоем плейлисте не предусмотрена? – усмехнулся Марк. Он с наслаждением потянулся и легонько пихнул Настю в бок.
- В моем плейлисте только ангст, сладкий, - съязвила та. – И Александр Каште еще.
- Samsas Traum? – уточнила я. Настя посмотрела на меня с удивлением.
- Ля, чо делается. Хоть один приличный и понимающий человек в этом кодляке, - усмехнулась она. – Он самый, красотуля. Это мой темный принц, моя печаль и моя мечта. Вот накоплю денег, поеду в Германию, найду там усладу сердца моего и так выебу, что у него мошонка до колен опустится.
- Кто б сомневался. У тебя этих принцев темных - легион, - улыбнулся Марк. Он повернулся к Семе и спросил. – Какую сцену первой снимаем?
- Света и Сережа. Света идет по лесу, находит волшебный цветок, зачарованный Рульм… Рупльпль… Блядь! Гномом зачарованный! Прости, Сережа.
- Все в порядке, - улыбнулся маленький человек. Причем улыбка вышла искренней, словно он и правда не обижался. Или же тщательно прятал свои эмоции. – Я в кадре буду?
- Конечно. Как только Света…
- Джоанна, - поправила режиссера Настя, вызвав у того лютый зубовный скрежет. Даже на миг мелькнула мысль, а не покрошит ли Семен себе зубы ненароком.
- Света! – рявкнул Сема.
- А? – откликнулась девушка. Сема побагровел до состояния человека, недальновидно сожравшего самый острый перец в мире.
- Я не тебя зову, а говорю, кто снимается в сцене. А теперь дайте мне закончить!
- Кончай на здоровье, - кивнула Настя, присаживаясь на раскладной стульчик в тени крепкого дуба. – Так, продолжим… «Гигантская обезьяна склоняется над визжащей Марией. Член обезьяны угрожающе трясется, нагоняя на Марию сверхъестественный ужас»…
- Света касается цветка, - продолжил Сема, - и падает на землю без сил. Из-за дерева слышится смех Руль… гнома, а потом появляется и он сам. Срывает со Светы платье и начинает лизать ее лоно. Олежа, тут нам нужны сначала общий кадр, потом крупный. И деталь.
- Мне стонать? Или я бревно? – уточнила Света. Сема чуть подумал и закусил губу, став похожим на дурачка.
- Стонать. Но так, тихонечко. Цветок тебя сил лишил, а не чувств.
- Ага, поняла.
- Тогда дуй к Вале, пусть красоту наведет. А мы пока площадку для съемки подготовим. Олежа, что скажешь по свету?
- Хуйня из-под коня. Сюда надо лампу ставить. Солнце контровой свет даст, но тогда актеров не видно будет, - откликнулся оператор, таща к дубу стойку со студийным светом. У микроавтобуса уже вовсю гудел небольшой генератор, вырабатывая электричество. Работа закипела.

Правда после обеда у Семы возникла проблема, о чем ему сообщила Настя, то и дело сверявшаяся со сценарием и собственными раскадровками. И проблема была довольно серьезной. В спешке и суматохе команда упустила момент, что в фильме должна была быть еще одна актриса.
- Сема, а сцену с феей мы снимать не будем? – спросила Настя. Она, нахмурившись, перечитывала распечатанный сценарий, густо испещренный рукописными заметками режиссера.
- С какой феей? – тупо спросил тот, будто в первый раз обо всем этом слышит.
- Ну, принц Ларри ищет свою принцессу, украденную Румпельштильцхеном, и натыкается на берегу озера на фею Эйель. Фея сидит на берегу, полностью обнаженная. Принц спрашивает ее, не видала ли та его принцессу, а фея говорит, что ответит, если принц подарит ей свое семя. У фей оно типа ходовой товар. Они благодаря сперме силу получают.
- Господи… - простонал Сема. – Ларису-то я не предупредил.
- Понятно, значит, без феи, - хмыкнула Настя.
- Нет, нет, нет… - забормотал режиссер. – Фея нужна. Без феи никуда. У нас и так сроки горят, а там еще монтаж… Гибель! Самая настоящая гибель!
- Ну, можно Ларку вызвонить и такси заказать.
- Пока она доедет, солнце сядет, - мрачно ответил Олег. – А для ночных сцен нашего света определенно не хватит.
- Гибель, гибель, гибель… - снова пробормотал Сема, щипая свои щеки.

Однако, он резко замолчал и неожиданно посмотрел на меня. Холодно и оценивающе, как и подобает режиссеру, снимающему порно. От этого взгляда мне стало до одури некомфортно, но остальная команда, за исключением Марка, тоже смотрела на меня. Конечно, в их головах уже вовсю зрел гениальный план замены.
- А если Женьку феей-то? – осторожно озвучил Олег то, что было на языке у других.
- Не пойдет, - помотал головой Марк. – Там сцена с проникновением.
- Можно вырезать тогда. Хуй с ней, с феечкой этой, - пожал плечами Олег. – Меньше мороки на обработке будет.
- Я те как дам «хуй с ней», - взвилась Настя. – Фея – это ключевой момент сюжета. Как принц найдет логово Румпельштильцхена? О нем ему как раз фея расскажет. И клиент четко дал понять, какие сцены ебли ему нужны. Хули вы думаете, это моя блажь?
- Настя права, - вздохнул Сема. – Без феи сюжет забуксует. Как тогда принц узнает местонахождение Рулешпиц… гнома? Нам срочно нужна фея.
- Раз Брылёва ее придумала, пусть ее и отыгрывает, - усмехнулся Олег. Побагровевшая и оскорбленная до глубин души Настя прострекотала что-то на черном наречии и очертила вокруг оператора кривой круг. То ли прокляла, то ли она так ругалась. Атмосфера на площадке неожиданно накалилась и в воздухе запахло бедой. Я же удивленно переводила взгляд с кипящей от гнева Насти на сокрушавшегося Сему, и не понимала, что такого важного в этой сцене. Но раз пошла ругань, значит что-то важное все-таки было.
- А и правда, - встряла молчащая до этого момента гримерша мама Валя. – Женя вон какая красавица. Худющая, красивая. Настоящая фея. Листики ей на соски приклеим, кожу припудрим и готово.
- Ну, покрасивше Ларки будет. Факт, - согласилась Настя, все еще злившаяся на Олега. Тому проклятия сценаристки были по барабану. Он оперся плечом на ствол дуба и задумчиво покуривал самокрутку, наблюдая за жарким спором.
- А Женю вы спросить не хотите? – тихо и весьма неожиданно спросил Сережа. Он поправил жилетку, утер пот со лба, и вышел вперед. – Чего вы накинулись? Она вам своего согласия не давала, а вы на нее давите так, что впору бежать отсюда. Не ее косяк, что вы про Ларису забыли. И не ей отдуваться теперь.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.

Первым делом отсняли все сцены с одеждой и болтовней. Заняло это, к моему удивлению, три часа. Но Марк, улучив минутку, пояснил, что подобное – частое явление на площадке. Как и ругань режиссера с оператором, каждый из которых имел свою точку зрения и вертел на хую точку зрения оппонента. В этот раз они не сошлись во мнении снимать ли наш с Марком диалог крупными планами или же обойтись одним средним.
- Сема, я тебе говорю, что так снимает быдло, - проворчал Бессмертный, яростно топивший за крупный план. – Ты на личико-то посмотри. Об скулы порезаться можно, а глаза? Да дрочила этот ваш хуй свой сотрет до кости, только их увидит.
- Во-первых, Олежа, не дрочила, а клиент. Который деньги тебе платит, чтобы ты красиво все сделал. И во-вторых, не лицо ему нужно, а, прости, Господи, совокупление двух молодых людей. Красивое и нежное.
- Давай тогда комбинировать, - упрямо гнул свою линию Олег. – Баба входит в комнату. Общий план. Потом делаем крупный, с акцентом на лицо и фигуру. У Женьки вон соски торчат так, что хоть сейчас в цех фигуры из стекла нарезать. Грех не заснять.
- В паузе тогда. Когда молчит, - сдался Сема. – И не перебарщивай. Крупный план лица, потом вертикальное панорамирование и общий план.
- Дилетант, - проворчал Бессмертный. Но, к его счастью, сказал это настолько тихо, что услышали только мы с Марком. Что-то мне подсказывало, что ранимого режиссера такое заявление гарантированно превратит в убийцу.
- И свет на три четверти давай. А то лицо плоское.
- Как скажете, барин, - тут же откликнулась Валя, переставляя довольно увесистую конструкцию со студийным светом в нужное место, отмеченное синей изолентой на полу.
- Вот, другое дело, - довольно улыбнулся Сема. – Еще раз, звонок в дверь, Марк открывает, входит Женя. Крупный план, вертикальное панорамирование, общий план. Диалог. Начали.

Меня спрятали за фальшивой дверью, которую прикатила откуда-то из подсобки Валя, заново выставили свет и только после этого начали снимать. Однако самое тяжелое ждало меня впереди. И речь совсем не о съемке сцены секса, а о втором актере, который был должен отыгрывать отца Марка и прятаться за занавеской, подглядывая за сыном.
Его звали Веня. Но Настя, которую Сема попросил пригласить актера на площадку, назвала его иначе. Не отрываясь от ноутбука, она глубоко вдохнула и рявкнула так громко, что аж в ушах зазвенело.
- КУКУРУЗА! ВАШ ВЫХОД!
- Настя, ну, где твои манеры? – поморщился Сема, снова скривив мордочку и став похожим на хорька. – Веня, мы готовы!
- Мои манеры сползли по лобку моей мамы и остались грязным пятном на матрасе в том притоне, где меня зачали, - ответила ему та. – И вообще, не мешай. Секретаршей я к тебе не нанималась.
- Кукуруза? – тихо спросила я Марка, который, пользуясь моментом, подстрелил у Вали сигарету и сделал пару затяжек.
- Сама увидишь, - загадочно улыбнулся он, переглянувшись с гримершей, на лице которой была точно такая же таинственная ухмылка. И я, блядь, увидела. И охуела. Настолько сильно, что напрочь позабыла о том, что мне предстоит лежать на кровати и притворяться, что Марк меня трахает.

Дверь в гримерку открылась и на пороге замер крупный, начавший лысеть мужчина. На вид ему было лет пятьдесят. Лицо суровое, словно высеченное из камня грубым резцом. Нос свернутый налево. Тело актера было обильно украшено расплывшимися наколками, а плечи поросли жесткой черной шерстью, но удивляло другое. Между ног у мужчины болталась натуральная кукуруза. Вернее, хуй. Но очень сильно похожий на кукурузу. Под тонкой кожей виднелись странные ровные бугорки, словно и правда там были кукурузные зерновки. А подернутые сединой волосы в паху делали сходство с царицей полей слишком уж сильным. Марк, наслаждаясь моим отвисшим ртом, тихонько рассмеялся. Знал, негодяй, что кукуруза произведет на меня неизгладимое впечатление. Вот и умолчал об особенности второго актера.

- А чего он без трусов? – поинтересовался Олег, мрачно смотря на болтающийся початок актера.
- По сценарию, он стоит за занавеской и дрочит, - довольно улыбнулась Настя, переглянувшись с режиссером.
- Ну, можно же и видимость сделать, - мотнул головой оператор. – Занавеской там потрясет и ладно…
- Нет, - отрезал Сема, заставив Бессмертного закатить глаза. – Все должно быть натурально.
- В кульминации он высунется из-за занавески, и ты крупным планом покажешь его хозяйство и перекошенную от удовольствия рожу, - добавила Настя.
- Злая ты, што труп ходячий, - огрызнулся Веня-Кукуруза, с неприязнью посмотрев на сценаристку. Но та в ответ лишь отмахнулась. – Нет в тебе любви, Настька.
- Мое сердце – мертво и любовь в нем только к Вилле Вало и Питеру Стилу, - парировала та. – И вообще, спасибо скажи, что для тебя местечко в этой порнографии нашлось. Хоть денег получишь.
- Ужо я тебе задам…
- Задай доярке под копчик…
- А ну прекратили! – рявкнул Сема. – Настя, уйди с площадки.
- Да и пожалуйста, - меланхолично пожала плечами она. – На кухне посижу, пока вы тут фальшивку снимаете свою.
- Сделай милость, - кивнул режиссер и, дождавшись, когда Настя уйдет, хлопнул в ладоши. – Итак, снова мы друзья, а значит, пора снимать. Женя, Марк… Вы начинаете с поцелуя. Жаркого поцелуя. Не стесняйтесь, активнее язычками орудуйте. Олежа, крупный кадр в этом моменте. Марк… ты запускаешь руки под футболку, потом поцелуй в шею. Женя запрыгивает на тебя, и ты несешь ее на кровать. Олежа, смена фокуса на занавеску. Веня, ты выглядываешь из-за занавески и совершаешь характерные движения рукой.
- Попросту говоря, дрочит, мусоля в кулаке кукурузу, - вставила Настя, чья голова высунулась из дверного проема, где располагалась кухня. Увидев, как кровь заливает лицо режиссера, она ойкнула и нырнула обратно.
- Смотри на меня, - шепнул Марк. – Камеру игнорируй.
- Ох, блядь, - вздохнула я, поправляя задравшиеся шортики.
- Готовы? – спросил Сема. Утвердительный кивок всех присутствующих. – Камера. Мотор!

Конечно, готовы были все, кроме меня. Для них – это был обычный съемочный день, обычный сценарий, обычный сюжет. Для меня – сущий кошмар, от которого горели огнем уши, пылали щеки, а движения были неестественными и картонными.
Когда Марк впился мне в губы, я невольно напряглась. Да так, что почти сразу же последовал окрик Семы и приказ все повторить. На седьмой раз мне удалось изобразить хоть какое-то подобие страсти и даже протолкнуть свой язык Марку в рот. Его руки нырнули под футболку и пальцы тут же аккуратно сдавили мои соски. Будь на его месте кто-то менее опытный, я бы наверняка заорала от боли. Но Марк… Марк делал все профессионально, качественно и нежно. Я чувствовала его губы на своей шее и эти поцелуи вызвали не только табун мурашек, но и теплую, тягучую сладость в низу живота. Марк почувствовал это и самодовольно улыбнулся. Всего на мгновение, но я успела заметить. Постепенно я начала растворяться в этом моменте. Возгласы Семы и ворчание Олега стали глухими и еле слышными. На большой кровати, где еще недавно забавлялась с самотыком Лада, сейчас были только мы с Марком. И больше никого.
Стыд и робость тоже исчезли. Пусть и не сразу. Но в какой-то момент мои руки сами принялись поглаживать Марка по спине, пальцы взъерошивали ему волосы, а поцелуи были влажными и мягкими. Это был уже не фильм, а настоящая прелюдия к настоящему сексу. Марк это заметил. Это заметила и я, почувствовав его напряжение. За занавеской отчаянно тряс кукурузой Веня, а я таяла в объятиях Марка, ничего не замечая.
- Потише, потише, - усмехнулся Сема. – От вас искры летят.
- И попкорном пригорелым воняет, как в лунапарке на Васильевской, - вставила Настя, высунувшись с кухни. Режиссер пропустил ее возглас мимо ушей, сосредоточив все внимание на нас с Марком.
- Так, теперь кульминация, - продолжил он. – Женя переворачивает Марка на спину и садится сверху… Веня, у нас пауза. Перестань онанировать.
- А, извиняюсь, - прогудел из-за занавески актер. – Не слышал.
- Женя, знаешь, что такое «наездница»?
- Знаю, - кивнула я.
- Вот это и делаешь. Плавно, мягко, убыстряя темп. Марк держит тебя за шею, потом хватает за грудь и опускает руки на талию. Теперь он контролирует темп.
- Понял, - кивнул Марк, внимательно слушая Сему.
- Женя, стоны добавь. А как махну рукой, ты крикнешь «Роберт». Сладко так, словно по-настоящему кончила. Ясно?
- Более чем, - ответила я и покраснела, заметив, как Валя аккуратненько вытирает влажной салфеткой избыток моей страсти с живота Марка. В студии теперь отчетливо пахло сексом, которого, по сути, и не было вовсе.
- А я? – подал голос Веня.
- Высекаешь зерна из початка, как обычно. И стонешь, - мгновенно отреагировала Настя, не обращая внимания на недовольное шипение Семы.
- Когда я скажу, выглянешь, - добавил режиссер. – И держи член в ладони, чтобы в кадр попал. Все понятно? Тогда… начали!

Странным это все было. Короткий, почти двадцатиминутный фильм снимался с трех часов дня до поздней ночи. Закончили мы только тогда, когда довольный Сема наконец-то махнул рукой и скомандовал «Снято». Из-за занавески выбрался утомившийся и мокрый от пота Веня, а кукуруза меж его ног была красной и опухшей. За это он получил нагоняй от режиссера, а потом и похвалу за небывалую актерскую отдачу. Валя, как только съемка закончилась, подбежала ко мне и Марку, после чего сунула нам в руки чистые халаты и полотенца. В душ меня пустили первой, чему я только порадовалась и самозабвенно плескалась, смывая с себя пот и грим. А на выходе из душа, на кухне, меня ждала кружка горячего, сладкого чая и пирожки, которые Валя испекла сама. Все, от актеров до режиссера, уселись за маленьким столом и набросились на еду, не забывая в паузах обмениваться впечатлениями от съемочного дня.
- Ну-с, Женечка, - пробасил Сема, поднимая пластиковый стаканчик с коньяком. – С первым рабочим днем тебя.
- Цени его и наслаждайся им, пока пучина порнобезобразия не поглотила тебя полностью, превратив в отъявленную блядь, - добавила Настя. На нее ругаться не стали, наоборот сказанное сочли очень удачной шуткой, которую тут же отметили веселым смехом.
- Не обращай внимания, - шепнул мне Марк. – Настька просто придуривается.
- Все нормально, - улыбнулась я. – Творческие люди всегда немного «того».
- Ну, Настя точно немного «того», - согласился Марк. – Кто б вот мог подумать, что сценарии для наших фильмов будет писать будущий патологоанатом.
- Гонишь, да? Кхе-кха! – поперхнувшись пирожком, закашлялась я. – Патологоанатом? Я думала, что пошутили…
- Самый настоящий, красотуля, - подтвердила Настя. – Четвертый курс. Так-то и патологоанатомы кушать хотят, вот и приходится сочинять скабрезную ебанину, за которую на том свете бесы мою манду вилами тыкать будут.
- Тебя Диавол лично в главный котел бросит, - согласился Веня. В его голосе все еще сквозила обида. Что-что, но жалить Настя явно умела.
- Факт, - кивнула Настя. – Гуляш из кукурузы и младого, прекрасного, студенческого тела…
- Опять двадцать пять, - рявкнул Сема. – Нормально же сидим! Надо вот вам собачиться.
- Ладно, босс прав. Лишку я дала, - зевнула сценаристка и подмигнула мне. – А ты ничо так, бодрая.
- Спасибо, наверное, - кисло улыбнулась я.
- Я, красотуля, тут всяких видела. И перепуганных, и убогих, и блядищ таких, что дупла у них про ходьбе чавкали…
- Настя!
- Ну, лишка хватила, да, - отмахнулась она. – Короче, ты прям находка. Зуб даю.
- Соглашусь, - усмехнулся Марк, вогнав меня в краску. – Сема, не забудь про деньги, пожалуйста.
- А, точно! – хлопнул себя по лбу режиссер. Он вытащил бумажник, старательно отсчитал деньги и протянул мне приятную такую стопочку налика. – Стандартная такса, Женечка. Все ж это легкое порно, сами понимаете. Нишевый продукт, не самый популярный в нашем деле…
- Ну, лишними они точно не будут, - выдохнула я, понимая, что этих денег хватит и на еду, и маме на лекарства. Ну, на первое время уж точно.
- Но, к сведению, если что, за традиционное порно оплата больше, - поспешил вставить Сема, что вызвало неодобрение у Марка и Насти. И если Марк промолчал, то Настя выпалила, как на духу все, о чем думала.
- Сема, ты, конечно, лапушка, хоть и цивил, но коней-то не гони. У девчонки голова кругом, больше шести часов под Марком извивалась, твои вопли слушая. Дай хоть отдохнуть, а потом уже включай змея-искусителя.
- Нормально. Не страшно, - заверила я, запихивая в себя уже пятый пирожок. Вот кто б знал, что гримерша с суровым лицом еще и отменная повариха? Да эти пирожки бы в нашем институте за пять минут бы разлетелись. За любые деньги. И как-то странно, но эти пирожки хорошенько так отвлекли меня от первой в моей жизни порносъемки.

Постепенно градус повышался. Сема без стеснения налегал на коньяк, Олег цедил холодное пиво, то и дело ныряя в холодильник за новой, запотевшей бутылочкой. Настя, как и я, наслаждалась чаем, но вот разговоры… разговоры становились все более откровенными. И актеры, и съемочная группа без стеснения делились своими переживаниями, проблемами, понимающе выслушивали других, чтобы через пару затяжек сигарет рассказать что-то свое. Они были не просто коллегами. Они были семьей. И вот это неплохо так удивляло.
- Марк, а у Вени… что это? – тихо спросила я, пользуясь моментом, пока все внимали рассказу Семы о том, как он снимал групповушку на свадьбе.
- Ты про кукурузу? – усмехнулся Марк. От тоже выпил, но в отличие от режиссера, язык у него не заплетался, да и глаза были относительно трезвыми.
- Моя любимая тема, - ехидно прогудела Настя, поворачиваясь в нашу сторону. – Когда я впервые увидела Венькину кукурузу, то настолько охуела, что к учебе вернулась только через неделю. Все гадала, как же он так…
- Молодой был. Дурной, - ответил Веня, стоящий позади нас. Настя, ничуть не смутившись, повернулась к нему и выдавила из себя очередную улыбку. Но смотрел Веня на меня. – Раз ты с нами теперь, то расскажу.
- О, порадуй нас историей сего великолепного початка, великий царь полей, - усмехнулась Настя. Веня тоже улыбнулся. Если он и злился на сценаристку, то сейчас никак этого не показывал.
- Ща, плесну себе крепенького, пока Сема все не выжрал, - буркнул он, наливая в стаканчик коньяк. Опустошив его, Веня уселся напротив нас с Марком и, закурив, прищурил глаза. Ну а я получила прекрасную возможность рассмотреть его получше.

Внешне Веня походил на матерого такого уголовника. Неровная голова, вся в шрамах. Уставшие, пустые глаза, взгляд которых пронизывает тебя насквозь. Тонкие губы, вечно сжатые в две ниточки. Ушные хрящи поломаны. То ли на зоне, то ли во время буйной юности. Совсем не красавец, но взгляд притягивающий, этого не отнять.
Тело Вени было обильно покрыто разнообразными партаками. Какие-то я увидела мельком, какие-то изучила более внимательно, пока он сидел напротив нас и делился своей историей. На груди у него была набита покосившаяся церквушка с двумя куполами, причем один из них был темнее, чем первый. Чуть ниже, ближе к пупку расплывшийся кот, чья пасть была растянута в кривой улыбке. Под котом слово «Лебеди», а слева кулак на фоне двух игральных карт. Пальцы необычного актера были густо усеяны синими «перстнями», о значении которых оставалось только гадать. Фактурный дядька, как выразился бы Сема. Но все это говорило о том, что жизнь у Вени была очень уж насыщенной на события. И как он вообще до порно-то добрался. Разве ж это не зашквар, в их-то тюремном мирке?

- Я, когда на малолетку попал, много чего дурного сделал, - хрипло кашлянув, начал он. – Дети-то и за решеткой частично детьми остаются. Разве што дурными сильнее, чем обычно. Много там беспредела творится. Такого, чему взрослые потом долго удивляются, когда до них слухи доходят. А слухи доходят. Не бывает такого, што о чем-то умолчать можно.
- Это ты на малолетке с собой это сделал? – спросила я. Веня улыбнулся, зубы желтые, редкие. Но улыбка добрая, понимающая.
- Ага. За полгода до воли. Пацаны наши тогда терли за всякое. Один вот и ляпнул, што мол, если пластмассовые шарики себе под кожу, значит, вставить, то от баб отбоя не будет. Мол, кончают они так, што аж орут от наслаждения. Ну а я што… молодой, дурной, до баб охочий. Ажно дымится там все.
- И попкорном тянет? – невинно уточнила Настя. Веня поначалу нахмурился, а потом, махнув рукой, рассмеялся.
- От язва ты, трупная.
- Не трупная, а готичная.
- А, што то, што это. Так вот… засели у меня в головенке-то слова кента моего. Слишком уж тот красочно все рассказывал. А потом и показал, значит, как усовершенствовал елду свою. Но он-то по мелочи, а я во всю дурь пустился. Шарики эти мы, значит, из пластмассы отливали. Рядом со шконкой дырочку в полу проколупаешь, пластмассы жженной туда накапаешь, а как застынет, вытаскиваешь и шлифуешь. Долго шлифуешь.
- Это чем вы там шлифовали? – нахмурилась Настя.
- Где тряпками жесткими, где языком. В рот закинешь и ходишь с ними весь день, меж зубов гоняя, - ответил Веня. – А как готовы будут, так операция, значит.
- Ебушки-воробушки, - пробормотала сценаристка, доставая блокнот и ручку. – Такое записать надо. Глядишь, пригодится где.
- Себе-то пизденку не уродуй, - благодушно улыбнулся Веня.
- Да вот еще. Я ж не ебанько какая, - фыркнула Настя. – Так, операция… и что за операция? Давай все детали, как кукурузу создавали. Грязь, кровища, боль. Уф!
- Да нет там, деталей этих. Просто все. Надрез делается, шарик под кожу загоняется и все. Пока не заживет там все… - Веня замолчал на минутку, чтобы снова глотнуть коньяку. А я удивленно осмотрела лица съемочной группы, которые прекратили разговоры и тоже слушали эту без сомнений охуительную историю. – На мне все, как на собаке заживало. Вот и увлекся.
- И сколько у тебя шариков этих? – осторожно поинтересовалась я.
- Кто ж помнит, - пожал плечами Веня. – Может сорок, может пятьдесят.
- И что? – ехидно улыбнулась Настя. – Много баб-то повелись на початок?
- Да парочка только. И то, интереса ради.
- Орали, поди, от удовольствия? – не унималась она.
- А как же. А остальные… ну, больше нос воротили. Дикостью называли.
- Долбоебом? – подсказала Настя, вызвав у меня улыбку. Веня не обиделся. Только согласно кивнул.
- И долбоебом кликали тоже.
- А чего ж ты не вытащил-то шарики эти? – не утерпел Олег. От выпитого он осоловел, зато развязался язык. Судя по всему, Веня нечасто рассказывал о том, как меж его ног появилась кукуруза.
- Привык уже, - просто ответил Веня. – Поначалу, да, были мысли всякие. Да денег не было, чтобы вытащить все. Сидельцу ж работу найти, это еще постараться надо. Так, перебивался по мелочи. То на вокзале грузалем, то на складах подсобником. Там проворовался, на вторую ходку пошел, а как вольную получил, так одумался. Жизнь-то вот она. Сначала тянется, как сопля из носа, а после тридцати раз… и побежала, как мандавошка.
- Поэтичные сравнения, - усмехнулась Настя. – А к Семе ты как забрел? По объявлению?
- Ага, - кивнул Веня. – В газете, значит, объявление было. По нему многие пришли. Семен Витальич всех принял, жизнь новую дал.
- Да ну что вы, Веня. Будет вам, - прогудел с дивана режиссер. Коньяк неплохо дал ему в голову и сейчас Сема напоминал растекшегося слизня. Весьма довольного слизня, замечу. – Хорошие жы-ы-ы вы-ы-ы лю-ю-ди…
- Так, не отвлекайся, - перебила Настя. – Давай дальше. Жуть, как интересно, как ты первый раз кукурузу в вареник макнул.
- Нет в тебе благолепия, - мотнул головой Веня. – Злая, што собака.
- Ну а хули, - пожала плечами девчонка. – Не мы такие, жизнь такая. Так, что там дальше-то? История на миллион, отвечаю.
- Первой у меня Катерина Львовна была. Отыгрывали мы, значит… дай Бог памяти.
- Сказка была, - ответила за него Настя. – Ебанамат какой-то сказку заказал.
- Сказку? – удивилась я.
- Ага. Пусть тебя это не удивляет. Нам такое порой заказывают, что волосы не то, что дыбом встают, с головы съебаться хотят поскорее. У Семы вон почти съебали в закат. Озеро в лесу, но скоро пустынь будет… Но там невинно все было. Типа Катя Львовна – это злая царица, которая свою падчерицу сжить со свету хочет. По сюжету она падчерицу в лес отправила с графом Кукурузо. Он лесничего играл. Ну и велела ему ее убить, а в доказательство сердце принести. Ну, сама знаешь, сказки эти ебанутые. Только вот клиенту другая сказка нужна была. Типа злую королеву наказать надо. Так и написал, мол, пусть лесничий ее выебет. Жестко так, чтобы больше падчериц в лес не отправляла.
- Угу. И мы в лес поехали. Натуру снимать, - кивнул Олег. – Комаров там, сука…
- Эт точно, - хохотнула сценаристка. – Вене так кукурузу накусали, что она раза в два больше стала. Отсняли они там пару сцен, падчерица барону Маису минет оформила, и мы обратно поехали.
- Семен Витальич с домом культуры договорился, чтобы нас на чердак пустили. Там окно такое старое, большое было. Сделали из чердака башню, где злая королева обитала. Там и отсняли… хм, сцену наказания.
- Катя Львовна потом неделю в раскоряку ходила, - рассмеялась Настя. – Говорят, мол, «выебали, как лимон». Вот это как раз тот случай. Что Веня, что Катя Львовна… оба так в роль вжились, что аж менты заехали. Вахтерша перепуганная вызвала.
- Угу. Хорошо, что отснять все успели. Менты только на допсцены успели, когда мы болтовню и прочее снимали. Пояснили им, что кино, хуе-мое и все такое. Отвязались.
- Лютое трахелово было, точно тебе говорю, - подмигнула мне Настя. – Я даже протащилась, настолько круто все вышло. Прикинь, королева у окна стоит, тут дверь в типа-башню выбивает с ноги лесничий, заходит, достает из штанов пульсирующий, шишковатый хуй, а потом из бедняжки начинает бесов выебывать. Брутально, что пиздец. Катя Львовна верещит, жопой вертит, а кукуруза… ох, бля. Дымится натурально! Дикое зрелище. Жаль, порно-Оскара нет. Этот фильм точняк главную номинацию бы взял.
- Ты это видел? – спросила я улыбающегося Марка. Тот отрицательно мотнул головой.
- Нет, я позже гораздо пришел. Но о том фильме наслышан.
- Золотой век кинематографа, - прослезилась от смеха Настя. – Эх, побольше бы таких ебанаматов, сказки заказывающих.
- Есть уже, - пьяно пробасил из своего угла Сема. – Лика тебе утром заявку скинет.
- Ну, наконец-то. Банальщина для цивилов – это ж дико скучно. То ли дело сказки.
- А посмотреть можно? – спросила я, заставив остальных рассмеяться.
- Нужно, - ответил за всех Марк. – Может, и тебе роль найдется. Не напрягайся. Лицом там посветить, пару реплик сказать. Ну и с остальными актерами познакомишься. Надо только Насте вдохновение поймать и историю сочинить.
- Базара ноль, - ответила та, хватая со стола блокнот. – Будет вам история. «Внемлите, люди, сей нехилой былине»…
- И так всегда, - пояснил все еще улыбающийся Марк.

Домой я вернулась под утро настолько уставшей, будто всю ночь мешки тягала. Шумело в голове, ныло между ног, болела спина, но забавное в том, что меня это ни капли не напрягало. Холодный борщ, которым я позавтракала, оказался необычайно вкусным, а выкуренная на балконе сигарета хоть немного разгрузила голову. Улыбнувшись показавшемуся на горизонте солнцу, я смяла в пепельнице окурок и с чистой совестью отправилась спать.
Сны мне снились странные и похотливые. То меня трахал Марк, каждую минуту спрашивая, удобно ли мне, то на сказочной башне, как флюгер, вертелся Веня, указывая своей «кукурузой» направление ветра. У подножия башни в старой закопченной печке Валя пекла пирожки и сетовала, что муки не хватает, а печка язвительно ей отвечала голосом Насти. Потом это все сплелось в единый разноцветный клубок клякс, и я окончательно уснула с улыбкой на лице, еще не догадываясь, что порно с этого дня станет частью моей жизни.

Глава четвертая. Человек маленького роста.

Заработанное закончилось быстро. Это поначалу казалось, что сумма приличная, а так… лекарства купила, врачей подмазала, холодильник по мелочи затарила, бытовуху купила и все. Еще и братец себе выклянчил, мол, работу нашел, на дорогу надо на первое время. Пиздеж, конечно. Я прекрасно понимала, что он ничего и не искал, а деньги, скорее всего, были прожраны с дружками в тот же день.
Много раз я себя ругала за то, что мои яйца в какой-то момент скукоживались до размера изюма и я не могла отказать Петеньке. Ну а если рядом находилась мама, то это становилось и вовсе непосильной задачей. Эти два манипулятора чесали языками так складно, будто родились в цыганской семье, промышляющей гипнозом и разводами, а не у обычных пролетариев.
Мама вернулась из больницы в конце августа. Врачи прописали ей суровый постельный режим и полное отсутствие стресса. О последнем в грубой форме было сказано братцу, но у того в одно ухо влетело, через жопу вылетело. Все, как и всегда. Тут же полезли и новые проблемы.

Маме прописали хуеву тучу лекарств, какие-то уколы. Впереди маячил четвертый курс института, снова практика в средней общеобразовательной школе, а семейный бюджет составлял три корочки хлеба и засохший презерватив, который умный Петенька выбросил не в мусорное ведро, а спрятал за унитазом. Солнечный ребенок, что еще о нем сказать. Ожидаемо, что все чаще и чаще мои мысли возвращались к съемкам порно, а в голове постоянно крутились слова Семы о том, что за более привычное миру порно оплата в разы больше. Голос разума вместе с совестью в эти моменты почему-то помалкивали или полузадушено попискивали, особенно ни на что не влияя. Как раз тогда мне позвонил Марк и пригласил на съемочную площадку. Снимали сказку по заявке очередного клиента, о которой я уже успела позабыть. Но не Марк. Он-то помнил все, что кто когда-либо говорил или делал. Не человек, а компьютер. Конечно же, я согласилась приехать на площадку, надеясь, что смогу принять правильное решение.

К дому культуры я приехала в полдень субботы. Невыспавшаяся, злая и голодная. Голодная потому, что Петрушка сожрал остаток борща, который я оставила себе. Братец приперся утром после попойки и не придумал ничего лучше, как ополовинить холодильник. Мама, конечно же, его простила. Бедное дитятко оголодало, отощало, да и не дело братика голодом морить. А борщ чо? А ничо. Новый сваришь.
К счастью, на площадке меня тут же напоили чаем и сунули тарелку с внушительным таким куском пирога с капустой. Валя, как обычно, наготовила гору всего, за что я была ей особенно благодарна. Расправляясь с пирогом, я то и дело слышала веселое хмыканье Марка, пьющего кофе рядом. Сам Марк был разодет, как настоящий принц. В тугих черных лосинах, подчеркивающих спрятанного в них аспида, белой рубашке с пышными оборками и с фиолетовым беретом на голове, кокетливо сдвинутым набок. Валя даже чье-то разноцветное перо умудрилась воткнуть в берет, так что вид у Марка был по-настоящему сказочным и… каким-то слишком уж притягательным. Однако похотливые мысли о Марке, о вкуснейшем пироге с капустой и тому, где брать ебучие деньги, чтобы не окончить существование в канаве, мигом исчезли, когда на кухню вошел гном. Настоящий гном, головой достающий мне до локтя, в зеленом с красным подбоем жилетике, мешковатых коричневых штанишках и в роскошном, остроконечном красном колпаке. Марк, глядя на мои вытаращенные глаза безмолвно давился смехом в углу кухни, а вот гном… Гном вежливо поклонился и протянул мне маленькую ладошку, которую я боязливо пожала.

- Знакомьтесь, - уняв веселье, улыбнулся Марк. – Это Женя, снималась у нас в том месяце.
- Сергей, - представился гном. Голосок у него был скрипучим и искаженным, а черные глазки-пуговки внимательно осмотрели меня с головы до ног. – Сергей Мальцев. Хотя, по воле нашей любимой Настеньки, сегодня я – Румпельштильцхен.
- Ну, у тебя хотя бы имя нормальное, - вздохнул Марк и тут же пояснил, заметив мой удивленный взгляд. – Принц Ларри. Очень приятно. Наследник всего Тринадцатого королевства.
- И самый грозный ебака. Однажды выебал дракона, который крал невест, - вставила Настя, заходя на кухню с кружкой, на которой был изображен логотип группы «Opeth». Эту группу очень уж котировала моя подруга Лира и что-то мне подсказывало, что Настя с Лирой тоже очень хорошо знакома. – Привет, Женька.
- Привет, - улыбнулась я. – Значит, сказку снимаете.
- Ага. После перерыва продолжим. Я вот за кофейком забежала, а тут вы, - проворчала Настя, двигая бедром гнома. – Отойди, Половинкин. Дай мне залиться кофеем. Черней чернейшей черноты бесконечности.
- Настя… - поморщился Марк, но Сергей неожиданно рассмеялся и мотнул головой.
- Да, ладно, - хмыкнул он. – Все мы знаем, что Настенька наша язык без костей имеет.
- И без совести, - добавила та, наливая в кружку кипяток. Глотнув кофе, она поставила ноутбук на стол и, раскрыв его, задумчиво угукнула. – Ага… Сейчас по плану… по плану… а, вот. Избавление принцессы Лады от проклятия. А нечего было в пизду проклятую кочерыжку Румпельштильцхена совать. Уснула мертвым сном, бедняжка. И только принц Ларри и его целебный хуй…
- Проклятая кочерыжка? – рассмеялась я.
- Ага, - кивнула Настя. – Короче, секи сама. Румпельштильцхен – тот еще говнюк. Все Тринадцатое королевство терроризирует. В общем, хер у него обладает коварной особенностью. В волшебный сон погружает, а оприходованная им принцесса такие порно-сны видит, что в итоге чахнет и помирает.
- Охуительная история, - согласилась я, заставив Настю просиять.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.

- Не говори глупости, - перебил ее Сема. Девушка рассмеялась и вновь перекатилась на спину, начисто потеряв ко мне интерес. Режиссер меж тем продолжил рассказ. – Тут мы снимаем большую часть фильмов. Иногда меняем декорации, порой выезжаем на натурные съемки… Настя!
- А? – откликнулась пухлая девчушка с длинными, вьющимися волосами. Несмотря на жару, она была одета в черное, викторианского покроя платье, а лицо щедро залила белилами. На контрасте с черной помадой и черными тенями она больше походила на живой трупик из фильмов Тима Бертона. Но с весьма большими сиськами, стоит заметить.
- Сценарий для утренней заявки готов? – на миг потеряв интерес к экскурсии, спросил Сема. Бледная Настя нахмурила черные брови и лениво пожала плечами.
- Пишется. Если темные боги будут милостивы, а ты перестанешь меня дергать, то к вечеру закончу.
- Настя…
- Да чего?!
- Прости, это я не тебе, а нашей гостье. Настя наш сценарист. Пишет сценарии для фильмов, делает раскадровки, дорабатывает мои идеи. А еще учится на врача. Да, солнышко?
- Ага. Жмуров потрошить учусь. Оч приятно, - хмыкнула девушка, так и не подняв на меня взгляд. Она упоенно стучала бледными пальчиками по клавиатуре ноутбука, прерываясь лишь для того, чтобы почесать нос.
- Взаимно, - кивнула я.
- Мам Валь, можешь мне грим поправить? – крикнула с постели Лада. К ней тут же подбежала женщина с настолько суровым лицом, что я невольно вздрогнула. Но вместо пиздюлей женщина вытащила из сумочки пару баночек, кисточку и принялась облагораживать и без того прекрасную грудь актрисы. – Смотри, левая сиська будто бледнее, не? Словно Настька об нее мордой лица потерлась.
- Пойти нахуй – это ту-у-у-да! – протянула Настя. Не отрываясь от ноутбука, она указала пальцем на дверь, заставив нас с Марком рассмеяться.
- Поправим все, - проворчала та, кого Лада назвала мамой Валей. – Елозь меньше.
- Затекло уже все, - пожаловалась Лада, вызвав у женщины скупую улыбку.
- Валя, - коротко представилась она, метнув в мою сторону настороженный взгляд. – Когда-то гримером при театре была, теперь вот… в блядюшнике срам украшаю.
- Не ворчите, Валечка, - благодушно улыбнулся Сема. – Ручки у вас золотые, а вот язык жалит острее меча.
- Ну, я и хребет сломать могу, если что, - хмыкнула Валя. Сема зажмурился, как чихнувший хорек, и мотнул головой.
- Так! Вы мне тут анти-рекламу решили сделать?
- Не, Семушка, что ты, - буркнула уставшего вида женщина, сидящая на диване рядом с Настей. Одета она была в весьма вульгарный пеньюар, но, как и Лада, ничуть не смущалась почти что своей наготы. – Если уж девочка задумалась о такой работе, так пусть сразу все узнает.
- Премии вас, что ли, лишить, Катерина Львовна? – размечтался Сема. – Ладно, идем дальше… В этой студии, Женя, мы снимаем некоторые фильмы. Конечно, большинство актеров сейчас на отдыхе, мы их вызываем только на съемки. Есть еще два помещения. В одном имитация рабочего кабинета, во втором ванная комната. Перегородки переставляем и вуаля… готова новая локация.
- Угу, - согласилась Настя. – Или тащимся в ебеня, потому что Семе понадобилось снять минет на заброшенном заводе.
- Настя!
- Молчу, ваше сиятельство. Молчу, молчу, - буркнула она, задумчиво смотря в экран ноутбука. – Хули нам-то, рабам цивилов…
- А сейчас что снимаете? – полюбопытствовала я, пытаясь сменить тему, пока Сема вконец не озверел и не прибил слишком уж прямолинейную Настю.
- Сольник, - коротко ответила она.
- Сольник?
- Ага. Лада должна себя двадцать минут ублажать Луи Вторым.
- Кем? – вконец потерялась я.
- Не кем, а чем. Луи Вторым, - вздохнула Настя, соизволив поднять на меня взгляд. Глаза у нее оказались карими и очень красивыми. Она указала рукой на комод, стоящий возле кровати. Посмотрев в указанную сторону, я невольно открыла рот от удивления. Потому что на комоде лежал гигантский черный искусственный член. Толстый, блестящий и омерзительный.
- Страшно даже спрашивать, какой тогда Луи Первый, - хмыкнула я, вызвав у Насти улыбку. Она посмотрела на меня более дружелюбно.
- Луи Первым Семен Витальевич карает тех, кто опаздывает на съемки, - ответила за нее Катерина Львовна.
- А ну перестаньте хулу на меня возносить, неблагодарные! – рявкнул режиссер, когда до него дошел смысл сказанного. – Весело вам?! За работу! А вы, Женя, присаживайтесь. Поглядите сами, как снимается кино.
- Садись, - улыбнувшись, шепнул мне Марк. – Тебе понравится.

Казалось бы, удивляться больше было нечему, но я все равно удивилась, когда Лада взяла в руки Луи Второго и начала с ним забавляться, не забывая о том, чтобы громко и весьма сладострастно постанывать в процессе. Остальные наблюдали за происходящим с настолько равнодушными лицами, что даже как-то боязно становилось. Неужели для этих людей секс теперь – нечто заурядное и скучное? Сема, стоящий рядом с камерой, подбадривал в паузах Ладу. Хмурившийся Олег прилип к глазку видоискателя, периодически то подходя ближе с камерой, то снова возвращаясь в угол.

- Олежа, крупный план, - скомандовал Семен.
- Та чавкает же там, - попытался вставить свое мнение оператор, но режиссер был непреклонен.
- И что? Чавкает потому как сладко девочке. Смазку уменьшите, чтобы не чавкало.
- Камеру ж засрем, - буркнул Олег, становясь к кровати вплотную и направляя камеру аккурат в центр ладочкиного сладострастия. – Тише, богиня. Объектив не разбей.
- Олежа, не отвлекай! – снова рявкнул Сема. – Ладочка, больше жизни. Больше экспрессии. Ты – последняя женщина на Земле. В каждом твоем движении боль, а в руках не холодная резина, а крепкий и здоровый… Валя! Убери избыток смазки. Олежа прав. Хлюпает, как жадная пасть… Продолжаем, продолжаем.

Так прошло еще полчаса, в течение которых Лада тщательно отыгрывала наслаждение здоровенной, искусственной елдой. Иногда съемка останавливалась, чтобы усталая Валя поправила грим, раскидала по кровати подушки так, как надо режиссеру, или же сам Сема брал паузу, чтобы обсудить с Олегом очередной ракурс. Лада в этот момент курила или лениво переговаривалась с Катериной Львовной.
- Она тоже актриса, - пояснил Марк, заметив мой заинтересованный взгляд.
- Серьезно? – удивилась я.
- Ну, да. Тебя ее одежда не смутила? – улыбнулся он. – Сейчас Лада закончит, и она займет ее место. А может присоединится… Насть.
- А?
- Катя с Ладой снимается?
- Не, - мотнула головой Настя. – Она уже отстрелялась. Кукурузу Сема утром отснял. Отдыхает просто. Ну и Ладе же надо с кем-то трещать в перерыве.
- Кукурузу? – нахмурилась я.
- Потом расскажу, - ухмыльнулся Марк. – Или сама увидишь как-нибудь.
- Так, тишина на площадке. Начинаем. Олежа, давай средний план, потом зум до крупного, и затем деталь.
- А лицо? – буркнул оператор.
- Потом отснимем, - махнул рукой Сема. – Камера! Мотор!

После съемок Марк вызвал такси и, пока машина подъезжала, закурил. Я тоже не стала себе отказывать в удовольствии выкурить сигарету и задумчиво пускала колечки к небу, думая о своем. Мыслей было много, и крутились они, как ни странно, вокруг увиденного и услышанного. Марк не соврал. Для людей, которые ютились в небольшой студии, это была обычная работа. Кто-то торгует на рынке, кто-то на Блоху тащит старье, кто-то на овощных базах тягает мешки с картошкой. А кто-то ласкает себя на камеру огромным искусственным членом. Марк по секрету сказал мне, сколько заработала Ладочка за этот съемочный день. Сумма выходила очень уж хорошей. Простому человеку пришлось бы месяц вкалывать, тогда как Лада потратила всего полдня. Такими темпами и с долгами разобраться получится, и даже отложить что-нибудь на черный день. Осталось малое. Переступить через собственную гордость. Но тут было все не так уж и просто.

- Вижу, зерна сомнений я в тебе все-таки посеял, - тихо заметил Марк, искоса на меня посмотрев. Я не ответила, только задумчиво кивнула.
- Марк, а ты не боишься, что эти видео всплывут и тогда твоя жизнь по настоящей пизде пойдет? – спросила я, решив наконец озвучить вопрос, который волновал меня сильнее всего.
- Да нет, в принципе, - чуть подумав, ответил он. – Я два года уже в съемках и ничего такого не было. Мы же не гоним порно на массового зрителя. За него платят, и платят очень хорошие деньги. Сомневаюсь, что человеку, заплатившему крупную сумму за то, чтобы Ладочка ублажала себя особым дилдо, захочется поделиться этим видео с остальным миром. Для них… ну, заказчиков… эти видео, как коллекционные предметы. Кто-то дорогие часы коллекционирует, а кто-то порно, снятое по индивидуальному заказу. Не, понятно, что такое видео могут показать. Друзьям там или знакомым. Просто похвастаться. Как хвастаются дорогой лошадью, купленной спецом для скачек. Но чтобы слить… сомневаюсь. Я тебя, собственно, поэтому на экскурсию и позвал. Мне нечего бояться или стесняться. В универе и так слухи ходят, что я в порнушке снимаюсь. Но то просто слова. Преподам, думаю, похер, кто и где подрабатывает, чтобы на плаву оставаться. Главное, зачеты сдавай да пары посещай.
- И никакого принуждения, да? – осторожно спросила я, вызвав у Марка широкую улыбку.
- Нет, Жень. С принуждением это уже статья, а уголовный кодекс, пусть и с оговорками, но Сема все же чтит. У нас все просто устроено, на самом деле. Анжелика, ну, бухгалтер наш, она не только деньгами, но и заявками заведует. Поступает заявка, к примеру заказчику нужен фильм, где отец ученика соблазняет учительницу, чтобы оценки своему сыну выправить, и жестко, значит, ее трахает. Вот фетиш у него такой… я не знаю. Хочется заказчику именно такой сюжет. Ты удивишься, но такое часто заказывают. Настька сценарий пишет, чтобы в фильме смысл хоть какой-то был, а потом ищутся актеры. Кто согласен вписаться, так сказать. Так на роль учительницы, к примеру, соглашается Катерина Львовна… Она, кстати, реально учительницей раньше была.
- Гонишь! – фыркнула я. Марк рассмеялся и помотал головой.
- Чистая правда. Так вот. Соглашается Катерина отыграть учительницу, которую жестко трахает родитель одного из ее учеников. Потом спрашивают других актеров, кто согласен сниматься. Допустим, это я. Настя дописывает сценарий, Сема его утверждает, вместе с Валей находит локацию, после чего команда приезжает и снимает нужные сцены. Потом фильм монтируют, шлифуют, озвучивают, оцифровывают и отправляют заказчику. Понятно, что бывают… хм, более специфические заявки.
- Какие например? – полюбопытствовала я.
- «Изгоняющий дьявола» смотрела? – улыбнулся Марк и кивнул, когда мое лицо недоверчиво вытянулось. – Ага, такое тоже бывает. Лада тогда отыгрывала девушку, одержимую демоном. Мама Валя тоже разошлась. Такой грим сделала, что уборщица, на площадку заглянувшая, чуть кони со страху не двинула. Заходит, значит, с ведром, шваброй, а на кровати Лада в образе лежит, богохульства орет и турецким огурцом себя приходует. Теперь дверь закрываем, на всякий пожарный. Короче, у клиента был прям список, чем одержимая должна себя удовлетворять. Ну и в финале демона должен был изгнать с помощью жесткой ебли экзорцист. У меня после той съемки синяки и укусы месяц с тела сходили.
- Погоди, ты был экзорцистом? – усмехнулась я.
- Ага. Лада в образ неплохо так вошла. Щипала, кусалась, орала, огурцом чуть глаз не выбила. Клиенту так понравилось, что он сверху двадцать процентов докинул. Спецом за игру Лады. Потом от него еще пара заказчиков пришла. На постоянку.
- Хотелось бы на это посмотреть.
- Такая возможность только у своих, - хмыкнул Марк. Он прищурился, увидев вдалеке машину такси, и, громко свистнув, махнул рукой. – А вот и твоя карета.
- Ты не едешь?
- Не. Надо с Семой кое-что обсудить. Ладно, номер мой есть. Звони, если что. Давить на тебя никто не будет. Сама решай, надо тебе это или нет, - ответил он.

Дома меня встретил пьяный братец, который ебал какую-то счастливицу в своей комнате. Вздохнув, я отправилась на кухню и поставила на огонь чайник. Эмоций было выше крыши, мысли скакали в голове, как безумные. Хотелось горячего чая и хотя бы относительной тишины, чтобы хорошенько все обдумать. Внутри боролись два демона. Демон похуизма призывал попробовать, слишком уж заманчивыми оказались речи Марка, да и деньги не были бы лишними. Демон целомудрия взывал к чести, кричал о том, что подобным приличной девушке заниматься не стоит. Была и боязнь, что рано или поздно что-нибудь да всплывет и тогда спокойная жизнь полетит в пизду, как стройный сайгак, поймавший приход, в пропасть.
- Сорок два, - пробормотала я, когда до меня донесся слишком уж характерный стон Петькиной пассии, достигшей вершин блаженства. А спустя несколько минут показалась и она, ойкнувшая и мышью прошмыгнувшая в туалет. Красотки Петьку игнорировали. Все его бабы были страшными, как его жизнь. И эта бледнокожая девица с дряблой жопой и отвисшими сиськами была не лучше и не хуже других.
- О, здарова, сестра, - гнусно ухмыльнулся Петька, входя на кухню. Я поморщилась, когда в нос ударил запах немытого тела и ебли.
- Это, блядь, кто? – устало спросила я, кивнув в сторону коридора. Судя по шуму воды, Петькина девица принимала душ.
- А, это… это Моль.
- Которая шубы жрет?
- Не. Окурковская Моль. На дискаче вчера познакомились, - отмахнулся он, опрокидывая внутрь себя стакан воды. – Ух! Заебись. 
- Что с работой у тебя? – мрачно спросила я, глядя на шатающегося брата. Тот безобразно икнул, утер мокрые губы и сделал жалобно-охуевшую рожицу.
- Ищу, - без тени раскаяния соврал он.
- Там на лекарства деньги нужны, Петь. Долги еще… Одна я не вывезу.
- А я чо? Я ищу. Ну, не берут меня никуда, - снова соврал братец.
- Угу. Мамку хоть в больнице навести. Сынок хуев.
- Ага. Навещу. Завтра. Ща бежать надо.

Петька и Моль, удивительным образом похожая на настоящую моль, ушли через десять минут. В квартире было тихо, пахло потом и еблей. До тошноты. Ругнувшись, я открыла балкон, впустив в квартиру прохладный вечерний воздух и, взяв сигареты, отправилась покурить. Мама запрещала курить дома, но сейчас мне было на это плевать.
- И что делать, Евгения Анатольевна? – тихо спросила я сама себя и себе же ответила. – А вот хуй его знает.
Мысли разбегались, ухватить хотя бы одну было очень трудно. В груди снова забурлила злость. На братца, на себя, на долги, которых становилось все больше и больше с каждым днем. Будет ли хоть когда-нибудь выход из этого дня сурка? Внизу, у подъезда ругались соседки. На железной горке ревел какой-то пацан, а со столиков, где сидели алкаши, доносился веселый смех. Ну а меня раздирали противоречия. Вздохнув, я достала из кармана телефон, нашла контакт Марка и нажала «вызов».
- Марк, привет снова.
- Надумала? – в голосе улыбка. Словно он и правда знал, что я соглашусь.
- Ты говорил, что можно сняться не в настоящем порно, а в другом… ну, легком, да?
- Да. Попробовать хочешь?
- Ну, выбора у меня особо нет. Сколько мне заплатят? – спросила я.
- Уточню у Семы, есть ли заказ подходящий, - чуть подумав, ответил Марк. – Там понятно будет, соло у тебя или с партнером.
- Знаешь, вот внутри меня все равно борьба идет, - тихо буркнула я. – Что я, блядь, делаю, а?
- Понимаю. Каждый из нас через это проходил. Но ты не думай, что тебя сразу на съемку дернут. Сначала врача пройти надо, анализы сдать. У Семы знакомцы в областной больничке есть.
- Анализы?
- Конечно. Это же порно, Жень. Секс. Ебля. Называй, как хочешь, смысл не меняется. Личное здоровье актеров важнее всего. Важнее денег уж точно. Давай я тебе завтра наберу, как все уточню. Ладно?
- Ага. Спасибо, - кивнула я, забыв, что говорю по телефону, и, нажав «отбой», убрала мобильник в карман. Что ж, как любил повторять папка, пока был жив, хочешь жить – умей вертеться. Ну а то, что расхлебывать все придется самой, я уже привыкла.

Глава третья. Кукуруза.

Марк перезвонил на следующий день и без лишних слов велел собираться и идти сдавать анализы. С ними как раз проблем не возникло. Я была чиста и бела, как вареное яичко. Ни заразы, ни отклонений, ни герпеса. Хоть сейчас на съемки. Справку о результатах анализов я отнесла Семену Витальевичу, который при мне положил ее в черную папочку с наклейкой «Актеры» на ней. Внутри нашлось место солидной такой стопочке, но пока я видела только трех: Марка, Ладу и Катерину Львовну. С остальными мне только предстояло познакомиться, но тогда я даже не думала, насколько скоро это случится, а все актеры станут моей второй семьей. Семен предупредил меня, что анализы надо сдавать регулярно и при малейших признаках недомогания сообщать ему. Ну, это понятно. За обычной простудой запросто может скрываться кое-что посерьезнее, а рисковать своим активом режиссер точно не собирался.

Подходящего сюжета пришлось ждать недолго. Всего неделю. Вечером в пятницу мне позвонил Марк и сообщил, что в субботу, в три часа, меня ждут на съемочной площадке. Еще и пару странных вопросов задал.
- Сема попросил узнать, - виновато шмыгнул носом Марк, - ты бреешься или у тебя… ну, там… естественно все.
- Гигиена – наше все, - вздохнула я, мысленно поблагодарив, что разговор ведется по телефону и Марк не может видеть мое лицо, больше похожее на спелую черешню, чем на обычное лицо. – Волос у меня лишних нет, если ты об этом.
- Это хорошо, - откликнулся он. – Лада для другого фильма готовится и там надо максимально естественно все.
- Ну, кому мохнатый бобрик, а кому гладенький, как ежиное пузико, - ответила я. Марк, поперхнувшись, хохотнул, когда до него дошел смысл сказанного.
- Так, ну и стандартные вопросы… Сыпи там, месячных нет?
- Не-а.
- Всегда неловко такое спрашивать, - проворчал Марк. – Тогда завтра подъезжай на площадку. К трем.
- Погоди, а… - замялась я, пытаясь правильнее сформулировать вопрос. – У меня соло или с кем-то?
- С двумя партнерами.
- С двумя?! – охнула я, надеясь, что мне послышалось.
- Не кипишуй раньше времени, - в голосе Марка послышалась улыбка. – Это же имитация. Проникновения не будет. К тому же один актер вроде как наблюдатель. Ну, на площадке тебя Настя во все тонкости сюжета посвятит.
- А второй актер… он, кто?
- Я, - просто ответил Марк. – Для легкого порно размер не важен. Там куда важнее красоту тела показать. А с этим у меня проблем нет.
- Ладно, - ответила я. Всю уверенность, как ветром сдуло, стоило узнать, что моим партнером станет Марк.
- Не переживай, Жень. Не так все страшно, - поспешил вставить он. – Может, тебе это даже понравится.
- Угу. Жду не дождусь, - снова вздохнула я. Затем, положив телефон на прикроватный столик, потянулась за сигаретами. Ну, хули делать? Сама в это вписалась. Да и заднюю включать уже не вариант.

Ночь прошла в томительном ожидании утра. Все по канонам дешевых мелодрам. Вот только пиздострадала я не по очередному мужику, который внезапно исчез из моей жизни. Куда сильнее заботили предстоящие съемки. Страхов было много: и то, что предстоит голой валяться на кровати, пока рядом стоят незнакомые мне мужики. То, что моим партнером будет Марк, которого я иначе как обычного однокурсника даже не воспринимала. Да и второй актер добавлял нервозности. В итоге я так сильно накрутила себя, что попросту не смогла уснуть и забылась в прерывистой дреме только ближе к шести утра. Ну а потом как-то стало не до переживаний.
Первым делом я приняла душ и обследовала себя на предмет лишних волосков, прыщей и всего, что могло помешать съемке. Где-то помогла бритва, где-то пальцы, но из душа я выбралась благоухающей женщиной, пусть и со скверным настроением.

Возле дома культуры, где находилась съемочная площадка, меня встретил Марк. Он задумчиво курил около входа и слабо улыбнулся, когда я выбралась из машины и, неловко ковыляя, направилась к нему. Естественно, Марк все понял. Поэтому поступил, как джентльмен. Ни словом не обмолвился ни о предстоящей съемке, ни о переживаниях, которым так подвержены актеры. Ну, за это я была ему благодарна.
- Сема отпустил всех, - сообщил он, когда я подошла ближе и тоже достала из рюкзака пачку сигарет.
- Вообще всех? – съязвила я.
- Ну, почти. На площадке будет он, Олег, я с Веней, и мама Валя. Грим там подправить, свет передвинуть. И все. Посторонних не будет.
- Легче не стало, - честно призналась я. Марк понимающе улыбнулся и вытащил из своего рюкзака два листа бумаги. – Это что?
- Сценарий. Настя написала по заявке клиента. Легкое порно редко заказывают, так что тут, считай, звезды сошлись.
- Угу. Радость так и плещется в штанах, - вздохнула я, забирая сценарий. Пробежав по тексту глазами, я не удержалась от ехидной улыбки.
- Что поделать? – пожал плечами Марк, верно истолковав мою реакцию. – Нам платят за свои фантазии, мы их реализуем.
- А сверху скриншот, это клиент писал?
- Ага. Насте так проще работать. Да и нам, если что, понятно.
- «Молодая, худая девушка. Обязательно с короткой прической. Высокий парень, атлетично сложенный и красивый. К однокласснику приходит девушка, они занимаются любовью, а за занавеской стоит отец одноклассника и подглядывает за сыном и его девушкой. Девушка должна выкрикивать имя «Роберт». Как можно чаще», - прочитала я и, не удержавшись, фыркнула. – Серьезно? И за это платят деньги?
- Неплохие деньги, замечу, - улыбнулся Марк и ткнул пальцем в середину текста. – Смотри, тут есть реплики. С учетом, что в легком порно акцент делается не на самом сексе, а на истории, Настя добавила нам диалогов.
- Угу, вижу. «Отец стоит за занавеской и тяжело дышит, наблюдая за еблей молодых. Пусть иногда дергает занавеску, типа кукурузу свою мусолит, извращенец хуев». Настин комментарий?
- Ее. Веня… ну, второй актер, он почти всю съемку будет стоять за занавеской, и ему надо постоянно напоминать о своем присутствии.
- Дебилизм какой-то.
- Не без этого. Но ты привыкнешь. Все привыкают, - кивнул Марк. – Так, смотри. Зубрить диалоги наизусть не надо. Тут вот пометка есть. Импровизировать Сема разрешает, но главное не увлекаться и передать общую суть.
- Вроде понятно, - ответила я и, взглянув на часы, добавила. – Нам не пора еще?
- Пора. Вале еще загримировать тебя надо.
- В смысле?
- Ну, прыщики замазать если есть, неровности кожи скрыть. Это же кино, пусть и специфическое.
- Понял-принял, - повторила я любимую папкину фразу и, выбросив окурок в урну, поднялась по вытертым гранитным ступеням, которые вели в обитель греха. Дом культуры, если быть точнее.

- А, Женечка! – обрадованно рявкнул Сема, как только мы с Марком переступили порог студии. – Чудесно выглядишь, дорогая.
- Спасибо, - неловко покраснела я от смущения. Из-за плеча Семы виднелся Олег, возившийся с любимой камерой, и задумчиво сидела на диване Валя, опершись рукой на тяжелую черную сумку. Второго актера пока не было видно, но зато я увидела бледную Настю, которая упоенно стучала пальцами по клавиатуре ноутбука. На меня она не обратила внимания, но я не слишком-то уж и расстроилась.
- Так, - скомандовал Сема. – Дуй с Валей в гримерку. Примешь душ, потом тебе марафет на личике наведут и начнем.
- Хорошо, - вздохнула я и послушно поплелась за улыбнувшейся мне Валей. Улыбка на лице этой суровой и изможденной женщины больше походила на оскал убийцы, дорвавшегося до долгожданного мясца. Хуй его знает, может так и было. Поди теперь разбери.

Гримерка, тесная комнатушка два на три метра, была заставлена вешалками, на которых висела разнообразная одежда, но там нашлось место и туалетному столику, и весьма удобному стулу, на который я бросила рюкзак.
- Не трясись так. Первый раз он особенный, - проворчала Валя, протягивая мне чистое полотенце, легкий халат и резиновые шлепки. – Душ напротив гримерки. Как искупаешься, возвращайся и начнем работу.
- Ладно, - согласилась я. Пусть перед Валей было довольно неловко раздеваться, но я прекрасно понимала, что через стеснение придется переступить, а потом и раздавить его, чтобы больше никогда не мешало. К счастью, Валя оказалась профессионалом и ее равнодушному лицу могли позавидовать лишь евнухи, которых давно уже лишили всякого достоинства.

- Так, ну-ка снимай халат и повернись, - скомандовала она, когда я вернулась из душа. Вздохнув, я скинула халат и медленно повернулась, демонстрируя гримерше свое тело. – Хорошая, чистая кожа. Есть, конечно, прыщи, да кто без них сейчас. Жрут всякую гадость, вот тело и исторгает… Ладно, это я быстренько замажу. Не вертись.
- Щекотно, - улыбнулась я. Валина припудренная кисточка, которой она проходилась по моей коже, вызывала мурашки и сохранять неподвижность было той еще задачкой.
- Ничо, ничо. Начешут тебя там сейчас, - буркнула Валя. Она задумчиво хмыкнула, подойдя к вешалке с одеждой, мельком взглянула на сценарий и, чуть подумав, сняла с вешалки нужную одежду. – Так. Вот футболка, шорты… туфли.
- А туфли-то на кой? – нахмурилась я.
- Ты что, из деревни что ли? – усмехнулась гримерша. – Каблуки жопку твою враз приподымут. Аж у Бессмертного слюни потекут.
- Ладно, хуй с ним, - пробормотала я, переодеваясь в выданные мне шмотки. Шорты немного жали, но Валя не соврала, в них моя задница выглядела особенно спело и даже красиво.
- Вот, другой человек сразу. Теперь давай на стул. Лицом займемся. И не гримасничай, а то клоуна из тебя сделаю, а не сладкую девчулю, как Сема хочет.

Через пятнадцать минут Валя закончила, а я недоверчиво посмотрела в зеркало, откуда на меня смотрела совсем другая я. Куда только девалась та пацанка в трениках и футболке на два размера больше? А глаза? А скулы?
- Нравится? – улыбнулась Валя.
- Ага, - прошептала я, поворачивая лицо так, чтобы сполна насладиться работой гримерши. – Да у вас реально талант.
- Ну, это не новость. Двадцать лет практики, дочка. Вот и весь талант, - ответила она. – Ладно, дуй на площадку. Я рядом буду, если, где грим потечет или поправить надо будет.
- Хорошо, - снова согласилась я, надевая туфли с высоким каблуком. Ну а потом началась магия кино. Если это можно было так назвать, конечно.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.

Спас меня, как ни странно, однокурсник. Марк Кац. Его я встретила случайно, во время прогулки по набережной, пытаясь прочистить голову от не слишком уж радостных мыслей. В институте с Марком мы общались только по учебе и все. Ну, могли еще фильм какой-нибудь обсудить или покурить на улице. Хотя остальные девчонки вполне откровенно пускали на него слюнки. Ну, тут ничего удивительного. Кац был высоким, подтянутым брюнетом, с волевым подбородком и глубокими черными глазами. Изюминок у него было много, но две выделялись особо. Во-первых, у Марка была невероятно шикарная седая прядь, которую он постоянно заправлял за ухо. Второй изюминкой был его член, размер которого не могли скрыть даже свободные брюки. Пару раз Марк ловил эрекцию прямо на занятиях, и увидев впервые, как набухает его «монстр», я от удивления забыла, как решается простейшее уравнение для девятого класса. Однако Марк подчеркнуло игнорировал все знаки внимания женской части пединститута. Ходили даже слухи, что он «того». Но я этим слухам не верила. Непохож был Марк на педика. Скорее, на уставшего от женского внимания человека.

Я сидела на лавочке и задумчиво смотрела на плещущуюся водяную гладь, окрашенную в закатные цвета. Мысли в голове были дурные и отчаянные, а настроение так и вовсе нулевое. Но услышав знакомый голос, я невольно встрепенулась и посмотрела налево. По бульвару шел Марк в компании незнакомой мне девушки, весьма эффектной внешности. Руки незнакомки были покрыты татуировками, что было довольно необычным явлением в начале нулевых. Да и не привыкли у нас на районе к таким, слишком уж «ярким» людям. Однако девушку чужие взгляды совсем не волновали. Она рассеянно слушала Марка, курила тонкую сигарету, наполняя воздух ментоловым запахом, и порой кивала головой.
- Привет, - рассеянно протянула я, когда пересеклась взглядом с Марком.
- Привет, Жень, - улыбнулся он, не сбавляя шага. Парочка пошла дальше, на первый взгляд меня даже не заметив. Но, не прошло и десяти минут, как долговязая фигура Марка снова показалась на горизонте. Он вразвалочку подошел к лавочке, где я сидела и снова улыбнулся. – Не занято?
- Не, падай, - мотнула я головой. – Красивая у тебя девушка.
- Коллега, - поправил он и почему-то слегка порозовел от смущения. – Попросила проводить до ресторана. С подругами там встречается.
- Ага, - хмыкнула я. Марк неловко пожал плечами и, вздохнув, достал из кармана пачку сигарет. Чуть подумал и протянул сигарету мне. Я отказываться не стала. – О, «Самец»?
- Единственное, от чего я не кашляю, - усмехнулся он. «Самцом» у нас называли сигареты марки «Camel». Ну, если пару буковок в названии поменять, то получалось слово «самец». Так и привыкли все.  Марк внимательно на меня посмотрел и задал вполне логичный вопрос. – Жень, у тебя все нормально? Лицо какое-то кислое…

И тут меня прорвало. Словно все, что я копила в себе, вдруг вылилось пенящимся циничным кипятком. Сама не знаю почему, но я вывалила Марку все, что произошло со мной за последнюю неделю. И случай с братом, и разговор с Авто, и свои мысли с переживаниями. К чести Марка, он меня не перебивал. Просто молча слушал, порой кивал или понимающе хмыкал. Ну а когда я закончила, снова потянулся за сигаретами. И кошельком. Не успела я подивиться, как он вытащил помятые зеленые купюры и сунул их мне в руку.

- Возьми, - коротко добавил он.
- Марк, с чего я их возвращать буду…
- Неважно. Вернешь, - помотал он головой. Я убрала доллары в карман и, улыбнувшись, погладила его по спине.
- Спасибо.
- Не за что. У меня получка завтра. Протяну как-нибудь.
- Слушай, - чуть помялась я. – А с чего такая щедрость?
- Щедрость? – он удивился искренне, заставив меня смутиться. – Ну, скажем так, я был на твоем месте. Даже отчасти все еще на нем.
- В смысле?
- В прямом. Отец у меня… а, не важно. Не забивай голову. Тебе свои проблемы решить надо.
- Марк…
- А?
- А ты кем работаешь-то? – улыбнулась я. – На мажора ты не похож. Мажоры в Окурке не тусуются. И баксами пропащих однокурсниц не выручают.
- Ну, - протянул он, - подрабатываю. Так, по мелочи.
- Неплохо подрабатываешь. Мне б такую подработку. Глядишь и не пришлось бы папкину машину за копейки толкать.
- Все так поначалу говорят, - загадочно улыбнулся Марк. – А потом меняют мнение.
- Погодь. Ты на бандюков что ли батрачишь?
- Нет. Я, так сказать, в сфере искусства.
- А! – воскликнула я. – Модель? Тьфу ты, прости. Я уж надумала всякого.
- Ага, - протянул он. – Модель. Ну, можно и так сказать. Ладно, неважно.
- Ну, из меня модель, как из братца моего приличный человек, - рассмеялась я. Марк тоже улыбнулся, но скорее вежливо. Поддержал горькую шутку. – В любом случае, спасибо. Выручил. От всего сердца благодарна.
- Ты лучше не тяни с долгом, - охладил он мою радость. – Авто терпением не славится, а передумать может на раз-два. Говорят, ему арматурой как по голове заехали, так настроение его теперь по двадцать раз на дню меняется. Наши, ну, окурковские, его побаиваются. Если уж тебя Авто посадил на счетчик, постарайся побыстрее расплатиться.
- Спасибо за совет. И за деньги, - вздохнула я. – Марк.
- А?
- И все же. Где ты работаешь?
- В кино снимаюсь, - скупо усмехнулся он.
- В каком?
- В разном. Актером там стать легко. Выбраться сложнее. Ладно, Жень. Найдемся.
- Найдемся, - кивнула я, провожая Марка взглядом. А в голове крутились его последние слова. «Актером стать легко. Выбраться сложнее». Что это значит? Чертовы загадки. Никогда не любила загадки. Да и плевать. Главное сейчас Андриашвили деньги передать, а потом уже думать, как занятое возвращать. Все ж Марк – это не Авто. И людей паяльником жечь не будет.

Глава вторая. Съемочная площадка.

Как и ожидалось, стоило мне расплатиться с Авто, мой любимый братец Петенька тут же явил свой измученный вынужденной голодовкой и странствиями лик. Мама, как обычно, прослезилась, приняла блудное дитя с распростёртыми объятиями и помчалась настирывать изгаженные в странствиях шмотки непутевого отпрыска. Ну а я, зажав Петеньку в комнате, дала ему пизды. И словесной, и физической. Но что-то мне подсказывало, что Петьку этот нагоняй не проймет. Рано или поздно он снова начудит, а разгребать все, опять же, придется мне. Ну… как в воду, собственно, глядела.

Не прошло и месяца, а горячо любимый маменькой остолоп Петрушка вляпался в новую историю. Нет, в этот раз выставленных хат всяких авторитетов не было. Все гораздо прозаичнее, о чем братец сам мне и поведал аккурат в июле, явившись откуда-то с перебитым носом, глазами-залупами и опухшей губой.
- От он, - ехидно улыбнулась я, наливая в чашку кипяток. Мама, сидевшая за столом на кухне, только разевала рот, как выброшенная на берег рыба. – Ну, Себастьян Анатольевич. Чем порадуете сегодня?
- Чо эт сразу Себастьян Анатольевич? - прошамкал Петька. Меня так и подмывало схватить его за губу и дать подзатыльник, но пришлось сдержаться.
- Ну, так ты вылитый краб из «Русалочки». Разве что тупее. Ладно, рассказывай, горе луковое, что на сей раз приключилось? И лучше там стой, на пороге.
- Чо эт?
- А то. Боюсь, не сдержусь и башку тебе твою тупую оторву.
- Женя! – подала голос мама. Я в ответ фыркнула и, заварив чай, уселась на подоконник, пока краб Себастьян собирался с духом, чтобы рассказать семье о том, в какие пучины океана занесла его кривая босяцкой мечты.

Темнить Петька не стал и вывалил все, как на духу. Так и так, мол, он и еще парочка его друзей-долбоебов решили поднять легких денег. Вариантов у гигантов мысли было ровно два: гоп-стопнуть почтальона, который бабкам нашего двора пенсии носил, и спиздить катушку с силовым проводом, неосмотрительно оставленную рабочими на стройке, потом этот провод обжечь и сдать добычу на металлолом. К счастью или нет, но выбор пал на кражу катушки. Не учли три идиота одного: что катушка окажется пиздец какой тяжелой и просто так ее укатить с промки не получится. Тогда-то светлые умы решили не мелочиться и спалить катушку на месте, а металл прикопать. За этим делом их и застали удивленные строители, а потом попросту дали пизды и вызвали ментов.

Участковый, дядь Миша, нас тоже посетил. Через пару дней. И очень удивился, увидев, как над хворым Петенькой хлопочет маменька, потчуя великовозрастное дитя бульончиком. Ухватив растерянного дядю Мишу за локоть, я сопроводила его на кухню, налила чаю с вареньем и приготовилась слушать.
Растекаться словами участковый не умел, поэтому предложил два варианта решения проблемы. Горе-воры покупают две новых катушки взамен сожженной и идут гулять на все четыре стороны. Либо заявление передается в органы, и пацаны отправляются в места не столь отдаленные. Тут я, хоть немного, но выдохнула. Если бы не отцовский знакомый, каковым являлся дядь Миша, никаких вариантов не было бы. За идиотами попросту бы приехал наряд, а потом все дружненько отправились бы за решетку. Уж не знаю, как дядь Мише удалось уболтать хозяев промки, но итогом стала возможность откупиться. И тут же пришло осознание. А с чего, блядь, платить? Гараж и машина уже проданы, накоплений никаких нет, долгов выше крыши. Осталась только квартира и каличная дача за городом – единственная мамина радость, где она хоть немного могла отдохнуть от проделок сына-долбоеба.

- Сука… - прошептала я, опускаясь на табуретку. – Как же он заебал. Вы бы знали, дядь Миш.
- Понимаю, - улыбнулся участковый. Уж, кто, как не он, знал все о чудачествах моего братца. Да и сам наверняка удивлялся, как Петька еще на зону не залетел или не закончил жизнь на каком-нибудь пустыре за городом.
- Дачу надо продать, - вставила мама, войдя на кухню. – Хватит же? Ну, на катушки эти?
- Чего? – переспросила я, сжав кулаки. – А не охуели вы часом?!
- Женя! – мягко перебил меня дядь Миша и более возмущенно мама.
- А потом что? Хату продать и самим на улицу уйти? Что-то мне подсказывает, что братик мой на этом не остановится. Заебал он, мама. Заебало это все! – рявкнула я, ударив кулаком по столу. В гостиной тяжко зашевелился Петро, почуяв, что всепрощающая сестра находится на грани. – Хули ты его покрываешь-то вечно? Не, дядь Миш. Давай наряд, заявление… пусть едет отвечать за свои поступки.
- Не надо! – ломким голосом откликнулся из гостиной братец. В глазах мамы от этого голоска набухли две тяжелые слезы.
- В общем, подумайте. Время пока есть, - деликатно кашлянул дядь Миша. – Но тянуть не советую. Слишком там, на стройке, народ горячий.

И начались очередные поиски денег. Мама была непреклонна, и дача очень быстро улетела за копейки кому-то из наших знакомых. Помимо дачи были проданы остатки бабушкиного золота, стол из красного дерева, который дедушка сделал своими руками, кухонный телевизор и «Большая советская энциклопедия», собранная папкой для своих непутевых детей.
- В долгах, как в шелках, - вздохнула я, раскладывая мятые купюры по кучкам. Петенька, похожий на распаренного барина, предпочитал помалкивать и прятался за мамой, не рискуя подавать голос. А вот мама… мама стала таять, как восковая свечка. Подкосили ее выкрутасы любимого чада. И я сейчас не о себе. – Что там дружки его? Слились?
- Да какие у них деньги, доча? – всхлипнула мама.
- Ясно. Мы зато благодетели. За свои косяки и за чужие отвечаем, - зло бросила я, исподлобья смотря на Петьку. – Ну, сука, смотри. Либо за голову возьмешься, либо в следующий раз на зону заедешь. Откупать тебя больше нечем.
- Я больше не буду, - пискнул тот, выглянув из-за мамкиного плеча. Но веры его словам у меня не было. Кончилась она, вера эта.

Через пару недель мама слегла в больницу. Сердце не выдержало. Ну а у меня появились две головных боли. Во-первых, маме нужны были лекарства, которые стоили слишком много, а семья наша и так поистратилась, пытаясь разгрести последствия похождений юного упыря Петера. Еще и долги надо было отдавать, которые мы назанимали, чтобы расплатиться с Авто и хозяевами промки.

- Ну и хули делать, Дашка? – устало спросила я, вертя в руках бутылку пива. Дашка, сидевшая напротив, пожала плечами и скупо поджала губы. – Учебу бросать и работать идти? Я и за год со всеми долгами не разгребусь. Кажись, всему району уже торчим.
- Не знаю, родная, - честно ответила подруга. – Но бросать учебу не вариант. Два года потерпеть еще.
- Это да. Жалко просранное время, - согласилась я и, глотнув пива, задумчиво посмотрела на Дашку. – У тебя у знакомых нет никакой подработки часом?
- Подумать надо. Так… Есть знакомый в ломбарде. Вроде ему сменщик нужен. Но там весь день сидеть надо. С учебой не совместить. На рынок можно.
- Копейки, - отмахнулась я. – Не думай, что я зажралась, но оплата мне нужна хорошая. Я вон Марку еще долг не отдала. Он так-то молчит пока, но это пока… Марк!
- Что? – испуганно протянула Дашка, когда я выкликнула имя однокурсника, как боевой клич.
- Марк в кино каком-то снимается. И, судя по всему, хорошо там получает.
- Ага, - фыркнула подруга. – Ты и кино. Смешно, Тропинина.
- Не, я к тому, что Марк говорил, мол попасть туда легко, а вот выбраться сложно. Типа, затягивает, хуе-мое и все такое. Да и учиться ему это не мешает. Надо Марку позвонить. Чем черт не шутит. Ладно, актриса из меня может и правда так себе, но там и осветителем можно, и кофе режиссеру таскать. Мало ли. Что думаешь?
- Ну, попытка не пытка. Попробуй. А Петя что? Не собирается семье хоть как-то помочь?
- Этому дураку на семью давно похуй, - усмехнулась я. – Мамка в больнице, как ты думаешь, сколько раз он ее навестил? Правильно. Ни одного. С дегродами своими кучкуется, походу ищет, где бы снова в мутное вписаться. Анчутка блядский. Пользы от него нихуя. Вредить только умеет. Ладно. Надо и правда Марку позвонить. Глядишь, выгорит.

Но Марку я позвонила только через неделю. Закружилась и как-то забыла о нем. Как-никак на мне теперь была и квартира, и мамка в больнице, и братец-имбецил, которого я каким-то чудом еще не убила. Знаю, вопросы это вызовет. Мол, нахуя терпеть такого дегрода. А вот ответа на этот вопрос нет. Хуевый он или не хуевый, но он мой брат. И за его косяки спрашивать будут с меня и мамы. Так что хочешь-не хочешь, а придется проникаться и его проблемами.

- Ты к матери-то в гости зайти собираешься? – строго спросила я вечером, когда Петька забежал домой переодеться.
- Да я тут это… работу ищу, - отмахнулся он. Соврал, конечно. Никакую работу он не искал. Собирался на очередную вписку к своим кентам.
- Не дело, Педриньо, - помотала я головой. Братец, как обычно, вспыхнул. Не любил, когда я коверкала его имя на разные лады.
- Ничо я не Педриньо! Я пацан правильный, по закону живу.
- Как долбоеб ты живешь, - отрезала я. – Эгоистичный, наглый долбоеб, у которого вот-вот закончится везение. За ум берись, Петро. Жизнь в любой момент к тебе жопой повернуться успеет.

Понятно, что проповеди на Петьку не действовали. От слова совсем. В одно ухо влетело из жопы вылетело. Так случилось и в этот раз. Он переоделся, хлопнул дверью и был таков. Ни тебе вопросов, как там мама в больнице, ни «может, помочь чем, Женька». В голове ветер, в жопе дым.
Вздохнув, я закурила и, посмотрев в окно, достала из кармана мобильник. Старенькую «Нокию», которая каким-то чудом избежала продажи за грехи моего семейства. Нашла контакт Марка и, чуть подумав, нажала «Вызов». Марк ответил ровно через три гудка.

- Привет, Жень, - голос мягкий, но дышит с присвистом. То ли бежал куда, а я помешала, то ли в качалке сейчас, железо тягает.
- Привет. Не отвлекаю? – спросила я.
- Не, все нормально. Съемку как раз закончили, - в голосе послышалась улыбка. На фоне кто-то гремел чем-то железным, но разговору это не мешало.
- Слушай, я насчет долга. У меня пока не получается наскрести. Но ты не думай, что я забыла, - попыталась оправдаться я. Марк тут же меня перебил.
- Не к спеху, Жень. Понимаю. Отдашь, как деньги будут.
- Спасибо, - вздохнула я и, чуть помявшись, задала вопрос, который прозвучал натужно и как-то глупо. – Марк, а вам там еще… ну, модели, не нужны?
- Модели? – удивился он.
- Ага. Не, не подумай. Я могу кофе режиссеру вашему таскать, по мелочи там всякое. Может убираться надо? Ну, это если я не подойду, как модель.
- Совсем приперло? – понял Марк. Но в голосе не было ни сарказма, ни осуждения. Только понимание.
- Приперло. Мамка в больнице, а долгов выше крыши, - призналась я. – Полноценная работа мне не подойдет. Учебу бросать не хочу. А подработка бы не помешала. Ты говорил, что в актеры к вам попасть легко. Вот и подумала, а чего бы и нет.
- Так, ну это не телефонный разговор, - задумчиво обронил он, когда я закончила. – Нюансов там много… Ты завтра свободна?
- Ага. После двух.
- Давай тогда в центре пересечемся. В три. «Шоколадку» знаешь?
- Знаю.
- Вот там и встретимся, идет?
- Конечно, - улыбнулась я.
- Отлично. Тогда до встречи. Найдемся.
- Найдемся, - нажав отбой, я убрала телефон в карман и снова потянулась за сигаретами.

К трем я уже была возле кафе «Шоколадка». Там обычно кучковались студенты педа и политеха в перерыве между парами, а сейчас, во время каникул, народу было не очень много. Только залетная молодежь, прячущаяся от жары и наслаждавшаяся мороженым.
Марк ждал меня за столиком в самом конце зала. Поднялся, как джентльмен, когда я подошла ближе и только после этого подозвал официанта.

- Ну, рассказывай, - вздохнула я. – Что там за нюансы на съемках твоих.
- Прежде, чем начать, попрошу наш разговор оставить в тайне, - предупредил Марк, кидая в свой чай пару кубиков сахара. – Съемки у нас специфические и огласка не нужна. Я вот думал, стоит ли тебя в это втягивать, но раз сама попросила, то должна знать, с чем дело иметь придется.
- У-у-у, страшно, - прогудела я, вызвав у него улыбку. – Можно подумать, вы там «Лики смерти» снимаете.
- Нет, все куда проще, - мотнул головой Марк и после небольшой паузы добавил. – Порно.

Пару минут я просидела с открытым ртом, удивленно пялясь на спокойного Марка, который вернулся к своему чаю. Я ожидала чего угодно: документалки, короткометражки, но определенно не порно. По реакции Марка становилось понятно, что подобное удивление он видел уже не раз, и осознание этого, как ни странно, мне помогло. Словно весь стыд, который должно испытывать при обсуждении таких тем, начисто испарился.

- Порно? – переспросила я, но сделала это тихо, чтобы не привлекать внимание посетителей «Шоколадки».
- Да, порно, - просто подтвердил Марк. – Убавилось желания попробовать себя в съемках?
- Ну, не это я ожидала, - честно ответила я. – А… поподробнее рассказать можешь?
- Конечно, - кивнул он и, сделав глоток чая, продолжил. – Я снимаюсь в порно. Ну, про мою «особенность» ты наверняка уже наслышана, так?
- Угу, - покраснела я, вспомнив, как набухали штаны Марка на парах в институте.
- В общем, у меня идеальный типаж для таких фильмов и в этой, хм… сфере, я уже два года. Подруга привела, когда нужда в деньгах появилась. Ну а потом… втянулся. Кто-то работает грузчиком, кто-то на рынке барыжит. Я вот в порно снимаюсь.
- И как это?
- Нормально, - пожал плечами Марк. – Как втягиваешься, так спокойнее к этому относиться начинаешь. Типа, самурайское спокойствие появляется.
- Скорее уж, самурайский похуизм, - хмыкнула я. Марк рассмеялся и кивнул.
- Можно и так сказать. Команда у нас небольшая, но дружная. В месяц снимаем где-то четыре фильма. Ну, фильмы – это, конечно, громко сказано. Скорее это короткометражки. На двадцать минут, примерно, каждая. На определенные сюжеты, которые заказывает клиент.
- Клиент?
- Ага. Есть такие люди… клиенты… которым нужно особенное порно. С особенным сюжетом, с особенными типажами. И клиенты готовы за это хорошо заплатить.
- А отказаться можно? Ну, если сюжет тебе не понравился.
- Можно. Так новички, обычно, поступают. По первой. Потом тоже начинают относиться к этим заказам, как к обычной работе. Потому что заказ – это деньги. Откажешься – ничего не получишь. Все просто.
- А ты… не стесняешься?
- Не-а. Я уже привык. И говорить об этом, и заниматься этим. Стеснение быстро проходит, - ответил Марк. – Я просто делаю свою работу. Ну, и деньги это приносит хорошие.
- Угу, как проституция.
- Не совсем, - мягко улыбнулся Марк. – Думаешь, что в порно идут за халявным сексом? Чепуха. Деньги. Вот истинная причина. Повернутые на сексе быстро отсеиваются.
- Почему? Это ж рай для дрочил. Братец мой, узнай об этом, помчался бы к вам вприпрыжку. Халявные писечки, так еще и деньги платят.
- В первую очередь – это работа, Жень. Тяжелая работа. На двадцатиминутный фильм уходит уйма времени. Часа четыре минимум. А там и смены поз, и форс-мажоры…
- Типа хуй не встал?
- Удивишься, но да. Такое бывает. От нервов, усталости, стресса… Да куча причин.
- Но ты продолжаешь работать.
- Ага. Мне, как и тебе, деньги нужны. И деньги большие. А получить их я могу только так. Нет выбора лучше – довольствуйся тем, что есть, - меланхолично ответил Марк. – Но ты не бойся. Не так все страшно. Как уже говорил, команда наша разные фильмы снимает. Есть традиционное порно, а есть софт-порно.
- Типа, «мягкое»?
- Да, легкое порно. Что-то схожее с эротикой, но без деталей, присущих обычному порно. В таких фильмах часто происходит имитация акта, а упор делается на сюжет. Сема, ну, режиссер наш, любит такие фильмы. Говорит, в них раскрывается его истинный творец.
- То есть, трахаться ни с кем не надо?
- Ага. Просто два актера делают вид, что занимаются сексом. И все. Без проникновения и прочего, что есть в обычном порно, - кивнул Марк. Я задумчиво хмыкнула и сделала глоток уже основательно остывшего чая. – Думаю, тебе надо экскурсию сделать. На съемочную площадку.
- Ну, хуй знает, - неловко рассмеялась я. – Кажется, это совсем не по моей части.
- Очень может быть. Но ты спросила о моей работе, я ответил. А там уже сама решай, надо это тебе или нет. Если надумаешь, экскурсию я тебе устрою. С Семой только поговорю. Человек он донельзя творческий. Семь пятниц на неделе.
- Ладно, давай, - нехотя согласилась я. Пусть Марк и не догадывался, но меня все ж задел его рассказ. А особенно возможность увидеть все собственными глазами. Когда еще ты попадешь на съемочную площадку, где снимают настоящее порно? Такие моменты упускать определенно не стоит.
- Хорошо, - улыбнулся Марк, доставая телефон. – Пойду, позвоню. Если ребята не заняты, то сразу и поедем.
- Сразу? – удивилась я.
- А чего тянуть? Я на пять минут. Сейчас вернусь.

Ну, через двадцать минут мы с Марком уже ехали на площадку на такси. Ехать пришлось недолго. Студия находилась в старом доме культуры на Окурке и, что очень иронично, аккурат напротив отделения полиции. В фойе дома культуры было темно, пахло сыростью, пылью и плесенью. Иногда до меня доносились звуки вальса. Должно быть где-то наверху располагалась студия бальных танцев или что-то типа того. Удивительное дело. Сюда ходили на разнообразные кружки дети, взрослые посещали старенькую качалку с самодельными тренажерами, оставшуюся тут еще с девяностых, а где-то внизу, в полуподвальных помещениях снимали порно. Ну, хоть не дурманом барыжили и то хорошо. На районе всякое бывает. К этому, впрочем, быстро привыкаешь.

Марк спустился вниз по натертым до блеска ступенькам, толкнул рукой скрипучую деревянную дверь, и мы оказались в подвалах дома культуры. У стен стоял забытый всеми сельхозинвентарь, слабо попахивало канализацией и порой слышался рокочущий грохот электрогитар и барабанов.
- Нефоры тут местные реп-точку организовали, - пояснил Марк, ведя меня вперед по узкому темному коридору. – Осторожнее, тут труба над потолком, не ударься.
- Прелестное местечко, - фыркнула я.
- Не самое худшее. Аренда маленькая и не беспокоит никто. Сема, конечно, звукоизоляцию сделал, да, мне кажется, незачем было. Сюда если кто и спускается, так только уборщица на выходных. А ей глубоко плевать, чем занимаются арендаторы. Как и директору, собственно.

Возле одной неприметной двери Марк в итоге остановился и вытащил из кармана ключ с брелоком в виде бутылки пива. На двери висел криво приклеенный листок бумаги с плохо пропечатанными на принтере буквами: «Модельная студия «Камео». Вход строго по записи». Отперев замок, Марк потянул дверь на себя и пропустил меня внутрь чистенькой и светлой прихожей. Дверь он после того, как зашел сам, тут же запер, пояснив, что таковы внутренние правила студии, да и лишние люди тут никому не нужны.
Из глубин студии до меня донеслась музыка. Что-то мягкое, легкое, как джаз, а потом кончики ушей моментально покраснели, стоило мне услышать другие звуки. Звуки самой настоящей ебли. Стонала женщина и, судя по стонам, ей было очень уж хорошо.
- А, съемка идет. Все нормально, - улыбнулся Марк, заметив мое замешательство. – Подождем на кухне. Чай хочешь?
- Да… можно, наверное, - пробормотала я. Конечно, я бы выпила чего покрепче. Исключительно для храбрости, но решила пока с этим повременить. Кто его знает, какие еще есть правила у хозяина этой студии.

Не успел Марк заварить нам чай, как дверь в кухонку открылась и на пороге появился улыбающийся мужчинка: упитанный, с кругленьким животиком и масляными глазками. Голова у него была странной формы и больше напоминала свеклу: широкий лоб, взъерошенная поросль в виде волос на макушке, узкий, даже острый подбородок и жиденькая бородка. Тем не менее мужчинка был приятным, и я не удержалась от ответной улыбки.

- О, какая фактура! – воскликнул он, только переступив порог. Масляные глазки без стеснения пробежались по мне, оценивая и подмечая. – Марк, дорогой, почему ты прятал этот алмаз от нас?
- Знакомьтесь. Это Сема, - усмехнулся Марк, делая глоток чая. – Наш режиссер и вообще самый главный человек на съемочной площадке.
- Семен Витальевич Козинцев, - представился мужчинка, протягивая мне мягкую, сметанную ладошку. Он кокетливо поправил шелковый шарфик, прикрывавший шею, и добавил. – Можно просто Сема.
- Очень приятно, - кивнула я, пожимая ладошку. – Женя.
- Прекрасно, прекрасно. Чудесная девушка. Чудесная фигурка. Вы на спорте, дорогая?
- Скорее, на нервах, - вздохнула я. – С моей жизнью и спорт не нужен.
- Понимаю, понимаю, - пробормотал Сема и, охнув, хлопнул себя по лбу. – А, Марк же вам экскурсию обещал, так?
- Типа того.
- Тогда не будем медлить. Время – деньги в нашем деле. Ну, пойдемте, молодежь.

Не знаю, что я ожидала увидеть, но первое впечатление от съемочной площадки было довольно разочаровывающим. В отдельной комнате находилась большая кровать со смятым бельем, у стены стоял бежевый диван, на котором сидело трое человек, все, как один, уткнувшиеся в телефоны. Три лампы со студийным светом подсвечивали кровать и лежащую на ней уже знакомую мне татуированную девушку. Абсолютно голую и не стесняющуюся других людей на площадке. С ней прогуливался Марк по набережной, когда я гадала, где мне взять денег на откуп своего непутевого братца. В углу комнаты на тяжелом штативе стояла видеокамера, рядом с которой задумчиво пялился в пустоту небритый мужик в растянутой футболке с логотипом «The Exploited».

- Вот тут и случается магия кино, - прощебетал Сема, обводя руками комнату.
- Угу. Если хуй у всех стоит и свет работает нормально, - тут же откликнулся мужик за камерой. Пушистые брови Семы сошлись на переносице, но он продолжил лучиться добротой.
- Этот ворчун в уголке – Олег Бессмертный. Оператор, волшебник, мастер вкусных ракурсов. Больше всего на свете любит, пожалуй, только свою камеру.
- А почему Бессмертный? – поинтересовалась я.
- Трижды поцелованный смертью, - коротко ответил тот. – Ну и фамилия у меня такая.
- А на кровати вы, Женя, можете увидеть нашу богиню. Ладочка, будь милой, поздоровайся с гостьей, - продолжил Сема. Голая девушка лениво подняла руку и, перекатившись на живот, с любопытством на меня посмотрела. Фигурка у нее была что надо. За такую любой модельный подиум удавится. И что она здесь забыла?
- А эт кто? – поинтересовалась девушка, болтая в воздухе стройными ногами. – Сема, если ты сюда экскурсии водить собрался, то я на такое не нанималась.
- Расслабься, Лад, - встрял Марк. – Это моя однокурсница, Женя.
- А, вон чо, - широко улыбнулась Лада. – Тоже в кино попасть хочет? Беги отсюда, родная. А то выебут тебя всем, что под руку попадется. Самотыком, кукурузой, огурцом…

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Финал.

Много их было. Злых, обиженных, обманутых. Кто-то пытался развести на жалость разговорами о детях, кто-то показывал чеки из аптек, кто-то просто пускал тягучую слезу, надеясь, что она станет последней каплей, которая окончательно утопит меня. Многие врали, придумывая такие сказки, что даже я не мог удержаться от улыбки. То бабку какую-то якобы Зуб выебал, пока она опоенная валялась. То ханыгу одного могилу себе копать в лес повезли. Сказки были яркими. Люди понимали, что вернуть жилье не получится. Поэтому вовсю отыгрывались на мне, не стесняясь разбавлять свои показания шокирующими подробностями.
И если обиженных было много, то вот знакомых лиц почти не было. Только мои родители исправно ходили на каждое заседание и молча сидели на задних рядах с бледными лицами, выслушивая россказни обиженных ханыг.
Конечно, можно было бы словить нехилую панику, если бы не Рубин. Вопросы он задавал правильные, перебивал откровенную чушь и излучал спокойную уверенность, которая постепенно передавалась и мне. Все же Афанасий не соврал. Рубин и впрямь был знатоком своего дела. Вежливый, спокойный, как удав, делающий свою работу.

Тревожность возвращалась, когда меня этапировали обратно в СИЗО. Сперва появилась бессонница, потом пропал аппетит. Мне приходилось изводить себя отжиманиями перед сном, чтобы очистить голову и буквально убить ноющие мышцы. Еду же и вовсе приходилось в себя запихивать. Но и это не уберегло меня от потери веса. Остальные сидельцы все прекрасно понимали, о чем мне и сообщил Налим, позвав попить с ним чифирь.

- Первая ходка всегда запоминается, Потап. Ты ж молодой еще, по ту сторону не бывал, многого не знаешь. Это еще повезло, что в камеру нормальную кинули, да Герцог маляву прислал, где за тебя ручался.
- Бывает и хуже?
- А то, - усмехнулся Налим. Он поморщился, сделав глоток горького чая, и закурил сигарету. – Бывает, что в сучью камеру кинут. Если следакам надо побыстрее правду из тебя выбить. Крысу подселить могут. Будет тебе зубы заговаривать, лепшим корешем станет, а потом все куму сольет, что ты наболтаешь. Так, что, да. Повезло.
- А вы?
- А что я?
- Ну, это же не первая ваша ходка? – улыбнулся я.
- Третья.
- И первую тоже помните?
- Ага. Прописку мне, гондоны, устроить захотели, - вздохнул Налим. – Не учли одного. Что уже был обученный. Знал, чо говорить и чо делать. Но ты не бзди, Потап. И тут жить можно. Не борзей, по понятиям поступай, вот и все секреты. Ну а если косяка дашь, то спрос уже с тебя пойдет. Чем больше косяк, тем сложнее отмыться от него. Это так… на будущее тебе.
- Надеюсь, что в скором времени выйду.
- Ну, ты не зарекайся, - рассмеялся Налим. – Понятно, что надежда умирает последней, да фарт, он какой? Уклончивый, сука. Кого подмажет, кого на дно бросит. Поди разбери, чо у него на уме. А пока на ус мотай, чо приличные люди говорят. Всяк полезно будет.
- Ну, за науку спасибо, - поблагодарил его я. – И за чай. Хороший получился.
- Годы и годы практики. Ладно, хватит языком чесать. Чо, партеечку в шахматы? Вчера на пачку меня обобрал. Отыграться хочу.
- Чего бы и нет, - кивнул я, двигая к себе шахматную доску. Затем быстро сбегал к своему месту и вернулся с пачкой «Примы». – Играем.

Заседания продлились до середины августа. За решетчатым окном постепенно отцветало лето, а в моей жизни почти не было никаких изменений. Порой дверь в камеру открывалась, и конвоир забирал одного заключенного, место которого через пару дней занимал другой. К нему точно так же, как и ко мне, подскакивал Куцый и спрашивал за масть. Кого-то уважительно приветствовал Налим. Кого-то сразу же определяли в чушки, потому как умалчивать свой статус было нельзя. За такое могли серьезно наказать. Лица менялись, не менялись только блевотные, темно-зеленые стены, прокуренная камера и кислый запах пота, намертво въевшийся в одежду.
Перед последним заседанием я так и не смог уснуть. Пусть Рубин, как и Афанасий, навестившие меня в последний раз, всячески заверяли, что бояться нечего, страх все равно был. Отчаянно хотелось на волю. Вдоволь поотмокать в ванной, соскрести с себя мерзкий запах, спокойно выспаться и подышать чистым воздухом на прогулке. Так что не было ничего странного в том, что я так и не смог уснуть. Утром выпил кружку крепкого чая, перекусил печеньем и принялся бессмысленно пялиться на дверь камеры, гадая, когда же за мной явится конвоир.
Он явился после обеда и скомандовал привычное «с вещами на выход». Подхватив сумку, я послушно выбежал из камеры и вжался лбом в холодную стену, пока сопровождающий возился с замком. Как Налим и говорил, ты быстро привыкаешь к нехитрым тюремным ритуалам. И то, что еще вчера могло вызвать удивление, сегодня воспринимается максимально обыденно.

Но удивление все же было. Зал суда был полон. Свидетели, мои родители, пара журналистов… даже Калитин почтил своим присутствием заседание и, сидя в сторонке, загадочно улыбался, изредка посматривая на меня. Потом была речь обвинителя, затем выступил Рубин, в привычной спокойно манере выложивший судье аргументы в мою защиту. Но в голове моей гулял ветер. Я безразлично пялился в пустоту, покусывая губы. От этого увлекательного занятия меня отвлек стук деревянного молотка и пауза, обязательная перед вынесением приговора.
Много лет прошло с того момента, но я помню его в мельчайших деталях, словно все это случилось вчера. Помню звуки, помню запахи. Помню, как судья начал читать по бумажке. Помню его голос и слова…
- …признать Потапова Максима Валерьевича виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей… - голова закружилась, а побелевшие пальцы впились в колено. Я растерянно посмотрел на невозмутимого Рубина, потом перевел взгляд на улыбающегося Калитина, одобрительно качающего головой, - …и назначить ему наказание в виде десяти лет лишения свободы, с отбыванием наказания в исправительной колонии…

Похоронным звоном отозвались эти слова в моей голове, а дальнейшее было, как в тумане. Меня вывели из клетки, как телка на убой. Головы коснулись чьи-то руки. Наверное, мамка, умудрившаяся протиснуться вперед. Лязг холодного металла на запястьях. Тычок в спину от конвоира. Хлопки ладоней. Довольные крики. Ругань и громкий голос судьи, призывающий к порядку. Но страшнее всего была пустота, медленно расползающаяся по груди, обдающая морозом сердце.

Интервью.

Закончив, я откинулся на стуле и потянулся к пачке сигарет, лежащей на столе. Сидящий напротив мужчина, казалось, ничуть не удивился моему рассказу. В его взгляде не было брезгливости, к которой я привык. Была одна лишь задумчивость, о чем говорил слегка расфокусированный взгляд и верчение шариковой ручки в пальцах. Блокнот, лежащий перед ним, был исписан мелким, убористым почерком. На одной из страниц я даже заметил свой рисунок. Что ж, у этого журналиста талантов, судя по всему, было с избытком.

- Редко встретишь человека, который спокойно воспримет мою историю, - улыбнулся я, чиркая зажигалкой.
- Почему вы решили обратиться ко мне, Максим? – чуть подумав, спросил журналист. Он подался вперед и, улыбнувшись, посмотрел мне прямо в глаза, словно пытался именно там найти ответ. – Или это секрет?
- Нет никакого секрета, Вань, - хмыкнул я. – На репортаж твой наткнулся, когда на зоне срок мотал. У нас в красном уголке телевизор стоял, порой разрешали некоторым заключенным новости смотреть. Там я тебя и увидел.
- А что за репортаж был?
- А, про молодежные субкультуры вроде. Ну, про скинов, нефоров, и так далее, - ответил я. – Не ожидал я в этом репортаже свой город родной увидеть. А еще не ожидал увидеть честность. По ящику про такое точно не говорят. Редкость в наше время, а уж там, за решеткой, и вовсе что-то загадочное, и мистическое. Зацепили меня слова ваши в самом конце выпуска. Что человеком быть сложно, но важно и нужно. Как-то так, кажется, если не путаю.
- Нет, не путаете. Это я в одной книге прочитал, так и появилась своя, так сказать, фишка, которой я выпуски заканчиваю. Все же темы поднимаются сложные.
- Это еще одно причина, почему я вам написал. Конечно, контакты ваши найти сложно было, но знакомцы помогли. Все ж Иван Селиванов в нашем городе один.
- И вы решили рассказать свою историю мне?
- Ага. Были причины.
- Получается, после суда вы отправились на зону?
- Ага, - снова кивнул я. – Честно все десять лет отсидел. Говорил же, что шумиха поднялась знатная? Да и кто бы мне УДО дал, особенно после всего, что случилось. Ваш брат так-то и статьи по моему делу настрочил, и репортажи были. Не честные. Показательные.
- Когда вы на связь вышли, я их просмотрел. Однобоко, - честно признался Иван, вызвав у меня улыбку.
- Само собой. Там только одну сторону показали.
- Почему вы решили другую показать?
- Устал в себе это держать, - вздохнул я, выпуская дым в сторону открытого окна. На улице вовсю царила весна, напоминающая о приходе тепла звонкой капелью и сладостью в воздухе, но на душе у меня все еще царила стужа. – Тогда я еще молодой был, глупый. Все понятиями прикрывался. Мол, стыдно для ровного пацана жаловаться. Терпи, будь сильным. Когда тебе талдычат об этом двадцать четыре на семь, поневоле привыкаешь. Да и увидел я многое. Там, по другую сторону. Но о зоне рассказывать не буду. Там материала не на репортаж, а на целую книгу. Утомитесь еще.
- К долгим разговорам я привычный, - рассмеялся Селиванов.
- Верю. С утра сидим, как-никак, - согласился я.
- Не устали?
- Нет. Наоборот, полегче стало, как высказался. Если репортажа не получится, так считайте это исповедью. Исповедью человека, который искренне раскаялся в своих грехах. Но я не жду прощения или понимания. Не заслужил. А люди что? Люди грязь любят. Любят, когда вскрываются гнойные нарывы чужой жизни. Любят копаться в гное этом, исповедях чужих. Кому-то своя жизнь слаще становится, а кто-то, как я надеюсь, задумается. Задумается, как живет и как поступает. Но мы уже к финалу приближаемся.
- Ваша история по-своему интересна, - чуть подумав, ответил Иван. Он тоже закурил и постучал пальцами по столу. – Думаю, людям будет полезно ее услышать.
- Спасибо. Надеялся на это, - кивнул я. – Ладно, идем дальше. Как уже говорил, немного осталось. Этапом меня забросило на зону под Ростовом. Единственная радость, что не в мороз. Я так-то человек южный, мне тепло ближе. На деле же зона на многое мне открыла глаза. Когда ты двадцать четыре часа в сутки трешься с одними и теми же людьми на протяжении десяти лет, не прозреть попросту невозможно. Да и как иначе, если те, кому ты верил, сами тебе в этом помогают. В первый год я понял, что все эти понятия, по которым мы жили, на самом деле хуйня собачья. Их извращают и искажают себе в угоду. Лицемерие всегда идет рука об руку с понятиями. За добрыми словами и притворной вежливостью всегда скрываются звери, готовые вцепиться тебе в глотку, чтобы перевернуть ситуацию в нужную себе сторону. Я видел, как опускали людей за одно безобидное слово. Видел, как прощали ложь одним, и как за ту же ложь жестоко наказывали других. Видел, как гасли людские души, попав за решетку. За год человек чернел, превращался в тень, а потом попросту исчезал. Просто потому что так решили по понятиям.
- Можете пример привести? – поинтересовался Иван, заставив меня задуматься.
- Да, хули. Примеров там этих великое множество, на самом деле. За других говорить не буду. Скажу за себя. Например, за все десять лет отсидки меня навещали только родители, да еще один человек, которого я точно не ожидал увидеть. Для остальных я, судя по всему, умер. Как и множество других сидельцев.
- А друзья?
- Друзья? - усмехнулся я. – Как оказалось, друзей у меня никогда и не было. Разве что Афанасий немного помог, когда я только на зону заселился.
- Чем?
- Маляву прислал, где обрисовал, кто я по жизни. Признаюсь, это избавило от многих проблем, с которыми первоходки сталкиваются. Видел я, как их калечат и ломают. Понятно, что себя в обиду я бы не дал, чай не сопливый пацан, который тени собственной бздит. Так что благодаря маляве я получил статус приличного сидельца, а таких никто не прессует. Ну, дальше интереснее.
Я первых свиданок ждал похлеще свободы. Жаждал объяснений, как так получилось, что вместо условки схлопотал реальный срок. Ждал слов поддержки от тех, кого считал друзьями. Хули тут, мы через столько вместе прошли, что я на тот момент о пацанах своих плохо не думал. Пока родители меня проведать не приехали. Тогда-то и полезла правда. Тягучая, как говно после недельного запора. И такая же болючая. Пацаны мои, оказывается, следакам с радостью все слили. Может, Рубин им башку задурил, может сами испугались срока. Так или иначе, да соловьями они запели. Обо всем рассказали. Да в красках, блядь. Как Максимка Потапов их с пути истинного сбил, как угрозами заставлял стариков немощных обманывать. Краски яркими оказались. Десять лет ими легко нарисовать получилось. Дали бы больше, да судья, к счастью, адекватный попался. Я потом их показания прочитал, когда с делом ознакомился. По блату приобщиться получилось. Да только радости от этого испытать не удалось, сам понимаешь. Там и родаки пацанов подключились. Уболтали их все на меня валить, как Рубин советовал. Переборщили малость. Зато натуру свою крысиную сразу показали. Может, правильно сделали. Тут им бы тяжко пришлось. Сильные тут ломаются, хули о слабых говорить. А так кого условкой попугали, кого просто пожурили пальцем и отпустили.
- Вы их простили?
- Нет, - коротко ответил я, вызвав у Ивана улыбку.
- Ожидаемо.
- Простить можно многое. Я ж не зверь какой. Все понимаю. Но предательство… Тем более такое. Вряд ли когда-нибудь я смогу их простить. Ладно бы пришли, объяснили, как нормальные пацаны. А они попросту слились. Вычеркнули меня из своей жизни.
- Вы с ними встречались, Максим?
- Когда откинулся, я же домой сразу поехал. К родителям. Все имущество мое конфисковали. Не тронули только комнатушку, которую я когда-то на мамку записал, да забыл об этом. Хозяин бывший сторчался, а значит, некому было предъявы кидать. Ну да ладно. Ты спросил, встречался ли я с ними? Скажем так, пересекались на районе пару раз. Но меня родители быстро в курс дела ввели, что вообще изменилось за десять лет моего отсутствия. Можешь закурить. Слушать долго придется.
Итак. Зуб… Его я встретил день, наверное, на третий, как домой вернулся. Он все так же жил в своей однушке, которая осталась ему от бабки. Удивительнее было узнать, с кем он жил. С Ленкой Трофименко.
- Это та девушка, которую изнасиловали в промзоне?
- Ага. Мамка рассказала, что Зуб, как условку получил, за ум взялся. Открестился от всего незаконного, на работу в ЖЭК устроился электриком, а потом и с Ленкой сошелся. Любил же он ее. До безумия. Да понятия не давали ему шаг нужный сделать. Ленка… Ленке туго пришлось, когда от нее все отвернулись. В дурке успела полежать. Ну, в областной нашей. Кишке. Ты ж вроде там альтернативку проходил, да?
- И это раскопали? Было дело, - улыбнулся Иван. – Так, и что с Леной?
- Туго с ней все было. После дурки она на хмурого серьезно подсела. Это я еще застал, да решил не вмешиваться. Не по понятиям было с такими общаться. Их подчеркнуто не замечали, а жизнь их… ну, это их жизнь. Сами себе хозяева. Короче… Ленка головой тронулась малость, а хмурый ее окончательно добил и в вафлершу превратил, которая за дозняк у любого за щеку возьмет. Мамка говорила, что она вечно по двору бледной тенью шарахалась. Все искала, где бы денег на дозу взять. Такой вот ее Зуб и подобрал, а потом сделал то, на что мы так и не решились. Накормил, помыл и в реабилитационную клинику к Балалаеву Олегу засунул. Ну, он вроде помощник Шаманова, депутата.
- Да, я знаю его. Приятный человек, - кивнул Иван.
- Так вот. Ленка после клиники другой вернулась. Мамка говорила, что она и до того тощая была, а тут вообще пиздец. Да только все изменения заметили. Раньше она с глазами потухшими ходила. А тут… улыбается. В общем, удалось ей слезть. Долго я не решался с ней заговорить.
- Боялись?
- Стыдился скорее. За то, что повел себя, как идиот. И не помог, когда она нуждалась в помощи. Все, блядь, верил, что не понятиям таким зашкварным руку помощи подавать. Хорошо хоть Санек нашел в себе силы и ум. Хотя бы за это его можно похвалить. Но самое смешное знаешь в чем? Ленка – единственная, кто ко мне, не как к чумному отнеслась, когда я откинулся. Я на улице с ней пересекся, так она обниматься полезла. Еще и извинялась, что на зоне не посещала. Хотя должна была меня нахуй послать и забыть, как страшный сон.
- Возможно увидела в вас родственную душу, - задумчиво обронил Иван.
- Тоже так думаю. Она так-то тоже изгоем стала, как ее Пельмень с дружками изнасиловал. Еще и хмурый, и дурка, и со здоровьем проблемы. Изнасилование само по себе страшно, а хмурый ее вовсе добил. Чуть окончательно не угробил, да смогла вылезти, чему я только рад.
- А Зуб?
- А хули Зуб. Он, увидев меня, идущего навстречу, в кусты ломанулся, а потом за дом слинял, сука, - фыркнул я. – Так и не хватило смелости в глаза мне посмотреть. Я не стал его прессовать.
- Почему?
- А смысл? – пожал я плечами. – Ну, дал бы ему в морду, ну высказал бы все, что думаю, чо бы изменилось? Да ничего. Сам понимаешь. За десять лет неплохо меняешься. По-другому на жизнь смотреть начинаешь. Так что я просто посмеялся, смотря, как этот муфлон через кусты удирает. Даже злости не было. Только смех, а потом равнодушие. Малого я через неделю увидел. Вылезал из коллектора, где торчки местные кучковались, сколько себя помню. Оказалось, что, чуть не получив условку, он серьезно на хмурого подсел. Я его и не узнал поначалу. Тощий, плешивый какой-то. Раньше крепким, борзым был, а тут развалина шатающаяся. Видно, как хмурый его почти погасил. Он меня тоже не узнал. Мимо прошел, угашенный. Бормотал себе что-то под нос, улыбался странно. Одноклассника потом встретил. Он за Малого пояснил. Как оказалось, на наркоте он давно сидел. Шифровался хорошо, а мы не замечали. Потом условку получил за аферы и на дно начал скатываться. Хули, он же привык, что деньги к нему от кого-то текли, а свою идею придумать ума не было. Назанимал у всех знакомых, потом подворовывать начал. На работу его никто не брал, да и кому он нахуй нужен с условкой. Дворником и грузчиком идти не захотел, все ж в дурмане проще от жизни прятаться. Пока он в тебе человека не убьет окончательно. С Малым так и получилось. Если Зуб хотя бы в какое-то подобие нормальной жизни попал, то Малой даже пытаться не стал. Жмых… Жмых, конечно, отчудил.
- А с ним что? – поинтересовался Иван, когда я замолчал и снова потянулся к пачке сигарет.
- Отчима своего ебнул. Наглухо. Батя у него и так не сахар был, а тут совсем берега попутал, когда Жмых условку получил. Начал прессовать его, что, как чмо поступил. Меня подставил, чтобы самому вылезти. То, что он сам так поступал, батя Жмыха как-то умолчал. Ну, к логике понятий я еще вернусь. Не время пока. Жмых на синьку подсел, а в один момент не выдержал. Когда батя его, напившись, опять начал до матери доебываться, он в кладовку за молотком сходил…
- Ужас.
- Ага. Короче, сидит он сейчас. Где, я не знаю. Да и не хочу знать. Афанасий мне как-то сказал, что выбор мы сами делаем. Он свой выбор сделал. Может судьба его так наказала, или собственный идиотизм. Поди теперь разбери, где начало, а где конец. Так-то я его в узде держал, да и батя его не залупался, пока мы в силе были. А тут все, кончилось терпение. Вот и сорвался.
- Раз уж вы упомянули Афанасия, так же известного, как Герцог, как сложилось ваше общение, когда вы освободились? – шариковая ручка забегала по бумаге, готовясь записать все, что я расскажу.
- Общение не сложилось, - криво улыбнулся я, заставив Ивана удивиться. – Да и о каком общении может идти речь, когда Афанасий фактически предал того, кто ему верил? Я был очень удивлен, когда услышал приговор.
- Да, вы упоминали, что Афанасий обещал вам условный срок.
- Было дело, - кивнул я. – Собственно, поэтому я и согласился взять всю вину на себя, надеясь, что мне смягчат наказание. Не догадывался только, что этого Афанасий и добивался. Поскорее отвести от себя подозрения и использовать меня, как разменную монету. Знаешь, Вань, на зоне время течет иначе. И от мыслей, которые посещают твою голову, не убежать. Они приходят во время работы, приходят во время обеда и ужина, приходят ночью, прогоняя сон. У меня было достаточно времени, чтобы хорошенько подумать. И понять, почему Афанасий поступил так, как поступил. Тут-то мы и перейдем, пожалуй, к тому, почему все эти блатные понятия я теперь на дух не переношу. Потому что увидел настоящие лица тех, кто прикрывается понятиями. Казалось бы, зачем такому уважаемому человеку, как Афанасий, тереться с пиздюшней?
- Они податливы, - догадался Иван.
- Именно. Задурить голову блатной бравадой легко. Тем более простым пацанам с района, которые живут по примитивным законам, где прав тот, кто сильнее, и за кого впишутся, в случае чего, приличные люди. Взрослые люди на всю эту хуйню вряд ли купятся. И сто раз подумают, прежде чем вписываться в блудняк. То ли дело дети и подростки. Они в этой хуйне начинают вариться еще в школе. Где-то помогают старшие братья, уже успевшие побывать «по ту сторону закона». Где-то родители, отдавшие детей на воспитание улице. А где-то добрые соседи, как Афанасий, радостно делящиеся мудростью с молодежью, неплохо так засирая мозги. Кто знает, сколько у Афанасия было таких вот компашек, как наша. Мы занимались аферами, а кто-то мог гулять по квартирам, толкать того же хмурого, выбивать долги не умом, а кулаками. В кошельке таких, как Афанасий, все мы были разменной монетой. Такую и придержать неплохо, и спустить, если нужда приспичит. Вот нас и спустили. А конкретно, меня.
- Вы не боитесь об этом говорить? Я к тому, что такие, как Афанасий мелочны и мстительны.
- Нет, не боюсь. Наоборот, хочу об этом рассказать. Глядишь, наукой станет тем, кто решит повестить на красивые слова о воровской чести и блатном братстве, - усмехнулся я, стряхивая пепел в массивную пепельницу. – Первым, что знать надо, так это то, что нет никакой дружбы в блатном мире. Есть кенты, есть кореша, с которыми ты вписываешься в дела, делишься добычей, а как на горизонте появляются серьезные проблемы, расхлебывать их приходится самому. Можешь быть уверен, что даже покровители Афанасия слили бы его и не моргнули, впишись он во что-то гиблое. Но, пока он полезен, его будут опекать. Как он опекал нас. Года через два на зоне я догнал, почему Афанасий, так сказать, пропал с радаров. Он понял, что рано или поздно мои глаза откроются. Тем более, в таком месте. И я сам увижу, каким великим лжецом был мой сосед. Догнать-то я догнал, да хули толку? Легче не стало. Ну а когда я откинулся… он просто сделал вид, что ничего страшного не произошло.
- Серьезно?
- Абсолютно. Он перехватил меня у подъезда, когда я с рынка возвращался. Вышел из своей квартирки, пахнущий одеколоном, гладко выбритый, со все теми же добрыми и всепонимающими глазами. И поступил так, как я ожидал. Начал жаловаться. Жаловался, как его трясли менты. Как просело его здоровье. Как плохо идут дела в последнее время. Ну и как же не подсластить бочку говна? Пошла похвала… как я заматерел, какую важную школу жизни прошел, как научился один справляться с трудностями. Не то, что мои пацаны, скатившиеся на самое дно. Забавное в другом. Я так и не сказал ни слова. Просто стоял и молча его слушал. Без улыбок, без эмоций, без привычных киваний. Я видел перед собой трусливого старика, которого выгнала из дома не необходимость извиниться перед тем, кто ему верил, а обычный страх. Впрочем, зря он боялся. Пиздить его не было необходимости. Мысли об этом я отмел еще в первый год, поняв, что никакое избиение не принесет мне морального удовлетворения. Жизнь вообще штука непредсказуемая. Кто знает, каким будет ее следующий фортель. Афанасия она все же наказала. Наказала и его дочь, стершую меня из памяти сразу же, как я попал за решетку.
- Хм, - задумчиво протянул Иван. – И каким же было наказание?
- Афанасия сожрал рак. То ли его самокрутки виной, то ли бурное прошлое, то ли карма, сука, и впрямь существует, - усмехнулся я. – За год он высох и из дома почти не выбирался. Машка, его падчерица, залетела от какого-то мужика, который попользовал ее и бросил одну с ребенком на руках… Я как-то раз у родителей дома гостил, свидетелем их ругани стал. Ругались они знатно, впервые я слышал, чтобы Афанасий на Машку голос поднял. А орал он громко. Вафлершей ее называл, которая столько хуев перепробовала, что он дышать с ней одним воздухом не может. Ну, Машка в отместку его в дом престарелых оформила. Шаманов как раз в районе у нас парочку открыл. Вот и доживает он там свою удивительную жизнь. Одинокий, озлобленный и всеми покинутый. Разве, что теть Ирина забежит проведать его. Раз в три месяца. Ей внука хватает. И дочери, которая по хуям скачет, как умалишенная.
- Занятная история, - кивнул Иван, дождавшись, когда я закончу. – Но вы сказали, что в тюрьме вас навещали только родители. И еще один человек, которого вы не ожидали увидеть. Кто это был?
- А, да, - улыбнулся я и хлопнул себя по колену. – Запамятовал. Где-то через год ко мне Галка на свиданку приехала. Сначала с родителями моими, а потом уже сама.
- Та девушка из деревни?
- Да. Веришь-нет, Вань, да ждала она меня реально. А потом, устав ждать, у бабушки моей телефон родителей подрезала и им позвонила. Ну а те, само собой, всю правду ей и рассказали. Где я и что я.
- Ее это, судя по всему, не оттолкнуло.
- Нет, конечно. Галку такими вещами пронять сложно. Если уж втемяшила себе что-то в голову, так выбить это оттуда та еще задачка. Ей плевать было на все. И за что меня посадили, и на сколько посадили. Ездила, как жена декабриста. Родителям помогала, пока я на нарах куковал. За все десять лет я не услышал ни одного упрека. Разве что грустила сильно, когда заканчивалась свиданка. Хули тут, я тоже грустил. Отчаялся уже увидеть хоть одного человека, которому на меня не похуй.
- А где она сейчас? – улыбнулся Иван.
- В деревне, как обычно, - вздохнул я. – Аккурат, как я откинулся, бабушка умерла. Родители еще думали дом ее продать, да что-то закрутились, а тут еще я нарисовался. С узелком своим, как ежик в тумане. Первые полгода груши дома околачивал, пытался место свое найти, да хуй там плавал. Если у тебя клеймо в биографии в виде отсидки, то нахуй ты никому не нужен. Нормальную работу не найти. Как только узнают, что сидел, сразу же брови домиком и отказ. Я же на зоне не лентяйничал. Работал исправно. Пригодилась шарага и знания полученные. Вот только на воле не сложилось. Единственная маза была в ЖЭК устроиться, да и там не срослось. То ли Зуб поспособствовал, то ли решили еще одного зэка не брать, не знаю. Так или иначе, первые полгода я у родителей на шее сидел. Были, конечно, мелкие шабашки. То соседям проводку поправить, то щиток у кого-то закоротило, а жэковские электрики хуй забили. Тут я на помощь приходил, получал свою копейку и гадал, как жить дальше. Радостного мало было. Как откинулся, на меня все зверьем смотрели. И старые соседи, и новенькие, заселившиеся в наш дом, пока я срок мотал. Нет-нет, да слышал их шепотки. «Уголовник», «аферист», «бандит». Сам понимаешь, мало приятного. А тут мамка с собой в деревню позвала, дом бабушкин разобрать, да по хозяйству подсобить. Ну, я и поехал. Хотелось и Галку увидеть, и просто походить по улице, не боясь косых взглядов и шепотков. Там-то всем похуй, сидел ты или стоял. Своих обездоленных, да озлобленных хватает. А как приехал, так пропал.
- В каком смысле? – поинтересовался Иван.
- Я будто на свободе оказался, - улыбнулся я. – На настоящей такой, а не иллюзорной. Соседи со мной здоровались, смеялись, болтали о всяком, сочувственно кивали, когда я о сроке рассказал. И никакого осуждения. Днем с мамкой по хозяйству управлялся, вечером чаи гоняли, пока я к Галке не уходил. Хорошая она…
- Галя?
- Ага. Ни словом не обмолвилась про то, что не писал и не звонил. Что пропал и фактически забыл ее. Только улыбалась, идя рядом, и к плечу прижималась. Отвык я от таких простых человеческих радостей. Потому и надышаться этой свободой не мог. Все решил случай. Бабка одна, соседка наша, к мамке как-то в гости забежала. Пока чай пили, она рассказала, что дома у нее с электричеством беда. То отключается, то свет моргает. Ну, мамка меня и посоветовала. Вот, говорит, сын у меня. Электрик. Рукастый, головастый, враз починит. Я и починил. Там проводка вся старая была. Сгоняли с бабкой в райцентр, закупились хорошо так, а потом я за пару дней все поправил. Бабка на радостях не только деньгами отблагодарила, но и продуктами. Мяса дала, солений, картошки два мешка. А потом сельчанам обо мне растрепала. До отъезда я в работе с головой был. То этому с щитком помоги, то в доме культуре и быта электрик нужен, то искрит где-то что-то. Финансы я поправил неплохо за те пару недель. Еще и едой загрузили по полной. Ну а когда я Галку грустную увидел, которая нас провожать прибежала, в голове словно щелкнуло выключателем и свет зажегся. Яркий такой, теплый. Я увидел другую дорогу. Где не надо прятать свое прошлое, где ты нормальный человек, а не отброс общества, которому в спину плюют, когда ты мимо проходишь. Короче, перетер я с родителями, как домой вернулся. Сказал, что хочу в деревню переехать. В дом бабушкин. Мамка у меня хорошая, все поняла. А батя… батя все в картинах своих витал. Хули с него возьмешь. Как выпьет, так давай Малевича хуями крыть, уранистом обзывать и о высоком рассуждать. Так что я шмотки свои собрал, билет на автобус купил и через месяц окончательно в деревню перебрался. А еще через неделю ко мне Галка переехала.
- Счастливый финал, получается, - ответил Иван, переворачивая страницу блокнота. Я кивнул в ответ, достал из кармана паспорт и вытащил из подложки фотографию, которая всегда была со мной. Иван удивленно хмыкнул и, взяв фото в руки, присвистнул. – Это Галя?
- Ага. Галчонок мой, - снова улыбнулся я.
- Красивая девушка.

Окончание истории в двух закрепленных комментариях под постом.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.

В автобусе «маски-шоу» устроили мне форменный пиздец, отхуярив так, что я чуть на тот свет не отъехал. Били сильно и умело, как умеют бить только они. Долго я потом кровью ссался и стонал, выдавливая из себя эти злосчастные капли. Вопросов мне никто не задавал. Их черед еще не пришел. Сейчас меня хотели просто подготовить. Подать к столу мягким и готовым к сотрудничеству. Конечно, нас с пацанами не раз принимали за мелкие хулиганства, но так еще никого не пиздили.
Следователя я увидел только через два дня. И сразу понял, что мое дело швах. Нет, мне не угрожали, не шантажировали и не избивали всяким, чтобы я дал признательные показания. Мне попросту сообщили, что взяли почти всех, кто был причастен к мошенничеству с квартирами и они сейчас тоже дают показания. И казалось, что настроение, упавшее ниже плинтуса, уже не поднять, толику надежды я все-таки получил, когда увидел своего адвоката. Семена Марковича Рубина. Адвоката, которого мне подогнал Афанасий.

- Врать не буду, Максим, - вздохнув, сказал Рубин, кладя на стол передо мной пачку сигарет. Я тут же чиркнул зажигалкой и жадно затянулся. Впрочем, тут же об этом пожалел, закашлявшись, как припадочный. – Ваше положение откровенно сложное.
- Следак сказал, что остальных тоже повязали, - хрипло ответил я, утирая слюну. – Кого?
- Всех, кто был завязан в этом деле. За вами начали следить сразу же, как только вы переступили порог квартиры Калитина. Я уже переговорил с вашими ребятами. Многие дали признательные показания. Под давлением, конечно, но я буду с этим разбираться.
- Афанасий?
- Его не тронули, - тонко улыбнулся Рубин. – Афанасий Андреевич напрямую в этом не участвовал. С ним побеседовали и отпустили домой.
- Ну, хоть так, - вздохнул я, закуривая еще одну сигарету. – Ладно. Чо мне грозит?
- Пока об этом рано говорить, но ситуация серьезная. Видите ли, Максим, Калитин оказался не так-то прост, как вы думали.
- Чо, мент бывший, что ли?
- Нет, но вы недалеки от истины. К тому же вы не могли знать, что под личиной этого милого старичка скрывается уважаемый оперативный сотрудник, можно даже сказать герой, отдавший государству почти всю свою жизнь и боровшийся против множества криминальных элементов.
- А попроще? – поморщился я. Рубин, как и все адвокаты, любил выражаться витиевато. Такова уж его профессия. Хули тут поделать.
- Проще некуда, Максим. Профессиональную чуйку такого человека сложно обмануть. Раскусил он вас сразу же. И попались вы на сущей мелочи.
- Ха, скажите еще, что продукты, которые мы ему подогнали, виноваты.
- Отчасти. Он знает, как работает соцпомощь. Знает людей, которые вхожи в эту структуру. Знает, что подобных молодцов, как вы с Антоном, там быть попросту не может. Связи у него остались. Пробить ваши липовые ксивы удалось без проблем, а дальше был звоночек старым друзьям в органы. И вас взяли под наблюдение.
- Ладно, с этим худо-бедно понятно. Чо серьезного тогда? Ну, не получилось у деда хату отжать, делов-то. Приняли, будто я, блядь, ОПГ какая-то.
- Как уже говорил, когда вас взяли под наблюдение, то довольно быстро вышли на всех участников ваших афер с недвижимостью. Опросили соседей, которые рассказали много интересного. Нашли, хм… людей, которые оказались на улице, благодаря вашим действиям. Для дела многого не надо, Максим. К тому же кое-кто из ваших друзей почти чистосердечно во всем признался.
- Пиздец, - снова вздохнул я. Осознание накрыло меня неожиданно и мощно. Сперва затряслись руки, потом затошнило и под конец перед глазами поплыли черные круги, словно мне снова врезали сапогом по печени.
- Не хочу вас обнадеживать, но постараюсь приложить все усилия, чтобы минимизировать риски. Иначе Афанасий Андреевич не просил бы меня о помощи.
- Рад слышать. Что мне грозит в худшем случае?
- Пока об этом не будем, - улыбнулся Рубин, подняв руки. – Работы предстоит много, а потому разбираться с проблемами будем постепенно. Афанасий Андреевич просил передать, что вы получите всю необходимую поддержку. Пока же гните свою линию. Ничего не знали, в других аферах участия не принимали, искренне хотели помочь старику. Постепенно выстроим нужную картину и будем работать.
- Вы сказали, что мои пацаны признательные показания дали. Чо говорят? – спросил я. Рубин поджал тонкие губы и задумчиво посмотрел поверх моей головы.
- Не забивайте сейчас себе голову. Сегодня вас переведут в СИЗО. Отдохните, приведите себя в порядок. Чистые вещи и продукты передаст в скором времени моя помощница. Я сегодня же начну работу.
- Спасибо, Семен Маркович, - кивнул я, пожимая протянутую руку. – Тогда буду ждать от вас вестей.

Как Рубин и говорил, после встречи с ним меня перевезли в СИЗО. По ту сторону мне еще бывать не приходилось, но гнетущая атмосфера начала действовать на меня сразу же. Лязг замков, скрип тяжелых решеток, лай собак и резкие, обрывистые крики конвоиров медленно, но верно лишали уверенности любого, кто переступал порог изолятора. Со мной привезли и других. В их погасших глазах не было надежды. Там плескался один только страх. Тягучий и противный.
В камеру меня втолкнул крепкий мужик в форме, а скрежет ключа в замке вызвал шествие неприятных мурашек по спине. В камере было накурено и шумно, однако шум моментально стих и с десяток настороженных глаз уставился на новоприбывшего. За тяжелой дверью не просто клетка. Это коробка без будущего, забитая зловонным дыханием, потом и сыростью, как гнилой шкаф, где давно поселились звери. Одеяла — серые, как пепел, колючие, будто сотканы из старых мочалок. Подушки — просто мешки с комками. Когда кладёшь на неё голову, чувствуешь запах слюны десятков чужих ртов, пыли, табака и времени, которое здесь стоит, а не идёт. Прищурившись, я осмотрел место, где мне предстояло дожидаться суда и, вздохнув, сделал шаг вперед. Однако ко мне тут же подскочил юркий паренек, похожий на лису.
- Кажи масть, - оскалился он.
- Пройти дай, - устало ответил я.
- Масть кажи, - в голосе прорезалась угроза. Но я догадывался, что она показушная. Меня попросту проверяли. Я оттер паренька плечом и подошел к столу, стоящему в центре камеры.
- Кто смотрящий? – последовал логичный вопрос. Сидящий под окном, забранным мелкой сеткой, дюжий мужик усмехнулся и склонил голову.
- Остынь, Куцый, - пробасил он, внимательно смотря на меня. – Не видишь, парень бурый весь. Солидно разукрасили. Как кличут тебя?
- Потапов Максим Валерьевич. Потап, если коротко.
- Что шьют?
- Мошенничество.
- Сто пятьдесят девятую?
- Ага.
- Я – Налим. Ладно, - кивнул мужик в сторону свободной шконки. – Падай. Спросим за тебя завтра.

На следующий день в камеру пришла малява, поясняющая, кто я такой, а юркий Куцый, словно извиняясь, тут же подскочил ко мне с кружкой, где дымился чай. Словно по волшебству на моем матрасе оказалась и пачка «Примы», которой я порадовался сильнее всего, и старое, безвкусное печенье. Отношение сокамерников меня не удивило. Спрашивали тут за всех новеньких. К тому же наверняка не обошлось и без Афанасия, решившего замолвить за меня словечко.
После обеда мне передали чистые вещи, в которые я тут же переоделся. Продукты пошли в общак, как и следовало. Покурив и выпив чаю, я забрался на свое место и, опершись спиной о стену, принялся обдумывать свое положение.
Мысли, как и полагается, были невеселыми. То, что я попал, было и так понятно. Калитина, запустившего всю эту цепочку, я не винил. Не привык искать оправдания там, где был лично мой косяк. Ну и лишний раз убедился, что фортуна бывает капризной. Что ни говори, если идешь по скользкой дорожке, рано или поздно упадешь. А вот расшибешься или, отряхнувшись, поднимешься, зависит только от тебя. Куда сильнее меня волновали слова Рубина о том, что мои пацаны уже дали признательные показания, и что это за признания были. Понятно, что пацаны были в курсе моих делах и принимали участие в большинстве афер, которыми я занимался. Вопрос в том, что они успели рассказать до того, как их навестил знакомый Афанасия. Гадать долго не пришлось.
Меня начали так часто дергать к следакам на допросы, что я попросту одурел от бесконечных, однотипных вопросов. Пусть Рубин присутствовал на каждом из них, уверенности это не прибавляло. Тут и дурак бы понял, что машину правосудия раскачивают на полную. Нулевые начались с жестких чисток и теперь эти чистки достигли своего апогея. По районам носились бригады бывших скинов, громивших наркопритоны и жестоко карающих торговцев смертью. В Думу пролазили бывшие беспредельщики, обещавшие бой тому, в чем некогда сами были замешаны. Полиция трясла всех. И щипачей, и мошенников, и тех, кто промышлял разбоем на темных улицах. Особого внимания удостаивались организованные группировки, на мелочи не разменивавшиеся. Таких пасли долго, втирались в доверие, а потом скопом накрывали хорошо отлаженную сеть и отправляли на нары лидеров движения.
В моей камере тоже обитали такие люди. Еще вчера они гуляли своих баб в ресторанах, швыряли налик в обслугу, а теперь, как и все, пили горький чай и ждали суда, который определит им положенную меру наказания. Например, Каштан, организовавший на Окурке сеть лохотронов, разводивших обычных людей и отжимающих у них последние деньги. Или Фарш, построивший бизнес на выбивании долгов всех мастей. Стася – учитель географии, пятидесяти двух лет, у которого нашли фотки с малолетками и спиртным. По нему видно, спит вполглаза рядом с парашей, жрет тихо, трусит отчаянно и правильно делает. Вадик Лось, близкий хозяина Грязи. Всё, что дышало, плыло к нему: барыги, ларьки, проститутки, охрана на стройках. Говорил мало, бил быстро. Последние пару лет ослаб. Взяли на живце. Видеозаписи, как он давит какого-то комерса за долг. Слили, как и многих… Крест еще. Боец, прошедший девяностые. Когда молчит — гробовая тишина. Когда говорит — слушают даже стены. Но все знают: его эпоха закончилась. Осталась оболочка. Словно скелет в броне. Они храбрились и смеялись, когда их забирали на допрос. И возвращались поникшими, высосанными досуха, как и я. Лишь в редкие моменты я покидал камеру с улыбкой. Когда меня дергал на беседу Рубин, у которого можно было узнать новости, или меня посещали родители.

Для них мое заключение под стражу стало новостью, которая выбила их из привычной колеи. Увидев первый раз за три недели маму, я закусил губу и помотал головой. Она словно потеряла двадцать лет жизни. Потускнела, осунулась. Но все же нашла в себе силы улыбнуться, когда меня втолкнули в комнатушку для свиданок с родными. Бледный отец все наши встречи попросту молчал. Иногда виновато улыбался и дербал ногтем засохшую краску на ладони. Он давно жил в искусстве и реальность не замечал. Уверен, что и тогда он не до конца отдавал себе отчет, что его сын оказался преступником.

- Как ты тут, Максюш? – вымученно улыбнулась мама, теребя в руках носовой платок. Шмыгнув, она утерла слезы и с жалостью на меня посмотрела.
- Нормально, - вздохнул я. – Спасибо за передачи. Семен Маркович все передал. Как вы?
- Тоже хорошо. Ну, если так сказать можно, - ответила она.
- Какие новости? – спросил я. – Ко мне только вы, да Рубин ходите.
- Да какие новости, - тоже вздохнула мама. Вздохнула тяжело, обреченно. Врать она никогда не умела. К тому же было видно, как известия подкосили уверенность этой стальной женщины. – А что, Маша к тебе не приходила?
- Не-а. Я тут три недели уже маринуюсь, а гостей не густо. Ладно, ты мне расскажи, чо там на воле.
- Имущество твое все арестовали, - тихо ответила она. – Машину забрали, дома все верх дном перевернули, когда с обыском приходили.
- У ребят твоих тоже обыски были, - вставил отец и, покраснев от смущения, вновь уткнулся взглядом в засохшую на ладони краску.
- Маша к родителям пока вернулась. Я ее только раз видела, да она мимо прошмыгнула, как мышка. Словно не заметила.
- «Или не захотела заметить», - понял я.
- Полиция свидетелей ищет.
- Да, знаю. Рубин сказал. Ветерана подпрягли, - хмыкнул я. – Сука с радостью обо всем рассказал. В красках. Еще и припизднул неплохо. Ну, моя вина. Не надо было срать там, где живу. Молодой был, глупый. Не фартануло.
- Да и сейчас молодой и глупый, - улыбнулась мама, заставив улыбнуться и меня. – Как же так, Максюш?
- Вот так. Хули сейчас об этом тереть. Рубин работает. Буду надеяться, что сможет договориться со следствием и меня не сильно накажут. Условку там дадут, или вовсе отпустят.
- К нам этот приходил… как его… а, Калитин, - вспомнила мама. – Которого вы… ну…
- Понял, мам, понял. И чо деду надо было?
- О тебе спрашивал. О жизни твоей. О друзьях. С соседями разговаривал.
- Угу. Все в опера играется, еблан старый, - ругнулся я.
- Максюш!
- Нормально все, ма. Эмоций просто гора и маленькая тележка. А то, что Калитин по району шляется, это плохо. Надо Рубину сказать об этом. Пусть приструнит старого пердуна, пока ему башку не проломили в подъезде.
- Максим!
- Ага, ага. Так, пацанов моих тоже забрали, значит. А чо Афанасий?
- А что ему будет? – нахмурился папка. – Гоголем по двору ходит, с бабками беседы ведет. Ласковый и угодливый, как всегда.
- Значит, трясли его не сильно. Ну, оно понятно, - кивнул я. – Афанасий в наших делах не светился. Поди докажи, что он там долю имел. Ладно, черт с ним. Давайте о чем-нибудь хорошем, а? Говно я и так двадцать четыре на семь слушаю.

Через пару дней меня навестил Рубин с крайне неприятными известиями. Неугомонный Калитин каким-то образом вышел на другой наш заработок. Выбивание долгов от клиентов карточных клубов дяди Вени. Вчерашние должники с радостью слили деду, как наглая молодежь у них бизнес и недвижку отжимала, а старик отнес это все друзьям-следакам. Так в моем деле появился еще один пунктик и еще одна головная боль. Заскучавший на пенсии дед с радостью ворвался в привычную среду и работу свою выполнил на совесть, пришив мне еще с десяток обвинений, отмазаться от которых было очень сложно.

- Плохую цель вы нашли, Максим, - покачал головой Рубин, коротко обрисовав мне ситуацию, в которую я попал.
- Может, приструнить пенсионера? – выдвинул предположение я, на что Рубин нахмурился и поджал губы. – Понял, не вариант.
- За стариком очень важные люди, Максим. Такие никакого давления не допустят. Будем разбираться по закону.
- Закон не на моей стороне, Семен Маркович.
- Знаю. Поэтому делаю все, что в моих силах.
- И что удалось?
- Пока собираю положительные характеристики на вас и ваших друзей. Мало их, конечно, но они есть. Учителя, соседи… Сейчас важно любое доброе слово, способное изменить баланс на весах. Но на каждое доброе слово находится с десяток плохих. Уверен, вы сами это понимаете. Следователям, по сути, даже работать не надо. К ним всякие бегут. К примеру, гражданин Сметанин. Знаете такого?
- Ага. Пельмень погоняло. Статуса лишился, когда девчонку на районе изнасиловал, да делу ход решили не давать.
- Зато о вас он рассказал много интересного. И как вы избили его и его друзей в промышленной зоне, и как измывались над ними всю ночь. Но не спешите волноваться. Сейчас доказать это практически невозможно.
- Ну, хоть какая-то хорошая новость, - вздохнул я. – Хотя, хули еще от пидора ждать. Он, как крыса последняя, самым первым помчится, чтобы поднасрать. Ладно, хуй с ним. Какие еще новости, Семен Маркович? Вы уж простите за излишнюю эмоциональность. Стены эти неслабо на психику давят.
- Охотно верю и ничуть не осуждаю вас, Максим, - тонко улыбнулся Рубин. – В таком случае, вернемся к насущным проблемам. Что мы имеем? Ряд свидетелей по делу об аферах в сфере недвижимости. Ряд свидетелей по делу о шантаже и вымогательстве.
- А чо пацаны мои?
- С этим сложнее, - уклончиво ответил он. – Ваша лихая троица сейчас тоже находится в СИЗО и дает показания по делу.
- Троица? – удивлению моему не было предела. – А Блоха?
- Скажем так, ему удалось залечь на дно.
- Вот прощелыга, - усмехнулся я. – Хотя, такой, как он, запросто с любого блудняка соскочит.
- Согласен. Повезло ему заболеть, а потом вовремя сориентироваться, когда прокатилась волна задержаний. В его интересах, я пока умолчу о местонахождении вашего друга.
- Да оно мне и не надо, - отмахнулся я. – Пусть прячется. Так даже лучше, пока весь шум не утихнет. А Зуб, Жмых, Малой? С ними-то чо там?
- Господин Зубарев одним из первых дал признательные показания. Мне стоило трудов, чтобы обратить ситуацию на свою пользу, - в глазах Рубина блеснула хитреца, заставив меня напрячься. Что-то недоговаривал этот холеный мужчина в дорогом костюме. Или же пока придерживал правду, надеясь сыграть ей в нужный момент. – Тарасов и Лихолетов тоже сболтнули много лишнего. Но пока ситуация под контролем. Ах, да. Забыл сказать. Завтра вас навестит Афанасий Андреевич. Хочет самолично убедиться, что с вами все в порядке.

Эта новость вызвала у меня улыбку. Конечно, меня терзали сомнения, что Афанасий будет теперь держаться от меня подальше. И как же приятно было осознать, что сомнения оказались ложными. Мне отчаянно хотелось с ним увидеться и поговорить. Такой уважаемый человек наверняка подскажет, как быть дальше, а может и пару советов действенных даст. Как-никак, именно благодаря его маляве меня так хорошо приняли в камере, что помогло избежать пустых доебов и проверок. Поэтому ожидаемо, что следующего дня я ждал, как на иголках и сразу же подорвался, когда конвоир открыл дверь камеры и выкрикнул мою фамилию.

Афанасий уже ждал меня в комнате для свиданок. Один. Конечно, умом я понимал, что Машка вряд ли придет вместе с ним, но сердце все равно неприятно кольнуло. Она была в курсе моих дел, да и как-то не кривлялась, когда ехала затариваться шмотьем на грязные деньги. Впрочем, мысли о Машке отошли на второй план, когда я увидел улыбающегося Афанасия. Румяного, чистенького, с привычной теплой улыбкой.
- Здравствуйте, Максим, - степенно произнес он. Я кивнул и протянул ему руку, которую он крепко пожал.
- А я уж думал, вы обо мне забыли, - усмехнулся я.
- Как можно, - вздохнул Афанасий. – Вы мне, как сын, Максим. Виной всему и так известные вам обстоятельства.
- Понимаю. Но я рад вас видеть.
- Как вы тут? – поинтересовался он. – Как сокамерники?
- Нормально. На второй день малява пришла и от меня отвязались.
- Славно, славно. Рад, что хоть здесь смог вам помочь.
- И за передачи спасибо. Семен Маркович все оформил, как надо.
- Рубин лучший в своем деле. Поэтому я его и подключил. Но, думаю, вам и так известно, что ситуация донельзя сложная.
- В курсе. Но вы не волнуйтесь. О вас я не трепался.
- О, нисколько в этом не сомневался, - широко улыбнулся Афанасий. Только в глазах блеснул привычный настороженный холодок. – Об этом я бы сразу узнал, уж поверьте. К тому же перед законом я чист. Звери эти сначала пришли, корочками помахали, да ушли, несолоно хлебавши.
- Ну, вы человек уважаемый.
- Давайте без лести, Максим. Она мне чужда, ибо правда куда весомее.
- Так-то правда, - улыбнулся я. – Ладно. Как там Машка?
- В порядке, - уклончиво ответил Афанасий. – Эта новость ее, конечно, расстроила. Но, думаю, вы согласитесь, что ограничить общение было лучшим выбором?
- Наверное.
- Так или иначе, ей надо прийти в себя. Месяц этот тяжелым для всех был.
- Все дед этот сраный. Кто знал, что он опер в отставке?
- Ваше упущение, - поджал губы мой сосед. – К любому делу надо подходить тщательно. Поторопились вы, жажда денег разум затмила, вот и закономерный результат.
- Ну, это да. Херово мы Калитина прощупали, - согласился я. Афанасий промолчал и, вытащив из портсигара папироску, закурил. Закурил и я. Молчание продлилось недолго. Афанасий снова вздохнул и постучал костяшками по столу.

- Я не просто так решил вас навестить, Максим. Как уже говорил, ситуация сложная. Ваша неудавшаяся афера с Калитиным подняла на уши весь город. Тут и там начали возникать другие обманутые. Причем даже левые, к которым вы никакого отношения не имели. Шумиха поднялась серьезная. Газеты, новостные каналы… все об этом судачат. Требуют правосудия. Требуют наказания.
- Ну, хули тут сказать. Людям надо найти виноватого, - криво усмехнулся я. Под ложечкой неприятно засосало, чего со мной давно уже не было. В груди медленно разрастался ком страха, грозя смести и без того хлипкую уверенность.
- Видите ли, сложность и в том, что в ваших ребятах я не уверен, - серьезно ответил Афанасий, смотря мне прямо в глаза. – В первые дни после задержания они много чего наговорили. И могут наговорить еще. На срок тем, кому этот срок даром не нужен.
- Да, ну. Быть не может. Пацаны же ровные, я их давно знаю.
- Как оказалось, возможно все. Один из ваших, как его… а, Жмых. Жмых ваш проговорился насчет клуба моего товарища Вени. Веню из-за этого долго трясли и продолжают трясти до сих пор. А он – человек пожилой. Сердце ни к черту. Я, конечно, попросил Рубина, чтобы он до ребят ваших мое предупреждение языком не чесать донес, да неспокойно мне. В общем, все идет к тому, что один из вас всю вину на себя взять должен.
- Что? – побледнев, удивился я.
- Понимаю, новость не слишком радостная, но ситуацию обдумали со всех сторон. Причем, уважаемые люди. Менты не остановятся, пока до ясной сути не докопаются. А они упрямо идут вперед, все благодаря шумихе, которую поднял Калитин и ваше дело. Хотел бы я дать вам выбор, Максим, но друзья ваши все решили сами.
- В смысле? Меня крайним сделать? А не охуели они часом? – вспылил я. Афанасий мягко коснулся моей руки и покачал седой головой.
- Не шумите. Дайте договорить, - улыбнулся он. – По сути это всего лишь фикция. Нам надо фокус дела на одного сместить, а там Рубин подсуетится. Сами посудите, кому я могу довериться? Жмыху вашему? Или Саше Зубареву? Да, сосед он мой тоже, да нет ему веры.
- Что вы предлагаете? – коротко спросил я, закуривая сигарету. Афанасий одобрительно кивнул и подался вперед.
- Довериться я могу только вам. Единственному, кто за все время заключения так ничего и не рассказал толком. Поймите, Максим. Нам надо все внимание следаков на одного переключить, чтобы других трясти перестали.
- Ага. Типа «признаю вину», хуе-мое?
- Да. Менты понимают, что растрясти всю цепочку легче с самых слабых. Понимаю и я. Потому-то мне и нужен самый сильный. Тот, кому я верить могу. Вы, Максим.
- Ладно, допустим, я признаю вину. Скажу, что сам за всеми этими аферами стою. Мне, чо, пятнарик впаяют? Или на строгача кинут?
- Не кинут, - улыбнулся Афанасий. – Рубин свой хлеб не зря ест. Максимум, что получите, условку. У друзей ваших были приводы уже. К ним снисхождение проявлять не будут. Вы – другое дело. Хорошие характеристики, которые Семен Маркович собрал, это подтвердят. Надо будет, судью подмажем. Так что, максимум, что вам грозит, это условка.
- А пацаны?
- Ребята ваши сообщат следствию то, что мы им скажем. Мол, так и так, были не в курсе, всем один занимался, мы по мелочи: документы оформляли, в гости ходили и все. Если условку получат, то Рубина премии лишу. Такое дело испортить, еще постараться надо.
- Значит, меня за паровоза, - хмыкнул я. В душе ворочались сомнения. С одной стороны я хотел верить Афанасию, с другой – отчаянно этому сопротивлялся. Интуиция кричала о том, что надо заткнуться и уйти в несознанку. Но и перед пацанами было неудобно. Все ж это я их втянул в блудняк. Значит, и отвечать мне. Себя обмануть не получится.
- Я бы выразился помягче, - вновь улыбнулся Афанасий. Постепенно его уверенность и спокойствие передавалось и мне. Правда, будь я повнимательнее, давно бы заметил, как настороженно блестят глаза моего соседа. Как он напряжен, и как прячет свои тревоги очень глубоко. – Со своей стороны обещаю всяческую поддержку. Родителям вашим мы деньгами помогаем, пока вы тут кукуете. А если вас попрессовать решат и в другую камеру кинут, малява в тот же час придет, что трогать вас крайне нежелательно.
- Пустое, Афанасий Андреевич. Я могу за себя постоять.
- Знаю. Но хоть так вам признательностью свою выкажу, - пробормотал он. – Давить на вас не буду, Максим. Однако, не затягивайте с решением. Время сейчас работает не на вас. Подумайте хорошенько и Рубину потом скажете, что решили.
- Хорошо.
- А, да. Грев вам тоже подкинем на днях.
- Не стоило, Афанасий Андреевич.
- Стоило, стоило, - мотнул он головой и задумчиво на меня посмотрел. – Ладно, идти пора. Время в этих стенах тянется неспешно. А дела, как всегда, не ждут. Подумайте над моим предложением, Максим. И хорошенько. Все ж мы не чужие друг другу люди.

В камеру я возвращался с дурной головой и тяжелым сердцем. С одной стороны, предложение Афанасия было разумным и понятным. С другой, на душе скребли сомнения. Как надоедливые кошки, рвали когтями все здравые мысли, да так, что те вонять начинали. Опять же я понимал, что вопрос времени, когда на Афанасия, теть Ирину и других участников наших афер выйдут менты. Может, Малой не выдержит пресса и сольет всех. Или Жмых, оказавшийся в одной камере с суками, лижущими хозяйскую руку. Уверен я был только в себе и понимал, почему Афанасий пришел с этим предложением ко мне, а не к кому-то другому. Осталось сделать выбор. Каким бы тяжелым он ни был.

Глава девятая. Выбор.

Рубин быстро ввел меня в курс дела. Как себя вести, что говорить, что подписывать. Вел он себя донельзя уверенно, словно не раз подобное проделывал. Я же надеялся, что выбор окажется правильным и ситуация разрешится в мою пользу, как обещал Афанасий.
Теперь следствие пошло по другому пути. Начались первые судебные заседания со мной в качестве обвиняемого. Странно, но ни Малого, ни Зуба, ни Жмыха я так и не увидел. Зато прочел их признания, где пацаны валили все на меня. Сердце неприятно кольнуло, потому что на слова они не скупились, вываливая даже то, о чем запросто могли бы умолчать. Но я верил Рубину, верил Афанасию и покорно исполнял свою роль раскаявшегося человека, признавшего свою вину.

Заседаний было много. Много было и людей, присутствовавших на них. Позвали Ветерана, который пришел в своем убогом кителе, обвешанный всевозможными наградами, как клоун. Его голосок дрожал, когда он рассказывал о том, как его кинули близкие друзья и отжали у него квартиру. Странно, но Ветеран ни словом не обмолвился о Блохе, который принимал в разводе прямое участие. Зато обильно поливал говном меня. Тот звоночек, самый первый, я как-то пропустил. А последующие больше походили на похоронный звон тяжелых колоколов.
Следователи нашли много свидетелей. Тех, кого мы развели. Старики, ебанутые, ханыги… все, как один твердили одинаковое. Вот сидящий гражданин Потапов и есть тот самый бандит. Рубин порой их осаживал, задавал провокационные вопросы, самодовольно улыбался, если на них не могли ответить и продолжал излучать уверенность, что дело полностью под его контролем.
Порой задавали вопросы и мне. Где был, что делал, зачем делал. Отвечал я исключительно по шпаргалке Рубина, ни на миллиметр не отклоняясь от текста. Ответы мои были сухими и равнодушными, как и полагалось. Но делалось это максимально тяжело. Свидетели порой срывались на крик, кто-то мог разрыдаться, размазывая слезы по грязным щекам, кто-то проклинал меня и тех, кто надоумил на подобное занятие. Сохранять оптимистичный настрой становилось все тяжелее и тяжелее. В камеру я возвращался вымотанным донельзя и даже злым. Игнорировал вопросы других заключенных и сразу падал на свою шконку, предпочитая в одиночестве вариться в не слишком-то уж радостных мыслях.

- Меня! Ветерана чеченской кампании! – лютовал Ветеран, тыча в меня пальцем. – Ободрал, как липку. Опоил, обманул, лишил квартиры, на которую мать тридцать лет на заводе горбатилась.
- Насколько известно, вы не проходили службу в Чечне и не принимали участие в мероприятиях чеченской кампании, - мягко возвращал его на землю грешную Рубин. Но я знал, что Ветерана подобным было не пронять. Он звенел своими купленными медальками, скакал с одной истории на другую, пока ему не велели наконец-то заткнуться.
- С дружками своими ходил, - причитала старуха, которая барыжила паленой водкой на районе и которую мы с Зубом лишили дома в Блевотне. Что сказать, следаки свою работу делали на совесть. Нашли всех, кто еще был жив, и не сгинул в алкогольном или наркоугаре. Нашли и подтянули к обвинению.
- Насколько известно, вам помогали продуктами, деньгами, - улыбался Рубин. Мне вот только не до улыбок было. Каждый такой свидетель проходился словами, словно бритвой по оголенным венам.
- Таскали гнилье свое. Из магазинов, - фыркала бабка. – А потом опоили, увезли куда-то и на помойку, как блядь дурную выбросили…
- Свидетель! – рявкал судья. Бабка смущалась, бормотала извинения и вновь погружалась в воспоминания о том времени, когда мы с Зубом ее обрабатывали.
- Этот вот там был главный. Сладенько так говорил, заслушаешься. Второй только сумки его таскал, да глазками по сторонам лыстал. Все в сервант мой забраться хотел…
- «Пиздец», - мысленно стонал я, сжимая побелевшими пальцами колено. – «Пиздец».
- Избили еще. Метлу мою об мою спину сломали, - жаловался косой татарин, носивший погоняло Абдул и живший некогда в соседнем дворе и работавший дворником. Его изгаженную комнатушку мы отжали одной из первых. Даже ремонт не стали делать. Толкнули таким же маргиналам, как и Абдул, после чего забыли, как о страшном сне. – Этот вот всем руководил. Сидел в кресле и приказы отдавал…

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.